Интерлюдия: мажорный аккорд

      Он стоял как вкопанный, слушая радостные возгласы Виктории и Томаса, даже Итан говорил что-то приятное. А он не мог повернуться.       Не мог.       Где-то в сердце неприятно кольнуло, все тело передернуло. Он мог бы подумать, что он просто надумал, что у этих людей просто одинаковый голос, но радостные разговоры друзей говорили об обратном.       Он не мог, не хотел смотреть.       — Дами, ты оглох или чего? Задумался? Увидел призрака? — Томас тихо посмеялся, поглаживая шатенку по спине.       Дамиано резко развернулся и посмотрел девушке прямо в глаза. Долгое время он искал эти глаза в толпах людей, долгое время боялся встретиться с ними и замерзнуть от их холода, но здесь он сделал выбор. Посмотрел страху в глаза.       Эсма перестала улыбаться и стала так же смотреть вокалисту в глаза. В комнате повисло молчание, которое нарушало лишь тиканье часов на руке Торкио.       — Smettila di guardarmi, smettila di mordermi con lo sguardo, perche ' sei qui?!* — мужчина сам не заметил, как перешел на родной язык, как перешел на крик, но, увидев непонимающий взгляд, взял себя в руки: — Ты пришла красить гитару?       — Дам, сейчас не лучшее время чт.. — Де Анжелис покачала головой, но Цингер ее перебила:       — Да. Я сделаю это и уйду, не переживайте.       Шатенка понимала, что сказал вокалист, точнее последние слова — «зачем ты здесь?». Она чувствовала, как внутри что-то болезненно потряхивало, но не хотела, чтобы об этом узнали. Она была холодна.       Она поддерживала связь почти со всеми — даже раз в полгода, даже просто ответить на историю. Этого было достаточно. Больше всех она переписывалась с Итаном, они стали хорошими приятелями.       Только вот Дамиано она заблокировала во всех соцсетях в последний день поездки.       Заблокировала, чтобы не сорваться, чтобы не влюбиться сильнее.       — Эй, может останешься? Мы не виделись.. сколько? Года три? Да, три года!.. Да, мы, конечно, понимаем, что ты как бы и не проводила с нами прямо-таки много времени, но все равно классно пообщаться спустя столько лет! — Раджи улыбнулся и открыл бутылку с водой.       — Мне нужно красить гитару, — шатенка осмотрела инструменты и тут же вычислила, для кого была уготовлена алая краска.       Эсма поставила сумку на пол рядом с электрогитарой, начала вытаскивать все необходимое. Люди видели, насколько ей было некомфортно. Видели, как ее смущал Давид.       А он, в свою очередь, вылетел из студии, громко хлопнув дверью.

***

Покатаемся по городу. Отвези меня, пожалуйста, к мосту — Ближе, ближе... Здесь!.. Я дышу...

      Девушка стояла перед дверью будущего коллеги, перебирая ручку сумки. Она нервничала не только от собеседования, которое состоится через пару минут, но и из-за недавней встречи.       Она тщательно скрывала его из своей жизни, стирала чувства из головы, старалась забыть, и теперь.. И теперь он холоден, не хочет видеть. Появился сам.       Зайдя в кабинет и на автомате поприветствовав мужчину, голубоглазая села в кресло, стала отвечать на какие-то вопросы, рассказывать об умениях и опыте. Она проговаривала заготовленный, заученный текст, пока в голове творился бардак. Ей не хотелось видеть его, не хотелось вновь слышать его голос, видеть его взгляды..       — ...ркио и Дамиано Давид, — Паульо улыбнулся и переложил ручку в другую ладонь.       — Терпеть не могу этого вашего Дамиано Давида, — девушка дернула ногой, отчего та врезалась в деревянную поверхность стола.       — Как же так? Я думал, что этот паренек завоевал сердца абсолютно всех, — Корсо поджал губы и отвел взгляд.       — Я — не все, — шатенка поднялась и взяла сумку. — Если Вы закончили, то я, пожалуй, пойду. Позвоните или напишите, когда, где, координаты и все остальное. Извините, я спешу.       Кареглазый вздохнул и поднялся следом, пожал руку девушке.       Когда Эсма была на улице, то начался дождь. Проливной, который заставит мерзнуть каждого. Ни одного такси поблизости.       Цингер шла по улице, то и дело убирая мокрые пряди с лица. Она была зла, обижена, расстроена — на погоду, на начальника, на себя. Ей хотелось поскорее посетить душевую кабину (хотя, зачем душ, если дождь поработал на славу?), а потом забраться в постель.       Ей чертовски хотелось заснуть и не проснуться.       Когда-то он спас ее от страшных мыслей и ужасных поступков. Она ходила к множеству психологов, и, как ни странно, они помогли. Сейчас она более устойчива в эмоциональном плане, но это только на людях. Если она оставалась наедине, то становилась злобной фурией.       Каблук сломался (кто придумал эти чертовы туфли?!), макияж стерся и потек, злость накапливалась с каждой секундой все больше и больше, грозя вырваться в любой момент.       Очередной камень под безкаблуковым туфлем выбесил немку, она начала кричать и материть все подряд. Сегодняшний день был худшим, пожалуй, за последние несколько месяцев.       Она ненавидела Дамиано, ненавидела всей душой, всем сердцем. Ненавидела за его идеальность, нежность, ласку, сексуальность, поддержку и харизму. Ненавидела и его, и себя за то, что когда-то согласилась, когда-то подпустила, когда-то влюбилась..       Мимо проезжающая машина стала знаком, когда обрызгала деву водой из образовавшейся лужи. Весь костюм был насквозь мокрым. Казалось, что дождевая вода была уже и под кожей, где-то в венах.       «Самый худший день» — шатенка начала плакать от безысходности, рыдать в голос. Вот она — эмоциональная неустойчивость.       Еле как добравшись до отеля, проклиная чертов лифт и милых девушек с рецепшена, голубоглазая ввалилась в номер, скинула на ходу одежду. Душ был холодным и неприятным — горячая вода отключена.       Постель тоже была не теплой и мягкой — новое постельное белье кололось, было жестким и холодным. Весь день испорчен. Бывшая пианистка пыталась найти решение и уснуть, но не выходило.       На телефон пришло сообщение от Виктории. Она приглашала Эсму на виллу от лица всей группы, но Цингер знала, что один единственный человек, имеющий на груди татуировку «Il ballo della vita», не хочет видеть ее. Как и она его.       Он не появлялся в последних сторис аккаунта группы, а как выяснилось позже, вообще не выходил из своей комнаты весь оставшийся день. Итан был прямолинеен, сказал все сразу, но, увидев реакцию немки, понял — разговоров о друге лучше не заводить. Он видел, как сильно люди возненавидели друг друга.

Завтра к двум в особняке. Дамиа успокоим. Если нужно будет, если попросишь, то запрем его в комнате.

      Виктория обещала, скрашивала, сглаживала углы.       Но когда Цингер на следующий день встретилась с карим, ненавистным взглядом, то поняла — грядет что-то ужасное.