Я ангел твой и твой я грех

      Несколькими месяцами ранее.       «Раннее утро не тревожило сонного царства, царящего в помещении. Эрагон, кратко глянув на часы на стене своего излюбленного места пребывания – библиотеки – тяжело вздохнул, приподнимаясь со сложенных на столе рук и только теперь осознавая, что с крыльев что-то медленно и мягко сползает. Обернувшись, он заметил плед, которым кто-то весьма услужливо его накрыл ночью. Видимо уборка здесь затянулась, коль он умудрился уснуть в читальном зале прямо за столом. Ирония, не иначе…       Кстати говоря, этот кто-то, кто так позаботился о нём, посапывал рядом с ним, с торца стола, предусмотрительно перенёсший стопки книг на соседний более широкий стол.       Айви… Его заботливый маленький ангелок прикорнул на стуле рядом, уткнувшись щекой в сложенные ручонки. Видимо, решила не будить его, а потому решилась пойти на столь обременяющие неудобства. Она ничуть не изменилась – как всегда думает о других больше, чем о себе. А возможно Айви просто поступала так, как поступала всегда – по-своему.       Эрагон размял затёкшую шею, после чего вновь посмотрел на спящую девочку. Лучик солнца весело пробежался по дереву стола, скользнув хвостиком по миловидному лицу. И мужчина с забавой пронаблюдал, как потешно девочка морщит носик. Припасённый девичьей заботой плед отправился покоиться поверх плеч Айви. Аккуратно и манёвренно заворачивая спящую красавицу в своеобразный кокон, серафим ничуть не удивился тому, что подросток даже не проснулся, ведь последняя неделя и вправду была не из простых… Она всегда усердно училась и старалась не пропускать тренировки. С возвращением силы Элмерс не упускала возможности приумножить её, стать ещё более выносливой. Оттого на тонких руках и ногах постоянно расцветали узорами новые синяки, не успевающие приглушиться силой воли бессмертного.       Драгоценная ноша была оставлена в стороне на пускай и не совсем просторном, но всё же более комфортабельном, чем стол, диване. Юноша мимолётно оглядел усталое девичье лицо, тихонько проводя кончиками пальцев по его контуру, очерчивая бархатистую кожу невидимой линией заботы. Убрав набившиеся на лицо пряди, он развернулся и шагнул к двери, больше не обернувшись».       Свинцовые веки распахнулись резко, словно Эрагона выбросили под холодный ливень. Сердце отбивало бешеный марш, а от резкого подрыва на кровати виски внезапно сдавило невидимыми тисками. Его уже давно не навещали какие бы то ни было сны. Сны о прошлом тем более. Отчего-то увиденное не принесло ощущения прежней теплоты, лишь побуждая заметную тоску. Смоется ли с рук когда-нибудь эта грязь? Или она продолжит въедаться в кожу подобно яду, расщепляющему плоть.       Солнце уже начинало заглядывать в окно, оповещая о начале нового дня. Сонные неприятное послевкусие практически отпустило, и мужчина обернулся, глядя на спящую рядом девушку. Айви тихо посапывала, даже не реагируя на пробуждение супруга. Эрагон покинул тёплую постель и начал собираться на службу.       В центральном здании совета не происходило ничего нового. Бессмертные блуждали с раннего утра кто куда по своим делам. Им не было известно, на которой развилке сейчас находился самый главный бессмертный этого мира.       Здороваясь со встречающимися на пути бессмертными, Эрагон продолжал свой одинокий путь. Лишь один раз остановился, чтобы поприветствовать Кодея, который задал всего пару вопросов. И отчего этот старик так заинтересован Айви, постоянно учтиво справляется о ней и её здоровье? Невиданной неожиданности интерес.       После того как все коридоры минули за плечами, Эрагон зашел в ту часть здания, где до сих пор не могли отреставрировать залы. Потому и встреча с кем-либо в данном месте была весьма сомнительна. Останавливаясь напротив колонны, мужчина нащупал что-то в прорезях изящных узоров. Отчётливый щелчок повлёк за собой шершавый тяжёлый звук, а перед серафимом отъехала часть стены, открывая тёмный проход, куда ангел незамедлительно двинулся.       Кручёная лестница вела ангела куда-то вниз, престарело поскрипывая под ногами заржавевшим металлом. Местами столь ненадёжная конструкция даже казалась хрупкой, но со всей присущей себе непредсказуемостью весьма и весьма крепко удерживала собой вес Эрагона.       Вокруг загорались факелы, позволяя гостю спокойно шагать вниз, навстречу неизвестности. Правда вряд ли уверенный вид серафима мог свидетельствовать о его неосведомлённости тому, что ожидало его там, в самом низу. Постепенно с приближением цели мужчина всё явней ощущал понижающуюся температуру, пока изо рта не начались рваться небольшие облака пара.       Последняя ступень закончилась и перед бессмертным появилась дверь, обрамлённая со всех сторон ледяной коркой. Тихая умиротворённая музыка доносилась из-за её плотных просторов. И казалось, что лёд, покрывающий деревянную гладь, переливался подобно северному сиянию от мелодий, что доносились так приглушённо и красиво.       Эрагон приложил ладонь к сияющему разными цветами покрытию, ощущая, как кожа мгновенно прирастает к ледяной поверхности. Почти до адской боли, но он стоически сдерживается, не проронив ни звука – лишь поморщился слегка.       – Я знаю, что ты пробудилась. Впусти, пожалуйста. – мягко проронили бледные губы, когда он надавил чуть сильней и от этого касания по льду пошла паутина трещин. Не было в этом мире ничего, чего бы не мог Эрагон. А ледяная дверь – сказочно смешное препятствие, какое он смог бы преодолеть без особых проблем. Однако не хотел применять силу, во всём пытаясь найти компромисс.       Трещины взыграли, а ладонь сухо выпустила ловушка из своих объятий. Дверь шелохнулась и уже через мгновение распахнулась. Глаза ослепил яркий свет, чётко контрастирующий на фоне тёмного коридора, в котором до этого момента находился Эрагон.       Он сделал шаг, другой, третий. Невидимая полоса, очерчивающая дверь, канула в лета и через мгновение Эрагон уже стоял в настоящем воплощении обители снежной королевы. Ледяные переливающиеся мириадами цветов стены, припорошенные лёгким слоем снегов. Посреди этого хрустального купола заснеженная беседка, в которой находится та, что издавала те чарующие звуки. С ровной как стрела спиной, молодая девушка в белых одеяниях играла на скрипке, задумчиво всматриваясь в глухие стены своей многовековой темницы, каковой считал это место сам мужчина. Он остановился поодаль от неё, рассматривая прямой стан и чуткие касания к инструменту. Столь же прекрасны были мелодии, сколько и девушка, воспроизводящая их с помощью инструмента в своих руках.       Белёсости девичьей кожи могла бы позавидовать даже самая благородная аристократка. Она словно была соткана из бархата самым опытным и профессиональным мастером, не знающим предела совершенству. Как будто все прелести мира были воплощены в этом миниатюрном создании. Однако в аквамариновых глазах её плескалась такая печаль, что если бы она решилась пролить слёзы, то их объёма хватило бы, чтобы затопить мир…       Эрагон оставался неподвижен, с тихим сожалением смотря на ровный профиль, который искажала гримаса боли и отчаянья. Она лишь мимолётно взглянула на него, как смычок неприятно скрипнул по струнам, словно бы желая разорвать их в клочья. В мгновение очаровательное лицо девушки исказило нечто уродливое, коверкающее миловидные черты. Словно по лицу прошла рябь, извращая и уничтожая в ней всё прекрасное. Скрипка упала на ледяной пол, а юная особа стала падать, теряя сознание.       Серафим мгновенно сорвался с места, подлетая к ней и страхуя от падения. Так они и осели наземь вдвоём. Какое-то время восстановившееся от уродств лицо знакомой незнакомки было безмятежно, как во сне, но это было временным явлением. Лёжа на коленях Эрагона, она стала приходить в себя, а на лицо начала возвращаться печаль. Девушка взглянула на своего спасителя тоскливым взглядом, протягивая руку в белой кружевной перчатке. Касание женской ладони напоминало ощущение обморожения, но Эрагон вновь стерпел, не поведя даже бровью. Лишь коснулся тыльной стороны её ладони, после чего поднёс руку к своим губам, оставляя короткий скромный поцелуй. В картине этой было слишком много не выговоренной скорби, а также бесконечно много боли. Они общались взглядами, понимая друг друга.       Эрагон поглаживал синие прямые пряди, оставляя от своих прикосновений приятное послевкусие. И постепенно этот немой диалог завершился, когда юная особа присела на месте, избавляясь от чужой поддержки.       – Нера, почему? – впервые за долгую молчаливую паузу произнёс мужчина, привлекая назад пронзительный взгляд неимоверно глубоких глаз, обрамлённых неестественно длинными ресницами, покрытыми инеем. И взгляд этот был недобрый, отстранённый, а пухлые губы оставались безмолвны. Девушка ткнула в него пальцем, словно обвиняя в том, что причиной как раз был именно он.       – Ты не должна была пробудиться…       Нера задумчиво отвела взгляд, хмуря идеально ровные густые брови. Её кукольное пропорциональное лицо было похоже на красивую маску. Под нижними веками блестели камни в виде слёз, словно бы вкраплённые в нежную кожу. Такой же сияющий камень беззастенчиво поблёскивал во лбу чуть выше бровей. Обычного человека подобная внешность шокировала бы, но Эрагон не удивлялся – по всей видимости хорошо зная эту девушку.       Наконец решившись ответить ему, девушка начала общаться на языке жестов.       «Я пробудилась от приближающегося разрушения. Его частицу ты носишь всегда с собой, от тебя им веет. И ты знаешь, что это не нормально. Мне сложно сдерживаться даже в этих стенах. За их пределами я не смогу с собой совладать».       – Элиан тебя пробудил?       «Он не простит Ему всего, что произошло. Но в сердце его больше нет стремления к мести».       Эрагон поморщился, помассировав переносицу пальцами. От извечного стресса его сон был столь же неспокойным, как и дела в последнее время. Оттого и глаза краснели.       – Я тебя услышал, Нера. И больше не буду просить об этом. Только ответь: зачем ты показываешь мне все эти сны? Зачем мучаешь?       «Элиан скучает по ней. Он знает, что её уже не вернуть, но не может устоять, не может не полюбоваться ею, он видит её в твоей супруге. Хочет показать каждое мгновение, связывающее тебя с ней».       От этих известий лицо Эрагона помрачнело ещё больше. Но хмурился он недолго. Снежная красавица вновь прикоснулась к его щеке и в этот раз касание было менее болезненным.             Эрагон высвободился от её касания раньше окончания немой фразы. Ему были не по душе подобные методы, потому лицо и образ его оставались полны недовольства.       «Береги себя, Отто…»       Она тоскливо глядела ему вслед, стоически выдерживая порывы того, что сидело внутри, чтобы не вырвалось и не уродовало её плоть в глазах мужчины. Эрагон взглянул на неё в последний раз. Как она смотрела вслед, приложив сложенные в ладонях руки к груди, как произносила что-то безмолвными губами, как старалась улыбнуться, а из глаз предательски срывались слёзы, мгновенно замерзающие и сияющими бриллиантами падающие ей под ноги.       Пришлось оставить её там, оставить, закрыв дверь, вновь запечатав сотнями магических печатей. Пока она была там – мир был в безопасности… Пока он здесь – этот мир под его защитой.       Снаружи его уже ждал Элиан, сложив руки в замок за спиной. Изучающий взгляд скользнул по лику мужчины, который ничуть не удивился появлению непрошеного гостя.       – Зачем ты нарушил покой Неры? Зачем пробудил её? – обычно скупой на ругательства серафим готов был растерзать мужчину в клочья, недобро осматривая светловолосого. Последний же в свою очередь глубоко вздохнул.       – Ты знаешь мою изначальную цель, Эрагон. Но я больше не хочу заканчивать начатое. Этот мир рано или поздно будет сгублен его же обитателями, моя помощь не потребуется. Не на небесах и в аду, так на самой же земле. Смертные прекрасно справляются, самоуничтожаясь.       Эрагон замер, заглядывая в лицо собеседника с едва сдерживаемым негодованием.       – Отчего ты так сильно злишься, Эрагон? Или, быть может, злится мой брат Отто?       – Заткнулся бы ты… Заварил всю эту кашу, а теперь разводишь руками! Ты нарочно пробудил дитя Имира! Ты намеревался убить Шепфа и сгубить весь этот мир? Или ты хотел досадить мне за то, что Магнолия когда-то дала тебе отпор?       Категоричность и горячность так не была схожа с образом Эрагона, что Элиан растянулся в довольной усмешке, узнавая своего брата, что минутно завладел контролем над ситуацией.       – Выходит, всё же Отто. – сонно констатировал мужчина, улыбнувшись между тем шире. – То, что моего эгоистичного меланхоличного братца когда-то полюбила дочь самого Шепфа – впечатляет. Да, любил я её сильно, однако уступил, хоть до конца тебя и не простил. Ты готов был остаться с ней, хоть мы оба и дали слово, что не прикоснёмся к ней, коль наши чувства были одинаково к ней сильны.       Отто замер, словно окаменев. В голове живым образом всплыло воспоминание бескрайних зелёных полей, усеянных полевыми цветами. Лёгкость движений и очарование малахитовых глаз. Золотоволосая Магнолия была воплощением красоты и невинности. Отнюдь не первая дочь великого Шепфа не была обделена вниманием и любовью. И таким же успехом пользовалась у бессмертных среди мужчин, и даже женщин. Лёгкая и воздушная, как одуванчик, красивая…       Отто вспоминал мгновения подле возлюбленной, которую считали слишком холодной, и которая первой подарила ему шанс узнать о том, как может вновь забиться очерствевшее сердце. Она полюбила его, а он полюбил её, как это бывает в излюбленных женщинами романах. Но эти отношения привели к раздору. Отто и Элиан начали спорить и препираться, и, казалось, что этой вражде никогда не наступит конец. И пришёл тому раздору конец лишь тогда, когда Магнолия развела их в стороны, протиснувшись между парой живым щитом.       Серафим смахнул наваждение, задохнувшись. Словно только что вынырнул из водоёма, до этого очень долго пребывая под водой.       – Союз Отто с Магнолией был невозможен. Шепфа бы никогда не дал благословения, поэтому Нера и пошла на этот шаг. Она отравила её. Поэтому только и оставалось смириться с элементарной правдой, – сухо заговорил Элиан. – Шепфа проклял нас всех, проклял и изгнал, как ненужных брошенных псов. Мы все навсегда останемся прогнившими изнутри.       Эрагон, отдышавшись, внезапно сорвался с места, вцепившись в грудки и тряхнув мужчину так сильно, что посох вывалился у того из рук, звонко приземлившись на пол.       – Имир тоже здесь, не так ли?!       – Я не знаю… Знаю только, что он вновь переродился. Но он не желает отмщения, это я чувствую и знаю точно.       – Чувствуешь, ну да…       – Куда большую опасность сейчас представляешь ты, Эрагон. Ты, и твоя жена, которую можно сравнить с бомбой замедленного действия. Я учу её жить в гармонии с камнем, что испивает из неё силы, но она до сих пор не научилась контролю. И пускай твоя бывшая подружка и принесла эту никому не нужную жертву, никто не знает, как камень затмения себя поведёт.       Получив долгожданную свободу, старец вздохнул. Этот разговор не должен был пройти на таких тонах, не должен. Но то, что вмешался Отто, сыграло свою роль. Теперь, пришедший в себя Эрагон, мог адекватно воспринимать информацию, но не хотел. И несмотря на то, что говорить с Элианом спокойно ему давалось с трудом, он всё же его выслушал.       – Я не желаю тебе зла, Эрагон. Ты прекрасно это знаешь. Да, из-за меня теперь появилось немного больше проблем, но ведь в семье не без урода, ведь так? - иронично проронил он, выискивая в лице собеседника хотя бы тень улыбки.       – Возможно очень скоро здесь станет небезопасно. - начал Эрагон, смирившись с тем, что проблем и вправду стало немного больше. И тем не менее это не было основной причиной для беспокойств. - Я хочу, чтобы ты забрал Амелию и Айви и укрыл в ином мире. Неважно как, но они не должны пострадать.       Настоящее время.       Расчёсывая длинные волосы цвета спелой пшеницы, так явно переливающихся медовой патокой, Айви вела себя несколько отстранённо, до сих пор с мнимым опасением заглядывая в идеальную гладь зеркала. Словно это вовсе не её волосы, не её тело, не её жизнь… Разного цвета глаза были не меньшей неожиданностью, поэтому Элмерс не узнавала ни себя, ни девушку, что глядела на неё в отражении с потерянным видом. Душа до сих пор словно была пуста, не отзываясь ни единой эмоцией – настолько сильно апатия застелила разум.       Эрагон находился неподалёку, разглядывая со стороны сочувствующего супруга потерянный вид жены. Так уж повелось, что теперь они не скрывали друг от друга важного. Даже если он хотел защитить её, девушка требовала объяснений. Это же было и одним из условий, которые Айви предъявила перед свадьбой. Звучало оно примерно так: «Между нами было слишком много тайн, которые и привели к глобальному непониманию и конфликтам. Отныне мы оба обязаны сообщать обо всём, даже самом страшном, что может с нами произойти».       Натуральная щетина щётки сделала ещё один уверенный заход по лоснящемуся локону, когда Элмерс грузно вздохнула, глядя на лежащий рядом с ней дневник Милонега. Тяжёлым камнем что-то налегло на сердце, из-за чего она не могла нормально даже дышать. Каждый раз хватала посильней и поглубже воздух, а долгожданное чувство освобождения от гнёта кислородного голодания так и не наступало.       – Так значит… Я не из рода Элмерс? – переспросила она, наверное, раз в четвёртый. И Эрагон так же согласно кивнул, не оправдав девичьей надежды на то, что всё происходящее – лишь шутка, очень жестокая шутка.       В нём не проступало вымученного терпения – он не испытывал негатива по отношению к жене и её излишней растерянности. А девушка лишь отворачивалась к зеркалу, чтобы в очередной раз испугаться и в ужасе прикрыть глаза. Не в силах глядеть на собственное отражение, Айви решила больше не повторять этих ошибок.       – Эрагон… Если я не Айви Элмерс, тогда кто же я?       Она запнулась, замолкнув. Девушка окончательно запуталась, совершенно не представляя, как теперь вести себя, как жить… И, что самое страшное – она понимала – всё самое жуткое и сложное ждёт впереди. Дрокаст, даже оставив этот бренный мир без своего присутствия, продолжает доставлять неприятности, досаждать паре и миру в целом.       Девичьи губы задрожали, а лёгкие наплывы меланхолии постепенно перерастали в разгорающуюся бурю, грозящуюся пролиться из ясных очей ангельского создания. Эрагон, лишь уловив первые позывы этого губящего чувства, тут же покинул кровать, оказываясь подле девушки.       – Ты была и остаёшься Айви Элмерс. – успокаивающе проговорил мужчина, приближаясь к ней и опускаясь рядом. Ладоней коснулось тепло мужских рук. От этого на душе хоть чуточку, но полегчало. Он не прекращал поглаживать мягкую кожу, с каждым новым касанием пытаясь испить её боль и печаль. Если не полностью, то хотя бы частично.       – Милонег, пускай и не по крови тебе, но всё же был твоим отцом. Неважно, кто произвёл тебя на свет. Кто воспитал – тот и отец. – внушительный уверенный тон должен был окончательно столкнуть груз с плеч, освободить грудь от тяжбы переживаний. Но Элмерс лишь растерянно проронила слёзы. Она согласилась с ним, до сих пор не ощущая надобности в вере в то, что родные люди всё это время были не такими уж и близкими.       Она сокрушённо склонилась к нему, кладя голову на плечо мужа. И уже совсем скоро потонула в его крепких объятьях, утопая в них. Тепло, уютно и немного спокойней, чем было до этого.       – Прости, любимая. Я должен был с самого начала во всём разобраться, – он отстранил её ненадолго лишь для того, чтобы заключить лицо девушки в плен своих тёплых ладоней. - Пообещай, что найдёшь Элиана и проведёшь в его обители столько времени, сколько понадобится, пока я не приду за вами с Амелией.       Она внимательно слушала его, тихонько кивая. Впервые повзрослевшая Элмерс не стала противиться, не стала спорить и скандалить. Теперь на её совести и ответственности маленькое неосознанное создание, которое нужно было обязательно уберечь.       – Я обещаю, что сделаю так, как ты того просишь. Но и ты пообещай мне, что обязательно вернёшься живым и невредимым.       Что-то в груди ангела больно кольнуло – он не мог раскидываться такими громкими словами, неуверенный в том, что сможет сдержать данное обещание. И вместо слов клятвы лишь обезоруживающе улыбнулся, сильнее кутая её лицо в широких аристократических ладонях, рассыпая нежные поцелуи на женской коже.       – Я люблю тебя, Эрагон. – шепнула она, когда они вновь встретились взглядами. Это трепетное признание было лучшим, что мог услышать серафим за всю свою жизнь. Он так и замер, млея от этого чудесного момента. Возможно, потерять в этой жизни столь многое и стоило того, чтобы услышать всего несколько слов. Он так боялся, что она будет ненавидеть его вечность, но она нашла в себе силы его простить и полюбить так сильно, что теперь Эрагон стал единственной благостной причиной, чтобы не унывать. Эрагон и их чудесная дочь… Это единственное, что радовало душу и тешило сердце.       Когда всё изменилось настолько сильно, Айви не знала. Мир Элмерс снова сокрушался на глазах, шёл паутинами трещин и рассыпался в мраморную крошку. Всё вновь перевернулось с ног на голову, перекосилось и изуродовалось. Наверное, это нескончаемое проклятье будет преследовать девушку до последнего вздоха.

***

      Она не знала, когда вновь всё придёт в порядок. Знала лишь, что нужно бежать. Бежать, как можно быстрей. Элиан не отзывался на зовы, сколько бы она не пыталась его призвать. Это сильно пугало, ведь старец никогда не игнорировал их с Эрагоном. Что-то, должно быть, случилось. И на сердце скреблись острыми когтями опасения о худшем.       Амелия сидела у неё на руках, хватаясь тонкими кукольными пальчиками в ворот материнских одеяний. Она, как будто чувствуя общее состояние родительницы, вела себя тихо, взирая на окружающую обстановку большими зеленеющими страхом и непониманием глазами. Но стоило отдать должное облачной принцессе – из её глаз не пролилось ни слезинки, она лишь притихла и посильней хваталась за одежду Айви, так сильно пропахшую мятным ароматом.       Покрепче цепляясь за своё сокровище, Айви постоянно оборачивалась, озираясь по сторонам. В спешке она не успела даже толком собрать вещи, гонимая непредвиденными обстоятельствами.       Маневрируя в главном здании цитадели, девушка пыталась как можно скорее покинуть это злосчастное место. Длинные извилистые коридоры сводили с ума своей непреодолимостью, мрамор плитки плыл перед глазами, сбивая с толку.       В одном из проходов Айви едва душу Шепфа не отдала, сталкиваясь с Кодеем, возникшим слишком неожиданно. Старик моментально уловил настроение девушки, останавливая и пытаясь немного её успокоить.       – Дорогая. На тебе лица нет… - взволнованно прохрипел старик, на что Элмерс попыталась сослаться на недосып, но в этот раз столь очевидная ложь не принесла желаемых плодов.       – А Вы разве не в курсе? Эрагон под стражей. – резковатое отношение к пожилому серафиму невозможно было оправдать даже её взвинченностью. Но так как она прекрасно знала, что по её душу также отправлен отряд бессмертных, рассыпаться в любезностях времени не было. Если они узнают, что она здесь – пиши пропало. А всему виной закрытое крыло библиотеки, в котором она столь отчаянно пыталась дозваться Элиана, или хотя бы попытаться самостоятельно попасть в его измерение. Увы, старца словно и не существовало.       – Я могу укрыть вас у себя, пока ситуация не уляжется.       – Все в курсе вашего расположения ко мне, серафим Кодей. Поэтому Вы будете тоже под подозрением.       Мужчина с забавой прокряхтел, отмахнувшись. Приятно зашелестели балахоны, охватывающие старое практически немощное тело.       – Не думаю, что одного из верховных серафимов можно столь просто прийти и допрашивать, как обычного преступника. А обыскивать его обитель – высшая степень невежества.       Айви хотела бы ему верить, очень хотела. И теперь, шугающаяся от любого шороха половиц, любого непонятно откуда раздававшегося звука, она вздрагивала. Несомненно, девушка решилась лететь на остров Клеона, чтобы укрыться от чужих глаз, но для начала стоило покинуть здание. Эрагон велел никому, абсолютно никому не доверять, но она не могла позволить страже вот так просто арестовать её с дочерью. Поэтому, полная надежды на спасение, она юркнула в слегка приоткрытую для неё дверь кабинета. Возможно, к ночи всё поуляжется. И тогда она сможет скрыться из цитадели под покровом мрака.       "Солнце сияло ярче любого бриллианта тысячами огней, разнося по облакам и землям своё величие и тепло. Оно бесстрастно наблюдало за своими владениями, как беспристрастный очевидный зритель, не вмешиваясь в дела бессмертных детей.       Белоснежные крылья несли его вперёд с неимоверной скоростью. Несмотря на то, что ребёнок пока что не очень хорошо мог совладать с таким диковинным приспособлением, полёт очень пришёлся по нраву. Маленькому мальчику было неведомо, как сильно волновалась мать, подаваясь вперёд, дабы остановить своего драгоценного сына и то, как строго отдёргивает за плечо отец, ведь это был первый самостоятельный полёт ангела с пределов родовых земель. Огромные просторы виднелись под маленьким тельцем, отбрасывающим небольшую играющую тень на перистые облака. И он морщил с забавой нос в то время, как синие глазёнки горели пламенем восторга. Ветер растрепал белёсые волосы, вырывая их из ленты и унося их прочь. Но даже это не останавливало юнца, который пикировал вниз, а затем взлетал выше прежнего.       – Эрагон, пожалуйста, не улетай так далеко за пределы видимости! – крикнула в сторону мальца мать, но последний и не слышал её зова, увлечённый радостью от столь занятного времяпрепровождения. Отец лишь звучно хмыкнул на это и, развернувшись на пятках, отправился обратно в замок.       – Оставь его. Пускай насладится полётом. Не каждый день вырываешься из-под мамкиной юбки. – саркастично приметил муж, даже не взглянув на супругу, которая давным-давно не реагировала на остроту и его фраз. То был брак по расчёту, а любовь к нему вряд ли могла приложиться. И лишь сухое исполнение своих обязательств привязывали Элеонору к этому месту. Она готова была опустить руки в любой момент, пока не появился на свет первенец. Он принёс с собой свет и надежду, показал безутешной молодой женщине, на какую сильную любовь она способна, на какую ласку может оказаться годной.       Ребёнок парил подобно птице, расправляя крылья, слушая мелодию ветра, завывающую в ушах. Это ничуть его не смущало, никоим образом не пугало. Было хорошо, хорошо и свободно.       Облака щекотали нос и на мгновение спровоцировали приступ чихания. Эрагон потерял контроль над крыльями и мир вокруг завертелся адской каруселью. Мальчик не видел больше островка с огромными горами и разлившимся водопадом, на фоне которого величественно красовался серый хмурый замок. Облака свободно пропускали его через себя, не цепляя кожи и одежды. Крылья отказывались слушаться, а где-то отдалённо слышался крик Элеоноры, сорвавшейся на помощь.       Ребёнок барахтался, пытаясь ухватиться хотя бы за что-нибудь, но на поверку вся та красота, которая так сильно восхищала глаз до этого, теперь равнодушно отправляла его всё ниже и ниже без надежды на то, что под руку попадётся хотя бы что-нибудь, за что мальчик мог бы уцепиться.       Благо, крылья начали поддаваться ему вновь, как только перистые просторы были позади. Ребёнок увидел парящий остров, полный пестрящей зелени прямо под собой. Начал что есть мочи мотать руками и ногами. Крылья дрогнули и постепенно могли незначительно противостоять сильному ветру.       Остров был всё ближе и ближе. Эрагон слишком быстро падал клином вниз, но тем не менее не отбрасывал попыток справиться с неуёмной стихией. Такой сильный ветер кого угодно мог бы сбить с ног, а уж ребёнка смахнуть сумел в два счёта.       Не по годам умный ребёнок смекнул что к чему, когда траектория планомерно привела его к падению в круглое озерцо. Бирюзово-голубая вода приняла его покорно, когда мальчик сгруппировался и нырнул в её просторы шустрой стрелой. Кристально чистая, холодная, но такая благородно искрящаяся.       Теперь барахтаться приходилось вдвое сильнее, но с водой Эрагону совладать удалось вдвое быстрее, чем с непокорной силой ветряных вихрей. Уже выныривая наружу, ребёнок издал писк, похожий на мяуканье котёнка. Барахтаясь и осматриваясь вокруг, Эрагон никакой опасности не заприметил, гребя в сторону берега. Всё же этот фееричный провал закончился не самым плохим образом. Ведь могло быть и хуже.       Уже на суше ребёнок недовольно морщился, снимая с себя рубаху и начиная неумелыми ручонками выжимать ткань.       – Так ты ничего не отожмёшь. Нужно сворачивать в одну сторону. – послышался звонкий приветливый голосок, но отчего-то слишком скрипучий. Если бы ребёнок был настоящий котёнком, у него бы уже встала бы шерсть дыбом. Но он мог лишь посильней ухватиться за края одежды, чтобы в случае нападения кого-либо ошпарить хребтину неприятеля сырой тряпкой.       На пне, заросшем мхом, к нему спиной сидел некто с длинными золотистыми локонами. В них были редкие седые вкрапления, но это лишь слегка прибавляло незнакомцу диковинной необычности. Он обернулся к мальчишке через плечо и посмотрел на ручонки, сжимающие рубашку, с которой ручьём текла вода.       – Пойдём. Смеркается. Солнце скоро уйдёт, а ты простудишься, если не высушишь одежду. – констатировал чудак, больше не смущая мальчика пристальным взглядом. Чем он занимался, Эрагон не видел – незнакомец сидел к нему спиной, обтянутой льневой рубахой.       – Моя матушка меня будет искать. Мне нужно лететь. – попытался избавиться от ненавязчивого, но весьма подозрительного типа ребёнок, но и тут его надежды разбились о реальность.       – Будет, конечно, будет. Но по такому туману вряд ли даже свои носки туфель отыскать можно будет.       Эрагон хотел задать весьма справедливый вопрос – а где же этот туман? – но окружение отвечало на его немой вопрос заблаговременно. Всё вокруг затянуло толстой пеленой густого тумана. Да такого, что не понятно было даже, где что.       Незнакомец, заприметив растерянность мальчика, довольно крякнул и, хлопнув себя по коленям, спрыгнул с пня, подобрав простирающийся у его ног посох с необычным камнем, вкраплённым в переплетениях деревянной оправы.       Протянув мальцу наконечник своего орудия, он предложил ухватиться, чтобы тот не умудрился заблудиться. Делать было нечего. Ребёнок последовал за юношей, ухватившись за временный ориентир. Так они и зашагали в неизведанном для юнца направлении. Ноги щекотала влажная трава, а тело обдало заметным ознобом – на улице холодало. Незнакомца, кажется, это даже не заботило, он шёл спокойно вперёд, не преисполненный сомнений.       – Как тебя хоть звать, парень?       – Эрагон. – хмуро ответил мальчик, озираясь по сторонам. Однако серая пелена перед глазами казалось застелила абсолютно всю видимость.       – Не волнуйся, Эрагон. Как только туман рассеется, я помогу тебе добраться до дома".       Эрагон распахнул отёкшие веки, с непониманием оглядываясь. Постепенно сон окончательно оставил его разум, и он осознал, где находится. Какова ирония – верховный серафим оказался за решеткой. Однако причин посмеяться не нашлось. Тёмная камера была пропитана влагой и промозглостью, которые пробиралась сквозь одежду липкими неприятными щупальцами. В отдалении слышались стоны других заключенных, но их Эрагону видеть не пришлось - его разместили в отдалении от остальных, чтобы он не мог обмолвиться ни с кем и словцом.       Заскрипели старые засовы, завизжали ржавые петли, приглушаемые поспешными шагами. Они становились ближе и ближе с каждым мгновением, но бывший верховный серафим не отреагировал, приподнявшись с влажной старой скамьи, на которой уснул.       – Выглядишь хреново. - послышался знакомый голос, заставивший приподнять лицо. Напротив решётки остановилась дьяволица, но на лице её не играло привычной забавы или издевки.       – Полагаю, что дела выглядят куда хуже, чем я. - отстранённо проговорил мужчина. - Какие новости?       – Они обыскивают город, прочёсывают каждую улочку. - Мелани чуть приблизилась к камере.       Эрагон кивнул, прикрыв глаза. Значит Айви всё же удалось сбежать. Это хорошо. По крайней мере они с Амелией будут в безопасности. Вызывало тревогу лишь то, что Айви могла по дурости броситься вызволять его, но он искренне надеялся на благоразумие супруги.        – Ребекка пытается убедить совет в том, что всё подстроено.       – Скажи ей, чтобы не фигурировала, не привлекала к себе слишком много внимания. Ей это на пользу не пойдёт.       – Эрагон, твой отец не дождался казни, покончив с собой.       Серафим не ответил, спокойно опустив взор в пол. Роберт сдержал своё слово и напоследок хорошо испортил ему жизнь, но другого он и не ожидал от того, кто когда-то носил звание родителя, пускай не такого уж и заботливого.       – Сатана не согласился помочь. Ты говорил, что он не поможет, но я всё же попыталась.       – Не стоит пытаться что-либо изменить, Мелани. Происходит то, что должно было рано или поздно произойти. Не рви себе душу. Я благодарен за твою преданность дружбе, но на этом всё. Живи спокойно, без ненависти в сердце. И какой бы вердикт не вынес совет - я приму его. В конце концов я сам нарушил самый главный закон. - Эрагон впервые взглянул на подругу с искренней улыбкой, - И знаешь, что самое интересное? Я нарушил закон неприкосновения, но ничуть не жалею об этом.       Мелани улыбнулась, едва сдержав нахлынувшие эмоции. Она знала, что друг был готов ко всему, знала, что это может когда-нибудь произойти, но, пожалуй, никогда всерьёз не принимала эту истину.       – Ты знаешь, где может быть Айви?       – Надеюсь там, где её уже никто не сможет отыскать. - в глазах его плескалась печаль, но Эрагон лишь очередной раз усмехнулся. Он приподнялся со своего места и подошёл к женщине, отделяемой его лишь сталью решеток.       – Спасибо, что навестила. Но больше не приходи сюда. Ты можешь навлечь на себя неприятности. А мне бы очень не хотелось, чтобы и тебя арестовали... А теперь ступай.       Мелани посмотрела на него долгим изучающим взглядом, но в ответ на произнесённое помотала головой.       – Пускай попробуют. Согласна только на соседнюю камеру. Вон ту, там площадь больше.       Они усмехнулись этой шутке, а потом попрощались. Эрагон проводил её взором до самого выхода, после чего задумался. Надежда на то, что Айви и Амелия в безопасности, не угасала. Единственное, во что он не желал верить - это то, что с ними могло что-то произойти. Но коль стража до сих пор рыскает повсюду, значит этот лучик света ожиданий всё же ещё можно поймать.