Скорый Питер-Москва

      С каждым новым рейдом Пете становилось всё хуже и хуже. Вроде бы так много в жизни поменял: город, связи, круг общения, место работы, любовь нашёл настоящую, с наркотой завязал… А всё равно эта ниточка осталась. Эта поганая, тонкая, но крепкая ниточка, связывающая Хазина-младшего с Хазиным-старшим, с прошлым, с Москвой.       И этой ниточкой была работа в ГУНК. Каждое новое дело, каждый пойманный нарик, каждый рейд, клуб, пакетик со стаффом, – всё это возвращало его в московское прошлое, которое Петя всеми силами старался забыть и вычеркнуть из своей жизни. Только вот что ему делать оставалось? Это всё, что он умел. И умел очень хорошо, даже не прикопаешься ведь. Раскрываемость по всему питерскому отделу повысил, едва приехав, потому что выезжал на чистой ярости, жажде справедливости и отличном знании повадок наркоманов и дилеров. Очень легко ловить дичь, если сам когда-то к ней относился.       Но запал из ярости прошёл, работа вошла в спокойное и привычное русло. Почти рутина: поймай, оформи, посади или отпусти. Это Петя умел хорошо. Умел ли он что-то другое? Вряд ли.       Очень много думал о том, чтобы перевестись в другой отдел. Да хоть бы в следственный, к Игорю. Что, голова у него плохо работала? Хорошо у него голова работала, не на что жаловаться. Ну, коммуникативные навыки страдали, да; однако, пройти переквалификацию – и можно работать. С Громом, опять-таки, что было огромным плюсом само по себе.       С другой стороны, пять дней в неделю пялиться на синие рубашки и чужие погоны было ещё хуже, и Хазин подозревал, что там он продержится ещё меньше, потому что это ещё сильнее напоминало об отце. А об отце Петя очень хотел не вспоминать вообще больше никогда. Не для того он сбежал в Петербург, чтобы его на каждом шагу преследовал отец.       И чем дальше, тем больше Хазин понимал, что ему слишком тяжело находиться в управлении в качестве… в качестве мента. Пусть даже из наркоотдела, разницы не было. Выгорание подбиралось медленно, но верно, угрожая накрыть собой в самое неподходящее время.       Решение пришло в голову в одно утро, когда Петя позорно блевал в туалете отдела из-за усталости, головной боли и бессонной ночи. И стресса. Стресс был исключительно из-за того, что ему совершенно не хотелось ходить на работу, и ещё сильнее не хотелось ездить на рейды в клубы. Каждый такой рейд был как флэшбек в прошлое, всё чаще в лицах принимаемых пацанов виделось лицо Горюнова, и Пете начинало казаться, что он банально едет крышей. Даже Игорь начал что-то замечать, окружил заботой, а Хазину было стыдно, что он не мог поделиться с ним своей проблемой.       Нет, на свою работу он исправно ворчал, заранее предупредив Грома, мол, просто обнимай меня и сочувственно качай головой, когда я говорю про этих идиотов, – большего не нужно. Игорь понятливо кивнул и придерживался этого сценария, не лез с советами, не пытался ещё как-то помочь. И Петя был ему за это очень благодарен.       Но сказать ему о своей мечте стать адвокатом Хазин просто не мог. Коленки не дрожали, но внутри всё схватывало льдом.       А вдруг рассмеётся? Вдруг скажет, мол, куда ты лезешь, Петь, тебе сколько лет? Старую собаку новым трюкам не научишь. Вот нариков, Петь, ловишь – и лови себе, а адвокатура – это запарно и сложно. Не вывезешь ты, Петь.       Очень хорошо представлялось, как он приедет домой, сядет и скажет Игорю – вот, решил стать адвокатом, пойду учиться в магистратуру. А Гром посмотрит на него как на идиота…       И скажет, что Петя выдумал какую-то хуйню. Ну, реально, какой из него адвокат? Кого он там защитит и как – судью перекричит, что ли?       А без поддержки Игоря, Петя знал, он не вытянет точно. Работу ведь бросит точно, получается, придётся садиться на Игореву шею на период обучения, а если тот будет его осуждать, Хазин так точно в петлю полезет.       Одним словом, страшно было до пизды. С одной стороны муторно, с другой – страшно, и выход был только один. Жаль, не в окно.

* * *

      Припарковавшись во дворе, Хазин ещё минут десять сидел в машине и курил одну за одной. Сегодня он несколько раз ловил на работе панические атаки, но без всяких мозгоправов знал, в чём причина – в том, что Хазин в принципе н а р а б о т е. На той работе, которую выбрал не он, в том отделе, который выбрал не он, в той сфере, которую выбрал не он.       А выбрал его отец за него, обрубив на корню все желания и стремления своего сына. А Петя тогда не смог ни слова сказать против.       Это было даже сложнее, чем переехать в Питер. Почему-то сменить город, в котором живёшь, оказалось несравнимо легче, чем сменить сферу деятельности и профессию. Почему – Петя не знал, но рефлексировать ещё и на эту тему он бы просто не вывез.       Наконец, решив, что дальше в машине сидеть нет смысла, иначе он тут же, на заднем сидении, и заночует, Хазин направился домой, в их с Игорем квартиру.       Игорь в голове Пети уже над ним смеялся и отмахивался, как от надоедливой мухи. «Какая адвокатура, сиди на жопе ровно, чё тебе не нравится?». Действительно, что ему не нравится – зарплата хорошая, надбавки, звёздочка на погонах. Может, через полгода-год повысят…       Из тяжёлых размышлений Хазина вывел голос Игоря. – Петь, ты? А ты чего завис, не разуваешься? – спросил Гром, выглянув в прихожую – домашний, взъерошенный, на руках бинты намотаны – тренировался, похоже, грушу свою лупил. – Да так, день хреновый, устал, – вымученно улыбнулся Петя и поднялся с пуфика, который стоял в коридоре, стаскивая с себя пальто. – Есть что пожрать?       Пожрать было. Фирменное блюдо Игоря – домашние жареные пельмени, залитые сметаной и сыром. Вкусно, сытно и поразило однажды Петю в самое сердце своей простотой и какой-то изъёбанностью: ему бы и в голову не пришло, что самые банальные пельмени можно вот так вот приготовить. Изъебнувшись.       Как ни странно, даже несмотря на волнение и нервозность, Хазин съел все и даже взял себе добавки. Со сладким чаем шло совсем хорошо, а Гром сидел рядом, тыкал что-то в планшете и с умилением поглядывал изредка на ужинающего Петю. Откормил ведь за год почти. Петя из Москвы приехал болезненный и тощий после больницы и восстановительного периода, в зеркало на себя страшно смотреть было. Шрам на виске, запавшие глаза, скулы торчат… И как в нём Игорь что-то разглядел вообще, в этом ходячем озлобленном трупе? – Слушай, Игорь, я тут поговорить хотел, – вздохнув, решился Петя и отодвинул от себя пустую тарелку.       Гром выглядел совершенно спокойно. Таким же жестом отодвинул от себя планшет – Хазин успел заметить, что там открыты шахматы, – и посмотрел на Петю, ожидая, что тот скажет. Казалось, никакого подвоха он вообще не ждал. – Имей в виду, Гром, я уже всё решил, – сказал Петя, набрав в грудь воздуха и сразу перейдя в «защиту». – И твоё мнение… твоё мнение меня не разубедит. Усёк? Супер. Короче, я хочу уволиться и пойти учиться на адвоката, как всегда мечтал ещё лет в двадцать. Можешь меня отговаривать, сколько угодно, мне это совершенно неинтересно, я… – Ну так отличная же идея, – перебил его Игорь, немного удивлённый, но удивлённый только таким напором и тем, что Хазин почему-то решил, что он будет против. – А чего раньше не говорил? Или сегодня решил? В любом случае, если тебя это сделает счастливым – я только рад буду. Хочешь, я тебя по праву погоняю? Ну, там, с поступлением помогу. Ты скажи, что тебе нужно, чем помочь?       Петя, ожидавший чего угодно, но не открытой и спокойной поддержки, сначала даже потерялся. Пальцы мелко потрагивали, и он поспешил опустить руки под стол, незаметно вытирая вспотевшие ладошки о брюки, которые пока не сменил на домашние штаны, словно всё ещё сидел в защитной оболочке, словно готовился к быстрому побегу. – То есть… то есть, ты не считаешь это глупостью? – осторожно спросил Петя, пытаясь расставить всё по полочкам. – А почему я должен считать это глупостью? – вскинул бровь Гром и пожал плечами. – Ты же работу свою терпеть не можешь, Петь. Если адвокатура сделает тебя хотя бы на полшишечки довольнее, я тебя первый пинком в приёмную комиссию отправлю. Лишь бы ты был счастлив. – Но мне же почти тридцать один год! Куда мне идти учиться?! – почти отчаянно воскликнул Хазин. – На юрфак, – невозмутимо ответил Игорь. – Слышал поговорку: «учиться никогда не поздно»? Ну так это правда так. – Я уволюсь ведь, – напомнил про свой план Петя с таким видом, будто угрожал Грому своим уходом с работы. – Увольняйся, Петь, – усмехнулся Игорь и подвинул к себе планшет, разблокируя тот, чтобы закончить партию. – Хоть готовить научишься. Будут меня ужины горячие каждый день ждать, по ночам будешь дома – красота же, сплошные плюсы. Уроки с тобой учить буду, сам вспомню что-то, тоже польза…       Все заранее заготовленные доводы в защиту своего решения податься в адвокаты стали вдруг совершенно не нужны. Петя почувствовал даже какую-то иррациональную обиду – как так, что не нужно защищаться, отстаивая право на свои желания?! – но потом просто с шумом отодвинул стул и забрался на колени к Игорю, крепко обнимая его за шею обеими руками. – Ну, Петь, чего ты, – начал неловко Игорь, ласково поглаживая Хазина по спине и плечам. – Ты думал, что ли, что я тебя отговаривать буду? Ну и дурак ты, Петь, форменный. Да хоть в актёрское иди, господи, флаг в руки, по жопе тебе дам и вперёд, покорять высоты и воплощать мечты. – А если я подрабатывать пойду? В кофейню. Баристой, – отстранившись, спросил Петя, глядя в глаза Игоря и всё ещё пытаясь раскусить его. – На здоровье, Петь, – искренне сказал Гром и привлёк Петю к себе, ласково целуя в губы. – Перестань уже, я серьёзно поддержу любое твоё решение. Мне даже нравится. Думаю, тебе очень подойдёт быть адвокатом.       Петя, шмыгнув носом, уткнулся в шею Игоря, обнимая его ещё крепче. За какие такие грехи ему досталось такое почти двухметровое угрюмое чудо в кепке, Петя понятия не имел.       Но был совершенно точно счастлив.