what a wonderful world

сынчоль, признаться, немного опешал от такого заявления и поспешил вытереть слезы со своих глаз и щек красной банданой, что покоилась в его поясной сумке до определенного момента. предложение было заманчивым, учитывая то, что он уже несколько минут стоит в объятиях юноши и пытается прийти в себя. — бортовым… доктором? вону, ты не шутишь? — мужчина еще раз прошелся тканью по щекам, пока с немым вопросом в глазах смотрел на юношу. — так точно, капитан. или… есть другое предложение, — вону одной рукой полез во внутренний карман своего жилета и достал мешочек со звоном монет внутри. — продайте мне корабль. мужчина резко откинул от себя вону и с распахнутыми глазами смотрел на него, как на чудо-птицу, которая явно не водилась бы в южных краях. — продать «мирабеллу» тебе?! — сынчоль едва не закричал на всю торговую площадь, — да как ты можешь, вону? юноша пожал плечами и потряс мешочком с монетами. его худощавый силуэт стоял стойко, как оловянный солдатик, а очки вновь двинулись на переносицу. — возможно, я погорячился. — возможно? малец, ты из меня седого сделаешь! я повторяю, мне всего тридцать шесть! — капитан, просто послушайте меня. этот корабль похож на судно моего отца. — и поэтому ты хочешь его купить? — нет, не только из-за этого. я слишком долго не мог отправиться в плавание из-за академии и регаты, потому что наблюдал за вами, капитан. я пообещал себе, что навещу могилу отца в столице, как только вы выиграете регату. но заимствовать у вас корабль и плыть на нем к столице — слишком долго. поэтому я и предлагаю вам продать корабль мне. вы не будете плавать и славиться дальше, зато я смогу убить двух птиц одним камнем. как вам идея? мужчина выпрямился и скептически посмотрел на вону, который, к его сведению, выглядел совершенно серьезно и подавал свои мысли прямо, без украшений или лжи. если честно, это все было слишком резко: вону явно хотел переговорить, но их разговор перерос в истерику сынчоля и непонятное предложение о продаже судна. сынчолю помнилось, что он сам получил это судно после окончания мореходки по чистой случайности, но и расставаться с ним особо не хотелось. пусть судейская работа ему приходилась по душе и вздыхал о регате он только демонстративно, прощаться с «мирабеллой» было тяжко. учитывая то, что корабль долго нужно было бы латать, ибо в трюме очень хрупкие половицы, да и сама палуба чистотой не блистала. а центральная роза, что покрылась водорослями и камнями, все тянула корабль на дно, будто якорь, в силу своей тяжести. даже якорь не поблескивал на солнце и требовал полировки, но сынчоль боялся, что это все обойдется ему в копеечку. к тому же, у вону точно не могло было быть огромных денег на выкуп судна и на ремонт одновременно. юноша залез рукой в мешочек и демонстративно встряхнул его, мигом поправив фирменные очки. он достал из мешка золотую монету и укусил ее, дабы доказать реальность и ценность денег. — триста золотых, — вону протянул звенящий мешочек в сторону мужчины, пока тот в недоумении теребил пальцами сережку в левом ухе. — вону, деньги убрал. живо. — я настаиваю на цене в триста золотых, капитан. — брось, «мирабелла» столько не стоит! в своем-то помотанном состоянии она едва до ста дотягивает! купи на эти деньги лучше хорошие и качественные очки, не неси чепуху, — сынчоль уж было хотел развернуться и уйти, так как не желал иметь дело с столь большой суммой денег, но юноша остановил его на полпути кратким: «двести пятьдесят золотых». — ты за кого меня держишь, малец? двести и, может быть, по рукам. — двести за корабль и пятьдесят за ремонт, капитан. но я все-таки настаиваю на трехста, потому что качественный ремонт всегда полезен, — нельзя отрицать, что вону был хитер и умел договариваться с людьми разных мастей, потому что даже сынчоль пал под обаянием красноволосого юноши. — как ты это делаешь? и… зачем? — мужчина опустил руки на талию и скептически посмотрел на вону, покачав головой. — страсть к морю, а еще — юридические услуги по материнской линии. вону усмехается и протягивает мешочек с монетами сынчолю, пока тот в недоумении стоит с нахмуренными бровями и руками на талии. ему точно не хотелось верить юноше и брать эти деньги, но одна из его рук сама непроизвольно потянулась к мешку и забрала его себе, привязав за ниточки к ремню. другую же руку мужчина протянул к вону, чтобы совершить рукопожатие и утвердить сделку. — только ты помогаешь мне с ремонтом, усек? — так точно, капитан.

***

— давай-ка подытожим! ты купил корабль победителя ежегодной регаты, уважаемого капитана, за 300 золотых и согласился ремонтировать его с ним же? и это все за один вечер? — иронично, не так ли? вону держит в руках четвертую стопку рома и выливает ее себе в рот, вытирая губы и щеки рукавом белой рубашки, все также ощущая теплоту и покалывание в горле. юноша опускает стопку на барную стойку и жестом символизирует бармену, чтобы тот повторил шот еще раз, но сидящий с ним рядом сокмин дает сигнал, что с пьянством пора завязывать. крылатого друга вону едва вообще пустили в таверну из-за масштаба его крыльев, но они все-таки кое-как поместились вместе в полупустом заведении вечером, что было довольно удивительно. сокмин отбирает стопку у вону и, хоть юноша утверждает, что от алкоголя ему хоть бы хны, уводит друга из таверны, попутно заплатив несколькими золотыми и серебряными монетками. крылатый юноша хватает вону под руку и ведет прочь к его дому. сколько себя помнит сам сокмин, он всегда находился рядом с вону: с самого детства и по сей день, оберегая его от опасностей. он стал первым человеком в южном городе, который родился со странной аномалией — крыльями. ладно бы, у него были потомки-феи, но сами-то крылья были будто ангельскими, белыми и с перьями. у фей совсем не такие, а полупрозрачные с цветным отливом и разными формами. отец сокмина — джонатан ли — принял сына любым и взрастил прекрасного защитника всех своих друзей, в то время как мать бросила ребенка от испуга. ее можно было понять, успокаивал других джонатан, она испугалась неизведанного и относительно нового, поэтому и сбежала. однако друзья джонатана по-прежнему считали лизу предательницей, ищущей себе только богатого мужчину без проблемных детей. однако сокмин вовсе не доставлял проблем и был максимально послушным ребенком, что играло джонатану на руку при его воспитании. отец учил сына быть добрым и вежливым, всегда идти на помощь нуждающимся и защищать в любом случае. наверное, в силу этого сокмин и вырос таким, какой он есть сейчас. правда, его доброта и стремление защитить вону крайне перегибают палку, потому что в силу этих убеждений сокмин сразу забывает про собственный комфорт. и это медленно убивает вону, которому вечно приходится объяснять сокмину все прелести жизни и отучивать от вредной привычки быть героем а-ля «всех спасу и всех вынесу на своей крепкой спине». вону любил в детстве приходить к дому сокмина и вежливо дергать дядю джонатана за штанину, словно выпрашивая пару минуток на прогулку с сокмином. его отец же смеялся, поднимал вону на руки и показывал свою прекрасную оранжерею, пока сокмин поливал все редкие виды цветов, что росли там, у дяди джонатана. именно так вону влюбился не только в атмосферу дома сокмина, а еще и очень сильно полюбил цветы. что насчет сокмина — ему долгое время нравился вону, но зная, что его явно больше интересует море или оранжерея у дяди джонатана, крылатый юноша отбросил все надежды на романтические отношения с парнем. и именно сейчас, подхватив вону под руку и доведя до дома в целости и сохранности, он даже не посмотрит в его сторону с тем взглядом, полным детской наивной влюбленности. только дотронется ко лбу, чтобы проверить температуру тела вону, и затем усадит его на кровать. — ты можешь поверить во все это, сокмин? я ведь… выкупил корабль у своего кумира… чтоб меня медузы сожгли… вону хватается за собственные красно-бордовые волосы, пока сокмин зажигает канделябр, чиркнув спичкой по бумажке. юноша подносит свечку к кровати парня и садится напротив него на стул, чтобы случайно ничего не задеть рядом с кроватью громадными крыльями. — если честно, мне и самому не совсем верится, что ты осмелел настолько, что купил корабль за последние сбережения. у тебя хоть парочка золотых осталась? — спрашивает сокмин, скрещивая руки на груди, прикрытой атласной белой рубашкой. — у меня достаточно денег на жизнь… и на новый костюм, и на глазурные лилии из столицы, — вону оглянулся на рисунки цветов, которые он прикреплял собственноручно над своей кроватью. чистая ручная работа, ибо только цветы у вону получались хорошо на бумаге. — а костюм-то новый тебе зачем? выпендриться хочешь? — может быть. городу же нужен выпендрежник, — парень почесал затылок и посмотрел на многозначительную позу сокмина напротив. — учти, что тут портного нормального не сыскать. или едь в столицу, или живи с дыркой в носке. — так я сам себе все сошью. мне деньги только на материалы нужны, сокмин. — флорист и портной, два в одном? — почему бы и нет? сокмин и вону рассмеялись при одной только мысли, что они все равно вдвоем будут корячиться над новым костюмом, потому что вону точно в одиночку не справится. да и не хотел бы справляться, ему же нужна поддержка от близкого друга. но, впрочем, история о костюме совершенно другая. — а что сынчоль? — пока будем вместе ремонтировать корабль, а дальше — как карта ляжет… но в столицу мне позарез надо, ты же понимаешь. сокмин понимает, вздыхает и поднимается со стула, двигая его обратно к стеночке с набросками вону по поводу собственной оранжереи в будущем, о которой он, признаться, до сих пор грезит. юноша укрывает уже лежащего друга одеялом и гасит свечки собственным дыханием. — до завтра, сокмин. — спокойной ночи, вону. и дверь дома вону закрылась в ожидании утра.