***
Репетиция. Одна из сотен или даже тысяч, которые проходят почти каждый день вот уже несколько лет подряд. Сколько уже Арсений служит в театре, а все эти репетиции похожи друг на друга, как сёстры-близняшки, разве что сценарии меняются, а так… в какой-то момент становится даже скучно от бесконечного повторения одних и тех же алгоритмов. Это зрители приходят смотреть на искусство и просвещаться, а актёры на сцене уже давно довели свои действия до профессионального автоматизма. Правда, новички обычно отдают делу всю свою душу, и вот тогда на сцене действительно рождается искусство. Но горят так только новички, потому что через какое-то время наступает момент выгорания, и они становятся в один ряд со старшими чёрствыми товарищами. Так горят только новички и… Арсений. Отдав профессии столько лет своей жизни, он продолжает гореть ей, как в первый год, как в первый раз. Сыграна куча ролей, и всё равно перед каждым выходом на сцену он жутко нервничает, хотя почти никогда этого не показывает. Признаться честно, он всегда тихо надеялся, что где-то в зале сидит его родственная душа. Возможно, это и придавало ему сил и энергии на то, чтобы искрить и разжигать эти искры в зрителях. А теперь, когда он, наконец, обрёл свою истинную вторую половинку, он не просто надеется — с замиранием сердца ждёт, что вот он выйдет на сцену под бурные аплодисменты, а среди тысяч глаз будет выделяться пара самых ярких, самых зелёных, самых родных. Всю репетицию Арсений находится в какой-то эйфории, а предвкушение вечерней постановки сладкой патокой растекается по телу. Он не спрашивал, приедет ли Антон сегодня, но почему-то уверен, что приедет. Прогон заканчивается наставлениями Ляйсан на предстоящий спектакль, и актёры расходятся по гримёркам и примерочным. Подготовка костюмов и грима занимает удивительно много времени, и зачастую многие из труппы не могут спокойно досидеть в кресле. Попов же в это время обычно просто залипает в телефон и не особо скучает. Он знает своё дело до мельчайшей детали, роли учит до последней реплики, гримируется по всем правилам, не настаивает на смене костюма, а играет всё равно иначе, по-своему, наплевав на все наставления. И ведь на выходе получается неимоверно круто. Им восхищаются как мальцы, так и старожилы театра — удивительный всё-таки Арсений человек. Время неумолимо быстро приближается к семи вечера, и Попов выглядывает в фойе, чтобы проверить, нет ли на горизонте его альфы. Двухметровая фигура почти всегда возвышается над толпой, но сейчас знакомой кудрявой макушки не видно. Голубоглазый грустно вздыхает и удаляется обратно в закулисье. Он верит — Антон придёт, он помнит, что сегодня спектакль, и придёт, просто пробки вечером. Эти мысли успокаивают, пока не звучит первый звонок. Зрителей уже начинают запускать в зал, а Шастуна среди них так и не наблюдается. Через десять минут звенит второй, и омега начинает переживать, что тот так и не появится. Актёры уже наготове, стоят за кулисами, а Арсений украдкой поглядывает в зал через небольшую щель. Переговариваются за сценой тихо, а взгляд главного действующего лица продолжает выискивать такого нужного сейчас человека. В конце концов Попова толкает Ляся и просит собраться, это действует как тот самый волшебный пендаль, и брюнет встряхивается, убирая лишнее наваждение. Как бы то ни было, а он профессионал, которому ничто не должно мешать отыгрывать свою роль, никаких личных эмоций — только персонаж. — Внимание, прозвучал третий звонок. Просьба всех зрителей пройти на свои места и отключить Ваши мобильные телефоны. Фото и видеосъёмка в театре запрещена, за нарушение следует оплата штрафа в кассе театра. Желаем вам приятного просмотра. Знакомый голос по громкоговорителям отрезвляет лучше любой оплеухи, свет в зале гаснет, и раздаются первые аплодисменты, сначала тихие и редкие, но потом они становятся всё громче и громче. Арсений тихо шагает на сцену, занимая исходную позицию и снова слышит, как огромное количество людей отбивает ладошки в привычном уже — за столько-то лет — ритме. Занавес разъезжается, и вот Попов стоит в свете софитов. На ближайшие несколько часов для него начинается новая жизнь: жизнь Андрея Болконского, которая навсегда разделится на «до» и «после» под небом Аустерлица. И сейчас, стоя под светом софитов, он оставляет всё личное на потом. Шум в зале стихает и раздаётся громкий голос Андрея Болконского. Если быть честным, то Арсений имеет очень много общего со своим героем. Нет, конечно, у Попова не умирала жена, не было ребёнка, и никакая Наташа от него не уходила, разрывая помолвку; но романтизировать что-либо Арсений всегда любил: как Болконский видел смысл своей жизни в героической славе воина, так Попов в один момент стал мечтать лишь о мировой известности, подкрепляя её редкими скандалами, которые зачастую переносились и в личную жизнь. У обоих в их жизнях случилось Аустерлицкое небо: ясное и яркое, оно перевернуло их взгляды с ног на голову — Андрей увидел бессмысленность войны, а Арсений… нашёл свой смысл в тёплых объятиях истинного. Его «небом» стала госпитализация Шастуна средь бела дня, под мягкими лучами апрельского солнца, когда он вдруг понял, что ничего дороже этого человека у него нет и никогда не будет… и потерять его тогда означало потерять всяческий смысл своего существования.***
Персонаж на сцене договаривает монолог, и занавес закрывается, скрывая актёров от тысяч глаз. Зрительный зал взрывается аплодисментами, включается освещение и привычный для всех театралов голос объявляет начало продолжительного антракта. Труппа удаляется в гримёрку, некоторые даже лелеют надежду перекусить, пока гримёры заняты остальными, а Попов мечется в попытках успокоиться и предотвратить выход в фойе в сценическом костюме — он так и не увидел истинного в зале. — Арсений! — рявкает Ляйсан. — Прекрати мельтешить и сядь грим менять. Живо! Попов будто трезвеет, вспоминает, что находится на работе и действительно выполняет просьбу-приказ худрука. Он глубоко вздыхает и начинает снимать костюм — доигрывать-то в другом. Он откровенно не понимает, что с ним сегодня происходит и почему он ТАК ждёт появления Шастуна среди остальных зрителей — сегодня даже не премьера, а обычный спектакль по расписанию — но сделать со своими желаниями ничего не мог. Сейчас бы обидеться, что самый близкий человек не пришёл поддержать омегу, но Арсений ведь его даже не приглашал. «А ему чё, отдельное приглашение нужно всегда? Сам типа не догадается приехать поддержать?» — думает Попов, садясь перед зеркалом. — В каких облаках ты опять витаешь, Арс? — Ляся встаёт сбоку от мужчины и вглядывается в его лицо через отражение в зеркале. — Ты оставляла сегодня билет для Антона? — Он смотрит на неё такими глазами… ну просто кот из Шрека, только не понятно, что просит: то ли положительный ответ, то ли, наоборот, отрицательный. — Арсений… — начинает она, и становится ясно: оставляла. Значит, Антон просто не приехал. Встал он в пробку или забыл… а может, даже не собирался приезжать. Впрочем, это и не важно. Важно, что его здесь нет. — Я понял, спасибо. — Настроение, с трудом поднятое во время первого акта, падает куда-то под плинтус. — Только из роли не выпадай из-за этого, окей? — Всё будет в шоколаде, не волнуйся. — Омега силится улыбнуться, за что получает лёгкий подзатыльник от гримёра, ибо: «Нехрен дёргаться, пока тебя красят!» Утяшева сочувственно вздыхает и оставляет Попова в руках профессионалов. Возможно, она даже возьмёт телефон, чтобы в срочном порядке прописать пиздов нерадивому альфе. Девушка уже тянется за мобильным, когда ей приходит сообщение от вышеупомянутого Шастуна. «Лёгок на помине», — думает Ляйсан, открывая пришедшее смс. Шастун. 20.44. Лясь, привет. Во сколько сегодня спектакль заканчивается? Девушка закатывает глаза и набирает ответ. «Шастун, какой ты всё-таки Шастун», — проносится в её голове, пока наманикюренные пальчики методично стучат по клавиатуре.Вы. 20.45.
В 10.15, Шастун. Если собираешься прийти,
то советую поторопиться, пока твой
благоверный не разнёс театр.
Шастун. 20.45. Бля… Да, это, конечно, в его стиле: облажаться, а потом не знать, что сказать. Многозначительное изречение так и остаётся неотвеченным. До первого звонка остаётся пятнадцать минут, так что брюнетка убирает телефон и возвращается за кулисы: представление ещё не окончено.***
Антон сидит на водительском сиденье своего Тахо и сжимает в руке мобильный. Время на экране показывает уверенную половину девятого, и альфа недвусмысленно думает, что ему пизда. Он, конечно, ничего никому не обещал, но…будь он на месте Арсения, то очень бы хотел видеть своего близкого человека, который бы поддерживал его сейчас. Как-то раз омега ляпнул между делом, что для него очень многое значит принятие окружающих. С чем это связано, однако, он тогда так и не сознался, сделав вид, что очень занят и не слушает. Так что сейчас Шастун думает, каких размеров покупать букет и в какой цветочный ему сейчас ехать. Было бы неплохо, для начала, узнать, во сколько конец спектакля, иначе он может попросту не успеть, и тогда лучше гнать сразу в театр, а за цветами заехать потом — по пути домой. Он снимает блокировку с телефона и открывает контакты в поисках номера Ляйсан. Пока он разбирается в куче непонятных названий, ему приходит уведомление. — Чего, блядь? Мне пишет суп?! — говорит он прямо вслух, открывая сообщение от «окрошки», в котором красуется очередная просьба от начальства. — А, блядь, это Ида Галич. Он быстро набирает стандартный ответ и переходит в чат с «уткой». Не удивительно, да? Какое ещё прозвище он мог придумать, если сама фамилия располагает? Банально, зато смешно, по крайней мере — для Антона. Получив ответ, прикидывает, что у него чуть больше часа. Что ж, если он поспешит, то может даже успеть до поклона. Шастун заводит двигатель и выезжает на дорогу. Хороший цветочный есть неподалёку от театра — как раз по пути, если верить навигатору. На пороге магазина он оказывается только через сорок минут и наблюдает огроменную очередь. «Сегодня, чё, праздник какой-то?» — думает он, надеясь пролезть вне очереди, как очень облажавшийся. Есть же привилегии для таких? — Прошу прощения, — к альфе подходит милая девушка-флорист. — Могу я Вам чем-нибудь помочь? — Да, если можно. У меня спектакль у истинного, а я не пришёл. — Чего стесняться, если тебе очень срочно нужны цветы? — Понятно… — тянет она, оглядываясь по сторонам. — Предпочтения по цветам есть или розы будем оборачивать? — А вон те синие — это?.. — Он указывает рукой на вазу за спиной флористки, и она оборачивается за рукой. — Георгины. Их будете брать? — уточняет девушка, уже поднимая вазу и пересчитывая цветки. — Да, пожалуй. — У него голубые глаза, верно? Антон смотрит поражённо, хлопает глазами и не может понять, КАК?! Пару раз мужчина глупо открывает и закрывает рот, вызывая у сотрудника мягкую улыбку. — Редкий человек дарит актёру после спектакля что-то, кроме роз, а голубые или синие цветы — это вообще очень большая редкость. Вот и остаётся один вариант, что под цвет глаз. Тем более, если букет для истинного. — Последнюю фразу она проговаривает заговорщическим шёпотом, подмигнув в конце. Они проходят к столу, на который сразу укладываются цветы. — Здесь двадцать штук, поэтому предлагаю добавить несколько, ммм… — она окидывает взглядом другие цветы. — Штук семь гиацинтов, как думаете? — предлагает, указывая на нежно голубые цветы. — Букет, конечно, специфический получится, но и у вас повод достойный. — А давайте! — Отлично. — Девушка выходит в зал, а возвращается уже с нужным количеством выбранных цветов. — Я уверена, он будет в восторге. — Она сообщает это как бы невзначай, и Антон ей верит. Он ещё не видел конечного результата, но почему-то кажется, что это будет нереально красивый букет. — Какую упаковку делаем? — интересуется флористка, поднимая взгляд на альфу. — Я, если честно, не особо разбираюсь… — Я бы предложила вот это. Она слегка поворачивается и берёт в руки край нежно розовой сетки. — Сами цветы запакуем в прозрачную плёнку, а сверху её. — Да, пожалуй, это будет лучший вариант. Антон зачарованно смотрит, как быстро и ловко девушка составляет букет, время от времени проверяя композицию сверху. Буквально через четыре минуты она протягивает Шастуну готовый букет, и он может поклясться, что потерял дар речи. — Девушка, вы волшебница… — Ну что вы? Я пока только учусь, — шутит она и пробивает итоговый букет. — За цветы и упаковку 35 тысяч. — Она оглашает цену, а альфа аж попёрхивается. Хотя… не так уж и дорого, могло быть и хуже. Тысяч 50, например. Девушка какое-то время смотрит в монитор кассового аппарата и отворачивается, ища что-то на полке. В конце концов достаёт карту ВИП-клиента и пробивает скидку. — Итого с Вас двадцать шесть тысяч сто семьдесят пять рублей. Оплата картой или наличными? — Картой. — Шатен смотрит на неё со вселенской благодарностью в глазах и оплачивает покупку, ловя очередное подмигивание. Он выходит из магазина довольный и с огромным букетом в охапку. Когда садится в машину, укладывает его на сиденье рядом и проверяет время, отмечая про себя, что успевает даже на предсмертный монолог Болконского. Удивительно, на самом деле, что он запомнил такие детали, потому что после школьного прочтения романа у него в голове не осталось ровным счётом ничего, зато одного спектакля с Арсением… Хотя, что тут удивительного, если ты глотаешь каждое слово, произнесённое любимым человеком. Даже если это вовсе не его слова, а всего лишь персонажа.***
Шастун подъезжает к театру ровно в предполагаемое время, выходит из машины и заползает в фойе театра. Кое-как он доходит до кассы и спрашивает наличие отложенного билета. — Как Ваша фамилия? — Шастун. — Что же Вы, Антон Шастун, так поздно? — интересуется кассир, протягивая билет. — До конца ж минут пятнадцать. — Работа, ничего не могу поделать. — Зачем он оправдывается? Честно, не знает и сам, наверное, просто привычка за столько лет. Но он оправдывается и забирает билет, направляясь к дальнему входу в зал. Вообще-то его место у самой сцены, но появиться сейчас перед глазами огромного количества людей, перегородив им весь обзор, и быть замеченным Арсением не входило в его планы. Раз уж его не было весь спектакль, то стоит оставаться в тени до самого его окончания. — Мужчина, куда Вы? — Альфу останавливают у самого входа в зал. — Туда. — За десять минут до конца? — Это проблема? — Ваш билет. Шастун протягивает плотную бумажку, которую только что получил, и открывает дверь под звук отрывающейся полоски контроля. Людей в зале так же много, как и в день премьеры, так что затеряться среди них не составляет труда. Антон протискивается в самый конец зала и прислоняется к стене спиной, скрытый в тени от балкона. Вот вам и прелести амфитеатра. Единственное, его замечают зрители. Впрочем, сложно не заметить, как рядом с тобой вырастает двухметровый мужчина с огромным букетом в руках. Шастун смотрит на сцену глазами-сердечками и слушает, как эхом по залу раздаётся любимый бархатистый голос, кажется, альфа даже забывает про необходимость дышать. Арсений проговаривает свою последнюю реплику, и спектакль заканчивается. Странное, конечно решение не доигрывать ещё половину тома, но постановка изначально и задумывалась, как история Болконского, так что… в их случае смерть героя означает конец повествования. Зал взрывается аплодисментами и криками «Браво!», а актёры выходят на поклон. Им уже несут разные букеты цветов, и Антон подмечает, что все они розовые. Теперь пришло и его время выйти из тени.***
Арсений договаривает последние слова в жизни героя и перестаёт подавать признаки жизни. Всё, конец. Его персонаж погиб. Остановите музыку, спектакль окончен, гаснет свет. Зал в восторге, отбивает руки аплодисментами, кто-то даже встал. Попов тоже поднимается и окидывает места взглядом, но нужное так и осталось пустым. Да, он выпытал у Ляйсан, где должен был приземлиться Шастун, но… ключевое словосочетание — должен был. Глубоко вздохнув, Арсений надевает на лицо привычную улыбку — он же актёр — и кланяется зрителям. К нему присоединяются и все остальные актёры, вставая в линию. Теперь кланяется вся труппа, а к сцене пробираются люди с цветами, которые благодарно принимают из рук в руки и откладывают сзади себя: на декорации и просто пол сцены. Все снова распрямляются, и брюнет замечает знакомое лицо в свете электрических лампочек. Антон проходит к сцене медленно, не отводя взгляд с голубых глаз омеги, в его руках огромный букет, который пестрит синим. Попов теряет дар речи, когда его истинный подходит ближе и по ступенькам поднимается на сцену. Пока не ушедшие зрители начинают аплодировать с ещё большим энтузиазмом. — Прости, не смог приехать на весь спектакль, дела были, — шепчет Антон, протягивая букет Арсению в руки. Тот стоит, не шевелясь, и только его взгляд бегает от букета к Шастуну и обратно, обращается в зал и снова падает на истинного. Пару секунд он будто размышляет над чем-то, а потом подходит ближе. — Спасибо, — таким же шёпотом отвечает он и вдруг подаётся вперёд, крадя у не ожидавшего такого поворота событий альфы поцелуй. На глазах у тысячи лиц, на сцене Большого Драматического театра города Санкт-Петербурга целуется главный актёр и его истинный. Этим двоим сейчас так плевать на обстоятельства, они просто стоят здесь, под светом софитов, и ни что не имеет значения, кроме тёплых губ любимого человека. На удивление, первым отстраняется Антон. — Я жду тебя у выхода, — проговаривает он в самые губы и, чмокнув их ещё раз, разворачивается, спускаясь со сцены и покидая зал.***
Арсений выходит из здания только через полчаса. Умытый, в своей обычной одежде, с огромным букетом в руках и яркой улыбкой на лице он подходит к Шастуну и падает в его объятия. — Устал? В ответ омега только угукает, продолжая счастливо улыбаться. Он глубоко вдыхает шоколадный запах и продолжает стоять, уткнувшись Антону в ключицу. — Поехали домой? — Угу. Парни отстраняются друг от друга, и альфа галантно открывает перед истинным дверь, бережно забирая из его рук цветы. Попов, сидя на переднем пассажирском, привычно ворчит, что опять машину не понятно, когда забирать, пока шатен рядом ржёт и выезжает с парковки. — Ну давай, я тебя завтра утром подвезу, а вечером сам вернёшься? — Менене… — Арсений дразнится, а Шастун ржёт в голос, останавливаясь на светофоре. Нет, его, на самом деле очень просто рассмешить. Особенно, если это будет делать Арсений. У него вообще какая-то невероятная планета в голове. — Ебать, — доносится с пассажирской стороны, и Антон взволнованно оборачивается на омегу с немым вопросом в глазах. Вместо ответа брюнет поворачивает к парню экран телефона. Открытая лента инстаграма пестрит фотографиями и даже видео, запечатлевшими их поцелуй на сцене БДТ. Подписи Антон не читает, дабы не сильно отвлекаться от дороги, но общий посыл понимает. — Вау. — Это всё, на что хватает его словарного запаса сейчас. — Да не то слово… — Проблемы могут быть? — Он бросает настороженный взгляд на истинного. — Да не должно, вроде. — Тогда в чём дело? — Омега непонимающе косится на шатена. — Ну, ты явно переживаешь из-за этих фото. — Как это вообще произошло? — Ты меня поцеловал, а теперь спрашиваешь, как-так? — Альфа смеётся, пока Попов обиженно сопит, отворачиваясь к окну. — Ой, да ладно тебе, Арс. Обиделся, серьёзно? — Тишина. — Ну-ну, — произносит Шастун с мягкой улыбкой, сворачивая с маршрута. — Ты куда? — А что? Боишься? — С огнём играешь, Шаст. — Арсений говорит это с хитрым прищуром и полностью поворачивается к истинному лицом. — И что же ты мне сделаешь? — Вот как тут не поддержать эту игру? Азартом заражаешься быстро. Ждать словесного ответа не приходится, Арсений действует решительно: наклоняется ближе, опасно облизываясь, и, не спуская глаз с Шастуновского лица, опускает ладонь на его пах. От неожиданности тот вздрагивает и дёргает рулём в сторону. — Арс, блядь! — За дорогой следи, — проговаривает Попов, пальцами играясь с пряжкой ремня. — Аррс. Шастун опасно рыкает, намекая прекратить, но его не слушают. Арсений действует истинному наперекор. Вместо того, чтобы отстраниться, он хищно облизывается и расстёгивает джинсы, забираясь под бельё. Нога альфы опасно жмёт на газ, и внедорожник набирает скорость, пересекая очередной светофор на жёлтый. — Я сказал, следи за дорогой. — Бросает Попов недовольно, проводя рукой по не до конца вставшему члену. Антон закусывает губу и сбрасывает скорость, за руль цепляется двумя руками, будто это спасательный круг. Внимание рассеивается ужасно, и приходится проморгаться, чтобы сбросить наваждение. А вот расползающееся по низу живота возбуждение никуда не девается, а только усиливается с каждым уверенным движением омеги. Наконец Попов убирает руку, и альфа стонет то ли желая продлить прикосновение, то ли от облегчения. Но долго вздыхать ему не приходится: Арсений почти сразу хлопает его по бедру, намекая, что ему следует приподняться. — Как я тебе это сделаю? — шипит Антон сквозь сжатые зубы. — Я за рулём, заканчивай. — Мы только начали, — мурлычет брюнет, наклоняясь к самому уху. — Ну же, помоги мне, сделать тебе приятное. — Он снова тянется к трусам истинного и осторожно тянет в низ. — Ну Ша-а-аст… Он откровенно стонет, и шатен невольно думает, что вот сейчас он показывает свою самую шлюховатую сторону. Кое-как опираясь на левую ногу — Господи, спасибо, что не механика — альфа совсем немного приподнимает бёдра, позволяя истинному быстро спустить с него мешающую одежду. Сочащийся предэякулятом член ударяется о низ живота, и Шастун облегчённо стонет, не сдавливаемый раздражающей тканью. Арсений проводит ладонью от головки до основания и резко наклоняется, другой рукой опираясь на сиденье между Шастовых слегка разведённых ног. Он чудом не цепляет ручку коробки передач и обдаёт чувствительную головку горячим дыханием. На пробу он проводит по ней языком, слизывая солёную каплю смазки и слышит рваный выдох. Ещё пару раз он облизывает по всей длине, а после снова переключается на головку, продолжая играть с ней языком. Он обводит её по кругу, слушая, как альфа сглатывает вязкую слюну, кончиком языка толкается в уретру. — Боже, Арс… — Шастун гортанно стонет. Омега отрывается от своего занятия и поднимает голову, ждёт, пока шатен посмотрит на него. И лучше бы он не смотрел, потому что стоило ему на секунду опустить взгляд ниже руля, как Попов продолжая смотреть в глаза, насаживается ртом на всю длину ствола, обхватывая его губами и пропуская до самого горла. — Какая же ты шлюха-а-а, — стонет альфа, стараясь вернуть своё внимание на дорогу. — Не отвлекайся, — говорит тот, выпуская член изо рта и облизываясь. Он снова насаживается по самые гланды и принимается размеренно сосать. Честно, выглядит будто ребёнку дали долгожданный леденец — самый сладкий, самый вкусный. Кончить можно от одного только вида, поэтому Антон не смотрит. Попов снова поднимается к головке: посасывает её, обводит языком, облизывает. В конечном счёте отдаляется и просто дышит рядом. От холодного воздуха по всему телу пробегает табун мурашек. Омега лениво надрачивает зеленоглазому и мягко целует возле уретры. Пальцами спускается к яйцам и осторожно сжимает их в ладони, подушечками поглаживая под мошонкой. Он внимательно следит за сменой эмоций на лице альфы и не без удовольствия отмечает, как тому сложно концентрироваться на вождении. Больше Арс не прикасается к члену губами, а Шастун вдруг резко сворачивает с дороги в какой-то двор. Он останавливается, слегка отодвигает брюнета от коробки и ставит машину на ручник. — Доигрался, — бросает Антон и зарывается пальцами в волосы омеги, наклоняя впритык к возбуждённому члену. Признаться честно, Попов на это и рассчитывал, поэтому сейчас он с готовностью насаживается на ствол, позволяя альфе руководить процессом, направляя его голову. В какой-то момент, шатен начинает просто трахать омегу в рот, временами вскидывая бёдра. Тогда головка проходится по шершавой стенке глотки, а Арсений сглатывает, доставляя этим неимоверное удовольствие. Но добивает Шастуна не это. На грани он оказывается, когда брюнет стонет, пуская по члену вибрацию. Тогда Антон тянет его за волосы наверх, но тот противится, насаживаясь до упора. — Арс, я сейчас… — Он стонет и рвано кончает омеге в горло, а тот, в свою очередь, сглатывает, окончательно и бесповоротно снося альфе крышу. Он отстраняется и вытирает тыльной стороной ладони рот и подбородок, облизывается и старается сесть на своё место, но ему это не удаётся, потому что Шаст тянет его на себя и без капли брезгливости благодарно целует, всё ещё ощущая свой собственный вкус. — Ты пиздец, Арс, — говорит он, отстранившись. — Я знаю. — Попов выглядит нашкодившим котом, который ни о чём не жалеет. — Поехали домой? — Он спрашивает так невинно, будто две минуты назад не кайфовал от минета, перекинувшись через коробку передач. — Поехали, поехали. Антон кое-как натягивает одежду на своё законное место, снимает машину с ручного тормоза и выезжает из двора. Оставшийся путь до дома проходит без приключений, разве что в салоне до безобразия сильно пахнет кофе, а омега постоянно ёрзает. Сидеть на мокром не удобно, но об этом он как-то подумать забыл, когда так самозабвенно бросился отсасывать истинному. Зато теперь Шастун время от времени злорадно хихикает, ибо: — Это карма, Арсений. Не только же мне страдать было. — Иди нахуй, Шаст. — Арсений огрызается, как ребёнок, а шатен только умилённо на это улыбается, не переставая гаденько хихикать до порога квартиры. Зато стоит им оказаться в прихожей, как омега набрасывается на зеленоглазого, не давая ему даже разуться. Так они доходят до ванной, где их ждёт второй раунд. В душе. У Шастуна даже закрадывается ощущение, что нихуя у брюнета течка не прошла, но нет — это просто очень соскучившийся Арсений. Конечно, соскучишься тут, когда даже временного партнёра у тебя не было, а справляться приходилось лишь игрушками, которые, по правде говоря, ни при каком рассмотрении не смогут заменить живого альфу. Спать они заваливаются только через час — чистые и свежие. Ложатся в обнимку, и каждый в своих мыслях. Арсений думает, что пора бы поговорить про переезд; Антон понимает, что его ждёт долгая стройка, а ещё покупка кольца и подбор ресторана. — Антон, — тихонечко зовёт брюнет. — М? — Перевози ко мне свои вещи, а? Очень скоро ждёт, потому что на самом деле он уже всё решил. — Когда? — спрашивает, а в голове уже крутится картинка того самого кольца, которое должно украсить правую руку омеги. — Да хоть завтра, после радио. — Хорошо, — соглашается, а думает о том, как встанет на одно колено в зале со свечами и видом на крыши ночного Санкт-Петербурга. — Давай спать? — Спокойной ночи, Тош. — Сладких снов, Арс. Сладких снов… Его шёпот тонет среди тёмных вихров волос. Парни засыпают быстро и спокойно. Правильно говорят: в объятиях любимого человека сон крепче. Никакие тревоги дня их не тревожат. Есть только они — лежат сейчас и спят двумя ложками, один другому упёршись в макушку. Про забытый на заднем сиденье букет они, разумеется, так и не вспомнили. Обидно, конечно, что он вот так вот завянет, но… не похуй ли? Когда в твоих руках находится самый дорогой тебе человек, становится всё равно на остальные мелочи.