Дежавю треснувшего неба

Через несколько минут Илья уже стоял у входа в служебные тоннели, откуда лаборанты, механики второго уровня и редакторы добирались до рабочих мест. Огромный серебряный купол возвышался на несколько метров вверх и подсвечивался со всех сторон прожекторами – главное здание с массивными автоматическими дверьми сложно было не заметить даже издалека. Илья проверил на ощупь наличие пропуска - карточка по-прежнему болталась на шее - и быстрым шагом направился в регистратуру. Внутри собралась приличная очередь. Сотрудники толпились у единственного работающего окна, тут и там были слышны возмущенные выкрики. "Почему только одно окно работает?", "Отправьте сообщение на Станцию!", "Безобразие!". Илья окинул толпившихся людей грустным взглядом и отправился в самый конец очереди, где стояли лаборанты и было чуть потише. Стоило на минуту опоздать, надо же... - Нет, вы скажите, в век развитых технологий и пика научного прогресса, человек - хозяин своей жизни - подвергается всяческим притеснениям со стороны бюрократической системы. А ведь это, товарищи - пережиток далекого прошлого. В наш светлый век гуманизма... А, Белый, голубчик! Присоединяйтесь к нашему лагерю, в прошлом веке нас назвали бы оппозиционерами. - Доброй ночи, Марк, - Илья подошел к группе "оппозиционеров" и улыбнулся высокому темноволосому мужчине. Вокруг него уже собрались коллеги и с интересом слушали. - Всё пытаетесь бороться с системой? - Зря вы шутите, Илья. Кому, как не Вам, знать, что с системой бороться - глупо и нерационально, - доктор поправил очки. - На смену одной приходит другая, лучше или хуже. Потом третья, которая позиционируется как не система вовсе, а, вроде как, свобода. Но мы всегда будем заложниками, к сожалению. Что я говорил?... Ах, да! В наш светлый век гуманизма мы продолжаем подчиняться несовершенствам мира. Возможно, суть человека в том, что он должен быть к чему-то привязан? - Вам бы, Марк, в философы, а не в лаборанты, - засмеялся доктор Джонс. - Нет, Джонс, философам оставьте дилетантские размышления о мироустройстве, а научные работники занимаются сведением информации и аналитикой. Любой старик в деревне после ста грамм разведенного этила - философ. Я не верю в эту науку, вовсе это не наука. Способность мыслить - нормальная потребность любого человека, но способность мыслить рационально - дана лишь светлым умам. Марк снова с достоинством поправил очки на носу и кивнул, словно в подтверждение своих слов. Замечательный человек, доктор Марк Локли, весьма образованный и обладающий невероятной харизмой. Илья любил Марка. Хотя его мысли не всегда казались правильными, доктор Локли не был злым человеком, он относился с глубоким уважением к себе и к окружающим, охотно рассуждал и строил логические выводы, мог поддержать любую беседу. Возможно, поэтому его все так любили. - Светлые умы, доктор, встречаются не только в рядах научных работников. - Я не спорю. Я же совсем о другом, голубчик. Не слушаете вы меня... Илья, ну хоть Вы скажите! - Я верю в свободу, Марк. Высокий мужчина обреченно вздохнул и обвел рукой зал. - Посмотрите, вот ваша свобода! Свободные люди, желающие работать и совершать открытия, лишены возможности удовлетворить свои потребности в угоду системе. - Если давать каждому человеку то, что он хочет - мы вернемся в мир хаоса, - сказал Джонс. - У рационально мыслящего человека не могут возникнуть потребности, которые будут ограничивать свободу других, смею заявить. Вы знаете, почему нас не пускают в лаборатории? Один из опорных механизмов бура слетел и почти перекрыл С-блок. Кто-то из механиков, кричащих сейчас громче всех про "безобразие", допустил ошибку в установке опорной системы, и сейчас мы все расхлебываем последствия чьей-то недоработки. Как думаете, Илья, кто в данном случае виноват в притеснении нашей свободы? Илья подумал над словами Марка - хорошего человека, умного и очень рационального, и пытался прислушаться к себе. Он всегда так делал, когда красноречивый собеседник плел вокруг его мира логическую паутину. Чтобы выпутаться, приходилось постоянно напоминать себе, что есть вещи, которые важнее и больше. Всегда есть. - Судьба, - ответил Илья, пожимая плечами, и Марк сочувственно улыбнулся. «Окна открылись! Проходим, товарищи, не задерживаемся!» Взгляд буравил ночной воздух за окном, пальцы непроизвольно выстукивали ритм по металлическому пульту. Он уже очень долго сидел так, не двигаясь, вглядывался в темную воду, туда, где Разлом с красной Поляны уходил прямиком в Озеро. Без приборов видимость была нулевая, но Илья продолжал смотреть и думать про то, что сказал Марку. Что там, в Разломе? А под водой? Чья это судьба? В обшивке палафита отражались стеклянные лабиринты лабораторий, где без сна и отдыха сновали туда-сюда люди в защитных масках и блестящих комбинезонах. Заводили свои приборы, наполняли пробирки, гнали образцы через углеродные трубки, выключали приборы, заполняли статистику. Кипишился муравейник, жил своей жизнью. Эдакий отточенный механизм, модель жизни. Но все же было в этом что-то чуждое и противоестественное, по мнению Ильи. Еще казалось, что слишком близко выстроились лаборатории, внимательно наблюдали за каждым шагом. Возникало ощущение, что ты не исследователь вовсе, а подопытный, все эти углеродные трубки проходят через тебя, а в пробирках – миллионы твоих клеток. Илья настроил приборы наблюдения, проверил фокусировку линз, направив трубу на техническое крыло Станции, потом обратно на Разлом, и, убедившись в том, что оборудование исправно, перевел волновой телескоп в стационарное состояние. Может, сегодня удастся застать тот самый момент, когда Ходоки из Озера покажут свои белые глиняные головы. Вот бы поближе посмотреть: отсюда точно ничего не увидеть, даже с помощью приборов. Но никого не пускают в ту сторону Поляны – опасно, СТРОЖАЙШЕ ЗАПРЕЩЕНО! Илья открыл журнал заданий. На первом листе чистой толстой тетради было напечатано:

ОТ ГЛ РУК НА НП БЕЛОМУ И.Я. - П. №521

Далее следовал перечень наиболее важных задач на сегодняшнее рабочее время. На следующем листе была прописана Инструкция по Безопасности. Илья пробежался глазами по основным пунктам. "Строго воспрещается приближаться к Разлому более, чем на...", "В случае волнового Скачка, незамедлительно покинуть пост"… Все инструкции он прекрасно помнил с самого первого дня работы на Станции. Он захлопнул журнал и налил себе воды из охладителя. Сухость опять начала проявлять себя. Воздух стал раскаленным и невозможным, словно и не было никакого дождя, а вокруг была пустыня. И, все, что Илья видел из окна: Озеро, Поляна и Разлом - следствие теплового удара. От Разлома исходили микроволны и статические поля. Воздух на многие километры вокруг будто бы вибрировал и гудел, ощущение было, будто находишься на глубине, но к этому быстро привыкали. Сложнее было, когда энергетические выбросы превышали допустимую норму – приходилось несколько дней справляться с жуткой мигренью. Ночь проходила спокойно, в привычном ритме бумажной работы и приборных наблюдений. Характер энергетического поля отмечался на диаграммах, все физические явления описывались автоматическим пером, которое привычно лежало в руке редактора и так же привычно излагало его умозаключения на бумаге. Сухая статистика оживала, цифры и буквы складывались в образы. Журналистикой в чистом виде это нельзя было назвать, но писательское мастерство – ведущий критерий в работе редактора. «Хорошо пишете, товарищ Белый», - говорил главрук с довольным видом, хоть старался этого и не показывать. – «Кхм, в понедельник – отчет мне на стол». В ожидании второй волны Ходоков, редактор с присвоенным номером 38 описывал влияние тепловых волн на среду вблизи Разлома. Голова разрывалась от мыслей, гул в ушах стал будто еще громче. Илья отложил перо и поднялся снова выпить воды. Озеро начало вибрировать. В ближайшие часы толпа глиняных белых людей выйдет из Разлома и начнет свой пеший ход. Куда они уходят - до сих пор никому не удалось проследить. При приближении к ним плавились приборы, обгорали защитные костюмы. А Ходоки, при всей своей медлительности, умудрялись скрыться из глаз – как в воздухе растворялись. В контакт с ними пытались вступать. Главные инженеры, лучшие специалисты из города. Да какой тут контакт, когда подойти невозможно - сгоришь заживо. "Да что вам до них? Не трогают никого - пусть хоть Лес их заберет", - говорили одни в деревне. "Это пока они никого не трогают, а потом пойдут по деревням грабить и беспорядки учинять - вот тогда и заговорим!" - отвечали другие. А специалисты не давали ответов - они проводили анализы, строили задачи, им было не до грабежей и беспорядков, у них работа была. "Так и до города дойдут", - шептались люди. По какой-то причине второй волны Ходоков не последовало. Энергия была, поле было, но никто из Разлома не появлялся. Илья проверил приборы – показатели были в норме, вибрация шла, но ничего не происходило. Необычно. Правда, Станция таких слов не знала. Необычное быстро становилось обычным, а отсутствие необычного воспринималось настороженно. Илья подумал, что ещё чуть больше шума в голове – и можно оглохнуть. Лучше отбросить работу на время перерыва. Никто из сотрудников станции, как бы ни любил свое дело, перерыв не пропускал. Это повод перезагрузить систему и дать своевременный отдых телу. В столовой было шумно и пахло напаренными овощами. Люди разговаривали в основном по работе, спорили и делились новостями. - Слышали, еще один вылез? Бледный весь, говорить не может, но зато живой. - Да и что с того? Через неделю все равно, ясное дело… - А вдруг выживет? - Доктор Шоу, информация засекречена, извольте не говорить об этом вне кабинета, иначе я буду вынужден принять меры. - Извините, Марк. Но все же, ведь любопытное явление… - Любопытство Вас погубит, Шоу. Любопытство и отсутствие самоконтроля. Илья подошел к столу, где сидели лаборанты и о чем-то оживленно разговаривали. - Разрешите? - Конечно, Илья, голубчик, садитесь! Если за столом сидел доктор Марк Локли, ужин проходил быстро и приятно. Лаборанты внимательно слушали ведущего специалиста, вступали в дискуссии, а Марк доступно и доходчиво объяснял суть вещей и свою точку зрения по любому вопросу. Илье тоже нравились эти разговоры, пусть даже вступать в них не всегда хотелось. «Интересный Вы человек, Илья», - говорил Марк. – «Молчаливы, но сказать имеете многое, это видно. Признак либо очень умного и рассудительного человека, либо совершенно потерянного». Илья в ответ только грустно улыбался. Интересно, а рассказать кому о тоске, будет ли им дело? Может быть, лаборанты зацепятся за какую-нибудь теорию, а Марк ее опровергнет. Или же не заметят, явление вроде бы типичное. Илья думал, что обязательно завтра нужно поговорить с главруком. Завтра, обязательно. Решено. Ночь прошла впустую. Ничего не произошло, не появилось ни ответов, ни новых вопросов. А сегодняшний отчет вряд ли понравится в головном офисе. На обратном пути к инженерным корпусам Станции Илья заснул. Снился редактору дурной сон. Будто бы он птицей парит в лиловом небе. А на душе – тяжело и беспокойно. Словно он ищет то, чего еще не терял, или потерял, а найти никак не может. Так одиноко и так тоскливо он не чувствовал себя даже когда часами смотрел на Разлом. Перья раздувал горячий ветер, они ловили струящийся воздух, далеко под облаками была видна сухая красная земля. Орел сложил крылья и камнем бросился вниз.