Орден Белого Вепря (1 том трилогии)

Глава 12 Коротышка из помета В течение вечера и ночью выпало еще больше снега, поэтому, когда я, подрагивая, вылез из-под шерстяного одеяла, меня встретило еще одно промозглое утро. Чтобы умыться, пришлось разбить образовавшийся в тазу лед, но даже перед тем, как я покинул комнату для пажей, в предрассветном воздухе продолжали висеть следы моего дыхания. Быстрый путь через заснеженный внутренний двор, и вот уже вскоре я натягиваю стихарь рядом с небольшим огнем, каждое утро теперь разжигаемым в ризнице. Сегодня сэр Уильям также протянул всем участникам хора по кубку с обжигающим и приправленным специями вином. «Оно согреет ваше горло для службы», - произнес сэр Уильям своим густым голосом, в подобном лекарстве совершенно не нуждающимся. «Еще, мастер Уэнсфорд, Его Милость просил вас исполнить этим утром Te Deum, дабы возблагодарить Господа за сохранение сына». Счастливый от возможности спеть прекрасное благодарственное произведение, я, тем не менее, обрадовался окончанию службы. Несмотря на разведенный внизу огонь, часовня основательно промерзла. Единственный из всей семьи там присутствовал герцог Ричард. Но за завтраком не появился даже он. Я перехватил Элис, когда та проходила перед приемом пищи мимо стола пажей. «Как Эд?» - спросил я. «Думаю, немного лучше. Мне разрешили на минутку увидеться с ним утром. Эд меня узнал и попытался улыбнуться, но его сиделка запретила ему разговаривать». После завтрака мы встретились снова и вместе отправились стучаться в дверь личных герцогских покоев. Его Милость сам нам открыл, на плечах у него лежала величественная подбитая мехом накидка, а в руках находилась небольшая деревянная шкатулка. Приветствовав нас пожеланием доброго утра, герцог запахнул накидку на плечах и попросил следовать за ним. Его Милость миновал большой зал и спустился по ступеням вниз, как обычно, заставляя почти бежать, чтобы поспеть и не отстать. Пока мы пересекали внешний двор, Его Милость больше не проронил ни слова. Где только возможно, каким бы он ни был густым, утоптанный дюжиной ног снег превратился в грязную слякоть. У дверей в псарню герцог посторонился, пропуская первой Элис, после чего он, а потом и я, вошли в низенькое затемненное помещение. Там уже ожидал мастер Гигес. Поклонившись Его Милости, тот провел нас к просторному загону, где жили недавно отнятые от груди щенки. Я внимательно всмотрелся в проем. К моему изумлению, смешение юных псов всех форм и цветов – гончих ищеек, алаунтов, гладкошерстных фоктерьеров и водяных спаниелей – пополнилось шестью щенками Флоретты. «Мэттью», - начал Его Милость, - «мне бы хотелось сделать вам подарок, выражая благодарность за услугу оказанную вчера моему сыну. Мастер Гигес сказал, что в прошедшие недели вы проводили много времени с гончими. Я подумал, вероятно, вам придется по душе получить собственного щенка, - но следует признаться, если вы предпочитаете иную награду». «Спа- спасибо вам, Ваша Милость», - заикаясь, произнес я. «Мне очень по душе подобная награда». «Можете выбрать любого, какого пожелаете, из этих недавно отнятых от груди малышей. Если нужно, здесь мастер Гигес, и он готов помочь советом». Но совета мне не требовалось. Я и мечтать не мог, что когда-нибудь у меня будет собственная гончая, тем не менее, внутри уже созрело ясное понимание, кого я хочу забрать. Я указал. «Если можно, Ваша Милость, вот того щенка с той стороны». «Рыжеватого?» - спросил мастер Гигес, на лице у которого отразилось изумление. «Коротышку Флоретты? Прошу прощения у Вашей Милости, но даже у королевской гончей может появиться на свет коротышка». Не обратив внимания на его слова, герцог сузил глаза. «Почему его?» «Не знаю», - ответил я. «Просто потому, ну, наверное, что он маленький, но кажется верным и смелым». «В самом деле?» «Когда мы пришли сюда впервые, он тесно прильнул к матери. Словно пытался ее защитить. Потом, поняв, что я не хочу причинить никакого вреда, потихоньку начал мне доверять. Теперь он подходит, даже если у меня с собой нет угощения». «Значит, вы уже стали друзьями? Покажите его мне». Низко пригнувшись, я проскользнул в загон. Как обычно, щенок засеменил вперед, не сводя с меня влажных карих глаз, пока я поглаживал его по ушам. Его Милость тихо заметил: «Вы сделали верный выбор, что бы там ни говорил о коротышках мастер Гигес. Вам следует знать, Мэтт, его мать - особенная собака, лучшая из всех, которые у меня когда-либо были. Ее подарил мне брат Джордж, - это стало его последним даром мне перед…перед тем, как он умер». Я поднял голову. О каком брате говорит Его Милость? На миг взгляд герцога помутнел и устремился вдаль. Но затем резко возвратился ко мне. «И как его будут звать?» «Не знаю», - выдавил я, в конце концов, ломая голову в поисках подходящей мысли. «Почему бы не в мою честь? «Старым Диком». Разве не так вы, пажи, меня называете? Тогда вы оба не забудете обо мне, даже когда подрастете и оставите мою службу». Звучание отвратительного прозвища в такой обыденной манере задело и укололо меня. Я бросился перед герцогом на колено, вынудив щенков кинуться врассыпную. «Ваша Милость, я никогда вас так не называл. И клянусь, я никогда не оставлю эту службу». Герцог схватил меня за плечо и поставил на ноги. «Не стоит быть столь серьезным, мастер Уэнсфорд. Я знаю, - некоторые называют меня именно так, но не тревожусь по этому поводу. Однако, благодарю вас за верность и принимаю вашу добровольную службу. А сейчас ответьте, какое имя будет у щенка, если не Старый Дик?» «Мой господин», - воспротивился егерь, - «это девочка». «Вы правы, мастер Гигес, я только шутил. Мэттью правильно сделал, выбрав девочку, согласны? Они вернее, чем их братья, - и когда она повзрослеет, то обеспечит вас, Мэтт, королевскими щенками. Ее отец – один из гончих короля. Тем не менее, Мэттью, не позволяйте ей подбирать пару слишком рано, - это не очень для них хорошо». «Как насчет Мюррей?» - раздался голос Элис. Я почти забыл, что она находится тут, да и герцог тоже выглядел застигнутым врасплох. «Мюррей?» «В соответствии с цветом фона вашего девиза, Ваша Милость. Кроме того, она обладает темно-красным отливом». «Действительно. Мэттью?» Я кивнул. Это имя прекрасно ей подходило. «А теперь вы, Элис. Какую награду желали бы вы? Я принес драгоценности». Его Милость постучал по деревянной шкатулке, лежащей на огораживающей загон стенке. «Ваша Милость, я бы как можно скорей хотела получить другого щенка Флоретты. Возможно, ту белую девочку. Она очень похожа на мать». «Как пожелаете. Мэттью, пожалуйста, помогите». Я поднял щенка, на которого указывала Элис, подхватив девочку вместе с моей Мюррей, и вышел из загона. Когда я протягивал Элис белого щенка, Его Милость спросил: «Не будет ли справедливо, дабы имя выбранной вами малышке дал Мэттью?» «О, нет, я подумаю об имени на досуге. И не тревожьтесь, Ваша Милость, я тоже не позволю ей слишком рано подбирать себе пару». Элис произнесла это довольно задорно, но ее слова напомнили мне о помолвке девочки с кузеном Хью. Вероятно, герцог также вспомнил об этом. При прощании с нами и уходе в обществе мастера Гигеса его взгляд омрачала тень. * В последовавшие дни я совершенно не видел поправляющегося после перенесенного недомогания Эда, но намного чаще встречал герцога. В то время Его Милости следовало отбыть по делам на день или на два, а вскоре пришли вести, что герцога вызывают в Лондон – присутствовать на собирающемся в январе заседании парламента. Однако, несмотря на необходимость многое уладить, это не прекратило выездов Его Милости с Роджером, Элис и мной на протяжении долгих послеобеденных часов, если герцог проводил их дома. «Такое времяпрепровождение спасает меня от надзора нянек, снующих по комнате больного», - пошутил Его Милость. Элис шепнула нам, что герцог часто дежурит всю ночь, наблюдая за сыном в течение болезни того, и герцогиня настаивает, дабы он выезжал на свежий воздух и занимался физическими упражнениями. Но почему Его Милость отдал предпочтение выездам с нами, а не с джентльменами из своей свиты, сначала оставалось покрытым тайной. Потом, в один чудесный ясный день Его Милость выехал с нами на вершину Пенхилл. Там он повернул Шторма и, по мере того, как смолкла наша болтовня, посмотрел в направлении долины. Большая часть снега растаяла, в укрытых лощинах остались лишь небольшие его очаги. На расстоянии холмы казались голубоватыми и словно сотканными из тумана. Его Милость прикрыл ладонью глаза от низко нависшего зимнего солнца и тихо произнес: «Когда я являлся простым пажом, это было мое любимое место. Я приезжал сюда с Френсисом в любую погоду, - заниматься соколиной или псовой охотой, либо же бесцельно наблюдать за расхаживающими по своим делам людям – там, внизу». На лице герцога не читалось никаких чувств, но не слышалось ли в его голосе напряженной тоски? Воцарившееся молчание нарушил Роджер. «Если бы вы сказали раньше, Ваша Милость, мы могли бы взять с собой Леди и взглянуть, получится ли у нас устроить некоторое развлечение». Его Милость покачал головой, словно отгоняя воспоминания. «Нет, парень, не сегодня. Полагаю, в ближайшие дни я бы предпочел тихие прогулки. Но, вероятно, вы сумеете взять с собой Эдварда, когда он снова будет в порядке. Хотелось бы, чтобы он смог стать среди друзей сильным и счастливым, как это произошло со мной». Значение последних слов Его Милости тогда ускользнуло от меня, как продолжало оно таиться и в последовавшие затем долгие недели, но наша троица пообещала сделать все от нас зависящее для сына герцога. На описываемые прогулки мы часто брали Мюррей и щенка Элис, сейчас называемую Тенью, ибо та повсюду следовала за хозяйкой. Они стремглав мчались за нашими пони, научившись уворачиваться от их копыт, или поднимались наверх, чтобы перемещаться, сидя на луке седла, либо же укрывшись за воротником камзола или мантии, в случае наступления у малышей утомления. В этот полдень Мюррей, как обычно, первой истощила свои силы. Она жалобно заскулила, когда ее долговязые лапы начали дрожать, и крошка отстала. Когда я обернулся, чтобы подобрать ее, Его Милость придержал Шторма, чтобы меня подождать. Элис и Роджер продолжали в неведении скакать вперед с подпрыгивающей вслед им Тенью. Вскоре Мюррей свернулась под моим камзолом калачиком, высунув из его расстегнутого воротника крошечную макушку со слипающимися от сонливости веками. Стоило нам снова пуститься в дорогу, бок о бок, как герцог заговорил. «Мэттью, как вам может быть известно, в ближайшее время мне нужно ехать в Лондон. В качестве королевского гостя я проведу там все Святки. Затем я должен остаться на период проведения заседаний Парламента». «Я слышал, Ваша Милость». «Вы были когда-нибудь в Лондоне?» «Нет, но там побывал мой батюшка. Он как-то ездил в столицу по делам. Отец сказал, что это самый чудесный город в мире, а он путешествовал в такие отдаленные места, как Гент и Антверпен. Батюшка рассказывал, - люди в них носят одежду из полотна тончайшей отделки, дома – выше всех, когда либо виденных прежде, а река – чудеснее которой -» Доктор Фриз частенько вдалбливал нам, что пажам следует говорить с герцогом Ричардом только по важным вопросам или лишь тогда, когда к ним обращаются напрямую. Но не успел я вспомнить о рассказах отца, как потерял контроль над языком, пока меня не осенило, - мой собеседник, разумеется, уже видел это, и даже более, множество раз. И он, должно быть, считает меня глупцом. Мальчишкой, который никогда не покидал родной город, прежде чем попал сюда. Я затормозил на извиняющемся: «Вот что он говорил». Но Его Милость лишь улыбнулся. «Значит, вам хотелось бы лично отправиться в Лондон, Мэттью?» «О, Ваша Милость, это стало бы лучшим подарком!» «Тогда вам следует принять участие в свите, если на то будет ваше желание. Признаю, когда покину дом, то начну скучать по вашему пению на службе. Как и по нашим тихим вечерним развлечениям. В лондонском доме у меня певцов нет, ибо навещаю я его редко, а у брата среди всего двора, уверен, таких хороших голосов, как у вас, нет совершенно. Поедете?» Я был ошеломлен. Представить не получалось, что увижу Лондон так скоро, не говоря о приглашении сопровождать Его Милость. Это являлось замечательнейшей возможностью. Но, в то же время, как быть с моими друзьями? Как мне оставить их столь скоро, после такого недавнего обретения, - да и когда Эд ухитрился так серьезно захворать? Но поездка же не займет много времени… «Вам не требуется давать ответ сразу. Подумайте несколько дней. Вы учились здесь при домашнем дворе, а не при моей личной свите. Если не хотите пропускать уроки и оставлять ваших друзей…» «А Эдвард, Ваша Милость?» «Ах, да. Мне будет жаль отрывать вас от него. Наверное, это эгоистично с моей стороны. Но пока он продолжает поправляться, вы с ним не сможете часто видеться. Вероятно, вы сумеете отправлять письма на протяжение своего отсутствия, - в них станете описывать все те чудеса, что попадутся вам на глаза. А когда вернетесь, погода уже улучшится, и вы снова начнете выезжать все вместе». «Улучшится?» «Парламент начнет заседать в январе и продолжит сессии в течение месяца, может быть, шести недель. Мы покинем Лондон к концу февраля, если…ну, если король не услышит, как вы поете. Он вполне способен пожелать оставить вас у себя для духовного руководства». «Для чего?» «Не ужасайтесь так, молодой человек, я шучу. Убежден, брату не нужно особого духовного руководства. Вы вернетесь домой к друзьям еще до весны». Герцог замолчал. «Если решите поехать». Как я мог отказаться? Не только увидеть Лондон, но, вероятно, также и самого короля с его двором. Подобный шанс был способен больше никогда не появиться. «Конечно, я поеду, Ваша Милость, если вы действительно этого желаете. Можно я возьму с собой Мюррей?» * Я поделился новостями с Элис и Роджером, как только мы вернулись в замок. Элис сказала, что они станут по мне тосковать, и что рождественские празднества без меня не будут такими веселыми, как могли бы. Роджер испортил впечатление, заявив, что у Его Милости должны иметься другие причины, чтобы взять меня в столицу. «Может статься, он тревожится, что ты начинаешь плохо влиять на Эда». Он произнес эти слова с улыбкой, но для меня они звучали слишком похоже на стиль Хью, да и мимика Роджера смахивала на него. Рассказывала ли Элис ему что-то еще об охоте? Когда мы снова оказались вместе наедине, я задал ей вопрос. «Разумеется, нет», - ответила Элис. «Роджер просто, как обычно, дурачится. И, вероятно, он еще и ревнует». «Но он же раньше ездил с Его Милостью в Лондон». «Да, но Роджеру чрезвычайно хотелось отправиться туда снова. К тому же, развлечения и удовольствия при дворе в Рождество…ну, у нас тут ничего подобного не предвидится, особенно, если Его Милость уедет. Однако, Мэтт, не волнуйся по поводу Роджера. Поезжай и наслаждайся. И не слишком много думай о друзьях, торчащих здесь, на промерзшем Севере». Но, как бы Элис ни подшучивала, я был не в силах прогнать испытываемую мною вину. Особенно, в отношении Эдварда. Хотя я не виделся с ним с момента нашего возвращения из аббатства Жерво, тем не менее, часто возвращался к Эду в мыслях. Он все больше и больше напоминал мне о брате Пите, к тому же, сейчас я знал, что Эд страдает от того же недуга. Ему бы пришлось по душе помогать мне тренировать Мюррей, и, никаких сомнений, таскал бы для нее лакомства с герцогского стола, как часто делал для Леди. И я буду скучать по нему в поездке, как я скучал по родным братьям и сестрам. Поэтому, когда мне окончательно разрешили навестить Эда, я уже понимал, как тяжело окажется рассказать ему о грядущем путешествии. Элис сказала, что Эд часто спрашивал обо мне, пока болел, но его сиделка категорически отказалась разрешать кому-либо из «грубых мальчишек» видеться с ним. В конце концов, Ее Милость отменила такой запрет и настояла, дабы меня впустили, пусть лишь на несколько минут. Я взял с собой свой любимый роман, на тот случай, если Эд выразит желание послушать, как я читаю, или будет не в лучшем для разговора состоянии. Тем не менее, уже на входе в его личные покои я понял, что этого не потребуется. «Мэтт, наконец-то! Я так хотел тебя увидеть. Элис сообщила, что у тебя появилась гончая. А матушка рассказала, - ты собираешься в Лондон. А я вот застрял здесь. Жизнь так несправедлива!» Он полусидел – полулежал под грудой пледов и мехов на близко придвинутой к ярко пылающему огню кушетке. На коленях у Эда лежало две или три книги и блюдо с лакомствами. Лицо поражало бледностью и худощавостью, но он больше не казался призрачным силуэтом, виденным мной при нашей прошлой встрече. Я придвинул к его кушетке предназначенную для ног скамейку. «Да, да и да. Но мой батюшка говорит, что мы не можем постоянно получать желаемое». «Но я же сын герцога». «Вероятно, это способно создать некоторое отличие. Но, вероятно, и нет, особенно, когда ты болеешь». «Но сейчас мне не так плохо». «Но было же плохо. Ты сильно напугал нас с Элис, Эд». Его улыбка поблекла. «Да, знаю. Батюшка сказал мне. Я ничего из этого не помню. По крайней мере, после того, как увидел несчастного лорда Скроупа раненным кабаном и бросился за тем вдогонку. Отец говорит, вы спасли мне жизнь – ты и Элис. Спасибо вам, Мэтт». Я не представлял, что ответить, но Эд едва дал мне время на раздумье. Батюшка сказал, что именно поэтому подарил вам гончих. Когда я смогу увидеть Мюррей, Мэтт? Я уже видел Тень. Элис иногда приносит ее ко мне. Она говорит, что вы тренируете их вместе. Пусть мне и не понадобилась книга, зато я принес с собой кое-что еще. Я склонился рядом с кушеткой и расстегнул камзол. Эд вытянулся вперед, и его глаза засияли. Там свернулась быстро заснувшая у меня на груди Мюррей. «Ох, Мэтт, она прекрасна. Можно я ее поглажу? Надеюсь, батюшка скоро и мне подарит гончую». Так и завершилось для меня оглашение всех накопившихся новостей. Я был рад, увидев Эда выглядящим и говорящим намного лучше прежнего. Несколько минут спустя сиделка добралась от кресла до очага и похлопала в ладоши, прогоняя меня. Эд вцепился в меня, схватившись за край камзола, когда я вставал. «Когда ты уедешь, Мэтт, мне будет тебя не хватать». «И мне тебя, Эд. Как и остальных членов Ордена. Но твой отец сказал, я могу писать вам, пока нахожусь в отлучке, а он станет отправлять письма вместе со своими». «Ох, пожалуйста, пиши мне. Расскажи все о Лондоне, о дворе, о моем дяде, если увидишь его, и о моем кузене Эдварде, - если он будет там со своим отцом. Представляешь, я никогда с ним не встречался. Напиши и расскажи, какой он». Я пообещал, и именно в этот миг сиделка одержала верх в отдергивании пальцев Эда от моей одежды и в выталкивании меня из комнаты. Его последние слова, когда Эд уже махал мне, оставили после себя осадок недоумения. У него есть кузен, которого он никогда не встречал? Дома, в Йорке, у меня было так много кузенов, что сложно было за угол завернуть, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из них. До того, как уехать в Лондон, я еще два или три раза навещал Эда. С каждой встречей он становился сильнее и бодрее, чем в прошлый раз. Сиделка позволила присоединиться к нам и Роджеру. Возможно, она посчитала, что он заметно менее «грубый», чем я. Ни Эд, ни Роджер не заботились скрыть испытываемую ими в отношении предстоящего мне путешествия зависть и беспрестанно говорили о людях и достопримечательностях, которые я в Лондоне увижу, упоминая ничего не объясняющие мне имена. Не желая показаться невежественным касательно семьи Эда, я подождал, пока останусь с Роджером наедине, и задал ему вопрос о незнакомом кузене. «А, этот Эдвард», - протянул он. «Ну, знаешь, старший сын короля – принц Уэльский». «Но почему наш Эд с ним не встречался? И почему его может не оказаться при дворе, рядом с отцом?» «Мэтт, ты здесь ничему не научился?» «О, его воспитывают в качестве пажа, как и нас? Даже сына короля?» «Не совсем так. Он живет где-то на границе Уэльса, обучаясь там управлению. Думаю, его жизнь немного отличается от нашей. Но, в любом случае, вероятно, принц, по большей части, обучается тому же, что и мы, - ему столько же лет, сколько и нам, если не чуть меньше. Наследник находится при дворе одного из других своих дядьев». Это напомнило мне о следующем вопросе. «Сколько у принца дядьев? Мне казалось, что герцог Ричард – единственный брат короля. Но Его Милость однажды упомянул еще об одном, о Джордже. Он сказал, что тот умер». «Нет, я говорю о дяде принца из семьи королевы, об одном из Вудвиллов. Возможно, поэтому Эд никогда не виделся с этим мальчиком. Люди судачат, что герцог не слишком их жалует». «Почему нет?» «Ну, когда король Эдвард женился на своей королеве, разразился скандал. Граф Уорвик не одобрил такого поступка. Слышал про Создателя королей? Разумеется, он приходился кузеном Его Величеству. Но Уорвик хотел женить короля на иностранной принцессе, а не на простолюдинке, каковой являлась Елизавета Вудвилл. Поэтому Его Величество с обвенчался с ней в тайне. А еще, мой батюшка говорит, герцог Ричард обвиняет королеву в смерти своего брата». «Того самого брата Джорджа?» «Да, Джорджа, герцога Кларенса». «Как он умер?» «Его казнили. По обвинению в государственной измене». «В государственной измене? Королю?» «Обычно государственную измену совершают по отношению к королю». «Нет, я имею в виду – по отношению к своему собственному брату? Почему?» «Говорят, он годами замышлял захватить трон. В конце концов, Его Величество потерял терпение, отдал брата под суд по обвинению в государственной измене и обрек на казнь. Герцог Ричард просил короля не поступать так, но, видимо, королева убедила мужа не слушать его. И она, и ее семья не любили герцога Джорджа». «Почему?» «Ему тоже не пришелся по душе этот брак, а потом Кларенс принял сторону Создателя королей в его восстании. Его Величество в дальнейшем простил герцога Джорджа, но, спустя годы, произошло что-то изменившее королевское решение. В итоге Вудвиллы добились своего. Отчасти поэтому герцог Ричард теперь не часто отправляется в Лондон. Тем не менее, он не единственный, кто не любит Вудвиллов. Кажется, по разным причинам их не переваривает куча народа». Роджер замолчал, улыбаясь моей озадаченности. «Запутанное дело – королевские семьи, правда?» Он был прав. Но семейные затруднения являлись лишь частью моих размышлений во время подготовки к судьбоносному путешествию. Я собирался в Лондон, ко двору, - ко двору короля, казнившего родного брата.