Сжигая изнутри

— Да, глава Оуян. Я разберусь с вашими гулями позже, — Цзян Чэн уже несколько минут пытался закончить разговор с главой ордена Оуян. Мужчина подошёл к нему после окончания совета глав, когда все стали расходиться в отведённые им комнаты, чтобы наконец-то поужинать, чего многие ждали с нетерпением. Цзян Чэн сомневался конечно, что кухня Гусу придётся по вкусу большинству приглашённых заклинателей, поскольку она почти совсем не изменилась со времён его обучения в Облачных Глубинах, оставаясь такой же пресной и безвкусной. Миска риса, горстка свежих овощей и полное отсутствие мяса. И целебный отвар на травах по вкусу ещё хуже, чем самая горькая настойка Цзян Шу. Это единственное, что было в меню у учеников Лань. — Премного благодарен, глава ордена Цзян, — мужчина склонился в благодарственном поклоне. — Они такие шустрые… В этом месяце уже три лодки были потоплены, а мои оборванцы никак не могут их словить. Уже и сетями пробовали и загоняли… Цзян Чэн почувствовал, что ещё чуть-чуть и клан Оуян останется без главы. Ваньинь рассчитывал подойти к Лань Цижэню сразу после окончания собрания и просить разрешение на посещение Библиотечного Павильона, но почти у самых дверей был остановлен главой ордена Оуян. И теперь, слушая не замолкаемую речь мужчины о способах поимки гулей, Цзян Чэн думал о том, что ему придётся идти в центральный комплекс Облачных Глубин и искать учителя Ланя, что совсем не улучшало его настроение. Понемногу закипая от того, что его планы нарушили, от нарастающей головной боли и пустой болтовни Цзян Чэн, привычным движением пальцев, стал поглаживать духовное оружие. «Насколько огромным будет скандал, если я пущу в ход Цзыдянь, чтобы заставить его замолчать? Или лучше попросить Ланей, чтобы они применили своё заклинание глушения и устранили лишний шум? Хоть где-то их правила могут быть полезны. Ха-ха-ха.» Ваньинь уже подсчитывал свои шансы на получения запрета о посещении Облачных Глубин на длительное время, когда вдалеке услышал: «Дядя!» — Глава ордена Оуян, прошу меня простить, у меня есть дела, — поспешно произнёс Ваньинь, разворачиваясь и направляясь туда, откуда был слышен голос, оставляя мужчину с открытым ртом и не законченным предложением озадаченно смотреть вслед уходящему мужчине в пурпурных мантиях. — Дядя! Они столкнулись в одном из проходов в бесконечном лабиринте замысловатых поворотов жилого комплекса Гусу. Тёмный пурпур величия и яркое золото смелости. — Ты всё ещё помнишь, что у тебя есть дядя? — Цзян Чэн остановился, скрестив руки на груди, и сурово спросил юношу перед собой. — Ах, или мне нужно называть тебя — глава ордена Ланьлин Цзинь? За то время, пока они не виделись, Цзинь Лин заметно повзрослел. Цзян Чэн заметил, что племянник похудел, клановые парадные мантии не сковывали движений и выгодно подчёркивали его фигуру. Он стал шире в плечах, чему однозначно способствовали ежедневные тренировки с мечом, а ростом Цзинь Лин уже сравнялся с Цзян Чэном, который с грустью подумал, что ещё несколько лет и племянник однозначно станет выше него. Светлые одежды с длинными рукавами и перекрестным воротником, надетые под жёлтое платье с круглым вырезом и вышитым золотом огромным пионом на груди, делали его похожим на своего отца в молодости. Та же одежда, тот же меч на поясе и даже причёску Цзинь Лин выбрал как у отца — высокий хвост, собранный золотой заколкой в виде лепестков пиона, длина которого заканчивалась почти у талии… «А-Цзе, твой сын уже совсем взрослый.» Цзинь Лин немного стушевался от сказанных грубым тоном слов и, опустив глаза, взялся рукой за рукоять меча, сжимая-разжимая её — привычка, которую Ваньинь заметил ещё с детства. — Дядя, я хотел бы сказать… Прости за те слова. Я никогда так не думал. Цзян Чэн почувствовал вернувшуюся боль от воспоминаний. В тот день в Башне Кои они действительно наговорили друг другу много лишнего, но то, из-за чего последние несколько месяцев Ваньинь испытывал боль, были последние брошенные слова Цзинь Лина. «— Ты не мой отец, чтобы говорить, что мне делать. И никогда им не будешь. — Да, я не он. Но я никогда и не собирался занимать его место.» Цзян Чэн постарался, чтобы его голос не прозвучал наполненным горечью, и медленно опустил руки вдоль тела. — Забудь. Ты всё правильно сказал. Нет причин извиняться. Я действительно не твой отец. — Дядя… Мне очень жаль. — Я же сказал — забудь, — раздражённо произнёс Цзян Чэн, чувствуя, как внутри разливается тепло от слов племянника. Цзинь Лин был словно отражением самого Ваньиня, потому что тот знал, как тяжело даётся признание собственных ошибок, и какое мужество нужно для того, чтобы сделать это. Поэтому сейчас, смотря на стоящего Цзинь Лина, который пытается выдавить из себя извинения, Цзян Чэн почувствовал радость. Радость от того, что он ещё кому-нибудь нужен. — Я хотел извинится и сказать… Спасибо. За то, что ты сказал на совете. Это очень важно для меня, — Цзинь Лин поднял взгляд и в его карих, так похожих на А-Цзе, глазах, Цзян Чэн увидел благодарность. Когда-то Ваньинь так же жаждал услышать от своего отца слова поддержки. «Я горжусь тобой, А-Чэн, » — он готов был почти на всё, только чтобы Цзян Фэнмянь хоть один раз сказал ему это. «… А-Ин занял первое место в стрельбе из лука, А-Чэн, а ты — всего лишь второе. Тебе нужно усерднее тренироваться.» (А-Чэн, ты смог попасть в цель с 300 метров, хотя почти никому это не удалось, ты замечательный лучник.) «… Вау, Вэй Усянь и молодой господин Лань убили тысячелетнего монстра вдвоём, они такие сильные.» (А-Чэн, ты хорошо постарался, хоть путь в Пристань Лотоса был не лёгким, но ты справился.) «… Аха, Цзян Чэн, смотри, я поймал больше фазанов чем ты! Дядя Цзян будет доволен уловом. Мы сможем вдоволь насладиться едой.»(А-Чэн, ты хорошо справился с охотой, эти фазаны намного упитаннее, чем у всех остальных.) «… А-Чэн, твоя каллиграфия не достаточно хороша, ты должен приложить больше усилий. У главы ордена должен быть безупречный почерк.» (А-Чэн, учитель Лань очень хвалил работы, написанные тобой. Ты делаешь большие успехи в каллиграфии.) «… А-Чэн, А-Ин прекрасно играет на дидзи, тебе стоило тоже освоить какой-либо инструмент.» (А-Чэн, у тебя прекрасный голос. Возможно, тебе стоит взять уроки пения?) — Я сказал только правду. Никто не должен вмешиваться в дела чужого ордена и навязывать своё мнение. Вот и всё. — Я уже обсудил этот вопрос с старейшинами ордена, и они согласились с моим решением. Несмотря на то, что дя… Кмх, Цзинь Гуаньяо был тем, кто построил эти башни, они очень полезны для простых людей, — Цзинь Лину было ещё сложно принять тот факт, что его второй дядя по отцовской линии был предателем и убийцей. Несмотря на открывшуюся правду, Цзинь Лин помнил Цзинь Гуаньяо как человека, который баловал его и подарил ему духовную собаку. Ему было трудно осознать, что человек, который большую часть детства проводил с ним, приносил ему сладости и дарил подарки, был тем, кто способен убить своего отца и единокровного брата. Что этот человек, который ласково улыбался и нежно гладил по голове, успокаивая после драки с детьми, которые обозвали его сиротой, мог этими же руками, играя на гуцине, убить своего старшего названого брата. Цзян Чэн старался не давить на юношу. Он помнил себя после осады на Луаньцзан, когда малейшее воспоминание о его шисюне заставляло его впасть в приступ агрессии, которая нередко заканчивалась погромом и новой мебелью в комнатах. Спустя время он научился почти не реагировать на упоминание Старейшины Илин, но внутри, в этот же момент, он чувствовал лишь горечь, сожаление и злость. Горечь от утраты. Сожаление, что не смог остановить. И злость за то, что был брошен. — А-Лин, ты всё правильно сделал. Не давай чужим предрассудкам заставить тебя изменить своё решение, — Цзян Чэн похлопал Цзинь Лина по плечу. — Если они будут давить на тебя скажи, что я приду и сломаю им ноги. Чистый смех юноши наполнил пространство между ними уютом. Конечно они оба знали, что угрозы сломать ноги всегда остаются лишь словами. Цзян Чэн улыбнулся уголками губ, чувствуя облегчение и ощущение лёгкости, возвращая его в те времена, когда звонкий смех А-Лина наполнял Пристань Лотоса жизнью, скрашивая дни угрюмого и грубого главы ордена Цзян. — Хаха, дядя, они слишком самоуверенны, чтобы бояться этого. — Когда ты был маленький, это отлично срабатывало. Или же натрави на них Фею. Кстати, где она? — Животные в Облачных Глубинах запрещены. Пришлось оставить её в Цайи. Дядя? — Мм? — Ваньинь оторвался от созерцания учеников Лань, идущих на противоположной стороне коридора, стряхивающих с себя снег, который за время разговора с племянником снова начал опускаться на землю, и посмотрел на племянника. — Всё хорошо? Ты выглядишь неважно, — улыбка медленно сползла с лица Цзинь Лина, меняясь на беспокойство в глазах. Он знал, что Цзян Чэн истязает себя делами ордена, взваливая на свои плечи очень много работы, но сейчас, видя его похудевшим и измождённым, Цзинь Лин осознал насколько всё серьёзно. — Да, просто много дел навалилось, ещё и этот совет. Пару дней отосплюсь и всё придёт в норму. Цзинь Лин посмотрел на своего дядю. Они стояли настолько близко, что он мог заметить тёмные круги под глазами мужчины и неестественно бледный цвет лица. Усталость не одного дня оставила отпечаток на лице мужчины, заставляя его выглядеть на пару лет старше. Цзинь Лин нахмурился. Его дядя никогда не умел лгать.