***
— Чай будешь? — спрашивает Шастун, когда Ксюша появляется на кухне. Выданная одежда ей ну ОЧЕНЬ большая. И на контрасте с этой мягкостью и хрупкостью маленькой девочки она отвечает таким хриплым голосом, что сердце болезненно сжалось в груди. — Давай лучше сразу коньяка? — Может, всё-таки не надо? — Не, Шаст. Без бухла сегодня не получится. Это ж такие события из себя вытаскивать сейчас… — она помотала головой и приземлилась на табуретку, сразу откидываясь спиной на стену. Снова повисла неприятная тишина. Арсений почему-то почувствовал себя неуютно, как будто он совсем не должен здесь сейчас находиться. Умом он, конечно, понимал, что, да, он должен сидеть на этой кухне, слушать и что-то рассказывать тоже. Но всё равно очень хотелось уйти. Если не к себе домой, то хотя бы в комнату. Антон же постоял какое-то время, поразмышлял о вечном и подошёл к полкам над столешницей. Он выуживает из-за стеклянной дверцы бутылку дорогого алкоголя и три бокала. Он ещё несколько секунд подумал, а стоит ли им всем пить, но только махнул рукой и поставил всё это добро на стол. Альфа залезает в холодильник и достаёт оттуда потрёпанный жизнью лимон и какую-то колбасу на закуску. Звуки его шагов раздаются слишком громко в звенящей тишине. Арсений, всё это время стоящий истуканом, наконец тоже садится за стол и начинает рассматривать гостью. Теперь ему кажется, что он видит её в первый раз: будто не было диалога возле клуба, вызывающей одежды, литературных цитат, голубя и громкого смеха. Он смотрит на неё другую. Она сидит, запрокинув голову и прикрыв глаза, наверняка уставшие за день от яркого неонового света, её грудная клетка поднимается размеренно, спокойно. Девушка будто собирается с мыслями или… собирает по кусочкам себя и свои воспоминания. Это красиво. Это выглядит очень болезненно, но вместе с тем очень красиво. Да, романтизировать подобное — та ещё хуйня, но не романтизировать не получается. Попов невольно зависает, когда пытается собрать отдельные черты омеги перед ним в цельный образ. А когда на стул рядом приземляется хозяин жилища, она открывает глаза и взглядом указывает на всё ещё пустые бокалы под коньяк. Антон молча открывает бутылку и разливает янтарную жидкость, один из сосудов сразу протягивая девушке. Второй отдаёт Арсению, а сам медлит. Тупо смотрит на бокал, гипнотизируя содержимое тяжёлым взглядом. — Шаст, — обращает на себя внимание Ксюша, — тебе пить необязательно. Это мне надо собраться с мыслями. Шатен кивает и оставляет свой бокал стоять на столе. Теперь все присутствующие готовы к разговору. Девушка какое-то время молчит и просто крутит коньяк в руке. Потом делает контрольный вздох и осушает бокал до дна. — Он хоть что-то знает? Она бросает это так небрежно, так неряшливо. Смотрит в упор на Шастуна и кивает в сторону брюнета. Её голос звучит грубо, а его обладательница меняет своё положение на табуретке. Сейчас она похожа далеко не на уверенную, самодостаточную женщину, а скорее на подростка. Она резко стала такой колючей, словно ощетинившийся ёж, дёрганой, как оголённый провод под напряжением. И без того маленькая (в сравнении с Шастуном-то) девушка теперь казалась ещё меньше: в этой одежде на пять размеров больше она сидела, обхватив себя руками и поджав ноги к груди. В глазах не было ничего, кроме зияющей пустоты. Не видно ни боли, ни страха, ни сожаления… пустое и тёмное ни-че-го. Она продолжала смотреть на альфу, пока тот не кивнул. — В общих чертах. — А в подробности вдаваться прям надо или без этого как-нибудь обойдёмся? Я, если честно, не очень понимаю, как я могу вам двоим помочь. — Ксюх, у тебя такие клиенты бывают… — Она не дослушивает, перебивает. Видно, что нервничает. — Ну и? Тебе чей номерок подсказать? — Ну что ты злишься? — ответа не последовало, только громкий выдох и вполне конкретный взгляд в сторону алкоголя. Антон, не думая, быстро наливает вторую порцию. Она снова вертит бокал пальцами, второй рукой продолжая себя обнимать. — Я не злюсь. Просто, правда, не понимаю, как я могу помочь. Чем? — Ты можешь дать показания. Его посадят, а там подключим парочку наших знакомых. Пусть… — Дело восьмилетней давности, Шаст. Что, и главное, кому я должна сказать? Они не будут искать человека, пропавшего с радаров восемь лет назад, чтобы его посадить. — Им его и не надо искать, Ксюх. Он уже сутки как в обезьяннике сидит. — Да ладно. На чём взяли? Опять наркота? Убийство? — Попытка изнасилования… — вдруг вставляет свои пять копеек Арсений. Девушку аж передёргивает от его слов. — Серьёзно? — Она смотрит то на Попова, то на Шастуна, но оба молчат, поджав губы. — То есть вот настолько, да? Это каким надо быть отбитым, чтобы… — Омега с прекрасным ароматом сирени не находит слов. Она лишь разводит руками в стороны и сама тянется за бутылкой. Почему-то сегодня вспоминать Лазарева труднее, чем обычно. Она помнит тот день, когда вышла из института и попала в его лапы. Помнит Антона, который смотрел на неё с перепуганными глазами. Помнит, как просила не совершать ошибку. Она помнит и то, как начался пожар. В деталях. В тот день она ясно и чётко поняла, что хочет жить. Глупо отрицать, что она хочет для Лазарева самой страшной участи. Только вот… — И что ты предлагаешь? — Чтобы ты дала показания. Чем больше статей мы ему предъявим, тем больше будет срок. — Он на твоего истинного напал, Шаст… И ты хочешь его тупо посадить? — Она приподнимает одну бровь, явно выражая неверие в эти слова. — Это на тебя не похоже. Вываливай, че придумал? — Устроить райскую жизнь хочу. — Уверен, что не убить? — Слишком просто для него, тебе не кажется? — Соглашусь. Эти двое беседуют так, словно Арсения на кухне нет вовсе. А он в свою очередь слушает и думает. На репите гоняет воспоминания недавних вечера и ночи, темноту подворотни, что вчера, что двенадцать лет назад. Снова становится страшно. Ему очень хочется попросить, чтобы эту тему закрыли сейчас же и больше к ней никогда не возвращались, но… он понимает, что так надо, что мерзавец должен понести наказание. И где-то в глубине души Попов и сам желает ему страшных мучений. — Так что ты предлагаешь? — Девушка снова становится более раскрепощённой. В её глазах загорается интерес… или это жажда мести? — Собираем все статьи, которые можем предъявить Лазареву, приносим их следакам на блюдечке с голубой каёмочкой, его сажают на долгие годы. — И всё? Слабовато, ха — она хмыкает и облизывает губы в предвкушении. — Договаривай. — Помнишь, ты рассказывала про одного полковника на зоне? — Ну, к чему клонишь? — Пусть растрезвонит нужным людям нужные факты… — Антон заговорщически улыбается и растягивает гласные. — А потом они совершенно случайно окажутся в одной камере? — озвучивает свою догадку омега. — Правильно думаешь. — Шастун довольно откидывается на спинку стула и победно улыбается, а глаза блестят азартом, желанием отомстить, ненавистью. Арсений смотрит в потемневшие зелёные глаза и не узнаёт их. Рядом с таким человеком всегда страшно оказаться. Обычно кажется, что такие способны на всё. Так оно, впрочем, и есть, ведь альфа на полном серьёзе предлагает… — Грязно играешь, Антош. — Она закусывает губу, подбирая слова. — Его же по кругу пустят за такие дела… — она тянет это мечтательно. Так, словно в этом нет ничего приятнее. — Знаю, — уверенно чётко. — Пусть прочувствует, каково это, когда смерть спасением кажется, а умереть не дают. — Он выплёвывает эту фразу сквозь крепко сжатые губы. Почти шипит. Арсений ёжится от такого тона и берёт в руки бокал с коньяком. Пьёт залпом. Без закуски не получается, поэтому под укоризненный взгляд Шастуна тырит с тарелки дольку лимона. Фокус внимания резко переключается на него. — Не советую так делать, Арсений. — Ой, а сама-то? — Нет, это, конечно, твоё личное дело. Но если вдруг планируешь рожать, то вот так точно делать не стоит. — Омега аж поперхнулся от такого выпада. — Извини? — А что? Мне в любом случае детей не видать. — Никогда ещё брюнет не встречал омег, которые ВОТ ТАК легко могли сказать что-то подобное. Без капли эмоций, просто голимый факт. — Допустим, конечно, но я не так уж и много пью, чтобы от одного бокала что-то пошло не так. — Шаст. — Он вопросительно кивает в сторону девушки. — Последи за ним. Я же знаю, что для тебя значит… — Она замолкает на середине фразы, оставляя её незаконченной, но Антон понятливо кивает и поворачивается к Попову. Протягивает свою раскрытую ладонь, слегка треплет того по руке и легонько улыбается краешком губ. — Знаешь. Очень многое. В воздухе снова повисает какая-то особенная атмосфера. Она уже не такая угнетающая, как несколькими минутами ранее, но… всё равно присутствует какое-то неприятное ощущение: не то недосказанности, не то… непонятно чего, короче. — Я согласна, — бросает девушка невпопад. — Когда там на допрос? — Без понятия, Ксюх, честно. Когда вызовут. Ну либо сами придём. — Оке-е-ей… интересная, конечно, ситуация. Но да ладно. Все снова замолчали. Каждый находился где-то далеко за пределами этой маленькой кухни. Все отправились в мир своих воспоминаний: общих, личных, но все они были связаны с одним человеком. И вот сейчас они вроде придумали, что с ним можно сделать, но… — Я позвоню кому нужно. Он сделает всё, что нужно. Либо в обмен на хороший секс, либо за молчание о хорошем сексе. — Это шантаж. — Я знаю, Арсений. — Она хитро улыбнулась. — Ну да, тебе ли не знать. Какой, говоришь, факультет закончила в итоге? — Кафедра адвокатуры. — Такой приторной улыбочкой сопровождаются её слова, что невольно думаешь, что она вот прямо сейчас кинется на тебя и разорвёт в клочья. — Так что я всё прекрасно знаю. И ничего мне за это не будет. — Я знаю, поэтому и предложил тебе такой способ решения проблемы. — Ой-ой-ой… — Она переводит взгляд на часы и замирает. — Что ж, мальчики, пойду-ка я, пожалуй, домой. А то поздно уже как-то. И действительно, на часах удивительным образом виднелась половина второго ночи, хотя домой они приехали где-то в половине восьмого. — Совсем дурочка? Оставайся, там темень собачья. — Где я останусь в однушке с двумя парнями? — На раскладушке перетерпишь ночь? На улицу всё равно не пущу. — Я и не на таком спала, если ты помнишь. — Тогда давай в душ, я тебе сейчас постелю. Девушка показательно вздыхает, но с насиженного места встаёт и направляется в ванную. Антон в это время тоже поднимается со своего стула и потягивается. Время пролетело как-то слишком быстро. А завтра ещё на работу нужно. Он убирает со стола остатки их небольшой попойки и собирается уже лезть на балкон за раскладушкой, как к нему подходят со спины и обнимают, укладывая подбородок на плечо. — А ты где её уложить хочешь? — На кухне, конечно. — Альфа осторожно разворачивается в объятиях. — Я с нами в одной спальне никого не оставлю. Личное — не публичное. А обнимать тебя, пока ты так сладко спишь — это самое личное. Только моё. — Он потирается носом о нос омеги и закрывает глаза. — Я люблю тебя… — Я тоже тебя люблю, Антон. Они стоят в обнимку ещё несколько минут, прижимают друг друга крепче, будто стараются стать одним целым. А отлепляются только когда понимают, что их гостья уже совсем скоро снова будет здесь. Арсений отправляется за чистым бельём, а Антон непосредственно за раскладушкой на балкон. Застелить успевают как раз вовремя, поэтому с девушкой быстро прощаются и, пожелав спокойной ночи, удаляются: один в душ, другой в спальню, чтобы через десять минут смениться, а ещё через столько же улечься в кровать. Арсений ложится на бок и ждёт, когда рядом окажется альфа, чтобы уложить голову ему на груди и слушать ровный сердечный ритм, но тот подходит совершенно с другой стороны и пристраивается за спиной старшего, укладываясь большой ложкой и обхватывая омегу поперёк груди. Крепко прижимает к себе и зарывается носом в загривок. Так и засыпают: Попов защищённым от всего мира, а Шастун с твёрдой уверенностью, что если Арсений рядом, то ничего в этой жизни не страшно.***
Утро наступает неожиданно. И не с кофе, как многие привыкли, а с телефонного звонка. С одной стороны, классно, что разбудили, ведь Шастун мог запросто проспать работу. Зато с другой — наоборот. На часах виднеется без чего-то шесть, когда Антон заспанными глазами пытается прочитать имя звонящего. Спустя минуту до его не проснувшегося ещё мозга доходит — мент. Сон как рукой сняло, и вот альфа уже подскакивает на кровати, принимая вызов. — Антон Андреевич Шастун? — Да… да, это я. — Старший оперуполномоченный, капитан Жилин. Я веду дело Сергея Лазарева, по которому вы проходите свидетелем. — Так официально, что у Антона мозг плавится. Он даже на несколько секунд отстраняется, чтобы проверить, тот ли это номер. Всё верно: Макс Жилин, с которым они знакомы уже восемь лет как. — Я прошу прощения за столь ранний звонок, мы боялись не успеть перехватить Вас перед началом рабочего дня. Вы могли бы подъехать для дачи показаний сегодня? — Да, конечно. А… — шатен косится на омегу, который продолжал мирно посапывать, как будто две минуты назад здесь не раздавалась отвратительная мелодия звонка. — А жертва — его голос дрогнул, и пришлось прокашляться — должна присутствовать? — Вы про пострадавшего омегу? Да, он тоже должен будет подъехать, но ему мы позвоним лично. — Не надо звонить, он сейчас находится рядом со мной, я всё передам. К скольким подъехать? — Как Вам будет удобнее, но чем раньше — тем лучше. — Хорошо, я те-е-е… Вас понял. До свидания. — До свидания, Антон Андреевич. Шастун сбрасывает звонок и сидит ещё какое-то время, гипнотизируя цифры на экране. Через двадцать минут сработает будильник, так что смысла ложиться и досыпать особо нет. Он оборачивается на спящего омегу и мимолётно улыбается. Встаёт с кровати, стараясь сильно не шуршать одеялом — хотя какой в этом смысл, если Арсений не проснулся даже от телефонного разговора над ухом — и уходит в душ. Отмокает под горячими струями недолго — в самый раз, чтобы успеть вернуться в спальню, одеться и выключить будильник в ту же секунду, как он включится. Что-то очень романтичное просыпается в альфе, и он решает разбудить истинного другим методом: он подходит к тому краю кровати, на котором лежит омега садится рядом. Осторожно опускается на локти ближе к голове. — Арсе-ени-ий, просыпайся… — шепчет тихо-тихо и начинает покрывать лицо своего парня лёгкими поцелуями-бабочками. Проходится лёгкими касаниями по лбу и прикрытым векам, переходит на щёки и подбородок, чувствует слабое копошение и отстраняется. — Вставай, Соня. — Который час? — хриплым ото сна голосом интересуется Попов, выпрямляя руки в стороны в сладких потягиваниях. — Шесть двадцать… ммм… пять? Не знаю. — Шатен лучезарно улыбается. — Куда нам в такую рань-то? — Туда. Потом расскажу. — Антон освобождает пространство для действий, но брюнет всё так же лежит на своём месте и вставать не собирается. Так что альфа возвращается на исходную позицию и снова нависает над лицом омеги. — Ну что? — Ничего. — И он вновь принимается расцеловывать истинного, пока тот забавно жмурится, но под ласки тянется. В конце концов Шастун добирается до носа и игриво прикусывает кончик, от чего Арсений, не ожидавший подобного действа, ойкает. Шатен встаёт с постели и тянет Попова за собой. — Ну же, Арс, подъём. У нас много дел сегодня. Нехотя, но всё же приходится встать. В голубых глазах плещется недовольство, а их обладатель смешно переминается с ноги на ногу, пытаясь удержать равновесие. Спать хочется слишком сильно. Настолько, что дойти до ванной самостоятельно кажется непосильной задачей. Хитрый это план или действительно так и есть, никто никогда не узнает (кроме разве что Арсения), но омега упрашивает Шастуна дотащить его до душа: на руках, на плече или даже волоком — ему не особо важно. Главное — не на своих двоих. А Антону всё равно — провокация это или нет, он просто подхватывает мужчину под колени и выносит из спальни. В ванной оставляет омегу на самого себя и уходит на кухню — будить вторую и готовить завтрак. По пути заскакивает за телефоном и пишет Стасу. Тот ожидаемо строчит злобный ответ, содержащий примерно 5% цензурных слов. Что ж, Шастуна определённо ждёт выговор. Хотя, с чего бы? У него есть вполне уважительная причина — он в полицейский участок собирается! Да и весь день прогуливать он не планировал, так опоздать на пару часов. Сегодня даже встреч никаких назначено не было. Так в чём проблема? Вот и альфа считает, что ни в чём, а значит и дела нет. Он входит на кухню и видит умилительную картину: под одеялом, свернувшись калачиком, лежит Ксюша и злобно зыркает на вошедшего. — Вот и че ты пялишь? — А ты че такая злая с утра? — А хули ты вопросом на вопрос отвечаешь? — Шатен демонстративно закатывает глаза и недовольно цокает. — Смотри, чтоб зеньки твои зелёные не выпали никуда. — Может прекратишь уже ядом плеваться? — Ага. Ты мне лучше скажи, с кем ты трепешься в шесть утра? — Она продолжает говорить резко, грубо, на некоторых словах забавно морща нос. Сейчас она напоминает Шастуну самого настоящего ежа: фыркает и колется. — С опером. — Взгляд девушки сразу становится мягче, но собраннее. Удивительное сочетание. — Надо будет подъехать сегодня всем вместе. — Это он тебе сказал? — В ответ последовал вопросительный взгляд. — Вместе приезжать тебе полицай сказал? — Нет, он только мне говорил. Но Арс им всё равно понадобится, а про тебя все и забыть успели за восемь лет. — Так про его преступление тоже могли забыть! Смысл мне приезжать? «Здравствуйте, я такая-то-такая-то, меня пытались убить на складе, сгоревшем восемь лет назад. А, кстати, руками вот этого вот человека.» Ты так себе это представляешь, Шаст? — Тебе ли не знать, что у такого нет срока давности… — Вообще-то есть. Лет пятнадцать, кажется. Я не помню, я по специальности отработала два дня. Насмотрелась на богатеньких мужиков, которые своими кошельками могут сделать буквально всё, что им вздумается и ушла. — Она невесело усмехается. — Забавно, что Лазарев в итоге оказался прав. Нет, меня всё вполне устраивает в моей жизни, но мне восемь лет назад семнадцать было. Да, обдирала до нитки, но я с ними не спала… — Ксюх! Что тебя так грызёт-то? Ты классная девка, офигенная подруга и крутой адвокат. В последнем я уверен, как ни в чём, между прочим. — Ага. И проститутка ВИП-уровня. Сомнительное достижение, не думаешь? — Брось, если надоело. Устройся в какую-нибудь компанию. — Не хочу. Шаст, меня всё вполне устраивает. Конечно, лет через пять я буду не такой актуальной и популярной, как сейчас, и надо будет переходить на человеческую работу, но… пока я могу зарабатывать, не напрягаясь, так ещё и предостаточно зарабатывать, то почему бы не воспользоваться такой возможностью? — Тогда в чём проблема? — Не знаю. Просто кажется, что я не смогу вам с Арсением помочь. Нет, ты не подумай — она вкидывает руки вверх в защитном жесте — показания-то я дам. Только есть ли в этом смысл? — Есть. Ну с пониженной ты социальной ответственностью, и что? Речь идёт о покушении на убийство. А у нас в законодательстве я, слава богу, не видел, чтобы для определённого контингента были исключения, позволяющие устраивать над ними самосуд за что-то там. — Ты, конечно, бог объяснений. — Девушка уже тихо посмеивается над Шастуном. — Я знаю. А теперь давай это всё уберём, а то нам даже поесть негде. Ксюша быстро кивает и вскакивает с раскладушки, сразу принимаясь сворачивать одеяло. Она уносит его вместе с подушкой в комнату, пока Антон самозабвенно воюет с непосредственно кроватью. В итоге к приходу Арсения он успевает даже сделать кофе и пожарить яичницу. Первую партию он, как истинный джентльмен, отдаёт Попову, вторую — уже умывшейся девушке, и только третью забирает себе. Брюнет успевает пошутить про хозяюшку-Шастуна, за что получает наигранно недовольный взгляд в свою сторону и угрозу отобрать кофе. — Так какие у нас сегодня дела нарисовались? — задаёт вполне резонный вопрос омега, который уже доел свой завтрак и теперь потягивал свой растворимый. — В участок поедем. — Антон закидывает в рот ещё один кусочек яичницы и добавляет: — закрывать одну мразь на пожизненное. — Арсений аж поперхнулся. Он почему-то надеялся, что до дачи показаний есть ещё куча времени, но оказалось, что нет. — Шаст… — М? — Выйдем поговорить? Попов встаёт из-за стола и, не дожидаясь ответа, уходит на балкон. Через минуту здесь появляется и встревоженный альфа. Он встаёт позади брюнета, облокотившегося на подоконник, и пытается обнять его, но руки перехватывают и отодвигают от себя. — Что случилось? — Ты уверен? — В чём? — На лице искреннее недоумевание. — Что надо ехать именно сегодня? — Мужчина оборачивается и сталкивается с зелёными глазами напротив. — Мне кажется, я ещё не готов… — говорит он и неуверенно поводит плечами. — Я ни в чём не уверен, Арс. Мне позвонили час назад, сказали приезжать. — Он подходит ближе. — Но я точно знаю, что чем раньше мы отправим его за решётку, тем лучше. — Опускает поцелуй на щёку омеги. — Ты справишься, я в тебя верю. Да и я буду рядом, так что ты в любой момент можешь позвать меня, и мы уйдём. Обещаю. Веришь мне? Он дожидается ответного кивка и прижимает Арсения к себе ближе. Гладит по волосам в успокаивающем жесте, пока тот крепко хватает альфу поперёк спины и цепляется за него, как за спасательный круг. Так спокойнее. Так почти не страшно. Все переживания на какой-то миг притупляются и остаётся только чувство защищённости. — Всё будет хорошо. Мы со всем справимся. Вместе. — Шатен слегка отстраняется и заглядывает в голубые глаза. Сейчас они кажутся ещё ярче, чем обычно, ещё чище. Если присмотреться, то можно увидеть, как в этой синеве плещется кристально чистая байкальская вода. Антон наклоняется и нежно целует губы Попова. Без намёка на пошлость: простое прикосновение к губам. Но зато сколько чувственности, сколько эмоций вложено в это самое обычное действие… И Арсений тонет. Да что уж там говорить, они оба тонут. Друг в друге, в глазах, в этом поцелуе. Тонут в своей любви, захлёбываются ей, теряя последние шансы выплыть. Но и зачем? Глупо спасаться от того, что помогает оставаться на плаву, удерживает в реальности, не даёт упасть в бездну страха и разочарования. Они целуются несколько долгих минут, пока в стеклянную дверь не стучит раздражённая Ксюша, указывая пальцем на пустое запястье, намекая на время. Они синхронно кивают девушке и, ещё пару секунд постояв в объятиях друг друга, возвращаются на кухню. Оставленные пустые тарелки летят в раковину под клятвенные обещания помыть их по возвращении домой. Окончательно собираются быстро: уже через пять минут все трое стоят на лестничной клетке в ожидании лифта, а ещё через пять уже сидят в машине, воюя с навигатором.***
Даже несмотря на час-пик, до места назначения доезжают быстро. Хотя, это как посудить: Для кого-то сорок минут — бесконечная вечность. По приезде Антон сначала долго ползает по парковке в поисках хоть одного места, а потом звонит Жилину с просьбой встретить их. Мужчина появляется минут через десять в расстёгнутой ветровке и тёмных классических джинсах. Из-за ветровки виднелась футболка с каким-то принтом, а на ногах расположились затасканные кроссовки. Заёбанности оперативнику придавали и взъерошенные волосы. Он оказывается значительно ниже Шастуна, да и Арсения, надо признать, тоже. При этом выглядит он несколько старше парней. — Утро доброе. — Первым здоровается полицейский, на автомате протягивая Шастуну ладонь для рукопожатия. — Доброе. — Тот не теряется, отвечает, но взгляд косит в сторону притихших омег. Ой не нравится ему их реакция. — Ты прости, что так загрузил утром официальными именами и званиями. Начальство в кабинете торчало, не выпрешь. Толку от него никакого, а работать мешает. — Да я понимаю. — Антон кивает в сторону Попова, как бы намекая: «Смотри, кого привёз. В целости и сохранности, готов рассказывать, че как было». Жилин поворачивается к омеге и протягивает руку ему. — Максим Владимирович. Жилин. — Попов Арсений Сергеевич. — Он зеркалит жест собеседника и отвечает на рукопожатие. — А это Ксюша, — роняет Шастун, подтягивая её за руку ближе. — Я чуть не убил её восемь лет назад. Теперь на альфу устремляется три озадаченные пары глаз. И если омеги просто не ожидали, что он начнёт именно с этого факта, то капитан пребывал в плохо прикрытом ахуе. — Ты, что? — Оперативник вскидывает руки, пытаясь, видимо, срастить что-то у себя в голове, но лишь неловко жмёт плечами и отступает на полшага назад. — Так, ладно. Не здесь, в любом случае. Мужчина разворачивается и жестом зовёт остальных за собой. Арсений наконец отмирает, но смотреть на истинного, как на явление Христа народу, не перестаёт. Когда Жилин уходит немного вперёд, омега спрашивает: — Ты совсем ку-ку? — Поддерживаю, — встревает вторая, семеня за мужчинами. — С чего бы? — С того. Почему ты решил сказать именно это? — Брюнет искренне не понимает, что с его альфой не так. Ну никогда бы он не подумал, что тот может вот так с бухты-барахты выдать подобную информацию. Да ладно Арсений, но офигела и Ксюша. А она вообще могла погибнуть от рук Шастуна, так что, по идее, должна была быть готова к такому развитию диалога. Но нет. Все дружно потеряли дар речи. — Потому что потом это потеряет свою актуальность. Попов вскидывает брови и разводит руками: как такая тема может потерять актуальность? Чудак у него Антон, конечно, но что уж теперь. Он же всё равно его любит. — Кстати, а кто он? — В смысле? — Альфа или бета? — Да кто? — Ты сейчас прикалываешься? — Ксюша смеётся в голос, а Шастун будто в самом деле не понимает, о ком идёт речь. — Что? Вы про Жилина, что ли? — Ну а про кого ещё, Шаст? — Арсений смотрит на истинного совсем как на дурочка. — Бета. — Отвечает сухо, резко, даже грубо в какой-то степени. — Антон? Всё хорошо? — Да, всё нормально, а что? — Он оборачивается, а говорит уже намного спокойнее. — Ты дёрганный какой-то, тебе не кажется? — Такой выброс может показаться хамским, если не учитывать то количество нежности и переживаний, вложенное в эти слова. — Честно? Кажется. Но ты и сам прекрасно понимаешь, с чем, вернее кем, это связано. Омега молчит. Он закусывает губу и продолжает идти в сторону главного входа, где их уже ждёт капитан. Они вчетвером проходят внутрь здания, где, несмотря на ранний час, уже кипит работа. Многим покажется удивительным, но в этом мире действительно есть люди, которые работают на благо общества и правопорядка. Максим ведёт ребят в свой кабинет, по пути здороваясь с каким-то слишком большим количеством людей. Как только за вошедшими закрывается дверь, раздаётся громкое: — Что сделал восемь лет назад? — Это было на том складе, который ещё и сгорел впоследствии. — Так это та девушка? — Да… — Напугал, блин. Я сейчас должен бы был на тебя уголовное дело завести, шутник. Аккуратнее фактами разбрасывайся. Особенно здесь. — Жилин садится за свой стол и начинает копаться в бумагах. — Как Вас, ещё раз, зовут? — обращается он к девушке. — Ксения Алексеевна… — она не договаривает, будучи перебитой собственной фамилией. — Верно? — Омега кивает в знак согласия. — Что ж, я бы побеседовал с Вами по Вашему делу, но позже. Сейчас на повестке дня у нас нечто другое. — Он снова зарывается в бумаги и через пару секунд достаёт оттуда довольно тонкую папку. Мужчина пробегается по содержимому глазами и предлагает перейти в более удобное место. В итоге они все оказываются перед входом в комнату допроса, куда Жилин решил уйти, чтобы поговорить при звукоизоляции и под видеонаблюдением. Можно подумать, Шастун это всё не помнит. Почему-то он думает, что первым захотят опросить непосредственно пострадавшего, то есть Арсения, но опер весьма настойчиво приглашает Антона. Тот слегка теряется: оказалось, что он не особо готов снова оказаться в этом помещении спустя столько лет. Даже больше — он надеялся больше никогда здесь не бывать. Но судьба любезно подкидывает ему встречу с Лазаревым, а потом ещё и нападение на истинного. Альфа боязливо озирается по сторонам, от одного только внешнего вида комнаты в голову лезет огромное количество неприятных воспоминаний. Нет, его не пытали на допросах — он даже не подозреваемым проходил, но неприятный холодок всё равно пробегается по спине мужчины. Оказалось, что он уже долго стоит истуканом и тупо оглядывает помещение, поэтому он отмирает и садится за стол напротив капитана, который с важным видом осматривает альфу со всех сторон, с каких это возможно. Шастун ёжится под таким пристальным взглядом, а в следующую секунду толпы мурашек пробегают по телу, когда он слышит: — Что ж… знакомые стены, да?