***
— Знакомые стены, да? Антон сидит, с трудом удерживая рот закрытым. Только вот самообладания хватает лишь на эту часть лица, поэтому брови в изумлении ползут вверх, позволяя лучше рассмотреть глаза мужчины. Человек с богатым жизненным опытом запросто разглядит в глубинах зелёной радужки неподдельный ужас, который весьма безуспешно пытаются скрыть. Шастуну банально страшно находиться здесь сейчас. Нет, он ни в чём не виноват, ему нечего скрывать, он вообще свидетелем по делу проходит. Но легче от этих фактов не становится, потому что все их перебивает один-единственный: Антон здесь, чтобы снова говорить о Лазареве — человеке, который принёс ему и его близким столько страданий. В любых других обстоятельствах альфе не было бы так страшно, как это есть сейчас. Да даже если бы он сидел здесь сейчас в качестве подозреваемого в жестоком убийстве с расчленением, он бы так не трясся. — Может, воды принести? — любезно интересуется оперативник, склоняя голову вбок. — Обойдусь, спасибо. — Шатен слегка прокашливается, стараясь унять дрожь в голосе и привести оный в нормальное состояние. Хрипотца в голосе это во время секса красиво. Да и в любое-другое, кроме как когда от страха пережимает глотку. — Может, приступим уже? — Да, конечно. — Капитан меняет своё положение на стуле, открывает папку с материалами дела, утыкаясь в неё чуть ли не самым носом, и начинает максимально ровно говорить: — Что ж, Антон Андреевич, что связывает Вас с Лазаревым Сергеем Вячеславовичем? Ну понеслась. Во рту становится ещё суше, чем было, а дышать — тяжелее раза в три. Довольно странная реакция. Особенно, когда ты ещё с утра знал, куда, зачем, по какому поводу и из-за какого человека ты поедешь. Это действительно странно для человека. Но не стоит забывать и о животных инстинктах. А сейчас именно тот случай, когда по-настоящему дикий страх одержал победу над разумом и теперь не даёт привести мысли хоть в какой-нибудь порядок. Да, Антон понимал, о чём его будут спрашивать, но конкретно сейчас он оказался совсем не готов к такому резкому развитию событий. Хочется помолчать. Просто посидеть и попялить в стену — ему нужно собраться с мыслями. Понять, что рассказывать и как. Он понимает, что меньше всего ему сейчас помогут эмоции, и он пытается немного успокоиться. Тщетно. Шастун не знает, сколько проходит времени: секунда, минута или две, пять, десять, а может вообще час. Но он и не слышит поторапливаний со стороны капитана. Тот видит мыслительный процесс, отображённый на лице альфы, и терпеливо ждёт. Не торопит, не сбивает с мысли, не подталкивает. Ждёт. И, удивительным образом, Антон ему в какой-то степени благодарен за это. В конце концов шатен цепляется за одну максимально сухую мысль: а с чего начать? — А с какого момента начать? — Лучший способ узнать — спросить. — С начала. Давайте пойдём в хронологическом порядке, и вспомним Ваше знакомство. — Он пытался меня убить… Слова давались с трудом. Он уже сотню раз рассказывал эту историю, но… каждый раз, как в первый. Вспоминать всё ещё страшно, а где-то в груди раздаётся жгучая боль, будто кто-то проплавил в ней огромную дыру. Это похоже на плохое предчувствие, но что можно предчувствовать, если всё уже произошло? Теперь об этом можно только рассказать. И Антон рассказывает. С каждым новым словом сдирая затвердевшую корку с ран, которые с таким трудом затягивались, будучи бережно укрытыми повязками времени. Почти зажившие царапины начинают кровоточить, привлекая к себе внимание, и заставляют отвлечься на эмоции. — Эта сука, бл… — Шастун вовремя осекается, ловя себя на мысли, что его голос дрожит как у подростка. Ещё минута такой экспрессивной речи и он бы, наверное, расплакался на месте. — Кх-кхм, прошу прощения. В общем и целом, он привёз меня на склад… Говорить пришлось во всех подробностях. Снова, как восемь лет назад. Единственным отличием было то, что теперь безымянная девушка, описанная в рассказе, уже и не безымянная, сидит за стенкой и ждёт своей очереди, чтобы поведать ту же историю, но со своей стороны. В течение всего рассказа оперативник не задаёт никаких дополнительных вопросов, он молча сверяет информацию с уже имеющимися сведениями и дописывает новые факты. В какой-то момент Антон замолкает и ловит на себе вопросительный взгляд. — Всё. В следующий раз я увидел его на пороге своей квартиры несколько недель назад. А в последнюю нашу встречу его увезли на вашей машине. — Антон Андреевич, — начал Жилин осторожно, — я понимаю, что это тяжело. Я много раз сталкивался с подобным. Но следствию нужны детали. Придётся вспоминать. Желательно поминутно. — Ситуацию с квартирой тоже? — В зависимости от того, что там происходило. — Он пришёл, как будто на разведку. О присутствии Арсения узнал ещё до того, как тот показался. Толкнул какую-то речь, мы его и выпроводили. — Почему не позвонили в полицию сразу? — Испугался. — Лазарева? А что он мог сделать? — Нет. Я был не один, и испугался я за истинного. — На него смотрит пара удивлённых глаз, так что приходится объяснять. — Арсений Попов — мой истинный омега, он был со мной в квартире в этот момент. У них с Лазаревым тоже есть общее прошлое, так что он был напуган не меньше меня, хотя виду и не подавал. — Что ж, мы спросим его об этом. Но вы же понимаете, — бета замолчал, подбирая менее жёсткие слова, — что событий двухдневной давности можно было бы избежать, заяви Вы в тот день о появлении Лазарева в непосредственной близости от Вас? Менее жёстко не получилось. Слова были подобраны идеально и прекрасно передавали весь вложенный в них смысл. Антону стало противно от самого себя — в тот вечер он сидел и жалел себя, даже не подумав о том, что могло повлечь за собой такое легкомыслие с его стороны. А ведь оно повлекло. И не что-то там, а попытку изнасилования его близкого человека. Захотелось выйти из помещения, желательно, конечно, в окно. Но делу этим не поможешь, поэтому Шастун из последних сил собирает остатки воли в кулак и продолжает говорить. — Да, я понимаю. Я прекрасно это понимаю, но уже поздно об этом говорить, Вы так не считаете? — Что ж, Вы правы. Я лишь надеюсь, что впредь, сталкиваясь с незаконными действиями, Вы не будете откладывать звонок в правоохранительные органы на потом. — Капитан делает паузу на глубокий вздох. — Давайте Вы всё же постараетесь воспроизвести события позапрошлого дня? — Вам с самого утра? Или можно с того момента, как мне позвонил Арсений? — Если в течение дня замечали какие-то подозрительные события, то с них. — Нет, не было. Я просто работал в режиме нон-стоп. Уже вечером мне позвонил Арсений и попросил забрать его с работы. Мне не сложно, ему приятно, поэтому я согласился. Потом довольно быстро закончил все дела и поехал за ним. У БДТ был чуть раньше, чем мы договаривались, но я подумал, что ничего страшного, могу и подождать. А потом увидел его уходящим во двор. Кричать не стал, подумал просто догоню. Я просто пошёл за ним, и, хотя всё было в порядке, почувствовал какую-то тревогу, но… решил, что у меня паранойя, потому что ну, вот Арсений, он идёт передо мной в нескольких метрах. Только вот пока я задумался, он успел уйти вперёд и свернуть в переулок. А дальше… Когда и свернул туда же, то… — Дышать стало тяжелее. Горло сдавило спазмом, а в голове стучало набатом: «Хватит ныть! Здесь твои слёзы нахер никому не упёрлись. Мальчики не плачут, слабак ты эдакий.» — Воды? — Нет, спасибо, но не нужно. — Антон с трудом сглатывает и продолжает. — В общем, Лазарев уже прижал его к стене и пытался стащить джинсы. — Он делает паузу, погружаясь в воспоминания полностью. Становится невыносимо. Горько, больно, сложно… Совсем не хочется вспоминать тот отвратительный запах страха, исходивший от омеги. Он хочет вернуться в прошлое, чтобы всё изменить. Надо было окликнуть! Надо было догнать бегом! Хоть что-то надо было сделать, только не дать Попову зайти в эту подворотню. Но Шастун ёбаный долбоёб, у которого вместо мозгов пустота в голове. — Я так зол в этот момент был… Всё как в тумане с того момента. Просто стал оттаскивать его от него. Это… это пиздец. — Он закрывает лицо ладонями. — Я понимаю, что это тяжело, но постарайтесь всё же не выражаться. — Прошу прощения. — Он поднимает испуганный взгляд, понимая, что может влететь на административный штраф. Конечно, ему относительно похуй, но… вряд ли Арсений оценит появление статьи, хоть и административной, в личном деле Шастуна. — Давайте я всё-таки попрошу для Вас воды? — Да, пожалуйста… Оперативник пишет кому-то смс и через три минуты в комнату входит молодая девушка с графином и стаканом. Жилин принимает всё это из её рук и наполняет стакан водой. — Спасибо. — Антон делает глоток холодной жидкости — из холодильника, что ли? — и успокаивается. Воздуху уже ничего почти не мешает проходить в лёгкие, и он продолжает. — Я не знаю, что со мной было и откуда столько уверенности взялось. Просто была установка в голове — защитить — и всё. Положил его как-то на лопатки и прижал к земле. Собственно, всё: он приложился головой об асфальт и отрубился, а я позвонил Вам и попытался успокоить Арсения. — Хорошо, спасибо. Шастун тупо кивает и глубоко дышит. Какой-то частью своего мозга он понимает, что умалчивать о мордобое, который они с Лазаревым устроили — глупо. Но он испугался. Вот так банально и просто: он испугался, что это посчитают превышением самообороны и тогда всё. Финита бля комедия. — Пойдёмте? — Антон снова кивает и встаёт со стула, направляясь к выходу из помещения. Жилин выходит следом за ним и просит стоящего рядом конвойного отвести Антона к нему в кабинет. Сначала альфа пытается сопротивляться, но быстро сдаётся и послушно уходит за сержантом, бросая Арсению виноватый взгляд. Уже стоя около двери, Шастун оборачивается и спрашивает: — А почему меня, собственно, увели? Я же не подозреваемый. — Чтобы исключить возможность дачи ложных показаний. Было бы вас двое, то дожидались бы своего спутника там, а так вы можете договориться, что говорить, и оклеветать человека. — Вы в своём уме?! — Глаза альфы расширились, он стал закипать от такого вопиющего предположения. — Успокойтесь, пожалуйста. Я знаю, что в вашей ситуации нет смысла врать, но протокол требует исключения возможности переговоров между допрашиваемыми. Шастун сдувается. У него попросту не хватает сил, чтобы выяснять отношения и кричать о несправедливости. К тому же, умом он понимает необходимость такого решения. Поэтому он заходит в кабинет и уже собирается закрыть за собой дверь, как за ним входит сопровождающий. — По протоколу я должен проконтролировать, чтобы вы не могли ничего написать другим. — А просто пользоваться телефоном я могу? — Можете, но лучше показывать мне, с кем идёт переписка. Антон вздыхает от абсурдности ситуации, но, открывая рабочие письма, просьбу выполняет. Всё равно надо чем-то заняться, пока в нескольких метрах совсем один находится Арсений.***
Признаться честно, когда Шастуна увели, сердечко сделало «ебоньк» у обоих. У Арсения, понятное, дело больше, но… не суть. Они, также, оба подумали, что следующим вызовут непосредственно Попова. И каково же было их удивление, когда полицейский обратился к девушке и пригласил пройти вместе с ним. — Присаживайтесь, пожалуйста. — Он указал рукой на стул, на котором минутой ранее сидел Шастун, и сам сел на своё место. — Спасибо. — Представьтесь, пожалуйста? — Девушка спокойно проговорила свои ФИО, с ангельским терпением трижды повторив фамилию. Дата рождения? — Восьмое февраля 1996 года. — Как познакомились с Лазаревым Сергеем Вячеславовичем? — Он подстерёг меня возле института восемь лет назад. — Дальше? — Вы мне дайте наводку, что рассказывать, а то это надолго затянется, если вы каждый раз будете из меня информацию вопросами вытягивать. — При каких обстоятельствах вы познакомились и как после этого развивались события? Что происходило, когда виделись в последний раз? — В первый раз я его увидела перед входом в институт. Он назвал меня по имени, а я ещё удивилась, откуда он меня вообще знает. Начали разговаривать, познакомились по-человечески. А потом он стал осыпать меня фактами из моей жизни. Назвал воровкой и проституткой, хотя я так-то ни с кем из своих клиентов не спала, да и не обворовывала их. — А что за клиенты? — Капитан несколько напрягся. С проституцией связываться сейчас совсем не хотелось — у него и так дел больше некуда. — Психологическая поддержка. Просто беседы с людьми о жизни, работе. Что-то вроде друга на час. — Вы психолог по образованию? — Юрист. — Этот факт довольно удивил оперативника, но тот тактично промолчал, а девушка продолжила свой рассказ. — Я на это разозлилась и послала его куда подальше, а сама ушла. В следующий раз заметила его через неделю, решила обойти подальше, но не успела. Он тоже меня заметил и подошёл, а потом я очнулась на каком-то складе, лежащей на полу со связанными руками. — Она говорила это так просто и спокойно, что ужасно контрастило с поведением альфы, который был здесь до неё. Жилин даже испугался такого хладнокровия от омеги. Но быстро понял, что это только плюс. — Сначала была одна, потом пришёл Лазарев. Начал трогать, царапать, иногда бил. Сейчас я понимаю, что насиловать он меня не собирался, но тогда я испугалась ужасно. Просила не трогать меня, плакала, а он всё равно лез. Запугать хотел. Что ж, у него это получилось, и он ушёл. Вернулся со стулом на следующий день. Посадил меня на него и влепил смачную пощёчину, когда понял, что не верёвка держит мои руки, а руки — верёвку. Связал заново, а когда попыталась укусить ударил ещё раз. Потом сходил за скотчем и заклеил мне рот. А я что? Сижу и плачу, как дура. Но что с меня взять? Мне всего семнадцать было на тот момент. Первый курс всего. Он опять ушёл, а вечером принёс воды и булку какую-то. Честно? Всё равно было, из чего она и где он её достал. В следующий раз он появился на следующий день и не один. Ни один мускул не дрогнул на её лице за время рассказа. Казалось, ей было абсолютно всё равно на эти события: ну были и были. Ей не было страшно или противно. Единственное, о чём она жалела, так это о том, что ей тогда не хватило самообладания, чтобы не рыдать на глазах у этого урода. Сейчас она была холодна к произошедшему, как никогда. Она с тем же равнодушным выражением лица рассказала историю с момента появления Шастуна, и их видения событий практически совпали, разве что Ксюша говорила намного спокойнее и объективно оценивала сложившуюся ситуацию. — А в последний раз когда видели Лазарева? — На складе и видела. Надеялась, что погиб. — Минуту, тогда как вы узнали, что он жив, и что сподвигло прийти сейчас и рассказать всё это? — Шаст сказал, что надо встретиться поговорить. На месте выдал, что этот хмырь объявился живой и невредимый. — Вы только ради этого пришли сейчас? Потому что Вас попросил Антон Шастун? — Да, — отвечает она просто. — Не подумайте ничего такого, он не говорил мне сценарий. Просто пришёл со словами: «Надо посадить этого урода». Я сначала отказывалась, потому что не хотела ввязываться во всё это, но он рассказал, что Лазарев сделал с омегой и… Я просто не смогла поступить иначе. — Спасибо, я Вас понял. Что ж, допрос окончен, Вы можете быть свободны. — Капитан встал, провожая уходящую девушку. — Я, пожалуй, подожду остальных. — Ваше право. Когда они вышли, Арсений подскочил с места. Всё это время он сидел здесь один, и ему определённо не хватало крепкой успокаивающей руки на своей ладони. Накручивать себя он умеет, поэтому сейчас омега смотрел на вышедшего бету с неподдельным ужасом в глазах.***
— Арсений? У Вас что-то случилось? — Он отрицательно замотал головой. — Тогда пройдёмте со мной, пожалуйста. — Снова отрицательный кивок. — Прошу прощения? — Позовите Антона. — Просит девушка, и Попов одаривает её благодарным взглядом. — Нет, это нарушение протокола. — Я без него не пойду. — Произносит брюнет, и его голос дрожит, будто его окатили холодной водой. — Я позвоню, Арс. — Нет! — Человеку плохо. И ему нужна помощь конкретного человека. В состоянии истерики он Вам всё равно ничего не скажет. Или Вы боитесь, что он скажет что-то, что не является правдой? Я Вас уверяю, у этих людей на первом месте справедливость, честь и достоинство, а не выгода. — От хладнокровия девушки не осталось и следа. Сейчас она стала жёсткой и напряжённой. — Я звоню Антону. Жилин ещё пытается что-то возразить, но Ксюша предусмотрительно отходит от него подальше и набирает Шастуна.***
Антон читает очередное письмо, когда на экране высвечивается контакт Ксюши, и он чуть не роняет телефон от неожиданно заигравшего рингтона. Сержант косо смотрит в его сторону и кивает, молча прося показать имя звонящего. Шастун с лёгкостью поворачивает к нему экран и быстро принимает вызов. — Да, Ксюш? — Можешь подойти? — Зачем? — Он подрывается с места, чем привлекает ещё больше подозрений. — Арсению плохо, он зовёт тебя. — Сейчас приду. — Он направляется в сторону выхода из кабинета, но его останавливает конвойный. — Не положено. — Слушай, пусти, а? Что я им скажу? — По протоколу не положено. — Да засунь себе этот протокол, знаешь куда! — Он вдруг слышит в трубке просьбу поставить на громкую связь и выполняет просьбу. — Сержант, — доносится из динамиков, выпусти его. — Есть, товарищ капитан. — Он отступает на шаг назад и сам открывает дверь, куда Шастун вылетает в ту же секунду.***
Антон не приходит, он прибегает через полторы минуты, если не меньше. Увидев Арсения, сидящего, поджав ноги, из-за угла, сразу бросается к нему и падает перед ним на колени. — Что случилось, Солнце? Что с тобой? Тебя обидел кто-то? Омега отрицательно мотает головой и тянется за объятиями. Он утыкается носом Антону в плечо и тихонько всхлипывает, чтобы не услышал никто — разве что, кроме Антона — и сильнее цепляется за его спину. Шастун прижимает крепче и начинает гладить Арсения по затылку и лопаткам, успокаивает. Тихонько шепчет, что всё и хорошо, и оставляет лёгкий поцелуй где-то за ухом — там, куда смог дотянуться. Он оборачивается на стоящего неподалёку капитана и сверлит его злым взглядом. В его голове нет объективных вариантов развития событий, да и никаких нет. Он лишь хочет защитить своего омегу. От всего и ото всех. — Хочешь, поедем домой? Что он тебя спросил? — Альфа чувствует слабое движение на плече, означающее «нет». — Я первая была. — Отвечает за брюнета Ксюша. — Он здесь минут двадцать один просидел. Шастун понимает, что Арсения просто накрыло. Причём нехило так накрыло. Он прикрывает глаза и крепче обхватывает тело омеги. Тихо просит попробовать встать и, получив согласный кивок, начинает подниматься сам, удерживая Попова за талию. — Всё будет хорошо, слышишь? Я рядом. Пойдём? — Куда? — Брюнет наконец выдавливает из себя что-то членораздельное. — Туда. — Информативно, конечно, но Арсений всё понимает по кивку альфы в сторону капитана. — Я пойду с тобой, ничего не бойся. — Нельзя, Антон Андреевич, — возражает оперативник. — Можно! Мне — можно! — Антон Андреевич, забываетесь. — Это Вы забываетесь. Если Вы собираетесь допрашивать человека в таком психологическом состоянии, то я буду вынужден написать на Вас заявление в вышестоящую инстанцию. Так что или я иду с ним, или мы оба уходим. — Это шантаж. — Это попытка сберечь психическое здоровье человека. Жилин несколько раз сжимает-разжимает кулаки и сквозь стиснутые зубы соглашается, пропуская обоих мужчин вперёд себя.***
— Предупреждаю сразу, товарищ Шастун, Вам придётся стоять, потому что второй стул не предусматривается при отсутствии адвоката. — Ничего, — отвечает тот и садится рядом со стулом омеги прямо на пол, не заботясь о чистоте полов и одежды. Руки, при этом, он не отпускает, продолжая так же крепко сжимать ладонь омеги, как бы говоря: «Я здесь, я рядом.» — Может, налить Вам воды, Арсений? — Да, спасибо. — Ваше полное ФИО? — Жилин начинает, как только Попов отставляет пустой стакан на стол. — Попов Арсений Сергеевич. Родился девятнадцатого марта 1991 года. — Спасибо. С чего началось Ваше знакомство с Лазаревым С.В.? — С изнасилования. — Подождите, но Шастун сказал, что самого акта изнасилования не было. — Позавчера не было. Двенадцать лет назад — был. — У оперативника перехватило дыхание: к такому его жизнь определённо не готовила. Нет, он встречал людей, которые заявляли об изнасиловании и через год, и через два, но чтобы спустя двенадцать лет… — А Вы не заявляли? — Заявлял. Не нашли. Да и я не знал, как его зовут, на тот момент. — Но Вы же понимаете, что прошло слишком много времени и, скорее всего, ему уже нельзя предъявить обвинение в этом преступлении? — Понимаю, но Вы спросили, как мы познакомились, я ответил. — Одну минуту. Я попрошу найти в базе это дело. — Это не обязательно. Спустя несколько лет психотерапии, меня больше не тревожит это происшествие. — Настолько серьёзная психологическая травма? — А как Вы думаете? Я до того вечера девственником был. — Он горько усмехнулся. — Тогда Вам придётся ещё раз рассказать всё, что произошло, во всех подробностях. — Какой в этом смысл? — Омега неосознанно стискивает ладонь Шастуна сильнее, а тот начинает успокаивающе поглаживать его руку большим пальцем. Брюнета слегка отпускает, но он всё ещё остаётся напряжённым. — Да, прошло уже двенадцать лет, и доказать что-то будет сложно, потому что у каждого преступления есть срок давности. Но в вашем случае он составляет пятнадцать. Так что срок ещё не вышел, а так как Вы заявляли о произошедшем и после обращались за помощью медиков, то данные остались в архиве или даже базе, и доказать вину подозреваемого будет намного проще. — Тогда зачем мне сейчас всё это пересказывать, если у вас всё есть в базе? — Чтобы убедиться, что это правда было, Ваши показания сейчас и тогда должны совпасть. — Вы не находите это бредом?! — Он сильно вцепляется в запястье Антона, царапая его ногтями, от чего альфа тихо шипит, но ничего не говорит. — Вы думаете, что я стал бы что-то выдумывать? Спустя два дня, как на меня напал тот же человек, что и столько лет назад? Вы в своём вообще уме?! — Омега срывается на крик. — Арс, тише. — Подаёт голос Шастун, осторожно отцепляя того от своего запястья, и медленно встаёт. — Всё в порядке. Это необходимо, иначе… — Ничего не в порядке, Антон! — Злится Попов. Ему слишком сильно не хочется возвращаться в ту ночь, и теперь его психика защищается, как может. — Арсений… — Альфа прокатывает эту «Р» по языку, одновременно концентрируя вокруг омеги свой запах. Попов тушуется от такого тона, а после прикрывает глаза и глубоко вдыхает крепкий шоколадный аромат. Оперативник по другую сторону внимательно наблюдает за разворачивающимся действом. На уроках в школе часто рассказывали, что для омеги запах истинного является чем-то вроде катализатора различных эмоций: от возбудителя, до успокоительного. Рассказывали много, а вот в реальной жизни Жилин встречает такое в первый раз. Сказать, что он впечатлён увиденным, это ничего не сказать. Ему никогда не хотелось узнать каково это — чувствовать, как тебя обволакивает любимый во всех смыслах запах — до этого момента. Сейчас он стал свидетелем удивительной для него вещи: Арсений, ещё две минуты назад готовый разнести помещение в пух и перья, сидит спокойный, как удав, и размеренно вдыхает шоколадный воздух. Только если капитан чувствует лёгкое поветрие шоколадки, то Попов тонет в шоколадном фонтане, не меньше. — Хорошо, я расскажу. — Это раздаётся так неожиданно, что полицейский даже теряется на несколько секунд, в течение которых омега успевает любовно посмотреть на истинного глазами, преисполненными благодарностью. — Что ж, кх-кхм, тогда начинайте. И Арсений начал. Спокойно и ровно, как Ксюша. Это совсем не вязалось с текстом, который он произносил и состоянием, в котором он пребывал несколько минут назад. Удивительно и, если честно, немного жутко. Пока Попова приводили в чувство, Жилин успел попросить найти материалы этого дела, и вот сейчас ему пришёл ответ, что да, было такое обращение: материалы допроса остались, справки и выписки из больниц — тоже. Это не могло не радовать, ведь теперь одним незакрытым делом станет меньше. Зато в личном деле Сергея Лазарева добавилось ещё одно преступление, и срок его заключения определённо увеличился ещё лет на восемь. — Спасибо за такие подробности. Не хотите воды? — Нет, спасибо, не нужно. — Вы виделись после того случая в течение этих двенадцати — «Подумать только…» — лет? — Да, он пытался подсадить на наркотики моего одногруппника. А потом убить Антона. В тот же год причём. — А Вы двое уже были знакомы восемь лет назад? — Капитан посмотрел на обоих мужчин. — Нет, не были. — За двоих ответил омега. — Я просто оказался в нужном месте в нужное время и вызвал скорую человеку, которого даже в глаза не видел. — Расскажете, что с одногруппником? Он жив? — Да, вполне. И уже давал показания, но спустя какое-то время после происшествия Лазарев пропал, оставив после себя сожжённый склад. Его сочли погибшим, и дело закрыли. Раз уж Вы нашли материалы по моему делу, то по этому и подавно найдёте. Оперативник согласно кивает и просит рассказать также про позавчерашний вечер. Когда омега доходит до момента описания драки, он всё же запинается и косится на Антона. Этого хватает, чтобы Жилин зацепился и заподозрил что-то неладное. — Антон Андреевич, выйдите, пожалуйста. — Нет! — хором отвечают мужчины. — Он никуда не уйдёт. — Арсений говорит твёрдо, тоном, не терпящим возражений. — Вы определённо что-то не договариваете, Арсений Сергеевич. И я это вижу. Так что в Ваших интересах, чтобы Ваш молодой человек вышел, и Вы, ничего не боясь, рассказали всё, как оно было в реальности. — Я ничего и никого не боюсь. — Тогда на что Вы просите разрешение у Вашего альфы? — Арс, спокойно. — Просит Антон, когда понимает, что Попов опять начинает закипать. — Сейчас ты успокаиваешься и отвечаешь на все вопросы, договорились? Тебе нечего бояться, никто тебя не обидит. Я не позволю. — Последнюю фразу произносит, смотря прямо в глаза капитану, угрожает в какой-то степени. — Я в порядке, Антон. — Выдыхает омега, сглатывая. — Честно. — Они кивают друг другу, и Арсений продолжает свой рассказ. — Если честно, когда началась драка, я больше испугался Антона. — Он скашивает на альфу виноватый взгляд, но видит поддерживающую улыбку и лёгкий кивок и расслабляется окончательно. — Почему? — Когда от альфы пахнет опасностью, омеге остаётся только бежать. А от Антона ей просто несло. Представьте, что встретились два сильных альфы: один воняет опасностью, а второй сильнее в два раза, и от него исходит ещё больше угрозы. Кого Вы испугаетесь? — Того, кто сильнее. Что логично. — Так вот, Антон сильнее Лазарева. В разы. Там одного его рыка Лазарев от меня отскочил. А когда они начали драться, я испугался, что мне тоже может перепасть. — А Шастун мог бы это сделать? — Нет, — не задумываясь, без заминки, но спокойно и без лишней спешки. — Он никогда не поднимет на меня руку. Но я омега, стоящий прижатым к стене и со спущенной одеждой. В этот момент боишься всего. Даже того, чего не существует. — А как проходила драка? — Как любая другая. Меня пытались спасти. И, попрошу заметить, сделали это. Так что я не понимаю Вашего вопроса сейчас. — Что ж, я Вас понял, спасибо. В целом, я узнал всё, что необходимо, дальше следователь разберётся. Мы проверим Ваши показания, в случае чего вас вызовут. А пока можете быть свободны. Они втроём выходят в коридор, где их уже заждалась Ксюша. Жилин предлагает проводить их до парковки, и компания соглашается. Стоит им выйти из здания, как капитан преображается в момент: от собранного и сурового опера остаётся только оболочка. Он ерошит волосы и замедляет шаг. — Простите, ребят. Правила. — Ага, — огрызается Шастун. — Ты же не обиделся, Шаст? — Ни в коем случае! Я просто зол! — Он резко останавливается и оборачивается на полицейского. — Какого хера, Макс? Ты хули вообще доводишь человека до истерики? — Антон, успокойся, пожалуйста. — Просит Арсений, но альфа будто не слушает. Он разгоняется только пуще прежнего. — Я либо чего-то не понимаю, либо ты забыл, почему мы приехали вместе! — Шаст… — Омега фактически шепчет, осторожно касаясь Антоновой руки, но тот отмахивается, как от мухи и случайно толкает брюнета в плечо. Он спотыкается, но ничего не говорит, только смотрит перепуганными глазами, вдыхая горький запах злости. От него сразу начинает тошнить. — Ты же понимаешь, что… — Он осекается, перестаёт кричать и глубоко вдыхает воздух, полный кислого кофейного запаха. Оборачивается, чтобы увидеть на любимом лице дорожки слёз. — Блядь… — шёпотом, — Арс, прости меня. — Он сигает к Попову, но тот отшатывается назад. — Арсюш, прости меня, пожалуйста. Я… я… правда не хотел тебя напугать. Он дышит часто, воздуха катастрофически не хватает, на глазах тоже наворачиваются слёзы, и он падает на колени Арсению под ноги. Обхватывает поперёк пояса руками и часто-часто шепчет извинения. Он тянет руки омеги к своему лицу и начинает целовать их, продолжая вымаливать прощения, пока Попов стоит и смотрит на него потерянным взглядом. В конце концов он отмирает и тянет альфу за руку, заставляя встать с асфальта. — Шаст, Шаст, в-всё… всё хорошо. Вставай давай. — Прости меня, Арс. Я такой долбоёб, прости. Он обхватывает лицо омеги ладонями и начинает покрывать его короткими поцелуями, после каждого шепча: «Прости». Последний перехватывает Арсений, и в этом поцелуе столько горечи. Он получается ужасно солёным из-за слёз, которые роняют оба парня. Ксюша смотрит на это, держа руку у рта, а Жилин с широко распахнутыми глазами: он ещё не успел отойти от злого Шастуна, а тут уже ЭТО. Парни заканчивают поцелуй, но держатся друг за друга всё ещё крепко. — Прости меня… я… я никогда больше… — сбивчиво шепчет Антон, но его затыкает омега, прикладывая к губам раскрытую ладонь. — Поехали домой, пожалуйста. — Хорошо. Сейчас поедем. — Альфа соглашается сразу, но оборачивается на девушку и уже собирается задать вопрос, как она его опережает. — Я сама поеду, тем более мне не домой. Езжайте. — А одежда? — Намекает он на оставленные в квартире вещи. — Моя у меня в сумке. Твою отдам, когда пересечёмся. — Можешь и не отдавать, в принципе. Тебе идёт. — Спасибо. Давайте бегом в машину, ну? — Пока. — Прощаются парни одновременно, быстрым шагом направляясь к автомобилю. Двое смотрят им вслед и выдыхают, когда видят, как парочка садится в машину. — Как думаешь, может Шастун его ударить? — Никогда. — А сейчас? Что скажешь про сейчас? — Капитан поворачивается к девушке лицом и с интересом смотрит ей в глаза. — Он его не ударил. Просто неудачно отмахнулся. — Повисла недолгая пауза. — Знаете, мы с Антоном не очень часто пересекаемся, но я впервые видела, чтобы он ТАК извинялся. Нет, он всегда признаёт свою неправоту, по крайней мере в наших с ним спорах, но… Это было круто. Значит, он действительно очень его любит. — Каково это? — Любить? — Чувствовать запахи, знать, что где-то ходит твой истинный. — Про истинного не знаю, мой погиб под колёсами иномарки, когда нам было по шестнадцать. Какой-то дебил сел за руль, пьяным в такие дрова, что дороги не видел, не то что пешехода. А запахи… Я не обращаю на них внимание уже давным-давно. Перестала зацикливаться на других омегах, ибо смысл? — Мне жаль. — М? — Что Ваш истинный погиб. — А мне — нет. Я отпустила это. Уже давно. Девять лет прошло как-никак. — Я бы не смог забыть, мне кажется. — А я смогла. Вот такая я, умею оставлять прошлое в прошлом и не чувствовать за это угрызений совести. Что было, то было и это никак не изменить и не исправить. Нужно просто учиться жить. Так, как есть. Вот и всё. — Что ж, кх-кх-кхм. Прошу прощения. Мне нужно работать, я пойду. — Да, конечно. Без проблем. — Вас вызовут, если понадобится дать дополнительные показания. До свидания. — Ага. Пока. Ксюша уходит через парковку, скрываясь за соседним зданием. Жилин провожает её взглядом, а после ещё долго смотрит в точку, в которой потерял девушку из виду. Он разворачивается и быстрым шагом возвращается в свой кабинет: надо передать все имеющиеся документы в следственный комитет, но для начала было бы неплохо допросить непосредственно Лазарева. Оперативник столько лет считал дело закрытым, потому что главный подозреваемый был признан погибшим. Но нет, объявился, сука.