***
— Антон, у меня проблема! — Мужчина едва не плакал от ужасной боли, пронзающей всё тело и низ живота, в особенности. — Арс, что случилось? С тобой всё в порядке? — спросил шатен, подскакивая на месте. — Я… я не знаю, как это произошло! — На последнем слоге вырвался скулёж. — Я не понимаю, почему она началась сейчас… должна была только в мае! — хныкал Попов в трубку, извиваясь на кровати, как уж на сковородке. — Приезжай, пожалуйста. Мне очень плохо… ничего не помогает… — Течка? — Предположил альфа, уже встав с дивана и направляясь в коридор обуваться. — Она самая, с-сука. — Жди. Я буду минут через двадцать. Потерпишь? Омега судорожно закивал, зажмурив глаза, а потом опомнился, что альфа не видит этого жеста и повторил уже вслух: — Да, я подожду, только, пожалуйста… — Но договорить ему не дали. — Я постараюсь побыстрее. — И альфа завершил вызов, садясь в автомобиль. Можно было бы, конечно, дойти пешком, но это дольше, а ему ещё нужно зайти в аптеку. В это время Арсений метался по своей кровати, сминая в руках пододеяльник и воя от боли.***
Антон зашёл в ближайшую к дому Арсения аптеку весь на иголках и обратился к продавщице: — Здравствуйте! У меня деликатное дело — течный омега. Судя по тому, что я слышал, с очень сильными болями. — Здравствуйте, молодой человек. Истинный? — спросила приятная бета в возрасте. — Да, — не задумываясь. — Давно вместе? — женщина подняла взгляд на альфу, а тот в свою очередь отвёл глаза в сторону, заметно тушуясь. — Понятно. Детей не планируете? — Она продолжала опрос, смотря что-то в каталоге. — Пока нет. — Одну минуту. — Женщина ушла на склад, а вернулась буквально через пару секунд с несколькими коробками в руках. — Лучше всего, конечно, дать организму то, чего он хочет — альфу. То есть вас. Поэтому вот, — она пододвинула упаковку презервативов, — Очень прочные, качественные. Можно даже с узлом. Нежелательной беременности не случится, зато омежья сущность немного успокоится и даст вам обоим несколько часов на спокойный сон. Но если вдруг с этим какие-то проблемы, то вот. Это, — она указала на другую пачку, — очень сильное обезболивающее. Дайте либо сейчас, если у вас ничего не получится, либо, в противном случае, утром. Обычно, правда, боль утихает после связи с истинным, но если вдруг нет, то пригодится. А это, — бета протянула последнюю коробочку, — противозачаточные. Хорошие, немецкие. Но действовать начинают только спустя сутки. Принимать по одной таблетке в течение всего цикла. — Шастун внимал каждому её слову, боясь упустить что-то очень важное. Облажаться категорически не хотелось. — Отлично. Сколько с меня? — проговорил Антон, доставая бумажник. — Две тысячи сто четыре, — протянула фармацевт, складывая всё в пакет. Альфа поблагодарил женщину, отдавая деньги, и, забрав покупку, вернулся в машину, чтобы уже через три минуты припарковаться под окнами своего омеги.***
Перед глазами туман. Подъезд, этаж, квартира. Антон даже не заметил, как поднялся сюда. Теперь он стоит напротив единственной двери, отделяющей его от Арсения. Он позвонил в неё несколько минут назад, но та оставалась запертой, порождая поводы для беспокойства. Через какое-то время послышалось копошение, и дверь распахнулась, а на пороге появился омега, едва стоящий на ногах. Но раньше появления хозяина в нос альфы ударила какофония его запахов: пионы поубавили свою приторность, карамель растекалась по лёгким, как смола, въедаясь в сознание, а кофе заполнил помещение до отвала. Альфа зашёл в квартиру, закрыл за собой дверь и притянул мужчину к себе, положив руки на его шею и впиваясь в его губы требовательным, но нежным поцелуем. Он сминал по очереди то верхнюю, то нижнюю его губу, проходился по ним языком, обводил им кромку зубов. Арсений же в это время отвечал ему с таким вожделением, что даже тихо поскуливал от удовольствия. Антон скидывает с себя кроссовки, наступая на пятки, и отрывается от Арсеньевых губ, чтобы подхватить того на руки и донести до спальни. По дороге мужчина прижимается к шее Арсения, мокро целуя, прикусывая и тут же зализывая следы от зубов. На нежной белой коже тут же начинают расцветать яркие следы, и Антону сносит крышу от того, насколько правильно это выглядит. Да, по-собственнически, но так правильно. Ведь Арсений только его. Сам омега по степени возбуждения не далеко ушёл от истинного — каждый засос отдаётся стоном наслаждения, в паху приятно тянет, а мышцы входа часто сокращаются, позволяя смазке вытекать в ещё большем количестве. В какой-то момент альфа даже сквозь одежду начинает чувствовать горячую вязкую жидкость. Шаст кладёт омегу на кровать краем глаза замечая, что почти всё одеяло было мокрое от естественной смазки, и откидывая его с кровати. Он оставляет омегу одного буквально на пару минут и уходит в ванную: возбуждение возбуждением, а руки с улицы мыть надо. Прежде, чем вернуться в комнату к голубоглазому, он забирает из прихожей брошенный пакет из аптеки. Подойдя к кровати, он видит омегу, извивающегося дугой и смотрящего на него мутным взглядом из-под полуприкрытых век. В голове Попова в этот момент было только две мысли — Антон и его усилившийся шоколадный запах: значит, альфа тоже хочет. Хочет касаться, хочет гладить, хочет целовать, хочет любить. Поэтому через пару секунд шатен уже нависает над омегой, расставив руки и ноги по бокам от его головы и бёдер, соответственно. Он снова примыкает к изрядно припухшим от поцелуев губам истинного, пока тот, в свою очередь, поддаётся ласке, закинув руки альфе на шею. Он сгорает от нетерпения, стонет в поцелуй, притягивает Антона ближе, прижимается всем телом, недвусмысленно подаётся бёдрами вверх, проводя по паху альфы. Шастун смещается к уголкам губ, носом проводит по скуле до мочки уха, затем опускаясь ниже, к шее. Он покрывает нежную кожу, на которой уже проявились следы, оставленные несколькими минутами ранее в коридоре, поцелуями. Он снова вбирает тонкую кожу в рот, посасывает, оставляя темнеющие кровоподтёки, наслаждаясь сдержанными поскуливаниями сверху. Так он доходит до ключиц, обводит языком впадинку между ними. Арсений лишь плавится в ответ на эту нежность и стонет сильнее, уже забыв о боли (она, казалось, совсем ушла), давая Антону зелёный свет для продолжения своих действий. Тот заставлять себя долго ждать не собирается. Он оттягивает ворот футболки, оголяя плечо, и прикусывает его, на что омега непроизвольно шипит — настолько ему нравится происходящее. Оторвавшись от такого приятного занятия, альфа слегка отстраняется и, подцепив край футболки Попова, снимает совершенно ненужный сейчас элемент одежды, оставляя омегу в одних боксёрах и открывая вид на подтянутое тело. Он тут же припадает губами к груди брюнета, покрытой россыпью родинок, пересчитывает их короткими поцелуями, двигаясь к левому соску и вбирая набухшую бусинку в рот. Он облизывает, обводит языком по ареоле и под конец ощутимо прикусывает. Мужчина под ним звонко стонет, растворяясь в ощущениях, наслаждаясь ими. Он с нетерпением ждёт, когда Шаст перейдёт к следующему этапу. Ему очень хотелось почувствовать его наконец в себе. Но альфа не торопится: он хочет доставить любимому максимальное количество удовольствия, довести до исступления, заставить вслух просить о продолжении. Да, это жестокая игра, особенно для течного омеги. Жестокая, но такая сладкая, что прекращать её не хочется ни одному, ни второму. Поэтому альфа переходит ко второму соску, продолжая ласкать первый пальцами, играться с ним, щипать. Кофейный запах усиливается с каждым умелым действием Антона, смешиваясь в воздухе с шоколадом альфы. Эта смесь туманит разум, дурманит так, что Антон сам не выполняет правила собственной игры и наконец отстраняется от груди мужчины. Пройдясь дорожкой из невесомых поцелуев до низа живота, он стягивает футболку и с себя, отбрасывая её на пол. Теперь внимание Шастуна переходит на стройные бёдра: он целует их, оставляя засосы на внутренней стороне, зализывает получившиеся следы и подбирается всё ближе к арсеньеву паху. Омега стонет его имя, снова сжимая простынь в руках, и течёт сильнее. Когда Арсений чувствует горячее дыхание альфы совсем близко к возбуждённому члену и пульсирующему колечку мышц, мир перестаёт существовать. От омеги остаётся только лужа, издающая самые неприличные звуки в этом мире, по мнению самой лужи. Услышав такие сладкие стоны, Антон больше не хочет мучать ни его, ни себя. Он цепляет тонкими пальцами резинку боксёров и стягивает мокрое насквозь бельё, бросая его к своей футболке. Он берёт член старшего в свою ладонь, легко проводя от основания к головке, облизывает её и обводит языком вокруг крайней плоти. Давит языком на дырочку уретры, срывая с губ брюнета новый протяжный стон. Наконец омега решает взять ситуацию под свой контроль и отстраняет его от своего паха. Притягивает ближе к лицу для поцелуя и впивается в губы напротив, ощущая на них свой собственный вкус. Он обвивает талию альфы ногами, подтягивается выше и потирается задницей о пах мужчины сверху, недвусмысленно намекая, что хочет большего. Антон снова опускается на шею Арсения с грубыми поцелуями и ведёт рукой вдоль его тела, слегка сжимая бедро в конце движения. Он осторожно подбирается к изнывающему проходу. Поводив вокруг отверстия, собирает выделяющуюся смазку пальцами и аккуратно надавливает на мышцы первым, вводя его на одну фалангу. Давно ждущий этого момента анус достаточно разработан для того, чтобы принять его до конца без особых усилий. Поэтому Антон добавляет второй, почти сразу раздвигая их ножницами, подготавливая омегу под себя. Но ни на секунду он не отвлекается от покрывания поцелуями такого притягательного тела. Попов стонет, ощущая наконец хоть какую-то наполненность, а когда к двум пальцам добавился третий, закрывает себе рот ладонью, закусывая её ребро, чтобы хоть немножко приглушить собственный вскрик, потому что альфа попадает по заветному комочку наслаждения. Шатен проводит носом по скуле мужчины до уха и, почти касаясь мочки губами, шепчет: — Не сдерживай себя, пожалуйста… Я хочу слышать всего тебя сегодня, — и облизывает краешек раковины кончиком языка. Омега часто кивает и тут же звонко стонет снова, потому что зеленоглазый, найдя простату, продолжает стимулировать её, разрабатывая вход. Когда он становится доволен, с какой лёгкостью пальцы скользят внутри Арсения, он вытаскивает их с характерным звуком и утягивает Попова в ещё один чувственный поцелуй. Оторвавшись от сладких губ, Антон приближает испачканную руку к лицу и, глядя прямо в глаза, пошло слизывает с пальцев оказавшуюся карамельной смазку, безумно смущая омегу этой выходкой. — Ты безумно вкусный, Арс, знай это. Он стягивает с себя джинсы вместе с бельём и тянется к пакету с контрацептивами, доставая из пачки презерватив. Послышался шелест рвущейся фольгированной упаковки и свойственный силикону звук. Антон подбирается ближе к омеге, хнычущему от желания снова ощутить в себе хоть что-то, устраиваясь между его разведённых ног. Альфа приставляет головку к пульсирующей дырочке и осторожно толкается внутрь на половину, давая партнёру время привыкнуть к — внушительным так-то — размерам. Арсений слегка морщится с непривычки и старается перевести дыхание, но уже через пару мгновений сам ведёт бёдрами, стараясь насадиться глубже. Шастун не заставляет себя долго ждать и входит до конца, начиная медленно и размашисто двигаться. Внутри очень мокро, жарко и нереально узко. Арсений не был девственником, но полноценной пары у него никогда не было, а игрушка никогда не сравнится с настоящим альфой. Даже самая дорогая. Особенно с истинным альфой. Особенно, если этот альфа — Антон, который через несколько толчков входит под правильным углом и попадает по простате, вышибая из лёгких омеги последний воздух в сопровождении громкого стона. Теперь он наращивает темп, не меняя угол проникновения и каждый раз стимулируя чувствительную точку внутри. Попов выстанывает имя альфы при каждом толчке, иногда переходя на вскрики. Эйфория затуманивает разум. Запахи в комнате перемешались настолько, что стали одним целым. Шастун утробно рычит, продолжая вколачиваться в такое податливое разгорячённое тело. Сорвавшись на бешеный темп он втрахивает омегу в матрац. Ритмичные движения отдаются сладкими стонами старшего. В какой-то момент Арс притягивает шатена к себе за шею и сквозь стоны и крики проговаривает севшим голосом: — Анто-о-н, т-ты о-бе-ещал… — и кусает острую ключицу перед собой. Смекнув, о чём говорит его истинный, альфа убирает его руки со своей шеи и наклоняется ближе, проводя носом к загривку брюнета. Он не может поверить, что вот-вот оставит здесь свой укус, навсегда связывая себя с этим чудесным во всех смыслах омегой. Легонько облизав участок кожи, он смыкает на нём челюсти, вспарывая его клыками и пуская кровь. Метка быстро окрашивается в фиолетовый, смешивая слюну альфы с кровью омеги, соединяя их в одно целое. Антон думает, что очень бы хотел носить такую же от омеги у себя на запястье или ключице. Он уверен, они обязательно поговорят об этом позже. И так же уверен, что ему не откажут. Укус служит катализатором для омеги, приблизив разрядку. Арсений громко стонет, чувствуя, как по телу расплывается тепло, и кончает, пачкая свой и Антона животы. Дошедший до пика омега начинает сжиматься вокруг члена альфы, и тот кончает следом за партнёром. Шастун устраивается рядом с Поповым, не выходя из горячего нутра, и подтягивает его на себя, принимая более удобное положение. Он знает, что такое узел для омеги в течку, и позволяет ему набухать, уложив разморённого Арсения себе на грудь. Тот в свою очередь слегка ёрзает от непривычного ощущения и поскуливает, уткнувшись альфе в плечо. Он бесконечно благодарен Антону и теперь осыпает лицо шатена лёгкими поцелуями везде, где может дотянуться, стараясь совершать минимум движений задом, ибо набухающий внутри узел сильно распирал стенки, принося немалый дискомфорт. Вязка — одно из важнейших событий в жизни любой омеги, особенно первая. И Арсений не исключение. Он укладывает свою голову обратно на плечо Антону, чувствуя, как наполняется счастьем, а тот начинает гладить его по волосам. Через несколько минут уставший омега засыпает под эту ласку, а шатен, обняв его, зарывается носом в тёмные волосы, и под действием прекрасного запаха отправляется в царство морфея, не меняя своего положения в пространстве и позволяя сцепке завершиться.***
Просыпается Антон первым, когда за окном ещё темно. Он осторожно придерживает Попова, стараясь не разбудить, и выскальзывает из расслабленного тела. Укладывает Арсения на своё место, нагретое за несколько часов сна, и встаёт с кровати, начиная искать на полу своё бельё. Одеваться полностью он не спешит, в этом всё равно нет смысла, ибо через пару часов омега в Попове снова начнёт вопить и требовать вязки. Организм молодой, здоровый. Так в чём проблема забеременеть и родить себе продолжение? Антон искренне сочувствует всем омегам мира за то, что им приходится терпеть каждый квартал. Но одному — больше. Тому, который лежит сейчас неподалёку и размеренно сопит в подушку. Сейчас лучшее время: он может спокойно поспать, не скрючиваясь от боли или изнемогая от возбуждения, которое доходит до такой степени, что сочащееся смазкой отверстие начинает болеть с каждым сокращением мышц. Антон не знает, цикл просто сместился на месяц назад или с появлением истинного установился как ежемесячный. Хотелось бы, конечно, чтобы было первое, иначе Шастун сожрёт себя с потрохами за то, что принёс Арсению столько мучений. Он находит-таки свои трусы и надевает их, успев перед этим снять презерватив. Шатен выходит из комнаты по направлению к кухне. Здесь выбрасывает всё ненужное, наливает себе стакан воды и упирается взглядом в ночной город за окном. Он так и не посмотрел, сколько сейчас времени, но это и неважно. Улицы северной столицы пусты и тихи. Хочется выйти на балкон и закурить, и Антон уже было разворачивается за сигаретами, но вовремя одёргивает себя: нельзя. Во-первых, в спальне сейчас находится человек, которому вообще никаким местом не упёрлось вдыхать едкий табачный запах. Это и самое главное, но есть ещё. Во-вторых, Шастуну нельзя курить. Он каждый раз обещал врачу бросить и каждый раз закуривал около забора по периметру больницы. В этот раз всё иначе, в этот раз ему есть, кого терять. Антон нутром чует, что Арсений скоро проснётся и стоит налить воды и ему. Шатен наполняет второй стакан и разворачивается к обеденному столу, возле которого стоял всё это время, и упирается взглядом в открытую полупустую пачку подавителей, причём таких, что в обычные-то дни использовать вредно, а в течку — так вообще опасно. В этот самый момент на кухню входит нагой Арсений. Он подкрадывается к альфе (как ему кажется, тихо) и обнимает его со спины, скрепляя руки в замок на груди, а подбородок укладывая на плечо. — На, выпей воды, а то вообще без голоса останешься, — говорит Шастун, пододвигая стакан в руки истинного. Омега благодарно кивает и берёт стакан, выпивая его до дна в несколько жадных глотков. — Не смей больше никогда их пить, — угрожающе низким тоном проговаривает Антон, имея в виду подавители, и оборачивается, внимательно вглядываясь в голубые бездны напротив. — Почему? — вдруг тонко спрашивает Попов, тушуясь под таким внимательным взглядом. — Потому что они очень вредные, особенно в течку, Арс. Их выписывают только в крайних случаях и на очень, слышишь, очень короткий период. — Ты же помнишь, что я родился живой мишенью для изнасилований? — Горько, с надрывом. И непонятно: перепад это настроения в связи с течкой или наболевшее за долгое время переживание? — Арсюш, посмотри на меня, пожалуйста. — Он осторожно докасается пальцами до подбородка и приподнимает его лицо вверх. — Я рядом, слышишь? Я не позволю ничему плохому случиться с тобой. К тому же, у тебя на шее теперь есть моя метка, а на тебе отпечатался мой запах. Даже если твой настоящий запах так и остался скрыт от других, ты пахнешь мной, альфой, своим альфой. Никто не посмеет подойти, слышишь? А если посмеет, то познакомится с сырой землёй в кратчайшие сроки. Так что даже не думай, что я хоть кому-нибудь позволю хотя бы подышать в радиусе метра от тебя. Ты веришь мне? — В ответ Попов только кивает. — Вот и славно. Антон заключает любимого человека в самые крепкие объятия, на которые только способен, и они стоят так минут десять, пока у омеги опять не начинает тянуть низ живота, а по бедру не потекла большая капля смазки. Тогда Шастун подхватывает его под бёдра и уносит обратно на кровать. На этот раз долгих прелюдий не ожидается — распалять и без того течного омегу нет никакого смысла, а растяжка после их недавнего опыта и вовсе не требовалась. Но альфа всё равно делает всё очень медленно и нежно. Он аккуратно кладёт Арсения на кровать, сгибая его ноги в коленях и разводя их в стороны. Сам устраивается между и опускается к открытому колечку мышц. Лижет по промежности, собирая набежавшую смазку, но её тут же становится ещё больше, а брюнета подкидывает на кровати. Попов пытается свести колени вместе, но Шастун крепко удерживает его за бёдра, продолжая вылизывать сочащееся отверстие. Он обводит его языком по кругу, надавливает кончиком и снова широко лижет, слушая скулёж омеги перед ним. Ещё немного альфа играется, ввинчивает язык внутрь, принося крышесносное удовольствие Арсению и наслаждаясь сам. Наконец он отстраняется и тянется за поцелуем, параллельно нашаривая на тумбочке коробку с презервативами. Пакетик рвёт зубами, слегка понтуется, мол, смотри, как могу. Но триумф длится недолго. Омега выхватывает открытую упаковку из рук Антона и сам раскатывает латекс по его члену, не отрывая при этом взгляд от зелёных глаз перед ним. Они смотрят друг на друга и не могут оторваться. Голубые океаны заволочены тучами шторма. Шастуну кажется, что он видит волны девятого вала в глубине любимых глаз. Но долго любоваться не приходится, ведь Арсений опять прижимается промежностью к члену альфы, зовя за собой. И кто Антон такой, чтобы отказать? Поэтому он наклоняется к чарующей шее своего парня, испещрённую огромным количеством меток, и ставит новый засос под самой челюстью, параллельно входя в податливое тело одним движением и на всю длину. Раздаётся протяжный стон, потом ещё один, ещё и ещё… Темп увеличивается с каждым движением, и вскоре Попова снова втрахивают в кровать, как это было несколько часов назад. Звуки сливаются в одну общую мелодию из стонов, дыхания, шорохов простыни. В таком ритме омегу очень скоро накрывает второй за эту ночь оргазм. Альфа кончает следом, ждёт, пока узел начнёт набухать внутри, и снова начинает коротко двигаться. От чувства предельной заполненности Арсению сносит башню, и он кончает ещё раз, хотя, казалось бы, откуда. Шастун входит в последний раз и снова замирает в таком положении внутри. Он наклоняется ниже и нежно целует омегу под собой в мягкие губы. Тот отвечает лениво, восстанавливая ритм дыхания и проваливаясь в сладкую негу. Антон ложится полубоком и устраивает так же Арсения, но чуть-чуть сверху. Они снова вяжутся и снова засыпают в процессе. Ну и что? Им так комфортно, а остальное — неважно.***
Утро наступает тихо и спокойно для обоих, но для Антона опять чуточку раньше. Он, как и ночью, выходит из тела омеги и снимает презерватив, откидывая его связанным на пол. Возвращается в исходное положение и укладывает вторую руку Арсению на талию. Тот дышит размеренно, уткнувшись носом в шею альфы, обняв его за плечи одной рукой. Шастун, не сдержавшись, ведёт ладонью вверх до загривка, пальцами дотрагивается до оставленной сегодня ночью метки, взглядом следит за перемещением ладони. Подушечками он нащупывает пару запёкшихся капелек крови. Скользит дальше, зарываясь в тёмные волосы, перебирает короткие прядки, носом утыкается в висок и глубоко вдыхает любимый запах. Чувствует, что что-то не так, но задуматься не успевает: омега слегка шевелится, и альфа чувствует мягкие прикосновения губ к своей шее. Они другие, не жаркие или страстные, они не стараются распалить, взбудоражить. Они очень нежные и трепетные, лёгкие совсем. — Доброе утро, — шепчет Арсений, отрываясь от своего занятия и поворачивая голову, чтобы уложить её Антону на плечо. — Доброе, солнце. — Тоже тихо, с улыбкой на губах. — Вставать будем? — Не-а, не хочу. Давай ещё немного поваляемся? — А то ж я против, — коротко смеётся Шастун. Они остаются в кровати ещё немного, но альфа быстро спохватывается и тормошит омегу. — Нам в душ надо. Вообще обоим, но тебе особенно, — говорит он, слегка отстраняясь, чтобы заглянуть в глаза. — Если бы ты знал, как я не хочу никуда идти, ты бы заплакал. — Тебя отнести? — Да. Вот так всё просто. Антон скидывает тело с себя и встаёт с кровати, разминая затёкшие мышцы. Стесняться своей наготы бессмысленно после того, что происходило в этой комнате ночью. Поэтому он спокойно обходит кровать, подходя к тому краю, на котором распластался Попов, поднимает его на руки, держа как невесту: под плечи и колени. Они осторожно доходят до ванной, не снеся при этом ни одного угла или косяка, где Антон опускает омегу на ноги, но те хозяина не слушаются, подкашиваясь. Приходится осторожно посадить его на бортик ванной. — Я так понимаю, стоя ты помыться не сможешь, — констатирует факт шатен, получая многозначительный кивок. — Понял-принял, обработал. Жди тогда. Он делает шаг в сторону и открывает кран, стараясь настроить воду не слишком обжигающей, но достаточно горячей, чтобы в ней можно было нормально распарить кожу и расслабиться. Опускает под кран локоть и довольно хмыкает. Он закрывает слив найденной на бортике затычкой, позволяя ванной наполниться, и ищет глазами бутылку с пеной. Но натыкается на целый склад. Взяв из всего представленного несколько особенно интересных, протягивает их Арсению. — Какую? — А с клубникой нет? — Не-а, — он оборачивается, чтобы проверить, но так и не находит. — Вот клубничной у тебя нет, — явно намекая на внушительное количество различных бутылок, говорит Антон, но этот аспект остаётся без внимания. — Тогда эту. — Он указывает пальцем на фиолетовую баклажку с пеной для ванны с ежевичным ароматизатором. Шастун многозначительно хмыкает и выливает в уже наполненную ванну чуть больше мыльной жидкости, чем нужно, но какая так-то разница? Ну больше пены и больше. Это наоборот классно! Он взбалтывает воду рукой и окончательно закрывает кран, пока вода не полилась через край. Стряхивает с пальцев лишнюю пену и возвращает своё внимание к омеге. Тот сидит, прикрыв глаза, стараясь, видимо, доспать недоспанное. Антон снова приподнимает его на руки и помогает сесть в горячую ванну. Ощущения, прямо сказать, офигенные. Арсений почти полностью погружается под воду, оставляя на воздухе только голову, и расслабляется, откидываясь спиной на борт. Шастун выходит, позволяя брюнету насладиться несколькими минутами уединения, а сам направляется в спальню, где необходимо перестелить кровать и поменять постельное. И если с простынёй и наволочками всё просто, то пододеяльник кажется средневековой пыткой: попробуй найти дырку, если она застегнута тонюсенькой молнией, а ты даже не догадываешься об этом. Но времени, пока Арс кайфует в горячей водичке хватает, чтобы справиться и с этой задачей, поэтому Шастун с чувством выполненного долга сгребает грязное бельё в охапку и тащит его в стирку. Зайдя в ванную, он застаёт Попова в том же положении, в котором оставлял десять минут назад. — Ты как себя чувствуешь вообще? — Спать хочется ужасно, а так прекрасно. Антон улыбается и присаживается на корточки рядом с ванной. Он бережно убирает волосы парня со лба и легонько чешет загривок. — Мыться будем? — Надо. — Тогда помогай. Шастун встаёт в поисках мочалки и невербально просит подсказать, где она, собственно, находится. Но стоит повернуть голову, и помощь уже не нужна: искомая вещь лежит на самом видном месте. Альфа берёт её с полки и оттуда же захватывает гель для душа. Он намыливает мочалку и помогает Арсению сесть ровно, чтобы можно было проделать то же самое с ним. Первыми в ход идут руки от запястья до плеча, за ними ключицы, шея. Затем руки Антона опускаются на грудь, разгоняя кровь по венам и смывая усталость ночи. Когда с открытой половиной тела покончено, он опускается ниже, под водой растирает поясницу и округлые ягодицы. Мягко раздвигает их и легко проводит по промежности, смывая остатки смазки, переходит на бёдра. А Арсений просто плавится. Сейчас он может ни о чём не думать, а просто расслабиться, пока альфа закончит своё дело. Спустя пару минут Шастун помогает брюнету подняться и вытаскивает затычку, сливая воду. Затем включает душ и, приговаривая ужасно милое «Как с гуся вода, с Арсюши худоба», смывает с того мыло. Он окутывает омегу всей заботой, на которую только способен, и уже оборачивает истинного в полотенце, легонько промакивая влагу. Он помогает Попову выбраться из ванной, ставя его на заботливо положенный коврик. — Сам дойти сможешь? В душ хочу, умираю. — Иди, конечно, я ж не инвалид какой-то. — И омега покидает помещение, позволяя Антону залезть в ванну и принять прохладный душ. Пока он отмокает под освежающими струями, Арсений успевает вытереться окончательно, одеться, найти запасные одежду и полотенце для альфы и притащить всё это добро в ванную, оставив на стиральной машинке. Шастун выходит минут через пятнадцать одетый, но с мокрыми взъерошенными волосами. Он застаёт брюнета в спальне на кровати. Тот сидит и, прикрыв глаза, водит кончиками пальцев по метке на шее, чувствуя, как укус слегка пощипывает от прикосновений. И на душе так хорошо и спокойно, что он не удерживается и расплывается в лучезарной улыбке. — Нравится? — Шатен смотрит в глаза, но прожигает до самой души. Он стоит, облокотившись на дверной косяк и скрестив руки на груди. — Очень, — еле слышно шепчет Арсений в ответ и опускает руку к себе на колени. — Спасибо тебе. — За что? — Шастун подходит к любимому человеку и приседает так, чтобы их лица оказались на одном уровне. — За то, что не оставил, за метку, за то, что я теперь твой… Почему-то сейчас эта фраза звучит намного интимнее и ценнее, чем на кухне прошедшей ночью. Антон как будто только теперь в полной мере осознаёт, что между ними произошло. Омега, признающий, идентифицирующий себя как «чей-то» — это самое дорогое, что может быть у альфы. И сейчас Арсений так спокойно говорит, что он его, что от эмоций хочется то ли засмеяться, то ли заплакать, то ли убежать. Но Антон никуда не бежит. Он остаётся сидеть перед своим истинным, улыбается уголками губ и подаётся вперёд, утягивая того в нежный чувственный поцелуй. Им некуда спешить, им не нужна излишняя пошлость. Они просто целуются. Медленно, тягуче целуются, отпечатывая у себя в сознании каждое испытываемое ощущение. Губы горят у обоих, но ни один не спешит останавливаться. Только когда оба чувствуют некое подобие сытости, они отлипают друг от друга и прижимаются лбами, закрыв глаза и вдыхая запахи друг друга. Тишину снова нарушает Антон, который несильно отодвигается и зовёт на кухню. — Пойдём, тебе надо поесть. И принять лекарство. Я всё вчера узнал и купил. Хорошо? — Попов кивает. — Тогда вставай и пошли, пока ты можешь спокойно заниматься чем-то повседневным, не скручиваясь от боли или совершая поползновения на мой член. — В ответ на последнее Арс заливисто смеётся и поднимается с постели, уходя на кухню вслед за зеленоглазым, который сразу же осматривает холодильник на наличие чего-нибудь более съестного, чем труп несчастной мыши. В итоге он находит яйца и пакет молока и решает, что омлет вполне может сойти за нормальный завтрак, а обед они откуда-нибудь закажут ближе к нужному времени. Спустя несколько минут (Арсению вообще показалось, что прошла всего пара мгновений) перед Поповым опускается тарелка с готовым омлетом, над которой даже видно поднимающийся пар. Ещё через минуту на столе появляется ещё одна тарелка и две чашки с чаем. — Кофе не предлагаю, да и в принципе не позволю его тебе сейчас пить. Приятного аппетита, — говорит Антон и принимается за свою порцию завтрака. — Арсений? — Он поднимает на омегу взгляд и повторяет громче, — Арсений, ешь, пожалуйста. Или мне тебя с ложечки кормить надо? — Ем-ем, — быстро спохватывается брюнет и берёт в руку вилку. Он осторожно пробует приготовленную Шастуном еду и чуть не мурлычет от удовольствия. — Это очень вкусно, Шаст. — Я рад, что тебе нравится. Едят парни в тишине: не хочется ни нарушать атмосферу момента, ни подавиться ненароком. Когда омлет съеден, а количество чая в кружке Попова приближается к нулю, у него перед носом падает упаковка противозачаточных. На это он, конечно, выгнул скептически бровь, но подтянул коробку ближе к себе. — Это что? — риторический. — Это, чтобы нам с тобой было проще и приятнее. А ещё, чтобы поумерить твой пыл. По крайней мере в одном из этих двух пунктов должны помочь. — И через сколько они подействуют? — интересуется омега, уже кладя одну таблетку в рот и запивая её чаем. — Часов через пять-шесть, — сознаётся Антон. — Ты же понимаешь, что за это время можно много чего успеть сделать? — Арсений интригующе играет бровями, и парень напротив не выдерживает и начинает смеяться с этого выражения лица. Вот что значит настоящий актёр. И ведь не придерёшься — профессия такая. Шастун принюхивается и снова чувствует, будто что-то не так, словно чего-то не хватает. — Ты чего? — Я не могу понять, что в тебе изменилось. — Он встаёт со своего места и подходит к брюнету, зарываясь носом в его макушку. Он ведёт носом, опускаясь ближе к метке и до него доходит. — От тебя пионами не пахнет больше. — Он смеётся. — Боже, а я-то всё думаю, чего не хватает! А всё просто. Ты теперь не пионами пахнешь, а шоколадкой. Карамельной такой. Или карамельный всё-таки кофе, а шоколад так? Дополнение к напитку? — Дополнение. Но не так, а самое важное в этой жизни дополнение. Арсений притягивает шатена к себе и требовательно целует, иногда даже кусая его за какую-нибудь губу. Спустя несколько минут Антон делает ещё чай и возвращается на своё место. Они сидят на кухне ещё какое-то время, пока Попов не устаёт и не предлагает посмотреть что-нибудь по телевизору. Сходятся на том, чтобы включить через интернет какой-нибудь новый боевик, предварительно заказав еду к просмотру, а заодно и на обед и ужин. Заказ доставляют быстро, фильм находят тоже. Только вот досмотреть его у них не удастся — через полчаса после начала Арсений начнёт по сантиметру залезать на альфу, в конечном итоге валя того на кровать и намекая, что интернет у них будет всегда, а течка у омеги сейчас, и ждать окончания очередного американского триллера он не намерен. Он хочет здесь и сейчас. И кто такой Антон, чтобы отказать любимому мужчине, что так настойчиво трётся задницей о его пах? Поэтому спустя мгновение Шастун меняет их местами, нависая сверху. Омега хочет альфу? Он его получит. На остальное — плевать. Сейчас шатен будет размеренно