______
Чонгук действительно возвращается в течение часа, подъезжая на фургоне пекарни к обочине перед входом через полчаса после ухода Намджуна и протискиваясь в дверь с раскрасневшимися от холода щеками и влажными волосами от дождя, который то появлялся, то исчезал в течение последних двух часов. Юнги уже приготовил для Чонгука горячий чай с корицей, который младший с благодарностью принимает, грея руки о кружку. — Ты — лучший, хен, — напевает он, наблюдая за паром, поднимающимся из кружки, и старший рад, что присел на корточки, чтобы наполнить витрину печеньем, поэтому Чонгук не видит, как на его лице расцветает глупая улыбка. — Все прошло гладко с доставкой? — пытается он скрыть ее. — Действительно хорошо! Новые коробки выдерживают дождь гораздо лучше, чем старые. Ни одной мокрой булочки в поле зрения. Никаких намеков, — кричит Чонгук через плечо, сбрасывая куртку и шарф по пути к шкафу для сотрудников. — Сольджи-нуна сказала, что отныне, возможно, мы будем обслуживать все их ежеквартальные собрания, потому что люди, цитирую, «на самом деле затыкают рты и слушают, пока едят вашу выпечку». — Новый слоган компании, — усмехается про себя Юнги, раскладывая противни на прилавок по одному по мере освобождения их от печенья. — Так и знал, что тебе понравится, — Чонгук поднимает стопку противней, тащит их к раковине, чтобы предварительно замочить. Он закатывает рукава свитера до локтей, но они все равно становятся влажными, и Юнги издевается над Чоном, когда тот жалуется, из-за чего младший плескает в Мина мыльной водой, и они оба задыхаются от их детского боя, когда старший вспоминает. — Намджун заходил, пока тебя не было, — говорит он. Голова Чонгука наклоняется набок, и он похож на щенка, заинтересованного чем-то, — была у него такая вот интересная привычка, которую Юнги подметил с первого дня знакомства: — Правда? Расстояние между ними по-прежнему маленькое. Слишком. Юнги приходится отступить, прислониться к стойке, чтобы попытаться дышать, не вдыхая корично-сладкий аромат Чонгука. — Да. Заказал мокко с лесными орехами, хотя ты кофе делаешь лучше, чем я, но... Улыбка, игривая, но нерешительная, расцветает на лице младшего: — Это не так, хен. — Конечно, это так, — возражает Юнги, — очень скоро ты станешь лучшим пекарем, чем я. Чонгук мило скулит, морщит нос и слабо хлопает хена по руке, как будто это как-то поможет. Юнги дает ему время пожаловаться, притворяясь, что он не так уж сильно взволнован непрекращающимся «хен, не переоценивай меня, я не выдержу такого давления». Через мгновение Чон останавливается, смотрит на старшего, чтобы понять, пошутил ли тот, а затем говорит: — Зачем он пришел? Что-то не так с заказом? — Нет, — говорит Юнги, — Пришел, чтобы купить кофе, но я почти уверен, что просто чтобы повидаться с тобой. Чонгук замолкает задумчиво, а может и печально (Мин не может понять, хороший это знак или плохой). Он все еще стоит ближе, чем следовало бы, и сердце Юнги, кажется, стучит еще громче. И губы Чонгука розовые настолько, что он определенно не готов сталкиваться с ними сейчас, когда расстояние между ними настолько ничтожно. (Юнги было 27, и он только закончил длительные отношения, когда впервые поймал себя на том, что слишком долго смотрит на губы Чонгука, особенно на нижнюю, что выглядит полнее по сравнению с верхней, и на родинку под ней. Или на то, как стали шире плечи и руки младшего за три года работы в пекарне. Когда Юнги заметил, за что цепляется его внимание, он списал это влечение на одиночество из-за еще не затянувшейся раны, причиной которой был разрыв с Кихеном. Но, видимо, причина была не в этом. Три года спустя все остается по-прежнему, и Юнги страдает.) Но затем улыбка — даже, наверное, луч надежды, — проявляется на лице Чонгука, и он говорит: — Я уверен, что он пришел из-за тебя, хен. Говорит застенчиво, со смущением в голосе, которое Юнги хочет разлить по бутылкам и хранить на полке на черный день. — Он сказал то самое «о, я просто пришел выпить кофе», и это не первый раз, когда кто-то говорит подобное, когда понимает, что тебя нет в пекарне, — усмехается Юнги, наслаждаясь солнечным светом улыбки перед ним. — Может быть, ты просто циник, а ему просто понравился твой торт. — Может быть, ты просто скромничаешь и не можешь признать, что горячий папочка, вероятно, считает тебя горячим пекарем. — Хен! Вскрик Чонгука одновременно раздраженный и милый. Юнги не должен позволять себе думать о вещах, о которых не следует (он твой друг, твой сотрудник, у него, вероятно, взаимные чувства к Намджуну, не будь эгоистом), но затем парень обнимает Мина сзади, и эти объятия разрушают самобичевание, которому предавался старший до этого. Юнги не следовало бы так расслабляться в этих объятиях, но Чонгук кажется очень теплым теперь, когда сбросил пальто и позволил жару внутри победить холод, царивший снаружи. Это приятно. — У меня есть дела, — слабо протестует Юнги, но это ничего не дает, и он не может сдержать взволнованный смешок. Слойки на кухне, вероятно, достаточно остыли, чтобы их можно было заполнить сейчас кремом, и ему нужно убедиться, что у них достаточно теста для внушительного заказа, который сделало кафе на их улице этим утром, но Чонгук продолжает обнимать его, тоже смеясь. — Думай обо мне как о рюкзаке, — настаивает Чонгук, бубня ему в плечо, — который, правда, больше и выше, с двумя дополнительными руками, чтобы помочь тебе. Демонстрируя свою якобы полезность, Чон поднимает чашку чая, все еще удерживая в объятиях хена, касаясь его талии. Парень не может дотянуться до собственных губ, чтобы сделать глоток, не пролив чай на фартук Юнги, поэтому просто держит его, напевая себе под нос. Мило, хочет сказать старший, но вместо этого смеется и отмахивается от Чонгука, слегка толкая его локтем в живот, называет младшего надоедой и возвращается на кухню. Тем не менее он задерживается в дверном проеме и делает вид, что возится с дверью, пытаясь зафиксировать ее в открытом виде на случай, если придут посетители, и Чонгук понимает намек, следует за ним, заполняя кухню разговорами и ярким смехом.______
Иногда Юнги любит шутить, что Чонгук — второй владелец пекарни. И хоть это не так (ни по закону, ни даже в воображении), он все равно работает здесь дольше чем кто-либо. Чонгук — единственный, кто был рядом с самого начала, достаточно долго, чтобы знать пекарню как свои пять пальцев, улучшать рецепты старшего и отлично справляться с ежедневными поручениями. Также это просто означает, что Чонгук — единственный человек, которому Юнги доверяет присматривать за этим местом в тех редких случаях, когда не может попасть туда по какой-либо причине. Так происходит и сегодня: Чонгук просыпается, чтобы выйти на утреннюю смену, и получает сообщение, в котором старший спрашивает, может ли Чон проследить за пекарней утром, пока Юнги отвозит свою собаку к ветеринару (ничего страшного, он просто поскользнулся на льду во время утренней прогулки и поцарапал ногу, и, вероятно, ему понадобится наложить пару швов и вколоть что-то от боли). К счастью для Чонгука, сегодня будний день, и ему каким-то образом удалось уговорить Джинсук прийти на помощь, несмотря на то, что она все еще учится в колледже («Ты же не прогуливаешь занятия, не так ли?», — спросил он и услышал смех на другом конце линии, когда Джинсук назвала его лицемером за то, что он вызвал ее, и напомнила, что в момент, когда он сам был в ее положении, он не имел права так с ней разговаривать). Помощь коллеги позволила Чонгуку очистить полки витрин и вновь их наполнить выпечкой, отправить несколько электронных писем и запросов, чтобы Юнги не пришлось делать это, когда он вернется, поговорить и подразнить Хосока, когда тот зашел во время обеденного перерыва выпить кофе и пообщаться. — Не думаю, что людям следовало превращать аромат лаванды во вкус, — говорит Хосок, слизывая клубничный крем своей слойки с подушечки большого пальца. — То же думаю про аромат розы — не горю желанием есть то, что пахнет лосьоном для тела. Но полынь возглавляет этот список. Жимолость тоже никуда не годится. Чонгук нажимает несколько клавиш, и терминал распечатывает чек Хосока, пока тот выбирает выпечку на витрине, удерживая в руках небольшую картонную коробку и лопатку. — Не скажу, что не согласен с тобой, хен, — говорит младший из-за стекла. Честно говоря, его чувствительный нос полностью поддерживает Хосока, и это одна из причин, по которой Джинсук сегодня на кухне — Юнги планировал сделать пирожные с фисташками и розами, и Чонгук решил, что если он всю смену будет чихать, это будет весьма негигиенично. — Эти споры положат конец моему браку еще до свадьбы, Чонгук-а, — вздыхает Хосок в свой грязный чай, — хен хочет кусок пирога с лавандой и инжиром, и я должен смириться с тем, что мой собственный жених хочет, чтобы я страдал все время, пока несу его торт ему на работу. — Но Джин-хен работает на этой же улице, разве нет? Это всего лишь пятиминутная прогулка на свежем воздухе. Хосок свирепо смотрит исподлобья, хотя ничего серьезного в этой «проблеме» нет, и надувает губы словно ребенок: — На чьей ты стороне вообще? — Я в этом вопросе Швейцария, — говорит Чонгук, кладя лист вощеной бумаги в коробку и забирая с витрины самый толстый кусок лавандового торта с наибольшим количеством глазури сверху. Он кладет торт в коробку, закрывает крышку и двигает через прилавок, так что та останавливается прямо перед Хосоком, который хмурится, глядя на нее, но не успевает сказать то, что собирался, потому что над дверью звенит колокольчик, и младший уже готов включить свой обычный голос для общения с клиентами, но не успевает даже дежурно поздороваться, потому что... — Добро пожаловать к... о, Намджун-хен! Привет! Краем глаза он видит, как Хосок насмешливо повторяет «Намджун-хен», но предпочитает не обращать на это внимания. Ким выглядит прекрасно в своем повседневно-официальном стиле, хотя он не может выглядеть по-другому с такими ногами и таким лицом. На мужчине также очки, из-за чего Чонгук драматично вздыхает, потому что самый великолепный мужчина в его жизни, кажется, издевается, раскрывая его пунктик на этот аксессуар. К счастью, Намджун ничего не замечает, но зато Хосок точно не пропустит нечто подобное. Младшему остается только угрожающе пододвинуть к нему коробку с куском торта еще ближе. Помолвка с Сокджином плохо на него влияет. — Привет, Чонгук-а, — говорит Намджун, и младший правда пытается не придавать этому какое-либо значение, но его голос мягкий, сладкий и немного застенчивый. Будто окончание «а» преждевременно, хотя они легко поладили и Ким настаивал в течение нескольких минут после второй встречи, что Чонгук может называть его хеном. Мужчина смотрит на Хосока, словно раздумывая на тем, стоит ли ему представиться, но самодовольное, понимающее выражение лица расцветает на лице Чона, когда он поворачивается к Намджуну, не давая тому произнести и слова. — Я ухожу, — говорит он, забирая свой напиток и торт Сокджина, затем делает паузу, — э-э, я Хосок, но уже ухожу. Он весь твой, Намджун-ши. И, разумеется, Хосок не забывает игриво подмигнуть перед самым выходом. Чонгук рад, что Намджун отвлекся на это небольшое представление, поэтому он не видит выражения лица младшего, которое дает Хосоку понять, что ему надерут задницу в Mario Kart или заставят проходить какую-нибудь страшную игру при следующей встрече. — Приятно познакомиться? — успевает вымолвить Намджун как раз перед тем, как закрывается дверь. Он поворачивается к Чонгуку, и на его лице застыло замешательство. — Этот парень кажется... милым? — Хоби-хен немного непредсказуем. Жених оказывает на него плохое влияние, до знакомства с ним он не был таким, — Чонгук пренебрежительно взмахивает рукой, ударяясь прямо об угол витрины, потому что он — ходячая катастрофа. Парень пытается выдавить улыбку с фразой, — мокко с фундуком? — Буду благодарен, — говорит Намджун и хрипло смеется, — и любую выпечку, которую ты порекомендуешь. Это был долгий день, так что я заслуживаю немного сахара на обед. Чонгук нараспев уточняет: — Аллергии? — У меня? Нет, насколько мне известно. На прилавке оказывается противень с булочками с кленовым сиропом, пеканом и корицей, которые он принес из кухни сразу после прихода Хосока, — они все еще должны быть мягкими и теплыми. Самую большую из них парень кладет на тарелку, пока варится эспрессо, и как раз в тот момент, когда Чонгук начинает беспокоиться, что, возможно, он немного самонадеян, держа тарелку, вилку и керамическую кружку в руках и даже не задумавшись о том, чтобы налить кофе в бумажный стаканчик, Намджун выдвигает табурет и садится, устраиваясь поудобнее, сбрасывая шарф и пальто, вешая их на спинку своего сиденья. Пекарь пододвигает к нему булочку с корицей через стойку. — Итак, долгий день? — Чонгук начинает разговор немного громко из-за работающего капучинатора. — Скучный день, на самом деле, — говорит Намджун, откусывая булочку с корицей, — Я работаю в... вау, это так вкусно! Я работаю в местной газете? Иногда монотонность сводит с ума. — О, здорово, — отвечает Чонгук, — за что именно ты отвечаешь? Намджун фыркает: — Я пишу колонку советов. — Ты хочешь сказать, что всезнающая аджума ненастоящая? — Чонгук хихикает с притворным недоверием. Он ставит кофе рядом с тарелкой Намджуна, и тот благодарно улыбается ему, обхватывая кружку своими (большими, красивыми) руками. — До какого-то момента была настоящей, но потом ушла на пенсию и уехала вместе с мужем на Чеджу, так что теперь я и небольшая команда гострайтеров приняли ее наследие и продолжили работу. — Это большая честь, я уверен. — Действительно, — голос Намджуна сочится сарказмом, и он топит свою гримасу в куче взбитых сливок, которые в итоге прилипают к его носу. Чонгук хочет что-то сказать, но прежде чем он успевает произнести «У тебя тут испачкано», прежде чем успевает обдумать последствия того, что ему самому придется протянуть руку и убрать сливки с кончика этого милого круглого носа, Намджун замечает это и убирает сливки подушечкой большого пальца, пряча лицо в другой руке, смеясь. — Вау, я как всегда неряшлив. «Я тоже»,— хочет сказать Чонгук той части себя, которая все еще задается вопросом, что бы произошло, если бы он вместо этого смахнул взбитые сливки с носа мужчины сам. Вслух же парень просто говорит: — Сегодня без Субина? — и протягивает сидящему перед ним салфетку. Намджун качает головой: — Его дошкольные занятия заканчиваются... на самом деле закончились пять минут назад. Юна и Минджу повезут его в аквариум за то, что он получил золотую звезду по волейболу на выходных, а завтра я поведу его на обед и в книжный магазин. — Умный ребенок, — говорит Чонгук с улыбкой, вспоминая милого маленького Субина на том самом месте, где сейчас сидит Намджун, обнимающего свою коалу и застенчиво вставляющего какие-то фразы в их разговор, глядя при этом на всех своими большими и блестящими глазами. Пекарь всегда любил детей. Он самый младший в семье, поэтому когда у его старших двоюродных братьев и сестер начали рождаться дети, парень стал для всех них тем самым классным дядей. Пришлось адаптироваться и привыкать, что ты больше не ребенок. Однако Чонгук, как он сам говорит каждый раз, когда Юнги, Сокджин, Хосок и Джинсук с любовью поддразнивают его за влюбчивость во всех подряд, любит людей. Ему нравится видеть их счастливыми, и, как Чон узнал, когда у его двоюродной сестры Йен родился первый ребенок и та сразу же привязалась к своему дяде, которому в то время едва исполнилось четырнадцать, это удовольствие удваивается, когда наблюдаешь за позитивными эмоциями ребенка. Субин, милый и добрый, с ямочками на щеках от отца и улыбкой матери, не исключение. — Он и правда такой, — соглашается Намджун с улыбкой, полной гордости (на которую абсолютно точно имеет право, так как сам вырастил этого ребенка), — мне повезло. Мы с Юной и Минжу счастливчики. Боже, ему уже совсем скоро пять. Чонгук смеется над этим, немного мягко и трепетно. Он предлагает другую салфетку, когда Намджун случайно сжимает свою в кулаке, пока поднимает руку, чтобы потереть висок. Тот принимает ее с благодарной, хотя и смущенной, улыбкой. Музыка в пекарне мягко играет на заднем фоне: сегодня за плейлист отвечает Джинсук, поэтому звучит нечто нежное и деликатное, очевидно, что-то из репертуара одной из ее любимых групп. — Я не... — начинает Чонгук в то же время, как Намджун говорит: — Ты... Они оба останавливаются, взволнованные, хихикая. Тихое пение Джинсук под песню на заднем плане затихает, когда мелодия подходит к концу и начинает играть что-то более бодрое и веселое. — Продолжай, хен, — говорит Чонгук, ободряюще махнув рукой. — О, нет, ты первый! Я просто хотел сказать, что ты сделал хороший выбор, когда предложил мне эту булочку с корицей, — произносит в итоге старший. Где-то на фоне Джинсук кричит «Не за что!», как будто вкусная выпечка не была результатом их общей работы: она замешивала начинку и глазурь, пока Чонгук месил тесто и засахаривал орехи. Тем не менее, Намджун щебечет в ответ: — Спасибо, неизвестный мне голос! — Она меня когда-нибудь доведет, — хихикает Чонгук. — Кстати, ты же не встречал еще Джинсук? Она работает неполный рабочий день, но Юнги-хен очень расстроен, что она, вероятно, переедет весной из-за аспирантуры. — Я думаю, мы встречались мельком пару раз, — говорит Намджун, пряча улыбку, — Я... возможно, стал кем-то вроде постоянного клиента за последние недели. Младший бросает на него хитрый взгляд: — Я вроде как заметил. Обычно эти посещения длятся всего несколько минут, чтобы мужчина мог успеть выпить кофе перед работой или съесть пирожное после. Обычно он заглядывает во время второго обеденного перерыва, и сейчас Чонгук впервые свободен для разговора. Вообще Чон планировал подправить цветы, которые нарисовал на доске у входа в начале недели, но это можно легко сделать позже. — Что ты собирался сказать? — спрашивает Намджун. — О, я... — Чонгук останавливает себя. Вопрос сам рвется из него наружу, но он не успел его как следует обдумать. Старший упомянул Юну и Минджу, и любопытство опережает разум младшего. — Мне просто... немного любопытно. Тебе действительно не нужно отвечать, если это как-то задевает тебя, но... Юна и Минджу женаты? Мужчина кивает. Он выглядит так, будто, возможно, ожидал такого вопроса, но его лицо остается дружелюбным, будто в этом вопросе он не видит ничего плохого. — Уже около двух лет. — И это... — Ты можешь спрашивать о чем угодно, Чонгук-а, меня это действительно не беспокоит, — Намджун доедает булочку с корицей, делает глоток своего напитка и тихо напевает что-то, прежде чем продолжить. — Мы с Юной никогда не были парой, и у нас троих прекрасные отношения, если ты это имеешь в виду. Я даже вел ее к алтарю. — Оу, — вздыхает Чонгук, — Тогда это хорошо. Если ты не возражаешь, то я... — Все в порядке, правда, продолжай. — Если вы никогда не были парой, ну, я имею в виду, не то чтобы нужно быть вместе, чтобы... ну, ты понимаешь. Я не... я не могу ничего утверждать, но... у вас же есть общий ребенок. Намджун смеется над этим, удивляясь такому вопросу. — Я год учился за границей в колледже, в Америке, — говорит он, — Юна была единственной иностранной студенткой, говорящей по-корейски, и возможность говорить с кем-то на моем родном языке помогла немного облегчить тоску по дому. Мы довольно быстро подружились. Чонгук ободряюще кивает. Намджун не перестает улыбаться, будто эти воспоминания ему приятны. Это, по крайней мере, заставляет Чонгука чувствовать себя немного лучше после такого неудобного вопроса. — Я думаю, это одна из причин, почему нам удается так хорошо ладить несмотря на то, что мы как родители не живем вместе? Мы были лучшими друзьями, никогда даже не думали о том, чтобы менять характер наших отношений, даже узнав, что у нас будет ребенок, — он смущенно хихикает. — Я, э-э, никогда не скажу Субину, что это произошло таким образом, но была вечеринка за пределами кампуса, и мы с Юной были под кайфом в чьей–то спальне и говорили о жизни и сексе, и все закончилось тем, что мы переспали ради веселья, экспериментов и, может быть, ради еще чего-то, что имело для нас смысл в тот момент, и, ну... несколько недель спустя мы получили тест на беременность, а через восемь месяцев после этого появился крошечный Субин. Намджун достал свой телефон, и Чонгук никогда не замечал, что у него на экране блокировки установлено размытое селфи с Субином, сидящим у Намджуна на коленях в его маленькой волейбольной форме, и снимок выглядит так, будто его сделал сам мальчик. На рабочем столе же стоит фото новорожденного малыша в комбинезоне с Райаном, с пухлыми щеками, беззубой улыбкой и малюсеньким пучком пушистых черных волос. — О боже мой, хен, — воркует Чонгук в телефон, наклоняясь ближе, чтобы получше рассмотреть фотографию. — Как так получилось, что у тебя самый симпатичный ребенок в мире? Мне не следует так говорить, ведь у моего брата недавно родился малыш, и я буду ужасным дядей, если продолжу, но это лицо. — Генетика? — Намджун смеется, потом немного трезвеет, — я имею в виду... Из-за Юны, на самом деле, он был ее точной копией до тех пор, пока пару лет назад не... Это не из-за меня. — Тише, хен, ты тоже милый. У него твои ямочки, — говорит Чонгук, прежде чем успевает полностью осознать, что только что слетело с его губ, — я имею в виду... Однако у него действительно нет времени сказать, что он имеет в виду, потому что дверь снова открывается, и парень даже не успевает что-либо обдумать, как слышит голос Юнги. — Хен, — говорит он строго: старший взял выходной, чтобы позаботиться о своей собаке. — Почему ты здесь? Намджун, конечно, немного более дружелюбен. Намного больше, на самом деле: — Добрый день, хен! — Привет, Намджун-а, — говорит Юнги, а затем фыркает, — все в порядке, Чонгук, я здесь не для того, чтобы работать. Недавно вернулся от ветеринара с Холли и хочу кофе. — Как там мой любимый мальчик? — У меня все хорошо, — говорит Юнги как можно более довольным тоном, а затем закатывает глаза в ответ на преувеличенно надутый вид Чонгука, — даже не пришлось накладывать швы, только повязка и какое–то легкое обезболивающее. Сейчас он спит. К тихому замешательству Намджуна и дразнящему языку, высунутому самим Юнги, Чонгук наигранным шепотом добавляет: — Хен — очень ответственный отец для своей собаки. Намджун понимающе кивает: — Это хорошо. Я бы сказал, что тоже хороший отец для своего пса, но Мони любит Субини больше, так что, вероятно, я просто надоедливый дедушка. — Мони? Такое милое имя, — воркует Чонгук. Намджун со смехом опускает голову. — Я сказал Субину, что он может назвать его, но его первым вариантом было Покемон, поэтому мы... нам пришлось искать компромисс. Чонгук посмеивается над этим, затем поворачивается к Юнги, когда тот начинает готовить свой стандартный американо со льдом: — Намджун-хен показывал мне детские фотографии Субина. Хен, покажи ему! Ким показывает фото и ему, и хотя реакция Юнги не такая яркая, как у Чонгука, младший наблюдает за тихой радостью на лице Мина из-за стойки, за улыбкой, которую тот скрывает за собственной рукой, за тем, как он и Намджун наклоняются друг к другу над телефоном, образуя прекрасную картину, за которой приятно наблюдать. Намджун пролистывает галерею, и мимо проносятся игра в волейбол, поездка в токийский Диснейленд, маленький Субин в одних подгузниках, обнимающий пушистого белого щенка, который, должно быть, и есть Мони. Намджун, видимо, замечает время, потому что тихо вздыхает и хватается за пальто. — Черт, мне нужно быть на работе через десять минут. Голос Юнги легкий и дразнящий, когда он говорит: — Похоже, это у тебя в порядке вещей, Намджун-а. — Я... — Намджун выглядит так, словно его поймали на месте совершения преступления. Его лицо раскраснелось из-за волнения из-за опоздания. — Может быть. Чонгук безмолвно наливает остаток напитка Кима в стаканчик на вынос, брызгая сверху немного взбитых сливок, в то время как тот застегивает пальто обратно. Мужчина принимает стакан с благодарной улыбкой. — Я был действительно рад видеть вас обоих, — говорит он, — следующий раз, наверное, будет на вечеринке, да? — Доставка в это воскресенье, ровно в три часа, — радостно щебечет Чонгук. Он отдает честь, а затем внутренне немного съеживается, но и Намджун, и Юнги хихикают над ним, как будто это было очаровательно, а не так глупо, как казалось. Мужчина уходит, немного торопясь, но все еще задерживается в дверях на мгновение, чтобы помахать на прощание. Когда он уходит, Чонгук глубоко вздыхает, опершись локтями о стойку перед Юнги. — Хен, — стонет он. — Поверь мне, я знаю, — говорит Юнги. — Он такой... — Я знаю, — говорит Юнги, возможно, немного более взволнованно, чем хотел, поэтому прочищает горло, выпрямляя спину, — кстати. Чонгук смотрит вверх, голова все еще немного опущена: — М-м? — Тот фильм о супергероях, который ты с нетерпением ждал, выходит на этой неделе, не так ли? Такое переключение с темы на тему немного подозрительно и непоследовательно, но Чонгук кивает: — В пятницу, но я работаю в выходные, так что я подумал, что посмотрю его на следующей неделе. Юнги постукивает пальцами по бокалу, поджимает губы: — В следующую пятницу? Теперь, когда Чонгук пристально смотрит на него, в нем закрадывается еще больше подозрений: — Ну, не знаю, может быть? — он пожимает плечами. — Во второй половине дня я свободен, а в субботу не работаю, так что... — Мы могли бы пойти вместе, — говорит Юнги. Похоже, он очень старается быть беззаботным, но получается у него плохо. Он выглядит таким же нервным, как и Чонгук, и это... Это не свидание, он уверен, потому что Юнги, вероятно, всегда будет смотреть на него как на суррогатного младшего брата. Даже если он избегает зрительного контакта и крутит лед в своем стакане по кругу резкими, неестественными движениями рук. Но это похоже на нечто большее, чем их вечера в кино с Сокджином и Хосоком или моменты, когда они работают по утрам вместе, задевая друг друга локтями. — Тебе вообще нравятся фильмы о супергероях? — спрашивает Чонгук, отмахиваясь от внутренней борьбы, которую ведет с самим собой, с неловким смешком, — я никогда не видел, чтобы ты смотрел хоть один. — Иногда они мне нравятся, — говорит Юнги, — Мне понравилась «Черная Пантера». — Всем нравится этот фильм. Это шедевр. Юнги хмурит брови, не раздраженный, но, может быть, немного встревоженный. Это заставляет Чонгука волноваться, задаваясь вопросом, почему тот так беспокоится. — Если ты не хочешь идти, ты просто должен так и сказать. — Я хочу! — говорит Чонгук слишком резко. — Правда. Ты все еще на закрытии, как обычно? Юнги кивает. Он глотает остатки своего напитка, хотя сейчас это всего лишь растаявший лед. — Мы могли бы встретиться в шесть? Поужинать, а потом пойти в кино в семь. — Звучит неплохо, — говорит Чонгук. Юнги уже встает, натягивает куртку и отодвигает свой стакан обратно через стойку, — ты уходишь? Еще один кивок: — Я должен убедиться, что с Холли все в порядке. Спасибо, Чонгук-а, за то, что присмотрел сегодня за пекарней. — Ничего страшного, хен. Мне за это платят, ты же знаешь. — Я знаю, но все же. Спасибо. Увидимся завтра? Чонгук ухмыляется: — Самым ранним утром. Юнги не говорит «прощай», а лишь слегка кивает, выходя за дверь, — это его собственная форма прощания. Он едва выходит, когда Чонгук прислоняется спиной к стойке и обхватывает себя руками, задаваясь вопросом, что, черт возьми, вселенная делает с ним сегодня.