***
Когда родилась Амелия, всё значительно изменилось. Дни стали пролетать ещё быстрей, но жизнь текла в своём шустром русле. Элмерс в полной мере осознала, как непросто, оказывается, быть мамой, не представляя, как Гелия когда-то справилась с ней и Клэр. Но вместе с отягощающими хлопотами и вечными недосыпами явление миру новой жизни принесло и радость. Айви была счастлива тому, что их с Эрагоном любовь принесла свои плоды, да ещё и столь очаровательные. Маленький комочек теплоты, который принёс миру ещё больше счастья и света. В ещё наивных, но больших глазах отражались тысячи измерений, она была создана, чтобы познать этот мир, и возможно не только этот… Но и множество других. Эрагон был на седьмом небе от счастья. Если бы хоть кто-нибудь увидел, с какой трепетностью и аккуратностью он впервые брал в руки дочь, вряд ли кто-либо сумел бы поверить, что этот момент был столь трогателен. Все видели со стороны советника чрезмерно прохладным в общении с другими и даже порой излишне строгим, хладнокровным. Они и представить себе не могли, каким ярчайшим цветком он распускался дома, когда возвращался к семье. Да, именно, теперь у него была семья – любящая жена и дочь, которая так забавно морщила носик, когда в люльку по утру падали первые лучи солнца. Она сама стала своеобразным солнышком в жизни родителей. И оба даже не представляли, что кого-то можно любить настолько сильно. Эрагон порой просыпался ночью от капризов маленького создания, останавливая Айви от подъёма и сам направляясь к стоящей рядом с постелью колыбельке. Маленький комок не давал спать никому, полноправно требуя внимание и заботу. Изначально голубые большие глазки казались двумя озёрами, разлившимися по весне за пределы досягаемости. Эрагон мог часами наблюдать за тем, как его чудо лежит и сопит в своём чепчике с рюшами. Когда-то он испытывал нечто похожее, когда стоял возле кроватки младшей сестры, но те времена давным-давно застелила пелена древности, покрытая прахом и пылью. Теперь же всё взыграло с новой волной, с не менее яркими красками. Тёплой летней ночью было окутано мраком практически всё вокруг. Воздух отдавал влажной свежестью после дождя, уступающего место прохладе. Постепенно синие хмурые тучи рассыпались в стороны, пускай и медленно, лениво. Сквозь их необъятные полчища прорывали себе место яркие мерцающие точки, а затем во главе их возобновила свою власть владычица ночи – луна. От её пустынного, но довольно яркого света сквозь панорамные окна в просторной спальне стало менее мглисто. Парящие в воздухе кристаллы практически не издавали привычных слуху жужжащих назойливых звуков. Они следовали за Эрагоном, облачённым в длинный просторных халат с глубокими рукавами, в которых главный советник цитадели прятал холодеющие руки. Прикрыв балконную широкую дверь, дабы не впускать более внутрь столько холодного воздуха, он развернулся, уловив тихие копошения. Подступая к невысокой люльке, в которой ребёнок уже явно бодрствовал и хотел было во всю востребовать внимания извне к своей персоне, Эрагон быстро пресёк такую возможность. На руках у любящего отца девочка не издала надрывного плача, который обычно говорил о крайней степени неудовлетворённости. И плакала она всегда громко, извещая о своих затруднениях всех вокруг. Но не сегодня. Сегодня она просто тихонько парила в руках родителя, разглядывая его и порой пытаясь ухватить светлую длинную прядку. Быть родителями – отнюдь не самое простое в жизни, даже бессмертных. Айви, которая до этого несколько раз за ночь спохватилась, теперь уже лежала лицом в подушку, моментально засыпая после того, как Эрагон остановил её от скорого подъёма. Сам же бессмертный уже стоял рядом с миниатюрной колыбельной, утешая малютку, баюкая и что-то тихонько нашёптывая. Оглядевшись, только теперь серафим заметил окружающие люльку перистые облака, оплетающие тонкие ножки и воссоздавая собой невысокий купол над кроваткой. Видимо влетевшие сквозь приоткрытый балкон, они быстренько собрались в эпицентре своего обожания. Амелию любили небеса, облака так и вовсе, обычно представляясь безропотной и бессознательной массой, на деле отличились своей излишней притязательностью. Где бы Амелия не появлялась в компании родителей, облака воссоздавали вокруг неё забавную ауру, окружая и не давая простудиться в более прохладное время или получить солнечный удар во время яркого солнцепёка, словно не доверяя столь ответственное дело заботы о малышке отцу и матери. Потому Мелани быстро нашлась в смекалке, нарекая Амелию «облачной принцессой». Эрагон не стал разгонять воздушные массы, наблюдая, как даже сейчас они строят тонкий воздушный мостик к ангелочку, мягко протягиваясь к ручонке и оплетая её плечики своеобразной облачной шубкой. Поначалу такая реакция природных перемен нешуточно волновали Элмерс, но серафим поспешил успокоить жену, ведь в заботе и оберегах природы нет ничего дурного. Порой ангелы встречались взглядами и дочь долго внимательно изучала его, причмокивая своими губками-бантиками. Тогда Эрагон и впрямь думал, что его дочь – это ангел из ангелов – нельзя быть столь сладостной и красивой. Это просто незаконно вот так лишать отца всяческих весомых аргументов и доводов. Они с Айви не искали в мягких пухлых чертах узнавания одного или другого родителя, принимая её целиком и полностью, как свою родную кровиночку. И не важно, на кого ребёнок был больше похож. Но, справедливости ради, стоило бы отметить, что Амелия переняла куда больше со стороны папы, с самого рождения обладая уникальной прекрасной внешностью, обезоруживая абсолютно любого, кого могла увидеть. И это природное очарование было слишком милым. Каждый раз опуская к ней ладонь, Эрагон ощущал теплоту маленького тельца. Она забавно вздёргивала и сгибала ножки, обхватывала малюсенькими пальчиками его пальцы, сжимая и что-то кряхтя. Мужчина оправлял сорочку и светлый хлопчатобумажный чепец, в то время, как сама девочка разглядывала его слегка потерянным, но благолепным взором. Ещё ничего не смыслящем в жизни взором. Когда юное создание начало проявлять больше эмоций, при виде отца, вернувшегося со службы, она сияла такой улыбкой, какая могла растопить многовековые льды на острове вечной мерзлоты. И это у них с Эрагоном было взаимное. Элмерс подмечала, как муж упоён дочерью, как стремится проводить с ней больше времени несмотря на работу. Хлопот и трудовых обязанностей всегда было выше крыши, но теперь серафим прилагал куда больше сил, дабы возвращаться к сроку, чтобы застать дочурку ещё не отошедшую ко сну. Порой он приходил настолько уставшим, что еле стоял на ногах, но тем не менее всё равно шёл и после тщательных ванных процедур брал на руки свою маленькую наследницу. Несколько раз они засыпали вместе прямо на балконе под широким навесом. Айви с умилением наблюдала, как муж развалился на кресле, уснув, но при этом надёжно придерживая сопящую у него на животе девочку. Ребёнок очень быстро засыпал, когда клал маленькую головку на грудь Эрагона. Степенное биение сердца оказывалось неплохой колыбельной. Это было слишком душещипательным зрелищем. И только теперь Айви, порой со слезами на глазах, пока никто того не видел, больше всего на свете желала, чтобы камень затмения дал ей хотя бы ещё немного времени на то, чтобы увидеть первые шаги и услышать первые слова малютки. Она не хотела терять Эрагона и Амелию, она впервые в жизни ощутила такое сильное желание жить. Однажды, когда Эрагон вернулся со службы и первым же делом пошёл навещать малютку, Элмерс обратила внимание, занятая готовкой ужина, что мужчина напевает девочке одну и ту же колыбельную каждый вечер. И от этой песенки у девочки так и лезла эта миленькая улыбочка. Прислушавшись, Айви тихонько пристроилась у входа в комнату, желая хоть раз услышать, о чём поёт Эрагон:«В тот день, что ты пришла, померк весь свет…
И вслед за ним рассвет.
Пришла, украв сиянье звёзд, заключив в свои глаза.
Никак не мог я ожидать,
Что будешь солнце затмевать.
Я думал, что знал все пути, но верный ты смогла найти…
Если звёзды вдаль идут,
Ты знай, что страхи вмиг пройдут.
И не волнуйся, ни о чём не волнуйся.
И если семь колец падут, меня, быть может, заберут,
Ты будешь в порядке…
Без меня, но в порядке».
Призадумавшись, Элмерс слегка грустно улыбнулась. Столь печальная, но красивая колыбельная и впрямь убаюкивала девочку. Эрагон пел с такой любовью и нежностью, что где-то в сердце что-то болезненно щемило.***
Служба Эрагона ничуть не видоизменилась. От количества прошений распухала голова, но на работу в главное здание было принято ещё несколько десятков бессмертных, поэтому частично серафимов всё же разгрузили. Времени на каждодневные обязанности стало больше, потому ангел уже работал на автомате, не отвлекаясь на сторонние раздражители. Стопки бумаг непременно всегда ждали его на столе, но внимательный Йор сортировал их в нужном порядке, что значительно упрощало жизнь. В помощницы мужчине поставили Ребекку, которая, как сообщали Эрагону, делала значительные успехи. Сомнений не оставалось – с такой скоростью она совсем скоро сможет претендовать на место среди секретарей. Что искренне по нраву Эрагона – это трудолюбие. Несмотря на твердолобость особы, она шла с нахрапом только вперёд, не позволяя никому подрезать себе крылья. Амбициозность в цитадели далеко проложит путь своей обладательнице. Главное, чтобы она не переросла во что-то более крупное и неприязненное, что очень быстро сбросит с пьедестала славы. Знавали уже таких, кто уподоблялся гордыне – их век среди знатных значительно сокращался. Пару раз Айви интересовалась о судьбе Фенцио, которого лишили всех чинов и лавров. Потому серафим лишь для неё уточнил этот вопрос, узнавая, что теперь мужчина работает в школе бессмертных. Что ж, вне сомнений у этого гения явно найдётся, чему научить подрастающее поколение. Шли месяцы, складываясь в большие длительные периоды. Эрагон был более, чем счастлив такой жизнью, даже порой забываясь о том, что срок этого счастья возможно ограничен. А тем временем Ребекка взлетела уже довольно неплохо и помогала Йору даже в сортировке почты для серафимов. Потому их с Эрагоном встречи участились. Нередко обращаясь к нему за советом, женщина потешалась ошарашенным видом Йора, вызванным такой дерзостью с её стороны. Она знала, что несмотря на то, что о ней говорили ранее, особое отношение к ней всё же предопределено со стороны нескольких серафимов точно. Эрагон к их числу не относился, но отвечать на поставленные вопросы ему было не сложно, если это пойдёт подрастающему поколению в пользу. Вне всяких сомнений, ощущение чего-то большего, чем обычный трудовой интерес, со стороны карьеристки присутствовал. Эрагон ощутил его, пускай и не сразу. Но, как и прежде, его сердце билось абсолютно спокойно, ведь серафим от природы отличался своей моногамностью. И поначалу он активно игнорировал любые проявления внимания со стороны женщины, будь то это более длительный взор в его сторону или неожиданные соприкосновения рук. Пока это не зашло слишком далеко, мужчина оставил все эти абсурдные «случайности», происходящие с ними всё чаще. Ребекка вызвалась в тот день помочь серафиму с уборкой в его кабинете. Работы было и вправду много, и мужчина бы предпочёл, чтобы фолиантами занялся Йор, однако вызвавшаяся Ребекка до последнего отвоёвывала своё место подле верховного серафима. А наставник, не обладая должной крепостью характера, быстро сдался, отдавая роль помощника подопечной. Чётко распределив и обозначив спектр работы для себя и своей помощницы, Эрагон отправил её работать с книжным шкафом. – Только не перепутай порядок, в котором стоят трактаты. Иначе я не найду ничего потом. – поучительно напомнил мужчина, сам останавливаясь в другой части кабинета. Распахнув окна, он впустил свежий воздух, так как скоро тут всё буквально заплывёт пыльным облаком – ему бы стоило позаботиться о более частой уборке, но руки всё никак не доходили. Работа пошла своим шустрым ходом. Ребекка проявила трудолюбие и выдержку, но в какой-то момент что-то явно пошло не так. В воздухе завис шум ломающегося дерева, а затем запестрил шелест книг, полетевших на пол. Под гулкий звон женского голоса книги не дожидались спасения, грудой срываясь вниз. И когда Эрагон пришёл на помощь, застал уже кучу наваленной макулатуры, присыпавшей беспомощную женщину, которая хлопала ресницами, ошарашенно не представляя, как объясниться. – Цела? – он бросился помочь блондинке, которая лишь болезненно поморщилась, когда попыталась встать на ногу. – Кажется, мне не стоило опираться о ту полку. Мне так жаль. – заговорила она, продолжая морщиться. Когда серафим помог ей, пытаясь взять под руку и довести до ближайшего пуфика, она упоённо зарылась в его груди лицом, буквально повисая на своём спасителе. И вместо того, чтобы двигаться подальше от книжного шкафа, Эрагон упёрся в него спиной, придавливаемый весом женщины. Она страдальчески приложилась щекой к белой форме мужчины, не произнося ни слова - обо всём уже ярко выражались действия женщины. А руки уже сами собой тянулись к его плечам, оставалось лишь ждать, что рыбка клюнет. Но не в этот раз. – Прежде, чем ты успеешь наделать глупостей, Ребекка, позволь напомнить тебе о том, что я говорил несколько лет назад, когда мы танцевали на званом ужине, созванном Торендо. – Эрагон, поменявшись местами с женщиной, впечатал её хорошенько в книжные стеллажи, которые недобро хрустнули от такой грубости. Вместо ожидаемой страстной сцены сплочения в поцелуе бывшую непризнанную ждал лишь осуждающий ледяной взгляд, а тело неосторожно подпирали мужские руки, не позволяя отстраниться ни от книжных полок, ни от самого серафима. Ребекка ошарашенно скруглила глаза, осознавая свою ошибку и теперь немного пристыжённо отводя взор в сторону, не в силах выдерживать столь пристального прожигающего взора Эрагона. – Ты прекрасно осведомлена, что со мной этот трюк не пройдёт. – напомнил о главном мужчина, вернув к себе лицо женщины, уцепившись пальцами во впалые щёки. Заглядывая в самую глубину несомненно красивых глаз, вылавливая где-то из их пучин истинный огонёк разума, он холодно отчеканил: – Не сомневайся, что я буду приглядывать за тобой. Если попытаешься провернуть подобное с другими, я вышвырну тебя одним щелчком пальцев. Ясно? Стушевавшись, блондинка недовольно кивнула, не проронив более ни звука. Судя по тому, как покраснело миловидное лицо, Эрагон понял, что неплохо пристыдил её за подобные выходки. Что ж, пытаться прогнуть под себя мужчину, соблазнив - не самая примитивная ерунда из женского арсенала. И если бы она знала, скольких уже Эрагон выгнал из главного здания за подобные манёвры - даже не попыталась бы испытывать удачу. Подобные выходки строго пресекались главным советником. – Я знаю, что ты очень способная. Но не вынуждай меня разочаровываться. Ты способна на бо́льшее. Сразу после этих слов он выпустил женское лицо из своих рук, повторив попытку взять её под руку и отвести до ближайшего кресла. В этот раз прошло удачно. Как только дама, попавшая в беду, была оставлена с её повреждённой лодыжкой в кресле, Эрагон отправился за лекарем. Больше подобных случаев не повторялось. Видимо тон серафима убедил женщину в том, что играть с судьбой слишком накладно. А потому она не пыталась больше заполучить внимание холодного ангела. Казалось, что после столь очевидного конфуза жизнь Ребекки должна была значительно ухудшиться или даже пойти под откос, но серафим, как ни в чём ни бывало продолжал общаться с ней так же, как прежде, предпочитая оставить недавний инцидент без внимания. Все ошибаются и имеют право исправиться. Второго шанса заслужила и блондинка, за что зауважала Эрагона сильней прежнего. Другой, кто-то наподобие Торендо, не постеснялся бы использовать подобное против неё, или и вовсе сразу же уничтожил бы, но верховный серафим как будто ничего не видел и не знал, замяв ситуацию и забыв о ней.***
Один день сменялся чередой других. И эта суета, заволакивающая будни, казалась уже приемлемой и привычной. Эрагон работал, зная, что дома его будут ждать Айви и Амелия, которая уже делала первые шаги. Не терпелось вновь увидеть эту милейшую улыбку, взять малышку на руки и покружить, наблюдая за тем, как озорно она улюлюкает. Его ангелы так сильно изменили обыденную скучную жизнь, так сильно изменили и его самого. Очередной рабочий день не предвещал недоброго. Эрагон пребывал в своём кресле, разбирая бумаги, собираясь закончить сегодня пораньше и отправляться домой, когда особой скромности Йор, часто извиняясь, оповестил о том, что к советнику пришёл… отец. При упоминании этого родственного статуса мужчина не смог не вскинуть поражённого взгляда на подчинённого, явно мнущегося от неудобства и некоего опасения. Последний кстати заметил резкую перемену в настроении серафима, подмечая вздувшуюся вену у него на лбу, что говорило отнюдь не о радостном исходе предстоящей встречи. Все предыдущие дела Эрагона показались ерундой, когда в голову неприятным осознанием лезли мысли о возвращении блудного родственника, от которого нельзя было ждать абсолютно ничего хорошего. И тогда серафим позавидовал даже обыкновенному камню, лишённому чувств и эмоций. Эрагон задавался вопросом о том, почему он может пережить даже великое проклятье, перекосившее пастбище пегасов, но явление отца так сильно выбивает из-под ног землю - он не может оставаться хладнокровен. Толстая стрелка часов уже давно перевалила за полдень, а Йор всё также топтался на пороге, словно не способный найти для себя приемлемого места. – Сейчас же позови стражу! – вспыхнул Эрагон, когда понял, что это даже отдалённо не похоже на шутку. Неужели тот подонок всё же решился вновь появиться в его жизни? Ангел засуетился, заикаясь и запинаясь, но резко открывшаяся за его спиной массивная дверь едва не откинула несчастного в сторону, когда внутри показалась высокая знакомая фигура. – Думаю, что нам стоит поговорить прежде, чем ты решишь позвать стражу. – грубоватый голос резанул слух и мужчина недобро сверкнул глазами в ответ на неприязненный взор сына. – Поговорить с изменником? Вот уж не думаю! – блондин как-то на автомате поднялся рывком с кресла, от силы подъёма и упёршихся в мягкую обшивку икр последнее едва не завалилось на спину. – Йор, я повторяться не стану! Тон серафима приобрёл стальные нотки, а взгляд покрылся ледяной коркой. Ангел, окончательно растерявшийся, метнулся к двери, как к своему единственному спасению. Его ответная реакция, полностью напитанная тревогой и опасениями, подпитала Роберта, готового съязвить по поводу нерасторопности слуг. Но вместо этого он лишь с издевательской усмешкой вздёрнул руки кверху, ретируясь в сторону и пропуская бородатого мужчину к дверному проёму. За скрывшемся в коридоре мужчиной дверь плотно поползла на своё законное место, а отец серафима провернул ключ, дабы им никто не помешал. – Думаешь, эта ничтожная дверь послужит надёжным укрытием? – не скрыл скепсиса в голосе золотокрылый, всё также опираясь руками о лакированное покрытие стола. И, казалось, от столь сильной хватки дерево готово в любой момент хрустнуть и проломиться – оно уже жалобно издало тихий умоляющий звук. От Эрагона исходила странная аура, которая, распространяясь, недобро шелестела в свитках и слегка подкашивала многолетнюю мебель, которая уныло поскрипывала. – Думаю, ты и вправду пересмотришь своё решение, когда я кое-что покажу тебе, сын мой. – Роберт полукругом обогнул небольшой кабинет, заполненный кучей книг и фолиантов. Ознакомившись с обстановкой, как знающий немало эстет, он покачал головой, явно давая понять всем своим видом, что ничуть не впечатлён. – Слышал, что ты теперь серафим. Только вот кабинет какой-то скромный для правой руки Шепфа. – Даже не вздумай упоминать его имя, ничтожество! – Эрагон не сводил внимательного прожигающего взгляда с отца, который по-хозяйски обживал новую территорию, удобно устраиваясь на месте напротив стола. Пожалуй, только смертник мог чувствовать себя столь непринуждённо в компании одного из самых сильных воинов великого миротворца. Как будто всем своим видом выражая абсолютное неуважение к нему, он расплывался из раза в раз в издевательской ухмылке. Ему неведомо было, по какой причине несмотря на свой статус Эрагон не плавает в роскоши, оставаясь прежде всего слугой Шепфа. – А говорил, что останешься в школе обычным директором. Сам взмыл столь высоко, позабыв о собственной семье. - театрально развёл руками мужчина. Эрагон сражённо и уязвлённо проглотил очередную колючку в горле, чувствуя, как где-то в глубине души что-то болезненно надломилось, поражаясь такой вопиющей наглости. На периферии сознания он вновь услышал крик Лорелей, словно писк котёнка, а затем услышал и надрывный плач матери. Они слились в единую болезненную для него симфонию прошлого, в котором этот бессмертный сыграл свою роль. Хватаясь за клочки самообладания, Эрагон рвано глотал воздух, стараясь пока не смотреть на причину своей ненависти. Его потряхивало - сохранять спокойствие становилось всё сложнее. И вновь перед глазами встала бескрасочная картина кладбища. Лорелей хоронили в закрытом гробу, а горю матери не было предела. Она молила Шепфа о том, чтобы поменяться местами с дочерью, да Эрагон и сам был не против обмена своей души на жизнь маленькой Лорелей. Но им был прекрасно известно, что ребёнок уже не вернётся. Тот же, кто до сих пор не стыдился величать себя его отцом, оставил Элеонору в самый сложный момент жизни, просто бросил, сбежав. Ему попросту было всё равно, он даже не принёс цветов на могилу дочери, тем самым выказывая своё истинное отношение к своей семье. А теперь заявляется, столь дерзко заявляя о себе и их родстве. Солнце уже давно перекатило в ту фазу, что его отдалённые отсветы лишь мимолётно прорывались в окна, оставляя лики на благородстве дерева мебели. Замысловатые тени деревьев, отбрасываемые на светлых стенах, играли и качались, когда лёгкий ветер настигал их, срывая листву. И несмотря на свежесть внутри помещения, Эрагон почувствовал, как горло берёт в кольцо неведомая сила, удушающе воздействуя на него. Сей факт настигал ангела в те самые моменты, когда перед собой мужчина видел это лицо, чувствовал аромат этого едкого парфюма. В те самые моменты руки сами собой сжимались в кулаки. – Слышал, что ты женился. И даже обзавёлся потомством. – даже сейчас в словах мнимого отца не слышалось и капельки заинтересованности. Словно он говорил не о внучке, а о каком-то абсолютно жалком клопе, которого в любой момент мог прихлопнуть. – Что. Тебе. Нужно? Навряд ли ты проникся слухами и пришёл, чтобы поздравить. – Эрагон ровно произнёс каждое слово, где-то в потайных закоулках собственной души просто желая того, чтобы стражники поскорее пришли и забрали это исчадие, когда-то назвавшее себя ангелом и его отцом. – Ты прав. – Роберт осклабился, поправляя пошарпанный временем плащ. Несмотря на то, что внешне он почти не изменился, жизнь его всё же немного да потрепала, оставив на лице некий след своей расположенности в виде длинного шрама на ощетинившейся щеке. Одежда ангела утеряла былой лоск и вычурность, став обыкновенными старыми лохмотьями. Но Эрагон запрещал даже думать себе о том, что могло стрястись с когда-то важным и почитаемым аристократом. – Я пришёл, дабы предложить тебе кое-что очень интересное. – мужчина выудил из-за пазухи небольшую потёртую записную книгу. Не заботясь церемониями, он швырнул её на стол перед сыном, сверкая злыми глазами, в которых разливалось практически очевидное ликование. От этого взгляда серафим почувствовал, что ничего хорошего это предложение ему не сулит. – Что это? – сухо спросил блондин, не спеша прикасаться к «подарку» Роберта. Последний неопределённо хмыкнул, заостряя взгляд на сыне и в очередной раз хищно улыбнулся. Сложно было поверить, что сидящий перед Эрагоном мужчина мало того, что ангел, так ещё и его отец. От одной только мысли об этом его начинало мутить. – Это доказательство того, что твоя ненаглядная жёнушка не та, за кого себя выдаёт. По спине прошёл неприятный озноб, вонзающий когти в кожу и проникая под неё острыми шипами. Стоических усилий далось серафиму сохранить лицо. Он вздёрнул подбородок, ожидая объяснений, хоть взгляд периодически и возвращался к старой книжонке, распластавшейся на старинных бумагах. Со стороны двери послышались приближающиеся шаги. Причём судя по частоте щелчков каблуков о плитку, бессмертные явно бежали. – Пока доблестная стража не арестовала меня и не увела в увлекательное царство крыс и кандалов, я оглашу свои условия сделки. – Роберт тоже услышал приближающуюся опасность. – Ты поможешь мне свергнуть Шепфа. Взамен маленький секрет Айви Элмерс умрёт. Ах да, под угрозой ведь будет не только она, если всё вскроется. Кажется, за подобное могут осудить и тебя. И дочь твоя попадёт под… Роберт попросту не успел закончить фразу. Всё произошло в малые доли секунды. Вокруг поднялся такой ошеломляющий ветер, что, казалось, всколыхнулось бытие мира. Бумаги, свитки, книги - всё, что было в кабинете, взмыло в воздух, перемешавшись и разлетевшись в разные стороны. А Роберт растерянный так и остался пригвождённым к креслу, только его усидчивости прибавил жезл серафима, который он никогда не использовал, но при этом который так удобно попался под руку. Заострённый наконечник плавно проскользнул к креслу, пробивая ангельскую плоть так легко и непринуждённо, что пленённый даже не сразу осознал, что произошло. Боль в плече застигла лишь в тот момент, когда он увидел, что золочёная рукоять спокойно выглядывает из его плоти, пробив не только плечо, но и спинку кресла. Эрагон оказался подле него также быстро, захватывая пятернёй широкую шею, поддавливая кадык и нависая над ним угрожающей тенью. В глазах его плескалось бешенство – не стоило мужчине упоминать родственные души. – Как смеешь ты угрожать мне, ничтожество?! Я тебя уничтожу также просто, как смог бы раздавить жука. – От энергетических волн, испускаемых телом Эрагона, шли такие вибрации, что стёкла в окнах затрещали от натуги. В двери уже тем временем ломились, не услышав отклика советника и услышав недавний шум. – Можешь… Но тогда вся правда откроется. Ты же не думал, что я пришёл сюда, не подстраховавшись. – оскалился Роберт, чувствуя, что нащупал явную слабость сына. Продолжая ядовито улыбаться, он даже не обращал внимания на то, как из носа и ушей потекла кровь. – Давай, Эрагон, поддайся низменным позывам. Серафима отрезвил шум извне, когда дверь слетела с петель, и внутрь всыпались воины, готовые устранять любого, кто мог оказаться угрозой. Эрагон отстранился от отца, сцепив зубы почти до скрежета. Руки обессиленно дрожали, но он скрыл это за длинными рукавами. Все ошарашенно застыли, когда увидели, какой хаос был в помещении. А вид пришпиленного к креслу мужчины так и вовсе выбивал из себя. Растерянно разглядывая, как серафим силится оставаться спокойным, никто не осмелился сделать первого шага. Внутрь протиснулась Ребекка, ведущая за руку с собой Йора, который, заприметив кровавые последствия встречи старых родственников, едва не осел на пол. Она же отважным первооткрывателем ступила на запретные земли, упираясь подошвой сапога в спинку кресла чуть выше уровня плеча удивившегося мужчины, одним мощным рывком вырывая жезл под громкий вскрик последнего. – Чего встали?! Быстро отвести в темницу! – чётко и лаконично приводя в себя стражников, она сурово наблюдала за тем, как беспрекословно подчиняется всем процедурам предполагаемый преступник. – Ты ознакомься, почитай. Кстати много интересного узнаешь. А я пока подожду твоего решения. – Роберт даже не сопротивлялся, когда его пришпилили лицом в дерево стола, выкручивая руки и надевая наручники. Он же сцедил что-то заковыристое в сторону строгой помощницы Йора, которая лишь хладнокровно отвела взор, заключая руки за спиной. Роберта повели прочь, а он, не успокаиваясь, что-то кричал на древнеангельском, являя остальным явное сумасшествие. – Ублюдок… - сцедил Эрагон, прохаживаясь нервно по кабинету прямо по свиткам и ценным бумагам, которые поперемешались, лёжа теперь на полу. Сколько уйдёт времени на разбор этого бардака - одному Шепфа известно, но мужчину волновало не это. Потирая устало прикрытые веки, он не мог унять дрожи в руках и собственном теле. Его трясло так сильно, что он не мог найти в себе сил восстановить хотя бы несколько крупиц обычного состояния. – Верховный серафим, Вам принести травяной чай? – спросила Ребекка, оглядывая плоды резкой вспышки ярости ангела. Своим вопросом она пыталась и напомнить о том, что он до сих пор не один, но Эрагон был мыслями где-то очень далеко отсюда. Последний посмотрел на неё так, словно до этого и не знал о её существовании. Мужчина только теперь обратил на неё взор, отрицательно мотнув головой. – Может Вам нужна помощь? – также ровно спросила женщина, замечая на ладони мужчины кровь. Последний вновь припрятал кровавый след за накидкой, отрицательно мотнув головой. – Я ухожу. Позаботьтесь о том, чтобы дверь починили. Ухватив перед выходом со стола потёртую книжонку, Эрагон вылетел стрелой из кабинета, целеустремлённо направляясь куда глаза глядят, оставляя подчинённых в шоке и неведении.