***
Почти целый день спустя они добрались до спокойного, скромного заведения, которое искали. После короткого разговора с владельцем—и после того, как несколько монет перешли из рук в руки,—им было разрешено войти и выставить свои «товары» в отдельных комнатах. На третьем они нашли золото. Сидя перед ними на татами, Хатиро—их цель—равнодушно потягивал саке вместе со своими коллегами-бухгалтерами. Со своей скромной позы Сакура могла видеть, что плечи Хатаке были опущены, а его спина слегка изогнута, что делало его гораздо менее внушительным, чем обычно. Его голос, когда он заговорил, был тщательно модулированным тенором, более высоким и плавным. — Такая прекрасная группа, и все же так не хватает...подходящего развлечения. Пожалуйста, позвольте мне представить вам мое лучшее. — Это была шелковистость, которую она никогда раньше не слышала. Сакура ненавидела это. При звуках насмешек Улитка встала перед Сакурой и Енотом, делая реверанс. Рукав ее кимоно соскользнуло вниз, обнажив плечо. Хатиро был красивым мужчиной, что не предвещало ничего хорошего; он мог бы вообще отвергнуть их, если бы его либидо было достаточно удовлетворено в другом месте. Но мужчина рядом с Хатиро толкнул его локтем, на его губах появилась слегка испуганная улыбка. — Хатиро-сан, вы так много работаете. Возможно, один из них поможет вам...расслабиться. Хатиро наклонил голову, казалось, его это не беспокоило. — Боги! — громко рассмеялся другой мужчина, явно пьяный. Он покачнулся, даже сел. — Такой тугозадый. Глаза первого мужчины расширились в панике. — Конечно, — Хатиро небрежно отхлебнул саке. — Если тебе не нравится твоя работа, я легко могу освободить тебя от нее. Пьяный мужчина, казалось, внезапно протрезвел. — Х-Хатиро-сан, не поймите меня неправильно, — нервно рассмеялся мужчина. — И-и вообще! Сегодняшний вечер будет за мой счет! Выбери любого из них, я заплачу за это. Хатиро бесчувственно улыбнулся. — Независимо от цены? Мужчина сглотнул с видимым трудом. — Любо...го... — Очевидно, он был готов принять удар, чтобы сохранить свою работу. — Напомни, как тебя звали? — Назако, к вашим услугам, сэр, — сказал Какаши, плавно кланяясь. — Кто твоя самая дорогая шлюха, Назако? — лениво спросил Хатиро, потягивая вино. — Почему, позвольте мне представить вас, — ответил Какаши бархатным голосом. Как только Улитка оказалась в пределах досягаемости Какаши, он обнял ее за талию и развернул к себе. Его предплечье прижалось прямо к ее грудной клетке прямо под грудями, безошибочно укрепляя их, чтобы сделать их более заметными. Его другая рука быстро поднялась, чтобы схватить ее за подбородок и наклонить ее голову в сторону, демонстрируя длинную линию ее шеи. Губы Сакуры мрачно сжались при виде этого зрелища, прежде чем она собралась с силами, чтобы смиренно отвести взгляд в пол. — Это Одори, — сказал Какаши с медленной, снисходительной улыбкой. — Одори-тян, без сомнения, лучшее, что я могу предложить. Она приходит с высочайшими отзывами. Он горячо произнес эти слова, уткнувшись Улитке в щеку. Щеки Улитки порозовели. Какаши подтолкнул ее вперед, и она быстро опустилась на колени рядом с Хатиро, положив голову ему на грудь. Поступок был обманчиво безобидным, потому что, делая это и слегка наклонившись вперед, она лукаво позволила ему хорошенько рассмотреть прорехи ее свободно завязанного кимоно. Он не смотрел. — Сколько она стоит? Взгляд Какаши переместился между ними с притворным расчетом, прежде чем перечислить неприлично высокую цену. Мужчина, который предложил заплатить, выглядел так, словно вот-вот упадет в обморок. — Я возьму эту, — сказал Хатиро. — За цену, которую ты только что назвал. Сакура услышала только тишину в ответ на это заявление. Она чуть приподняла голову. Ее взгляд сначала остановился на пальце, направленном в ее сторону. Затем он переместился к владельцу этого пальца. Она недоверчиво моргнула, глядя на это. Ее взгляд метнулся к Какаши. Он не смотрел на нее. Он смотрел с исключительной неподвижностью на Хатиро. — Что? — воскликнул мужчина, глядя на эту перспективу на грани слез. — Она наименее подходящая из всех! — Разве ты не знал? — легко сказал Хатиро. — Именно ничем не примечательные шлюхи усерднее работают, чтобы заработать на жизнь. Я только хочу, чтобы мои деньги стоили того, Акиро-сан. Простите меня, я оговорился—твои деньги того стоили. Рот Сакуры скривился от недоверия. Не глядя больше, бухгалтер жестом велел «Одори» отойти от него. Улитка встала, свирепо надув губы. Когда она повернулась, чтобы протопать к Какаши, паника в ее глазах была ясна. Сакура тоже пристально посмотрела на него, пытаясь найти какой-нибудь безмолвный сигнал о том, что ей следует делать. Попытаются ли они перенести наркотик от человека Улитки к ее личности? Она знала, что это, вероятно, слишком рискованно, может поставить под угрозу все дело, но... Но когда она посмотрела на него, Какаши искренне казался безразличным, даже скучающим. Только когда Хатиро снова обратил на него внимание, выражение лица копирайтера изменилось, внезапно оживившись жадной улыбкой, которая соответствовала его характеру. Губы Сакуры сжались. Она прочитала сообщение громко и ясно. Казалось, что это была уже не проблема Копирующего ниндзя—или Улитки—а ее проблема. О да, у могущественного Какаши, вероятно, были бесконечно более важные аспекты этой миссии, которые нужно было решить. Шипение Енота рядом с ней заставило ее пошевелиться. Она быстро встала, возможно, немного быстрее, чем следовало бы гражданскому лицу, и подошла к мужчине. Он тоже встал. — Акиро, я оставлю тебя, чтобы ты позаботился об оплате, — улыбнулся Хатиро. Он положил на стол несколько монет. — За выпивку и посредственный сямисэн. — Гейша позади него вздрогнула. Когда они с мужчиной пересекли комнату, чтобы выйти, Сакура бросила взгляд на своего капитана, стиснув зубы. Повернувшись к ней спиной, он небрежно вел переговоры с Акиро об оплате.***
Самой насущной проблемой, спокойно решила Сакура, было то, что у нее не было наркотика. Нет, единственный флакон находился где-то на лице Улитки — что сегодня вечером останется совершенно невозмутимым. Она начинала теоретизировать, что, возможно, в прошлой жизни убила невинную сироту; как еще она могла заслужить смехотворно ужасную удачу в этой? Улитка была наиболее вероятным выбором для шлюхи, выбранной сегодня вечером, если вообще была (они знали из разведданных, что Хатиро предпочитал женщин мужчинам). Наложить на нее единственную доступную дозу было самым разумным выбором. И все же—она была здесь. Рикша замедлил ход и остановился. Секунду спустя бегун шагнул вперед, чтобы помочь ей спуститься. Она услышала, как Хатиро легко спустился позади нее. Гендзюцу было единственным возможным вариантом. У нее было кажущееся преимущество в том, что он, казалось, не подозревал ее; но, с другой стороны, его лицо было удивительно непроницаемым. В дверях их встретил слуга-мужчина. — Отведи ее в спальню и приготовь ванну. Слуга низко поклонился, а затем направил Сакуру вверх по лестнице в относительно строгую хозяйскую спальню. В ней был самый минимум—большой матрас, застеленный простыми, ничем не примечательными простынями и подушками. У одной стены стоял такой же ничем не примечательный комод со скромным, исправным зеркалом. Оконные двери на противоположной стороне выходили на небольшой балкон. Спальню отделяло от ванной не больше препятствий, чем занавеска. Когда слуга закончил отдергивать занавеску, взгляд Сакуры нашел белую фарфоровую ванну в центре. Он наполнил её дымящейся водой, струйки пара поплыли к потолку. — Раздевайся, — сказал слуга, закрывая клапаны. Сакура притворилась, что не слышала, продолжая лениво разглядывать пар. Слуга вышел из комнаты. Услышав приближающиеся к двери шаги, она села на кровать. Когда Хатиро наконец вошел, он бросил на нее беспечный взгляд, прежде чем снять свою хакаму. Не говоря ни слова, он скользнул в ванну и прислонился головой к фарфоровому краю. Сакура внимательно наблюдала за ним. Возможно, он просто намеревался выиграть ее время, используя деньги Акиро, вообще не прикасаясь к ней. На долгое мгновение ей показалось, что мужчина решил именно это. Затем, медленно, его голова наклонилась вверх. Его взгляд скользнул по телу—медленно и обдуманно. Он встал, и струйки воды потекли по его телу на холодный пол. Он двинулся вперед, медленными, спокойными движениями в такт своим шагам. Когда его путь приблизился к стене комнаты с комодом, Сакура тоже двинулась. Скорее неожиданный характер поступка, чем использование большой силы с ее стороны, заставили Хатиро отступить на шаг, когда она столкнулась с ним. Как она и ожидала, он ответил с силой. Она почувствовала, как чьи-то руки схватили ее почти за талию, а затем ее сильно толкнули в спину—достаточно сильно, чтобы оставить синяки на гражданском-в отместку к комоду. Сакура тихонько вскрикнула, выражая боль, к которой она давно перестала быть восприимчивой. — Я хотела прикоснуться к тебе, — объяснила она слабым голосом. Стараясь контролировать свои руки, чтобы он не заметил ее выразительную мускулатуру. — Попробуй еще раз что-нибудь подобное, и я отдам тебя слуге снаружи и любому, кто пройдет мимо этого дома до рассвета. Поняла? — холодно сказал он. Сакура вспылила от гнева. Внешне она кивнула и прижалась спиной к комоду. Его руки вцепились в края ее дешевого кимоно и потянули, разрывая материал. Ее кулаки инстинктивно сжались, когда его холодные руки коснулись поверхности ее плоти. Она скрыла это действие вздохом, который заставил его глаза вспыхнуть от раздражения. Когда он погладил ее грудь, его зубы скользнули по уязвимой части шеи Сакуры, которая—в любой другой ситуации—заставила бы ее разорвать ему горло. Своими зубами. Однако вместо этого, отведенная той роли, которой она была сегодня вечером, Сакура стиснула зубы и издала низкий, сдавленный стон, откинув голову назад. Когда она снова открыла глаза, то встретилась взглядом с Какаши.***
Ее голова вскинулась с болезненной быстротой. Видение не исчезло. Вот он, полностью видимый через двойные двери-окна, которые вели на балкон. Какаши снял хендж и снова надел маску. Она заметила, что его поза была расслабленной, когда он прислонился к перилам балкона. Хатиро не прекращал грубо обращаться с ее телом, но Сакура почти оцепенела от этого. Ее тело было холодным, почти лишенным чувств, когда она рассматривала фигуру за окном. Снаружи было темно, но каким-то образом она могла видеть его глаза с безошибочной ясностью. Багрово-алый цвет шарингана и задумчивый уголь его обычного глаза говорили о другом. Несмотря на расслабленную позу, взгляд Какаши был диким и пристальным к ней. Руки схватили ее за колени и развели их в стороны. Лицо Сакуры исказилось в рычании, забыв «кто» и где она была. Она восстановила контроль над своим выражением лица как раз вовремя, когда взгляд Хатиро скользнул по ее лицу. Его рука одновременно скользнула между ее бедер. Сакура запустила одну руку в волосы Хатиро, крепко удерживая его голову на месте, чтобы он не мог оглянуться; другой рукой она сделала знаки для одноручного гендзюцу. Его глаза закрылись, и он рухнул на пол. Прежде чем он успел полностью упасть, она схватила его одной рукой за воротник и швырнула на кровать. Волосы упали ей на глаза от этого движения. Какой - то предмет попал в поле ее зрения. Ее рука взметнулась, выхватывая приближающийся предмет из воздуха. Она перевернула его. Это была ее расческа для волос. Ее голова медленно поднялась с раскрытой ладони. Какаши теперь стоял в спальне рядом с ней. Стоически она схватила поврежденные половинки своего кимоно и стянула их вместе. Через мгновение она остановилась, прищурив глаза. Ее оби валялся на земле всего в метре от нее. Она подняла глаза, чтобы осмотреть единственного оставшегося в сознании обитателя комнаты. Она не знала, что заставило ее сделать это. Возможно, безумие. (Вероятно). — Подними его, — скомандовала она. Сакура не могла видеть лицо Какаши, так как оно было скрыто в тени. Но его глаза светились—чем-то невыразимым и опасным,— когда он рассматривал ее. А затем, когда ее собственные глаза в мгновение ока опустились, он превратился в размытое пятно движения. К тому времени, как ее ресницы снова поднялись, он опустился на одно колено, его голова была на одном уровне с ее коленями, когда она все еще сидела на комоде. Его голова была наклонена набок, ноздри раздувались, когда его пальцы задели белый оби. Сакура вздернула подбородок и подняла руку с раскрытой ладонью в безмолвном требовании. Разные глаза Какаши впились в нее со своего места, не двигаясь. Облака, должно быть, сдвинулись, потому что внезапно в комнату снова пролился лунный свет. Она осветила половину его лица. Но той половины, которую она увидела, было достаточно, чтобы заставить ее замолчать. На видимой половине его лица было безумие, едва сдерживаемое нечто, отчего ее рот скривился. — Отдай, — прошептала она, слова прозвучали резко в полной тишине. Его голова все еще была наклонена, глаза все еще горели в той странной, обжигающей манере, когда его рука медленно поднялась—насмешка над его прежней скоростью. Тяжелый материал оби издал шелестящий звук, когда он соскользнул с пола. Сакура наблюдала за его движением с решительным вниманием. Поэтому она сразу же осознала, когда рука Копирующего снова остановилась, едва поднявшись над ее коленом. Его рука зависла там, тепло от него исходило от его ладони и заставляло волосы на ноге Сакуры подниматься. Лицо Какаши было наполовину скрыто черной маской, но когда ее глаза метнулись к нему, она поняла, что он собирается сказать, еще до того, как он это сказал. Шок заставил ее оцепенеть. Частицы пыли, которые до этого плавали в воздухе, неуклонно, постепенно останавливали свою естественную траекторию. Свист ветра в кронах деревьев растворился во внезапной, мертвой тишине. — Я хочу тебя. Комод внезапно затрясся от силы, с которой обе ладони Хатаке легли на него, обрамляя ее тело. Он выглядел расстроенным этим признанием, как будто ему ничего так не хотелось, как сделать его неправдой. И внезапно Сакура пришла в себя. Его глаза были полузакрыты, дикие, когда он смотрел на нее снизу вверх из-под ее ног. — Я хочу трахнуть тебя. —Ее уши горели. — Найди ойран. — отрезала она. — Я уже, — выплюнул он в ответ. Вырвался невеселый смешок. Но она почувствовала, как, казалось бы, вездесущий узел теперь между ее ног сжался, так изысканно, болезненно туго. Она смотрела, как его руки судорожно сжались по обе стороны от нее, как его ногти впились длинными трещинами в мраморную поверхность комода. — Я не чувствую того же самого, — попыталась она, стараясь казаться равнодушной. Но она знала, что ее пальцы слишком сильно дрожат, неистовые и неконтролируемые, как у наркомана, которого долго лишали. Сакура наблюдала, как его ноздри раздулись, и он посмотрел на нее ужасным и понимающим взглядом. — Я чувствую твой запах, — сказал он хриплым голосом. На одну опустошительную секунду его горячий взгляд метнулся к той части между ее ног, которая, несомненно, была влажной. Ее плечи сильно задрожали. — Ну и что? — холодно спросила она его. Его веки опустились еще ниже. — Позволь мне прикоснуться к тебе, — прошептал он, глядя одновременно мертвенно-бледным и голодным взглядом. Последние остатки хладнокровия Сакуры исчезли. Ее руки запутались в волосах у него на затылке, но не было такого ощущения, что она тянет его вверх, а ее руки следили за его движением вверх. В одно мгновение глаза, которые сверлили ее снизу, оказались на одном уровне с ней. Его ладони, грубые, шершавые и пылающие неестественным жаром, легли на напряженные мышцы ее бедер. — Ты хочешь прикоснуться ко мне? — прошипела она. — Прикоснись ко мне. Его глаза победно сверкнули. А затем руки скользнули вверх по ее ногам, электризуя кожу, мышцы и ткани там. Он с пренебрежением отбросил в сторону ее кимоно, как будто оно было презрительно за то, что она мешало ему. А затем он обхватил ее, тяжесть и жар его ладони стали для нее смертельным ударом. Она чувствовала себя так, словно была в огне, словно в любой момент могла превратиться в пепел. В тот момент, когда его пальцы вошли в нее, голова Сакуры врезалась в комод зеркала, разбив его вдребезги. Осколки стекла посыпались и на нее, и на него, когда экстаз на мгновение украл у нее слова—все подобие языка. Она схватила его за плечи с сокрушительной силой, и он взял ее, глаза темные, дикие, с такой же жадностью. Шероховатость кожи на его руках казалась восхитительной внутри нее, ширина его костяшек, растягивающихся и скручивающихся, поражала ее тем, как ужасно хорошо он сидел, как почти идеально она наконец почувствовала себя наполненной. Его пальцы сжались, и рот Сакуры открылся в беззвучном вздохе, просто выдохнул глоток воздуха. Мир состоял только из этого горячего, отчаянного пространства между ее ногами и его пальцами. А потом—железный жар члена, настойчиво прижимающегося к ней. Ее пристальный взгляд скользнул по нему, восхищенный, затем снова поднялся к его лицу. Лицо Копирующего ниндзя являло собой прекрасную картину как ненасытности, так и голода, напряжение в его челюсти было видно даже сквозь черную маску. Руки Сакуры схватили его за бедра и сильно притянули к себе, баюкая его—его член, подумала она, и новый прилив тепла затопил ее сердцевину—между ее бедер. Она смотрела на него, опьяненная ... Она не знала, что это было. Возможно, странное чувство власти. А также острое знание того, что... Она сцепила ноги у него за спиной, собственнически и одновременно наполовину чудесно. И вот так лицо Какаши внезапно оказалось перед ней, его прерывистое дыхание горячей лаской коснулось ее губ. Долгое мгновение Сакура пристально смотрела на него, и он так же обиженно посмотрел на нее в ответ. Затем его маска исчезла, и его рот оказался на ее губах, развратный, грязный и резкий, когда его язык с силой прижался к ее собственному. Вся сила его тела прижимала ее к комоду, когда он прижимался к ней, его рычание проглатывалось ртом Сакуры. Его пальцы, противоречащие дикости его рта, были катастрофически ловкими внутри нее, манипулируя этим конкретным местом в ней до безумия—ее безумия. И Сакуре казалось, что она умирает—самая ужасная, ненавистная смерть из всех возможных, потому что она казалась одновременно такой громовой и ужасно сладкой, и она хотела этого так, так сильно. Ее единственным утешением было то, что на его лице было такое же отчаяние, в опасном сжатии челюстей, в напряженных венах на шее и руках, в твердости его члена. — Посмотри на меня, — прорычал он ей на ухо, его только что раскрытый рот—твердый и чувственный-обжег ее. Сакура вдруг почувствовала, что больше не может смотреть ни на что другое. — Посмотри на меня, — повторил он снова, хотя она уже сделала это, и он знал это. Она увидела всё белое, когда кончила, слепо уставившись на него. Смутно она почувствовала, как тело, бьющееся о нее, внезапно замерло, плотно прижавшись к ней. Возможно, он что-то сказал. Возможно, он был совершенно безмолвен. Она была глуха к миру и не знала. Он сразу же ушел; сначала он потерял губы, секунду спустя пальцы; окна двойной двери открылись и беззвучно закрылись, и Сакуре было все равно. Не веря в то, что произошло, она встала с комода и, пошатываясь, направилась к кровати. Она устроилась на нем, щеки покраснели, следы тянулись от ее шеи и вниз, и пахло сексом. По иронии судьбы, это могло помочь ей только тогда, когда Хатиро просыпался. Но у Сакуры не было сил быть благодарной прямо сейчас. Она была в ярости—на себя, на Какаши, на гребаный потолок над головой, который все это видел. Значит, она и раньше знала, насколько прискорбно неразборчиво ее либидо—она съежилась, просто подумав об этом,—прекрасно. Но она никогда, никогда не собиралась действовать в соответствии с этим. Ее тело должно было подчиниться ее разуму, который очень, очень сильно поддерживал решительную позицию антагонизма по отношению к человеку, с которым она только что... Это явно было ошибкой в суждениях для них обоих. Услышав это признание, она начала успокаиваться. Ни один из них не прикасался друг к другу только что, потому что они нравились друг другу. Это было просто...общая минутная ошибка в суждениях, и это никогда не повторится. Возможно, даже это было необходимым злом, чтобы очиститься от этой ложно направленной похоти. Теперь она сможет притвориться, что всего этого никогда не было. Сакура откинулась на подушки и стала ждать, когда Хатиро проснется.