***
Она не совсем была уверена, чего ожидала. В конце концов ритуал свелся к небольшому костру, обильному запасу крови, пению и небольшой печати, помещенной в пространство прямо под ее грудной клеткой. Сначала, казалось, ничего не произошло, и Сакура задалась вопросом, не было ли все это частью тщательно продуманной шутки, потому что ворона, похоже, обладала некоторым плохо информированным чувством юмора. Но затем жгучая, ужасная боль внезапно расколола ее голову в центральной точке левой глазницы. Она отшатнулась.— Если боевые действия можно остановить, я бы хотел их остановить. — Я тоже. Торжественный договор, заключенный между одним бризом и другим, под желто-зеленым пологом листьев.
Она свернулась калачиком на коленях, прищурив глаза.Они были двоюродными братьями, но почему-то — до этого момента — Шисуи не мог вспомнить, чтобы когда-либо действительно разговаривал с Итачи. До сегодняшнего дня он не осознавал, что союзником, которого он искал, может быть его собственная кровь. Что ж, неудивительно, что на его поиски ушло так много времени. У Шисуи было много-много двоюродных братьев и сестер. Сначала они не поняли друг друга. По крайней мере, не выходило за рамки этого единственного принципа, который они разделяли. Возможно, это было из-за того, что Итачи был таким...странным. От природы талантливый, да, но также мрачный. — Какова цель шиноби? — Итачи спрашивал его снова и снова. — Что значит деревня? Это было единственное содержание их первых бесед. Итачи действительно не был многословен—точно, Шисуи догадался по нескольким замечаниям, которыми он поделился, потому что он потратил так много времени на размышления. И если его настроение было мрачным, то это быстро выяснилось в результате того, что многие мысли его двоюродного брата были явно несчастливыми. Сам Шисуи, конечно, не был создан для такого длительного самоанализа; и, что более важно, он значительно лучше скрывал свои собственные приступы мрачности с уклончивыми улыбками. Тем не менее, члены клана начали упоминать свои имена как пару, едва уловимая пауза между ними—явление, которое сбивало его с толку каждый раз, когда он наблюдал это. Потому что независимо от того, насколько внешне они были сопоставимы, не было никаких сомнений в том, насколько принципиально они отличались друг от друга. Шисуи был достаточно осведомлен о себе, чтобы понять, что его решительность временами переходила в импульсивность; его суждение, надо признать, было быстрым и неумолимым. Но Итачи, особенно по мере того, как он становился старше, становился все более тихим и мрачным, циклически размышляя и переоценивая. Были и другие различия. Дело в том, что независимо от того, сколько времени Итачи проводил за своими возвышенными философствованиями, его любовь к своей семье была такой же непоколебимой, как горы, окружающие Коноху. Шисуи наблюдал за всем этим с замешательством и, если быть абсолютно честным с самим собой, не без обиды. Узнав о перевороте, Шисуи давно покинул свой клан. Быстрый, чистый—и в основном незаметный—перерыв. Настойчивая любовь Итачи—даже зная о перевороте и решив предотвратить его—была бы глубокой слабостью, предположил Шисуи. Это было не внезапное развитие, а медленное, как вода, вытекающая из носика перед его домом. (Пока в один прекрасный день земля внизу не начала наклоняться, прогибаться и осыпаться.) Они проводили время вместе. Они поговорили. Но последний удар был, когда он увидел, как Итачи внимательно слушал его, смотрел на него в поисках руководства, как будто Шисуи был— У Шисуи не было семьи. Уже нет. За исключением, может быть, Итачи. Слепой человек смог бы сказать, что забота, которую он лелеял об Итачи, была той, которую его двоюродный брат действительно так же проявлял по отношению к Саске. Тем не менее, Шисуи не стал обижаться на него за это. Итачи взвалил бы на свои плечи весь мир ради своего младшего брата, если бы это было то, что требовала от него вселенная. И, возможно, Шисуи сделал бы то же самое для Итачи, просто потому, что у него больше никого не осталось.
Сакура застонала, ее глаза затрепетали. Из ее закрытого глаза начала сочиться кровь.Проходили месяцы, времена года приходили и уходили. Шисуи становился мудрее и тверже. Он вошел в состояние добровольной изоляции, и Итачи—немного сбитый с толку—позволил ему. Он не мог не ненавидеть себя немного во время этого. Только потому, что он позволил себе так сильно заботиться о себе, он почувствовал такое острое чувство потери после этого. Он стал делиться все меньше и меньше. Он начал говорить Итачи: "Не волнуйся, все будет хорошо”, хотя Шисуи знал лучше.
— Шисуи, — прорычала Сакура ворону, — Что…— У нее перехватило горло от этих слов.— Что-то показалось мне неправильным, поэтому я вернулся. — Я рад. Тогда они были одного роста. Это остро поразило его, когда он продолжил говорить: объяснил участие Данзо, неизбежность переворота и то, что должно произойти с Учихой. Он знал, что Итачи молча ломается, кусок за куском, каждым словом. Но теперь это было за пределами того, чего хотел Шисуи—это было необходимо. — Они придут и за моим левым глазом тоже. — Была почти ночь, оранжево-голубые сумерки были так прекрасны, что у него защемило сердце. Обращал ли он когда-нибудь внимание раньше? — Ты мне нужен…чтобы забрать его. —Шисуи. — Это был первый раз, когда Шисуи видел что-то похожее на гнев на лице своего двоюродного брата. Он жалел, что у него не было времени увидеть больше. (Кто бы мог подумать, что они окажутся здесь спустя годы после того, как заключили договор с под желто-зеленым пологом листьев, и смерть Шисуи станет ценой спасения их клана?) — Ты единственный, кому я могу доверять. Защити деревню, а также имя Учиха. — Я сделаю это, но где ты ... Ветер шелестел в листьях, край утеса задевал его за пятки, и голова взорвалась болью, когда он вынул глаз. Чего он не сказал, так это “Тебе придется пройти долгий, темный путь, полный боли и страданий, и тебе придется пройти его только потому, что я был слишком слаб". — Не волнуйся, Итачи, — вместо этого Шисуи улыбнулся, мягко, яростно. — Все будет хорошо. А потом он бросился со скалы.
Глаза Сакуры распахнулись. Мир раскололся перед ней. С одной стороны, она, казалось, смотрела в пыльное, почти непрозрачное окно. Но с другой: она видела все с такой ясностью, о которой раньше и помыслить не могла. Это было так, как если бы она раньше была слепой и только сейчас впервые увидела, цвет и текстура были для нее не более чем абстрактными понятиями до этого момента. Ее лицо было мокрым, поняла она, вытирая его. Кровь. Затем ее взгляд переместился вверх. На месте левого глаза вороны была пустая глазница. — Это было...вообще реально? — спросила она бесцветным голосом. — Или просто еще одна из твоих попыток одурачить меня. Существо безмолвно встретило ее взгляд. — Он действительно мертв? — тихо спросила она, смущенная ощущением стеснения в груди. Эти... чувства, они не принадлежали ей. — Да, — прямо сказал Шисуи. — И Итачи, — выдохнула она, сжимая руки в кулаки по бокам. — Да, — повторил он снова. Даже произнесение этого имени сейчас пробудило в ней что-то, чего не было раньше, — это была чужая эмоция, чуждая ей. И все же её сила была непреодолимой. Сакура застонала и яростно потерла глаза. — Теперь это останется здесь навсегда, — потребовала она. — Это больно ... — Уже невыносимо? — Шисуи усмехнулся. Ворона, размышляла Сакура, была совсем не похожа на свою тезку. И все же... — Ты тоже видел эти воспоминания, — внезапно поняла она. — Ты знал? ... — Что этот отпечаток будет привязан к глазу, когда я его приму? Что что-то от первоначального мировоззрения Шисуи, его чувствительности, его мотиваций могло остаться в том, что я тогда считал только бесхозным оружием? — коротко закончил за нее ворон. — Нет. — А теперь ты заразил и меня, — заметила Сакура с невеселой улыбкой. Вскоре все рухнуло. Данзо. — Что-то все еще не имеет смысла, — пробормотала она. — Как такой человек, как Итачи, в конечном итоге уничтожил весь свой клан? — У него не было другого выбора. Что-то в словах ворона было свирепое, непостижимое, хотя он был так же нечитаем, как и всегда. — Но ... — Хватит, — наконец отрезал Шисуи. — Независимо от того, сколько у нас есть времени, нам еще многое предстоит сделать. И тебе придется освоить основы, прежде чем ты сможешь приблизиться к мангеке шарингану.***
Когда Сакура снова вошла в реальный мир, она почувствовала, что постарела намного больше, чем за то время, которое она на самом деле провела в гендзюцу—и даже это были месяцы. Она также испытала облегчение от того, что мир вокруг нее стал более размытым и что ее обычный левый глаз был на своем обычном месте. С помощью нескольких знаков рукой—это было все, что теперь требовалось для ритуала,—она могла получить доступ к глазу Шисуи, когда ей это было нужно; и Сакура была полна решимости свести это время к минимуму, насколько это возможно. Улицы Конохи были в основном заброшены, слышались только звуки птиц и нескольких лавочников, которые все еще закрывались. Она подошла к двери кабинета Цунаде так же, как и Наруто. Увидев друг друга, оба остановились. Когда солнце село за горизонт, они обменялись мрачными взглядами. Они вошли. Вид Сая, прикованного цепями с охранниками АНБУ по обе стороны от него, оказался немного чересчур для Наруто. — Послушай, Цунаде-баа-чан, — прорычал Наруто, — Технически я знаю, что ты Хокаге, но то, как я это вижу... Голос Сакуры резко повысился. — Его вынудили. И его запечатали, чтобы он никому не сказал ... — И именно поэтому его отстраняют от активной службы только на обозримое будущее, — сердито оборвала их обоих Цунаде, потирая переносицу. Сай выпрямился, моргая, как новорожденный цыпленок: удивленный и немного потерянный. — Ну же, баа-чан, — простонал Наруто, но его лицо теперь возвращало свою обычную бледность. — Это же просто Сай. Он уже прошел через П&Д и все остальное. — Ну, «просто Сай» работал на организацию, которую я считала давно умершей. Так что просто Сай позаботится о том, чтобы он держался крайне незаметно, пока я не смогу смотреть на него, не испытывая мигрени от необходимого гнева, понимаешь? Ее янтарные глаза сузились, глядя на Наруто и Сакуру. — А вы двое - не спускайте с него глаз. Это приказ. Сакура посмотрела на часы над головой Хокаге, быстро постукивая ногой. — Конечно. Но если Сай действительно представляет такую угрозу безопасности, то почему здесь нет нашего капитана джоунина? Губы Цунаде невесело скривились, когда она посмотрела на Сакуру. — Если бы он представлял угрозу безопасности, Саю перерезали бы горло, и он лежал бы где-нибудь в канаве от рук вашего капитана. Как бы то ни было, независимо от того, чего хочет Сай, люди, ранее отвечавшие за него, могут попытаться снова вступить с ним в контакт, когда он останется один. — Аа, — заметил Наруто, нахмурив брови. — Хорошо. Тогда увидимся позже! — Было ясно, что его план состоял в том, чтобы уйти до того, как Цунаде сможет передумать. — Убедись, что «позже» не слишком рано, сопляк, — пробормотала Цунаде. Она покрутила свою чашку и осушила ее одним глотком. — Впечатляет, — размышлял Сай, когда АНБУ сняли цепи с его запястий. Сакура не смогла сдержать смех и быстро почувствовала на себе раздраженное внимание своего наставника. — Убирайтесь отсюда, — рявкнула Хокаге, — Дайте мне немного покоя. Вон отсюда! Они выскочили из здания, прежде чем в их сторону успели швырнуть какие-то предметы. Как только они отъехали на несколько кварталов, они сбавили скорость до более умеренного темпа. Ее пристальный взгляд метнулся к Наруто, размышляя. Затем она вспомнила о почти полном уровне токсичности воздуха в его квартире. — Тебе придется остаться у меня, — вздохнула Сакура, смирившись. Сай миролюбиво кивнул, но глаза Наруто расширились. — У тебя ночевка, — воскликнул он, всплеснув руками, — Без меня?! — Ты можешь пойти со мной, — великодушно согласился Сай, кивая головой в знак самоутверждения. Несколько секунд губы Сакуры беззвучно шевелились, в очередной раз ошеломленные истинным провалом социальных навыков Сая, на этот раз предложившего ей свою скудную квартиру, как свою собственную. Но потом ее взгляд остановился на Наруто, она хмыкнула и сдалась. — Давайте возьмем еду на вынос в Ичираку! Они направились к месту, где готовили рамен. К счастью, учитывая позднее время, перед ними не было большой очереди. Через двадцать минут они уже протискивались в дверь Сакуры с полными коробками рамена в руках. Ее квартира была отнюдь не большой, но у нее было немного свободного места у подножия футона, где она планировала разложить два лежака для миссий, которые у нее были. Она начала вытаскивать несколько дополнительных подушек и одеял, когда Наруто и Сай начали копаться в своих обедах. — Знаешь, — громко проговорил Наруто, — твое место выглядит совсем не так, как я себе представлял. — Неужели? — Сай ответил. — А чего ты ожидал? — Намного больше розового, — признался Наруто. Сакура как раз собиралась закатить глаза, когда Сай решил вмешаться. — Из того, что я видел, Сакура, кажется, носит больше красного, чем розового, — сказал черноволосый мальчик, задумчиво наморщив лоб. — Это, например. Ее голова слишком поздно повернулась в направлении, указанном Саем. Кружевной бюстгальтер из более прозрачного, чем сплошного, материала малиново-красного цвета, который явно принадлежал гораздо более благословенной женщине, чем Сакура, свисал с края ее комода. Ее рука запоздало дернулась, чтобы убрать его. — Ночевка с пижамной вечеринкой? — блондин попытался, лицо немного покраснело. Хотя понимание разницы в размерах явно было выше Сая, очевидно, так не было для Наруто. Здорово. Единственный раз, когда Наруто решил быть внимательным к деталям. Невзирая на её старания, Сакура почувствовала, как ее щеки немного вспыхнули. — В некотором...роде. Голова Сая медленно переместилась с нее на Наруто, выражение лица стало мудрым. — Я думаю, что это был эвфемизм для интимных отношений... — Я понял это, Сай, — сказал Наруто немного высоким голосом, сосредоточенно копаясь в своем рамене. — Спасибо! Разговор перешел в короткое молчание. Сакура бросила одеяла, которые держала в руках, на их соответствующие поддоны, а затем пошла за подушками. — Так тебе нравятся девушки? — Наруто снова заговорил, прочищая горло и явно прилагая согласованные усилия, чтобы выглядеть как можно более расслабленным. Не помогло и то, что он оперся подбородком на руку, только для того, чтобы его локоть скользнул по лакированной поверхности ее кофейного столика. — Да. — Она уронила подушки. Они приземлились с двумя глухими ударами. — О. — Затем его лицо сморщилось в замешательстве. — Подожди минутку, но ты сходила с ума от теме, когда мы... — Я не говорила, что они мне нравятся исключительно, идиот, — огрызнулась она, хватая свой собственный рамен с немного чрезмерной силой. Она устроилась на незанятой стороне кофейного столика и принялась яростно есть. — О. — Выражение лица Наруто приняло задумчивый вид. — Мне никто никогда не нравился, — чопорно сказал Сай. — То есть до Шикамару. При этих словах спокойствие их другого товарища по команде пошатнулось. — Что? Ты и Шикамару? И когда это началось? — Примерно в то же время, что Яманака-сан и Хьюга-сан, я полагаю. — ЧТО?! ХИНАТА ВСТРЕЧАЕТСЯ С ИНО...! — Очевидно, что нет, Безмозглый. Другой Хьюга, близкий к нашему возрасту. Наруто испустил гигантский вздох облегчения, обмахиваясь веером, как пожилой гражданский, который только что поднялся по лестнице. — Ты не можешь так пугать меня, Сай. Например, Хината гораздо более предприимчива, чем я думал, но я не думаю, что когда-нибудь смогу играть за другую ком... — Слишком. Много. Информации, — проворчала Сакура. — Э-э, верно. Каким-то образом им удалось покончить с остатками своего рамена без каких-либо новых вспышек или неудач. Они поговорили еще немного: на самом деле, бессмысленный, праздный разговор. У Сакуры в морозилке было немного мороженого, которое еще не испортилось, поэтому она тоже схватила его и подала им. Однако вскоре после этого Наруто начал громко зевать —широко, с хрустом в челюстях— и они начали укладываться спать. — Спасибо. Вам обоим, потому что... — Сай немного помолчал, как будто тоже не знал, что сказать. — Остались рядом со мной, — решил он наконец. Сакура, которая только что зашла в ванную, чтобы переодеться в пижамные штаны и свободную рубашку, замерла. — Тебе не нужно нас благодарить, — сказала она наконец. — Да, — повторил Наруто мрачным голосом. — Не надо. Или, может быть, подождать, пока мы действительно не сделаем что-нибудь, чтобы загладить то, что с тобой случилось. Сакура вышла из ванной, прищурив глаза. — Вот именно. Темные глаза Сая внимательно осмотрели их. — Вы собираетесь убить его? — Эм, ну, — сказал Наруто немного неловко, — может быть, это ... Взгляд Сакуры метнулся к Саю. — Эта мысль приходила мне в голову, — спокойно прокомментировала она, не сводя с него глаз. — Остановится ли кто-то вроде него, если он не умрет? Мальчик медленно покачал головой. Губы Сакуры невесело дернулись, голова откинулась назад. — Вы не можете, — тихо сказал Наруто, вставая. — планировать чье-либо убийство подобным образом: это черта, которую вы никогда не можете переходить. Для этого и существуют секретные операции. Не мы. — До сих пор в тайных операциях ничего не предпринимали, — заметил Сай беспристрастным голосом. — Теперь Цунаде знает правду, — возразил он, — так что они сделают. И это было... вероятно, правдой. Но если эта конкретная миссия достигала бы определенной классификации, она действительно могла бы быть передана ее команде—и тогда, в некотором роде, Сакура действительно могла бы нести ответственность за убийство Данзо. Сай, казалось, чувствовал, что в ее словах было больше правды, чем преувеличения. Он серьезно посмотрел на нее, даже когда растянулся на тюфяке. С тех пор как он присоединился к их команде, он стремительно научился читать окружающих его людей: особенно ее и Наруто. И, в равной степени, Сакура чувствовала некоторую меру дискомфорта и некоторую меру облегчения от того, что ее увидели. — В любом случае, сейчас это не проблема, — дипломатично закончила она. Она прошла в противоположный конец комнаты, чтобы взять с тумбочки галстук для волос. Наруто, как на мгновение показалось, выглядел так, как будто он не хочет отпускать эту проблему. Но снова раздался зевок —на этот раз от Сая— и его плечи немного расслабились. Вздохнув, он покачал головой и устроился на тюфяке. Сакура тоже направилась к своей кровати, но остановилась, услышав скребущий звук за окном. Ее взгляд остановился на Шисуи, нетерпеливо ожидающего у окна. Она выдохнула, не веряще. Сакура подошла к окну и распахнула его. Опять? Она надеялась, что выражение ее лица передаст всю монументальность боли, которую она причинит ему, если сейчас что-нибудь случится. Бросив на нее непроницаемый взгляд, ворона отвернулась от нее и протянула свиток. Ее горло сжалось. Красные. Красные свитки были— Она вслепую схватила его и распутала дрожащими пальцами. — Сакура, — устало пробормотал Наруто. — В чем дело? — Просто сообщение из больницы. Сегодня у них нехватка санитаров, поэтому им нужно, чтобы я пришела. — Идеальная подача. Неизменно ровно. — Это будет продолжаться всю ночь?— Сай, на этот раз. — Возможно, — сказала Сакура почти беззвучно. — Не стесняйтесь занять кровать, — добавила она секунду спустя. Она схватила свою маску АНБУ, прикрыв спиной свои действия, и вышла из квартиры.***
— Нет, — тупо сказал Медведь. — Просто... нет. Все они с недоверием смотрели на мертвое тело Енота, завернутое в церемониальную одежду и украшения. — Мы только что видели его, — прошептала Улитка, ее глаза сияли. — Только на днях. — Да, — сказала Гиена официальным и отстраненным тоном. Но достаточно было одного взгляда на ее лицо, чтобы понять, что она тоже борется. Всем нравился Енот. Енот был приятным. Даже когда это было последнее, чего хотела Сакура —быть в этой команде— ей нравился Енот. — Нахуй это, — выдохнула Сакура. Остальные члены АНБУ напряглись, выглядя почти враждебно в ответ на ее замечание. Бессознательно ее руки сжались по бокам. Она могла понять. Она была слишком новой: почти вуайеристкой здесь по сравнению с ними—к горю, которое они, вероятно, разделяли. Но затем, неожиданно, Медведь серьезно буркнул: — Ага. Сакура уставилась на него, застигнутая врасплох. Как только она пришла в себя, ей ничего не оставалось, как напряженно кивнуть. — Все, что нужно - это один промах, — заметила Гиена. — Заткнись, — прорычал Медведь, плечи его задрожали. — Почему он вообще был в этой команде, если у него была... Они все напряглись. В рамках церемонии было принято —по крайней мере, здесь, в уединении штаб-квартиры АНБУ— почтить память погибших оперативников, которые жили за пределами штаб-квартиры. Пустая попытка смягчить то, что объективно было дерьмовым концом, подумала Сакура. Потому что ни один из них не был бы признан за пределами этих стен; по крайней мере, не за то, что они сделали как АНБУ. Даже после смерти родственники и близкие могут стать объектами мести, а имена и личности могут быть опасными. Очевидно, Енот—спокойный, приятный Енот—оставил после себя двухлетнюю дочь, для которой он был единственным опекуном. — Кусок дерьма, — выдавила Гиена, прищурив глаза. Улитка отпрянула. Ее рука крепче сжала бицепс другой женщины. — Тебе не следует... — Нет, это какая-то чушь собачья, — бушевала черноволосая женщина. — Как, черт возьми, он мог быть таким безответственным? Что будет с его ребенком? — У него должны были быть свои причины, — тихо сказала Улитка. — Ну и нахуй его причины! Сакура покачнулась на каблуках, а затем снова подалась вперед, быстро моргая. Все они были окутаны и задыхались в страданиях этого места, в страданиях друг друга. Она могла видеть, как другие тоже двигались, возможно, жертвы того же дискомфорта. — Мне нужно побыть одному, — прошептал Медведь. — И мне нужно убираться отсюда, — прошипела Гиена. Улитка неуверенно кивнула, и Сакура не стала возражать. Двое чопорно кивнули им на прощание, прежде чем исчезнуть. — Ворон, — тихо сказала другая женщина, после того, как целую вечность смотрела на бездыханную фигуру Енота. — Я не уверена, достаточно ли долго ты пробыла в АНБУ в какой-либо одной команде, чтобы сблизиться с кем-то подобным, чтобы...пережить смерть члена команды, которая имеет значение. Что я могу вам сказать, так это то, что мы все...справляемся только потому, что у нас есть свои механизмы поддержки, какими бы они ни были. И что бы ни работало для тебя, это может быть не то, что работает для кого-то другого. Но...если ... если тебе нужно ... — Спасибо, — перебила Сакура, грудь болела от напряжения, которое Улитка явно испытывала-чтобы попытаться быть полезной, быть милой, даже сейчас. И она не шутила. — Я с этим разобралась. Эта последняя часть—это была та часть, в которой она не была уверена.***
— Бутылку, — потребовала Сакура, возможно, неосмотрительно усевшись в дурно известной гостинице, в которой она видела уважающих себя людей, только в дневное время. Вероятно, способствуя своей плохой репутации, гостиница была оборудована значительным баром. Еще один способствующий фактор: его клиентура. — Ты платишь сейчас или внести в счёт за номер? — спросил бармен, приподнимая бровь. — В мой номер, — проворчала она, записывая цифры на протянутом ей пергаменте. Она не обращала внимания на взгляды вокруг. На ней все еще было лицо Саори Мори вместе с пижамными штанами и мешковатой рубашкой, одеждой, которую она надела перед сном. Она знала, что в конечном счете произвела странное визуальное впечатление, противоречащее другим обитателям гостиницы, которые составляли половину не-шиноби убогого подбрюшья Конохи: головорезы, ростовщики и тому подобное. Что угодно. — Что такая милая девушка, как ты, делает здесь ... — Спасибо, — выпалила Сакура, выхватывая бутылку у бармена до того, как он сделал движение, чтобы передать ее ей. Она открутила колпачок и поднесла его к губам, глотая обжигающую жидкость, как будто это была вода. — Полегче там, леди, — предупредил мальчик —младше ее— со шрамом, рассекающим бровь пополам. Старшая женщина стояла рядом с ним с тонкой улыбкой, равнодушно наблюдая. — Ты его мама? — Сакура усмехнулась, тыча в него бутылкой. Ее улыбка стала шире. — Если это так? Она качнулась вперед, алкоголь сильно ударил по ней и обжег вены, пока ее лицо не оказалось в нескольких дюймах от лица другой женщины. — Это пиздец, — выплюнула она. Чья-то рука, откуда-то сзади, опустилась ей на плечо. Сакура яростно стряхнула его, прищурив глаза. — Не прикасайся ко мне. Высокий мужской валун врезался в нее справа, и она устремилась к нему, как мотылек к пламени. — Посмотри на себя, — пропела она, хихикая, — ты выглядишь в точности как то, что, по мнению хороших людей, происходит темной ночью ... — улыбка сползла с ее лица, и она вытянула шею с уродливым рычанием — Хочешь пройтись? — Эй, — рявкнула барменша, соединив пальцы перед ее лицом. — Я не потерплю здесь ничего подобного. Возвращайся наверх. Сакура яростно изогнулась, ноздри раздулись. — Что? — Я сказал, иди к черту обратно наверх, — повторил мужчина, как будто разговаривал с ребенком. — Я не приглашаю сюда власти, потому что глупая девушка пыталась взбунтоваться и была убита. Из нее вырвался лающий смех, резкий и животный. — Хорошо, — разрешила Сакура, — Но я беру это-и это с собой. Она схватила свою собственную бутылку и бутылку разъяренного соседа и направилась к шаткой лестнице, не обращая внимания на крики позади нее. Лестница слегка изгибалась, что делало ее немного сложной для навигации, но она добралась до площадки своего этажа менее чем за пять минут. В целом: победа. Сердито глядя ни на что в частности, Сакура сунула ключ в свою дверь; после небольшого шумного скрежета замок наконец повернулся, и она, спотыкаясь, вошла. В комнате уже кто-то был. В одно мгновение Сакура выжгла весь алкоголь из своего тела и повернулась в сторону постороннего присутствия. Через потертую раму входа в ванну без двери в окровавленной воде сидела одинокая бледная фигура серебристо-серого цвета. Кровь отхлынула от лица Сакуры. Он повернулся, медленно, бесстрастно. Она увидела, что его лицо тоже было покрыто кровью—так же, как и форма, которую он все еще носил, которая окрашивала воду вокруг него в уродливый коричнево-красный цвет. — Где ты был? — прошептала Сакура ледяным шепотом. Ее губы тоже казались бескровными, онемевшими. Почему ты сейчас здесь? Он уставился на нее, прямо сквозь нее, как будто она ничего не сказала. Гнев пронзил ее вены, и она шагнула вперед, вцепившись руками в стенки ванны. — Где блядь ты был! Когда остальные из нас были там... — Они мертвы, — сказал он, наконец-то заострив глаза. Его голос был хриплым, почти неслышным. Сакура откинулась назад во второй раз за эту ночь, на этот раз более яростно, чем в первый. — Что? — Я убил их, — заявил он, теперь уже клинически. Просто. Фактически. Она посмотрела вниз, в воду. Значит, кровь тех, кто убил Енота. Не просто чья-то кровь. Она безучастно опустилась на колени, набирая её ладонью. А потом она не смогла остановиться, не смогла остановить слова и возненавидела их умоляющее звучание. — Как это ... как это заставило тебя почувствовать? — Помогло ли это? Ей нужно было знать. Чувствовалось ли это хорошо? Голос требовал. Он повернулся одним плавным, смертоносным движением, чтобы посмотреть ей в лицо, и его взгляд был жесток. — Не испытывай меня, шиноби, — прорычал Какаши, каждое слово было как нож. Сакура схватила его за спутанные волосы. Шиноби? Она бы рассмеялась, если бы у нее сейчас хватило сил найти что-нибудь смешное. — Даже не пытайся, придурок, — прошипела она, сверля его взглядом. — Скажи мне гребаную правду. Она прижалась лбом к его лбу, и в этом жесте не было ничего, кроме отчаяния и обиды, что ей нужно, чтобы он это сказал. — Ты пришел сюда, — хрипло произнесла она, обвиняя. Его шаринган вращался, головокружительная бесконечная петля движения. А потом...а потом... — Как будто задыхаешься. А потом он задыхался, дрожа: дрожь всего тела сотрясала его, и все, что Сакура могла делать, это смотреть. Его руки скользнули в воду, а затем потянулись к лицу, отчаянно оттирая. И все это время он молчал. Обескураживающе молчаливый. Ей потребовалось много времени, больше, чем она хотела бы признать, чтобы понять, что она видит—что, возможно, именно это и скрывалось за всем этим: раненое, ненавидящее себя животное, наконец загнанное в угол. Сакура видела животное, которое было так же склонно набрасываться, смертельно опасное и безразличное, как и сворачиваться калачиком, съеживаясь от собственного насилия. Его дыхание было прерывистым; его руки пытались разорвать, а также очистить и потерпели неудачу и в том, и в другом. На каждом участке кожи, который он очищал от крови, он оставлял длинные алые линии в другом месте, пока Сакура больше не могла смотреть и не остановила его. Он рычал и огрызался, и Сакура без усилий держала напряженные бледные мышцы его бицепсов. — Кто ты, — прорычал Копирующий ниндзя, наконец вынырнув на поверхность. Его глаза, когда они встретились с ее глазами, снова стали острыми, хищными. — Кто ты такая? Руки Сакуры сжались, а затем начали тереть, стараясь удалить кровь и с него. — Я не знаю, — ответила она, сердитая и смущенная. Ее руки скользили по его коже, и каждая самонанесенная рана, с которой она столкнулась, закрывалась. Он схватил ее за запястье, поднеся внутреннюю часть к своему носу. — Твой запах, — мрачно сказал он, его обычные глаза казались металлическими в мерцающем свете, — Почему ты носишь искажатели? Пульс Сакуры участился. — Как ты думаешь, почему? Когда где-то есть такие следопыты, как ты, — выпалила она, — я изо всех сил стараюсь сделать вашу работу как можно более сложной, когда бы вы ни решил убить меня. — Мне придется убить тебя? — С его ресниц, длинных и темных, капала вода. — Ты угрожал этим не раз. — И ты никогда в это не верила. — И ты притворялся, — прошептала она, побагровев. — Идеальный шиноби; идеальное оружие, жаждущее крови и безжалостное. Ты притворялся - и позволил нам всем поверить в это, хотя этого никогда не существовало. Она оттолкнула его, прежде чем он успел ответить, прежде чем он снова попытался солгать. Даже без слов все, что для этого потребовалось бы, - один снисходительный, безразличный взгляд, одна отстраненная усмешка. И ей не хотелось этого видеть. Она сделала быстрые знаки рукой, призывая порыв воздуха, который высушил ее за считанные секунды. Подойдя к кровати, она натянула на себя тонкое одеяло и закрыла глаза. Молчание длилось так долго, что она была почти уверена, что он ушел. Возможно, через окно, хотя она не слышала, как оно открылось. Похоже, таков был его образ действий. Она не открыла глаза, чтобы проверить. Прошла бесконечность, прежде чем она почувствовала дуновение воздуха рядом с кроватью—как будто рядом с ней кто-то стоял. Она напряглась в ответ, раздумывая, как реагировать. Но он двигался с непостижимой скоростью. Рука опустилась на середину ее спины, короткая, такая мимолетная, что, должно быть, была размыта для глаза, и с такой ужасающе контролируемой силой, что этого было достаточно, чтобы сдвинуть ее с центра кровати в сторону. Другое тело—твердое, компактное—устроилось рядом с ней. (Жар, отметила какая-то часть ее, исходил от него, как от печи.) — Серьезно? — Сакура в ярости приподнялась на локтях. Он ничего не сказал. Просто уставился на нее, прикрыв глаза. Она смотрела на него, поджав губы. Убирайся, хотела она сказать. — Как долго ты его знал, — вот что прозвучало вместо этого. Она побледнела в темноте. Его лицо можно было бы высечь из камня. — Год. Сакура перевернулась на бок, подальше от него. — Это долго? — Дольше, чем большинство. Губы Сакуры скривились. — Сколько времени ты мне даешь? Расстояние между ними исчезло. Внезапно она почувствовала всю силу его тела, прижимающегося к ней, давящего на нее, как будто желая наказать, давящего на нее, как будто он хотел быть угнетающим. Она увидела, как покраснела и скривилась, готовая выплюнуть что-нибудь язвительное. Она бы так и сделала. Разве она тогда не заметила этого: его руки и то, как они осторожно—мягко обвились вокруг ее грудной клетки. И тогда она поняла, что его ... хватка была не такой, как она думала.