***
Ночь выдаётся тяжёлой, и впервые Арсений не может спрятаться от своих страхов в руках Шастуна. И ведь всё до банального просто — Антону самому сейчас нужна помощь, поддержка и даже защита. Омега просыпается в два часа ночи от пугающих звуков, сонный мозг генерирует страшные картинки и дорисовывает в комнате несколько монстров, вылезших из-под кровати, пока до него не дошло, что это всего лишь всхлипы и подвывания человека рядом. К скулежу прибавляется шорок простыней, а сквозь неразборчивое бормотание прорываются какие-то слова и даже фразы. Стоит это всё осознать, и брюнет подрывается, мгновенно оборачиваясь на мужчину слева. Во сне они умудрились сменить положение в пространстве и расцепить объятия. Зря, потому что теперь Антон, вероятно, потеряв источник безопасности в лице Арсения, которого можно было покрепче стиснуть в руках и успокоиться, мечется по кровати, терзаемый каким-то кошмаром. Попов пытается обнять шатена и как-нибудь успокоить, но его грубо и бесцеремонно отталкивают. Тогда он решает действовать немного другим методом. Альфа может успокоить его своим запахом, и в обратную сторону это работает тоже, но с одной оговорочкой — омеги, в большинстве своём, лишены возможности нагнетать свой запах. Многие и так пахнут до безумия приторно и сильно. Арсению тоже не повезло, но и запах у него уже не такой резкий, как несколько дней назад. Поэтому, не придумав ничего лучше, он встаёт с кровати и на пошатывающихся ногах плетётся на кухню за водой, возвращается с полным стаканом в руках. А теперь можно переходить к своему плану. Он осторожно ступает на кровать коленками, и матрас прогибается под его весом. Подползает ближе и накрывает руку альфы, сжимающую простынь в кулаке, своей, обозначает своё присутствие, старается разжать чужие пальцы. У него это даже выходит, и он оставляет конечность тяжело дышащего Шастуна в покое, подползая ещё ближе. Он аккуратно касается чёлки, убирая со лба прилипшие вьющиеся пряди, наклоняется и целует солёную от пота кожу. — Антон, проснись, — шепчет он и начинает опускаться лёгкими поцелуями по виску и дальше вниз. — Пожалуйста, — губы прижимаются к скуле, — просыпайся. — На линии челюсти. — Это просто кошмар. — Ближе к подбородку. — Тебе нужно проснуться. — Шея. — Давай, Антош. Арсений чувствует, как под его губами дёргается кадык и прикусывает его. Нет, он никогда не страдал сомнофилией, но сейчас он попросту не видит другого способа дотронуться до Шастуна. Действия омеги приводят немного к другому результату — Антон дёргается, старается уйти от прикосновения, но зато его руки удивительным образом расслабляются, давая Попову фору в несколько секунд, чтобы обхватить альфу поперёк груди и крепко прижать к своей собственной, руки при этом фиксируя у боков шатена. Тот дёргает ими в очередной попытке сбросить с себя тяжёлое тело, но ничего не выходит, ибо Арсений держит крепко. Брюнет осторожно меняет положение, не ослабляя хватки, и укладывается ровно так, чтобы его загривок с тёмной меткой оказался прямо под носом у альфы. Феромоны в принципе выделяются чуть ниже линии роста волос, а при наличии метки весь запах концентрируется на её месте. Для удобства омега закидывает одну ногу на бедро Шастуна и продолжает его обнимать, на этот раз обвив всем телом. Он жмурится, когда Антон опять пытается скинуть его с себя, но вопреки здравому смыслу цепляется только крепче. А в один момент понимает, что грудь под ним вздымается уже спокойнее, а резких движений в попытках избавиться от тяжёлого груза не ощущается вовсе. Он остаётся лежать так, как устроился и чувствует, как дыхание в районе метки стало теплее, будто чей-то нос пододвинулся поближе. Ощущения не обманывают — Антон действительно просыпается и тычется носом в любимую шею. — Тебе чертовски идёт мой запах, — произносит он хриплым ото сна и рыданий голосом. — Что тебе снилось? — Омега не собирается откладывать важные разговоры и факты. — Не помню. — Врёшь, — не вопрос — утверждение. — Вру. — Соглашается Шастун. — Тогда расскажи. Не в подробностях, а так. Просто чтобы я знал, от чего тебя защищать. — Он аккуратно, чтобы не ударить затылком по лицу, поднимает голову и смотрит в зелёные глаза напротив. Кажется, видит сквозь них душу. — Авария. — Больно. Одному говорить, второму слышать. Очень больно. — Ту, которая могла и должна была, по сути, случиться сегодня вечером. — И как… — в горле пересыхает, — кх-кхм, как заканчивается. — Мы погибаем. — Он говорит это таким будничным тоном, будто не он только что метался по койке от страха, и не у него в уголках глаз скопились сейчас солёные капли. — Мы? — Мы. Я почему-то был в машине не один, как сегодня, а с тобой на пассажирском. — Он закрывает глаза, и предательская слезинка катится из-под ресниц, пока грудь вздрагивает от неровного вздоха и так же дёргано опускается с прерывистым выдохом. — Чшшш. — Арсений опирается на локоть, освободившейся рукой тянется к лицу альфы и стирает незваную влагу. — Я здесь, я рядом, всё хорошо. — Он снова обнимает Шастуна, но на этот раз уже под рукой, позволяя ему обхватить себя в ответ. — Слышишь? Мы оба живы и здоровы; всё обошлось. — Антон кивает и зарывается носом в волосы на затылке, которые так классно пахнут любимым человеком. Он веками готов вот так лежать и дышать Арсением. Тысячелетиями. Да что уж там — эрами. — Я слышу, Арс, — как бы в подтверждение своих действий озвучивает шатен. — И да, я верю тебе. Сейчас, как никогда. — Постарайся ещё немного поспать?.. Я буду здесь, никуда с тебя не слезу… — Хорошо. — Он сильнее прижимает Попова к себе одной рукой и глубже вдыхает кофейный запах. — Я люблю тебя, Шаст. Всё будет хорошо. — Я знаю, — на что конкретно он отвечает, не понятно. — Я тоже тебя люблю. Очень сильно. Они снова остаются лежать в обнимку, только на этот раз Арсений у Антона на груди, а не наоборот. Шастун крепко держит омегу рукой и вовсе не собирается отпускать его в ближайшие… несколько лет (читать как «до конца жизни»). Глупо, конечно, и очень наивно. Но факт остаётся фактом: ему чертовски хочется, чтобы Попов был вот настолько рядом всегда, не отходил ни на шаг, всегда и везде они были только вместе. Но это эгоистично, и этот порыв очень быстро пройдёт, как только Антон вернётся в более-менее стабильное состояние (а он надеется, что это произойдёт в кратчайшие сроки, в идеале — уже завтра утром). Он нежно гладит Арсения по спине, будто пытается его успокоить. На деле же успокаивается сам. Но признаться в этом хотя бы себе кажется чем-то невозможным, поэтому Шастун старательно делает вид, что он весь такой из себя брутальный альфа, которому не нужна ни помощь никакая, ни поддержка, ведь он со всем должен справляться сам, и будто бы действительно своими поглаживаниями успокаивает истинного. Конечно, нельзя сказать, что он не прав. Прав и ещё как, но изначально-то он пытался себя успокоить этими незамысловатыми движениями, а не омегу. Впрочем, простим ему эту маленькую слабость, спишем на недавно пережитый стресс, накопившиеся страхи. Он в любом случае безумно Попова любит, а это самое главное, на остальное сейчас плевать с высокой колокольни. Попов Антону нужён, а всё остальное — так неважно. Будто где-то разойдётся материя Вселенной от того, что альфа успокаивает себя присутствием омеги, а не наоборот. Шатен долго пытается заснуть, слушая, как посапывает на груди его горячо любимый человек, а когда разум всё-таки начинает проваливаться во владения Морфея, на задворках сознания мимолётной тенью пролетает мысль, что альфа готов остаться в этом моменте навсегда. Никакие кошмары, приведшие к такому положению, никакие стечения обстоятельств, которые едва не стоили ему жизни, не омрачают ощущения приятной тяжести от крепкого омежьего тела, удобно устроившегося на груди, прижавшегося так сильно. Так хорошо, будто и не скребут кошки душу, не разрывает её в клочья страх, не режут глаза застывшие в них слёзы. Боль и ужас, которые ещё совсем недавно не давали даже вздохнуть, теперь казались далёкими прохожими, которые подошли к шатену, только чтобы поздороваться и спросить дорогу. Хочется думать, что так оно и есть. Но кто запретит? Так что с этими мыслями и надеждами Шастун и засыпает.***
Ближе к пяти утра под скулёж и бормотания просыпается уже Антон. Омега всё так же лежит у него на груди, разве что чутка сполз на кровать, потому что так удобнее, и из-под закрытых его век реками текут слёзы. «Да блядь», — думает Шастун, начиная уже ненавидеть эту ночь. Он тормошит Арсения за плечи, но того оказывается не так уж и просто разбудить. «Как только меня услышал?» — альфа задаётся вполне логичным вопросом, не так ли? Он немного отползает вбок, поворачивая Попова на бок, и принимается стирать с его лица влажные дорожки. Будить больше не пытается, решает сконцентрироваться на себе и нагнетает собственный запах. Всегда помогало, должно и сейчас. По крайней мере, Антон искренне на это надеется. И не зря, потому что да, снова срабатывает. И он в самом деле рад этому факту, потому что иначе он понятия бы не имел, как успокаивать омегу. Арс, конечно, замечательный человек, и Шастун любит его всем своим сердцем, но всё же он очень эмоциональный, а шатен только со своими эмоциями разобрался, так что лезть в атаку на чужие пока не готов. Да и не знает, как, если честно. А вот утопить истинного в своём шоколаде — это запросто, это мы могём, это умеем и практикуем. Альфа снова прижимает к себе брюнета и начинает проваливаться в неглубокую дрёму, будучи всё ещё в обессиленном состоянии, когда чувствует копошение в своих руках. Арсений всё-таки просыпается и хочет выбраться из плена антоновых лапищ, ибо жарко. А ещё хочется пить… и умыться. — Куда ты? — интересуется тот, внимательно разглядывая своими невозможными зелёными глазами лицо старшего. — К кислороду, — хрипит Попов и прокашливается. — А со мной его, что, совсем нет? — Есть, но за него ещё побороться надо. А ещё я хочу пить. Просто ужасно. — Тебе принести воды? — Антон выгибает бровь в вопросительном жесте и уже готовится встать, как омега его опережает, перекатываясь на другой край кровати, и забирает с тумбочки принесённый им же стакан с водой (ну и что, что предназначалась Антону, ему не понадобилось, зато сейчас она очень кстати). — Всё своё ношу с собой. — Попов отшучивается, пока делает глоток за глотком, осушая стакан до дна, а несколько холодных капель проливается на пижаму. — Что тебе снилось? — Теперь настала очередь Шастуна допытываться до истинного с кошмарами. — Ты не поверишь, — тянет тот в ответ заговорщически, будто сейчас раскроет тайну мироздания. — Абсолютно то же самое. Антон лишь вопросительно выгибает бровь, надеясь, что ему показалось, но по тому, как тяжело выдыхает омега, понимает — не показалось. Он виновато поджимает губы и опускает взгляд. — Я тебя слушаю, если что, — предупреждает во избежание каких-либо дурацких обид. Он много раз ловил осуждающие обиженные взгляды за подобные жесты с его стороны, так что теперь бдит в оба. — А что рассказывать? — Арсений отставляет пустой стакан обратно на тумбочку, а сам пододвигается ближе к изголовью и садится, оперевшись спиной на стену. — Я тебе не просто так позвонил. — Он переходит на шёпот; но не из-за того, что голос ломается или пропадает, а потому, что сейчас атмосфера располагает. Не то чтобы он романтизирует такие разговоры, но… это ведь что-то более интимное, чем любые прелюдии, да даже секс в чистом виде не сравнится с такими моментами, когда наступает абсолютная тишина и все самые сокровенные мысли, желания и — особенно — страхи выходят на поверхность. Нарушать такую тишину привычным голосом не то что не хочется — это не представляется возможным. — А почему? Что случилось? — Антон будто окончательно просыпается, поднимает на омегу обеспокоенный взгляд и старается увидеть в предрассветных сумерках голубые глаза. — Тебя обидел кто? — Нет, что ты… — Попов грустно усмехается и роняет голову себе на колени, упираясь лбом в руки, обхватившие их кольцом. — Никто меня не обидел, Шаст… — Тогда, что случилось? Пожалуйста не заставляй меня вытягивать из тебя слова клещами. — Мне авария приснилась. — Сердце пропускает удар, когда брюнет смотрит на альфу. — На грёбаной набережной. Ты заснул за рулём и улетел в отбойник. — Страх липкими щупальцами оковывает Шастуна, так что тот даже пошевелиться не может. — И в реку через него кувыркнулся. — В секундной тишине слышится, как один из парней судорожно сглатывает. — Я позвонил, чтобы узнать, что ты либо уже дома, либо ещё на работе. Но в обоих вариантах в безопасности. А ты мало того, что не брал, так ещё и, правда, на набережной был. — Он вдруг снова всхлипывает. — Скажи мне, что произошло? А Антон сидит, как зачарованный, слова из себя выдавить не может и всё только смотрит, смотрит, смотрит… Взгляд даже отвести не может. Страшно — от воспоминания об ограждении; больно — от мучений омеги; страшно вдвойне — от, мать его, предсказания от Арсения. Слов не находится, мозг отказывается генерировать идеи для воспроизведения конструктивной речи. — Ну что ты молчишь?! Что ты молчишь, Антон? — Нервы брюнета сдают, и оба мужчины чувствуют приближение истерики. — Пожалуйста! Скажи же ты, что произошло на этой ёбаной набережной! Почему это произошло? Как, скажи мне?! — Ещё чуть-чуть и… — Пожалуйста! — Звучит с надрывом. Может показаться, что это был рык, но нет. Всего лишь крик отчаяния, когда ты уже начинаешь рыдать. Наступает то самое «навзрыд», когда кричишь, бьёшься в истерике, колотишь всё, что есть в радиусе метра от тебя. Это… пиздец. — Арс, Арс! — Антон подскакивает на месте, ещё две секунды наблюдает за всплеском эмоций со своего места и кидается к истинному. Обхватывает его лицо ладонями, почти кричит в лицо. — Арсений, послушай меня! Я живой, видишь? — Он перемещает руки на плечи омеги и встряхивает его за них. — Чувствуешь? Это мои руки, я держу тебя сейчас, я рядом. Ты это понимаешь? — В ответ он получает судорожный кивок, быстрый, честный. — Давай, успокаивайся. Ты же любишь шоколад? — Снова кивок. — Вот и славно, поэтому дыши-ка носом глубже и расслабляйся. Ну? Попов слушается беспрекословно — через силу втягивает побольше воздуха в лёгкие. Лишь частично улавливает любимый шоколадный запах, будто где-то, в метрах трёхстах от них, открылся ларёк со сладостями и вкуснющими шоколадными конфетами. — Вот, молодец. — Никогда Шастун не разучится в одну минуту превращаться в шоколадный торт. От количества концентрированного запаха какао плохо даже обладателю этого аромата, зато омега успокаивается в считанные секунды (ну ладно минуты, но какая разница). — Я расскажу. Но ты должен пообещать мне сейчас, что не будешь ТАК нервничать и переживать, договорились? — В ответ очередной кивок. — Я уже говорил, я заснул за рулём. — Судорожный вдох. — Дыши. Ровно и спокойно, мы договорились с тобой, помнишь? — Кивок. — На набережной, да. Я очень сильно устал и хотел даже остаться на работе, но почему-то передумал. Я действительно просто вырубился за рулём. Не слышал ни клаксонов, ничего. Музыку ещё зачем-то отрубил, хотя понимал, что засыпаю. Когда ты позвонил, я был в метре от ограждения. — Несмотря на то, что с каждым словом, произнесённым сейчас альфой, становилось страшнее и больнее, дышать чисто шоколадным воздухом было удивительно легко. — Да, так получилось. Очень глупо, по-дурацки. Но всё обошлось, видишь? Вырулил, остановился и принял вызов. А сейчас я здесь. Рядом с тобой и благодаря тебе же. — Он спускает ладони вниз по рукам Арсения и обхватывают кисти, чтобы поднести их к губам. Антон целует каждую косточку, каждый миллиметр. — Спасибо тебе за то, что я остался жив. Твой кошмар не стал реальностью благодаря тебе. Так что будь уверен, что если со мной что-то случится, то ты меня спасёшь. Вот я, например, в этом уверен. Арсений рассеянно передёргивает плечами и смотрит на альфу в упор. Он не понимает, почему ощущение Антона в той комнате кажется иллюзией. Кажется, будто его силуэт вот-вот растает, а на самом деле Шастун где-то там, под грудой металла, на дне Невы. — Это тебе вечером приснилось, правильно понимаю? — Вот никак не уймётся. — Да. — На этот раз Попов находит в себе силы на то, чтобы добавить к кивку хоть какое-то слово. И не важно, что похоже это больше на одноразовое бульканье рыбы-капли (а она вообще булькает?). — А что, тогда, сейчас? — продолжает напирать шатен. — То же самое, Шаст. То же самое… — Всё хорошо. Мы с тобой со всем справимся. Вместе, да? — Угу. Антон сжимает ладони в своих руках сильнее и мягко отпускает. Он ложится на своё место и тянет омегу на себя, пристраивая того на своей груди. Тот утыкается носом в переход плеча в шею и обхватывает альфу рукой поперёк тела. Сейчас все ощущения иллюзорности происходящего пропадают, и он может в полной мере насладиться теплом истинного, расположившегося рядом. Честно признаться, парни не особо надеются поспать снова, потому что после таких потрясений и уже случившихся кошмаров не ждать новых — опрометчиво и наивно. Но вопреки всем ожиданиям, они оба засыпают. И это уже не та лёгкая, поверхностная дрёма. Это уже полноценный сон, который не прерывается даже звоном будильников. Вселенная всё же решает позволить им отдохнуть. Надолго ли? Сколько будет длиться эта передышка? И сколько им ещё предстоит пережить, прежде чем они смогут спокойно жить? Будет ложью сказать, что они оба не ждут момента, когда окончательно съедутся и будут жить душа в душу. Они также хотят прожить долгую и счастливую жизнь друг с другом, когда после работы можно будет завалиться перед телевизором и посмотреть какой-нибудь дрянной сериал, или вместе готовить ужин, или забить на готовку и пойти в кафе или даже ресторан. Хочется простого человеческого гулять до рассвета, заскакивать в кино по дороге домой, дурачиться. Да чего уж греха таить, отрываться в постели, когда от желания сводит уже всё тело, когда до кульминации остаются секунды, а тебе не дают. Им хочется забыть про проблемы: покончить, наконец, с Лазаревым, разобраться с вопросом жизни вместе или по отдельности, заняться здоровьем альфы. Хочется избавиться от всего этого и зажить уже счастливо. Спокойствия банально хочется. Но у Вселенной стабильно другие планы. И остаётся только радоваться тем дням, когда всё хорошо, тем моментам, когда не нужно переживать за жизни друг друга, потому что потом ударит с новой силой, в разы большей, чем была до. А может… Да, это наивно, да — глупо, но… Вдруг в этот раз всё действительно будет иначе? Вдруг для того, чтобы их беды наконец закончились, нужно было оказаться сегодня — уже вчера, но пока не встал, следующий день не начался — на грани жизни и смерти? А несколько дней назад — зажатым в подворотне старым знакомым-отморозком? Да, опрометчиво кидаться в омут с головой и надеяться, что теперь-то всё наладится и не будет больше никаких происшествий. Но если хочется, то почему нет? Не может же этот мир быть НАСТОЛЬКО против этих двоих, чтобы продолжить вставлять им палки в колёса? Разумеется, плохие дни бывают у всех, но не столько же! И стоило бы им награду выписать и премию попутно за то, что они всё равно продолжают искать хорошее, забываются в комфортных ощущениях и не собираются роптать на судьбу-злодейку. Арсений вообще придерживается принципа, что жизнь никогда не преподносит людям тех испытаний, которые они не смогли бы преодолеть. А Антону оставалось только согласиться с этим, что он, в принципе, и сделал. Действительно, ведь столько уже пережили. Значит смогут и ещё, если того потребуют жизнь и её обстоятельства. Но всё же, в душах зарождается тёплое чувство надежды, что теперь Вселенная отступит.***
Утро встречает парней тишиной в стенах квартиры, и только тоненькое птичье пение глухим присвистом слышится через закрытое окно. Первым, как ни странно, просыпается Антон. То ли он привык рано вставать, то ли восстанавливался быстрее, то ли Арсений, всё ещё сопящий под боком, отдавил Шастуну плечо и половину грудной клетки так, что дышать стало слишком сложно. Зато Попову очень даже хорошо, он размеренно дышит, уткнувшись альфе в ключицу, и «обнимает» его одной рукой. На деле же просто закинул на истинного две из четырёх конечностей и спит-радуется, что достиг идеального положения в пространстве. И несмотря на желание встать и размять затёкшие мышцы, Антон остаётся лежать, опустив, как мог, взгляд на омегу. Тот мило посапывает и перебирает пальцами чужую футболку на боку. Яркое солнце светит сквозь незанавешенные окна и золотит интерьер комнаты, придавая моменту какой-то атмосферы позднего летнего утра в каникулы. Альфе бы время посмотреть, проверить, ждёт ли его увольнение, но он не хочет будить истинного. Не хочет и не станет. Пока у него есть незакрытые проекты, его никто не уволит. По крайней мере не должен… А если уволят, то… найти новое место работы будет очень проблематично, особенно если брать в расчёт тот факт, что за последний месяц он прогулял больше рабочего времени, чем за всю свою предыдущую жизнь. Да уж, послужной списочек такой себе, конечно. Но Шастун всегда славился среди знакомых своим умением расставлять приоритеты. Вот и сейчас он выбирает не забег по квартире в попытках успеть хотя бы к обеду, а здоровый сон любимого человека. Этот самый человек, кстати говоря, уже начинает немного ёрзать, так что становится понятно — не спит. Но брюнет не произносит ни слова, не встаёт и даже головы от подушки, в лице Антоновой груди, не отрывает. Только хватка на боку становится чутка сильнее, да чей-то нос настойчиво трётся о ключичную косточку. — Доброе утро, Сюш, — шепчет Антон и мягко целует в макушку. — Как ты меня назвал? — Арсений переворачивается и громко зевает, выпрямляя руки в блаженном потягивании и не особо заботясь о том, что Шастуну пришлось уворачиваться от его конечностей, чтобы не получить по лицу. Омега запрокидывает голову, смотря на шатена как бы сверху вниз, и улыбается. — Доброе, Тош. — А Антону ничего больше и не надо. Ещё совсем недавно он бы глотку перегрыз за такое к себе обращение, а тут… так правильно прозвучало это до ужаса ванильное «Тош», что выказывать какие-либо претензии вот вообще не хочется. Он просто смотрит сейчас на своего истинного и понимает, что отдал бы всё на свете за то, чтобы лицезреть эту светлую улыбку на его лице как можно чаще. — Идём умываться или продолжаем проминать своими тушками матрац? — Спрашивает вроде ненавязчиво, с тонкой нотой юмора, но на самом деле всё же переживает за сохранность места получения дохода. На одной зарплате радиоведущего выходного дня далеко не уедешь. — А какое сегодня число? — Попов на секунду вдруг становится серьёзнее будто вспоминает, куда и когда ему нужно было идти, но на лицо быстро возвращается выражение лёгкости и безмятежности, приправленное лучезарной улыбкой и весёлыми огоньками в глазах. Спустя долгое время его взгляд снова горит, и это не может не радовать. Что одного, что другого. — Без понятия, если честно, — говорит альфа и оглядывается в поисках телефона. — Тридцатое, не? — Тогда встаём. Чур я первый в душ. — Он снова широко улыбается и подскакивает с кровати, убегая в ванную. Антон в это время лежит на своём месте и продолжает осматриваться, всё ещё надеясь найти гаджет. Спустя пять минут он смиряется с мыслью, что лёжа это делать, во-первых, неудобно, во-вторых, малоэффективно. Поэтому нехотя садится и оглядывается снова. Смартфон находится валяющимся на полу возле кровати, и Шаст сразу тянет к нему свои ручищи, чтобы проверить, насколько велика вероятность, что сегодня его последний рабочий день у Стаса. Он не зря боялся открывать чат с начальником. Шеминов рвёт и мечет, диалог переполнен его гневными тирадами вперемешку с матом. Шем. 08.15 Шастун! Я надеюсь, ты будешь на рабочем месте через пятнадцать минут Шем. 08.23 У тебя там какая-то своя тактика прихода в последний момент? Где тебя носит, неповторимый ты долбоёб? Шем. 08.34 Проверка опозданий через шесть минут. Я прощу тебе 4-10, если появишься до 8.40 Я, блять, готов терпеть твои опоздание, но не всегда же Шем. 08.49 ШАСТУН, ЕБ ТВОЮ НАЛЕВО ГДЕ ТЫ, СОБАКА СУТУЛАЯ? Шем. 09.07 Обещаю не увольнять, если отзовёшься Шем. 09.15 Ты там хоть живой? Шем. 10.03 Увижу — убью суку. Ты, блядь, доиграешься у меня. Клянусь, попадёшься мне на глаза — удавлю собственными руками И никакая сила не спасёт тебя Шем. 10.20 Ебись оно все конем! Если ты умер, то ещё ладно. Но если ты меня просто игнорируешь… ПИЗДА ТЕБЕ ШАСТУН «Многообещающе…», — думает Антон, поднимая взгляд на время в углу экрана — 10.35. Всё не так уж и страшно, как могло показаться сначала. Ну подумаешь, там Стас обещал убить его при встрече. Ничего, бывает. Главное, что уволить не грозится, и на том, как говорится, спасибо. Набрав в лёгкие побольше воздуха, он по частям собирает свою силу воли и пишет лаконичный, по его скромному мнению ответ.Вы. 10.36
Стас, привет. Я буду сегодня после обеда.
Клянусь, я всё тебе объясню, когда приеду в офис
Шем. 10.36 Глядите-ка, кто нарисовался… ПОПЫТАЙСЯ УЖ КАК-НИБУДЬ [Ответ] Что ж, не самый худший вариант. По крайней мере, его не выгоняют… «Пока», — подкидывает любезно подсознание, заставляя Шастуна очень быстро проснуться и пойти выгонять истинного из ванной, потому что: «Эй! Уже моя очередь!»***
Завтракают, что логично, никак. То есть, вообще не завтракают. Они успевают только захватить с собой по стаканчику кофе и, смеясь, вылететь из подъезда, чтобы быстрее оказаться возле Арсеньевской Ауди и залезть в неё. Сегодня Антон даже смотреть в сторону руля не может, так что законное право управления транспортным средством, включающее в себя подброс до места работы, переходит омеге. Он с удовольствием прыгает на водительское сиденье и через пару минут выезжает со двора. На дороге Попов не торопится, а руль держит крепко двумя руками. Шастун успевает даже поржать над этим: «Ну ты прям дед какой-то. У тя там рассада, блядь, сзади не колышется?» Альфе смешно, а вот брюнет возмущён: с чего бы он дед? Это тупо ПДД и техника безопасности. Но несмотря на напускное негодование, он тоже заливисто смеётся над шуткой. Что уж поделать, если она, и правда, смешная? Но добираются они, несмотря на «дедовскую» манеру вождения, быстро. Так что теперь они стоят напротив входа в офис. Шастун быстро отстёгивается, бегло клюёт Арсения в щёку и вылетает из машины, сильно хлопая дверью. Спустя несколько секунд омега в пустоту произносит: «Можно подумать, это танк!» Ему действительно жалко машину, но он прекрасно понимает, что с ТАКИМ опозданием рабочий день рискует стать последним и счёт идёт на секунды. Ещё каких-то пару секунд Попов продолжает стоять на месте, но после замечает на себе подозрительный взгляд охранника и всё-таки уезжает восвояси. А если быть точным — в театр.***
«Хоть бы пронесло, хоть бы пронесло, — думает Антон, пока поднимается по лестнице и короткими перебежками перемещается в сторону своего кабинета, — хоть бы пронесло, хоть бы…» — Шастун! — А счастье было так близко! Он уже собирался открыть дверь в кабинет, когда за спиной раздался громкий оклик со стороны начальства. Конечно, можно было скосить под дурака и сделать вид, что никакой он не Шастун, или что человек просто похож на Стаса голосом. Но нет, Шастун — всё ещё Шастун, а таким грозным тоном его сейчас мог позвать только Шеминов. «Не пронесло», — тут же мелькает в его голове, пока сам альфа медленно оборачивается, морально готовясь к, если не увольнению, то как минимум изнасилованию мозга. — Здравствуйте, Станислав Владимирович, — приветствует он неуверенно, а на лице дурацкая нервная улыбка. — В мой кабинет. Живо! — Да, сейчас, я только… — Немедленно! А вот это уже страшно. Если Шастуну не дают даже вещи на собственное рабочее место кинуть, то либо он не вернётся живым, либо рабочего места у него больше нет. Вот и плакали все надежды, мечты и планы на будущее. Ну ёб твою ж мать! Но делать нечего — под злым взглядом начальника Антон, опустив глаза в пол, как провинившийся щенок, и пригнувшись под тяжестью стыда, плетётся в указанном направлении. Стоит ему переступить порог Шеминовского кабинета, как он тут же разворачивается и начинать лепетать всё подряд: он и оправдывается, и доказывает, что ему похуй, и просит прощения. У Стаса даже голова начинает кружиться от этого бесконечного потока слов, пока он тщетно пытается оттолкнуть шатена в глубину помещения и закрыть дверь от посторонних ушей. — Я всё объясню, честно, только не увольняй… те м-меня, пожалуйста. — Он уже в нескольких секундах от того, чтобы просто упасть перед руководителем на колени. — Шастун, блядь! — Грубо? Зато действенно. — Угомонись, достал уже. — Шеминов устало потирает глаза и тяжело вздыхает. — Иди сядь уже куда-нибудь, не беси. Тот сразу же остепеняется и, виновато опустив голову, идёт к столу начальника, садясь с «клиентской» стороны. Ему очень хочется посмотреть, когда Стас подойдёт ближе, но поднять лицо и посмотреть в упор не может — боится. — Стас, я… — Не мямли. — Антон всё же находит в себе силы посмотреть на того, с кем говорит, и встречает твёрдый внимательный взгляд в ответ. Шеминов молча поворачивает ключ в замочной скважине и подходит к столу, обходя его с обратной от шатена стороны, садится на своё законное место. — Я, правда, всё объясню. — Уж постарайся, окажи милость. — Чего-чего, а язвительности в голосе не отнимать, а ещё ухмылки. Этой самодовольной ухмылки, а-ля «пизда тебе, холоп» тоже не отнимать. — Я вчера очень поздно ушёл. — Его зелёные глазища искоса наблюдают за реакцией на слова. — Это я и без тебя уже выяснил. Дальше что? Не выспался, подумал, что вчерашняя переработка компенсирует или где? — «Закипает чайник, закипаем и мы…» — За рулём заснул. — Вот и настал тот день и тот час, когда сам Станислав Шеминов, предводитель всех шепелявых на этой планете, неуверенно прикусывает свой язык, так и не найдя подобающего ответа. Ну не всё же Шастуну заниматься тщательным подбором слов, когда нет абсолютно никаких идей для развития диалога. — Как это произошло, блядь?.. — Раз в дцать спокойнее, чем двумя минутами ранее, интересуется он и прочищает горло, которое вдруг решило запершить. — Да не знаю я! — прикрикнул Антон, искренне не понимая, откуда он должен знать на это ответ. — Просто устал и заснул. Часа два потом домой полз и пол ночи не спал: то самому кошмар приснится, то Арсению. — Успокаивал? — Виден хуй, блядь! Или на что ты намекаешь? — Никаких робости и страха не осталось, теперь он смотрит прямо в лицо оппоненту и готов даже с кулаками на него полезть, если тот только подумает своей лысеющей башкой что-то непристойное об Арсении. Глотки перегрызёт за него. — Ни на что. — Стас делает глубокий вдох и на выдохе продолжает. — Ты как вообще приехал сейчас? — Арс подвёз. — Ясно. Ясно-ясно… — бормочет он. — Так, ладно, — он с громким шлепком опускает ладони на стол, — тяжёлых повреждений нет? — Да нет вроде. — Антон уже искренне ничего не понимает. — Увольнять я тебя в любом случае бы не стал, можешь разжать булки. — И как бы смешно сейчас ни прозвучало, он действительно их разжимает, потому что последние минуты он был напряжён до предела. — Выговор тебе делать тоже не буду, оно тебе не надо. — Стас замолкает, будто раздумывает над чем-то, а Шастун не смеет и слова сказать, всё же начальник у него вспыльчивый — может и передумать. Шеминов зачем-то берёт в руки телефон, набирает сообщение и через минуту принимает входящий вызов. Диалог строится из угуканий и агаканий, приветствия и прощания, и только после этого он снова обращается к подчинённому. — Значит так, Антон Андреич, сейчас приедет человек, будешь отрабатывать свои опоздания. Заказ сложный и конфиденциальный. Так что никаких имён не будет, вопросов лишних тоже не задавай: просто нарисуй ему всё, что он захочет, а остальное — не наша проблема. Это понятно? — Более чем. Только я черчу, а не рисую. — Осознание, что последняя фраза была явно лишней, пришло слишком поздно, и прикусить язык Антон не успел. — Не выделывайся. — Прости. Те. — Прощаю. Во-о-от… — Стас провёл ладонью по голове, и его лысина смешно скрипнула, так что Шастуну пришлось сдерживать смех. — Про заказ сказал. Теперь о тебе. Закончишь с клиентом и ложись отдохни. У тебя вообще был кто-то записан на сегодня? — Не помню. Нет, кажется. — Вот и славно. Иди выспись, пока я даю такую возможность. — У меня куча чертежей, недоделанных, лежит… — Ничего, они это как-нибудь переживут, я в них верю. А вот если ты однажды влетишь в какой-нибудь столб, аки муха в оконное стекло, то уже можешь и не пережить. — Вот это ты, конечно, добрый сегодня. — Шатен грустно ухмыляется и встаёт со стула. — Я тогда к себе пойду? Мне ещё ко встрече с таинственным клиентом готовиться. — Ой, вали уже к чёртовой бабушке. — Так дверь, Стас. — Напряжение вроде спало, и Антон даже выдавил из себя подобие улыбки, но получилось откровенно фигово в купе со вселенской усталостью в глазах. Последствия тяжёлой ночки иногда бывают хуже, чем сама ночка, и в какой-то момент это становится заметно окружающим. — А, точно. — Шеминов даже коротко посмеялся. Что ж, день потихоньку налаживается. — На ключи, сам откроешь, мне лень. — Охуенно. — Брови шатена взлетели вверх домиком. — Шастун! — Бля, — добил он, поняв, что сматерился при руководителе, осознал это ещё раз и с глазами по пять рублей бросился к двери. Сзади послышался скрип стула, с которым Шеминов встал из-за стола и направился в сторону подчинённого. В этот момент замок поддаётся, и Антон вываливается в коридор, тут же принимаясь бежать: длинные ноги делают своё дело, и уже через несколько секунд он достаточно далеко, чтобы догнать было уже сложно. — Ну и хуй с тобой, — бубнит себе под нос начальник, провожая стремительно удаляющегося Шастуна взглядом. Тот, в свою очередь, оказывается на рабочем месте в рекордные сроки и закрывает за собой дверь, стараясь отдышаться. Конфиденциальный клиент? Да здравствует кот в мешке! Отоспаться? Пффф, ему ещё свой персональный проект нужно сегодня в разработку отдать. Но это особой проблемы не содержит, а вот какой-то клиент без имени и фамилии, который будет заказывать что-то неизвестное и, не факт, что законное. Но Шастуну у нас не привыкать, так что он быстро пробирается к своему столу и достаёт чертежи — пока никто не приехал, он может с чистой совестью продумывать детали дома. Через час последние правки сделаны и чертежи можно спокойно отдавать подрядчикам на расчёт сметы и планирование работ, но осталась одна загвоздочка — участок Антон так и не посмотрел. Когда он понимает, что без машины (хотя он бы вряд ли осмелился сесть сейчас за руль в любом случае), начинает думать, насколько сильно ему не хочется переться в область на общественном транспорте, слушая по пути оскорбления в свой адрес. В итоге приходит к выводу, что цель оправдывает мучения, и вообще он не из тех, кто сдаётся на полпути. Ему так Ёлка завещала, в конце концов! Размышления же его обрываются со звуком открывающейся двери в кабинет, и теперь перед его взором предстал статный мужчина лет пятидесяти, с проседью на тёмных волосах. Такими часто рисуют типичных папиков в дешманских (и не только, будем честными) сериалах. Хотя наличие у него толстого кошелька за пазухой ощущается на чувственном уровне — запах денег будто исходит от него, словно тот въелся в волосы мужчины, его одежду и даже кожу. Да уж, если такой человек просит сохранения конфиденциальности, то Шастуна ждёт очень весёлый проектик. Но он у нас птичка подневольная — что сказали, то и сделал. Зато может похвастаться своим профессионализмом и высокой зарплатой. — Здравствуйте. Можем начинать?