Сжигая изнутри

Вернувшись в свои комнаты, Цзян Чэн почувствовал усталость. Последние несколько дней были насыщенными, а бесконечная тупость людей ещё больше раздражала, вызывая головную боль. Приняв тёплую ванну, (хорошо, что в Гусу Лань не практикуют закаливание в холодной воде зимой) он бросил взгляд на ожидающий его ужин на подносе. Сев за стол, Цзян Чэн потянулся к цянькунь, аккуратно доставая оттуда маленький красный мешочек. Когда он учился в Облачных Глубинах самым большим разочарованием для юноши был… Вкус еды. Славившийся своим аскетическим образом жизни орден Лань поддерживал свои учения как в плане интерьера комнат учеников, которые представляли из себя пример сдержанности и минимализма, включая лишь несколько необходимых предметов мебели, таких как кровать и стол, так и в плане питания. Цзян Чэн до сих пор помнит свой первый ужин: совсем белый рис и в отдельной чаше овощи, которые были похожи на овощное рагу с одним единственным отличием — все блюда оказались пресные. Специи были запрещены в Облачных Глубинах, высеченным правилом на стене послушания. Первый раз, жуя белый безвкусный комок риса, Цзян Чэн испытывал жалость к всем ученикам Лань, поскольку он понимал, что они здесь лишь на время учёбы, а потом вернуться к любимым острым блюдам, а вот адептам Лань питаться так всю оставшуюся жизнь. Поэтому наученный многолетним опытом посещения Облачных Глубин в качестве главы ордена — приёмы пищи, предназначенные для важных гостей и глав орденов, конечно, почти не отличались от обычного меню для учеников и единственное, что было иначе — это чай, который был совсем не похож на ужасную травяную настойку, которую пили ученики, по вкусу хуже, чем самое горькое лекарство Цзян Шу — Цзян Чэн припас для себя и своих учеников целый мешочек приправ, которые всегда носил с собой. Аккуратно развязав мешочек, Цзян Чэн взял горстку специй и щедро посыпал еду. Ярко-красный порошок окрасил белый рис, придавая еде острый вкус, возвращая его воспоминаниями в Пристань Лотоса, когда они с Вэй Усянем соревновались, кто сможет съесть самую острую пищу. И даже тогда его брат одержал победу. В который раз. Закончив с ужином (едва ли съев половину приготовленных блюд) Цзян Чэн стал пересматривать бумаги, которые ему отправил Цзян Фэнг, руководящий Пристанью Лотоса во время отсутствия Цзян Чэна. Прошения соседних мелких кланов, отчёты адептов о ночных охотах, несколько выписок из счётных книг, которые должен был просмотреть Цзян Чэн и одобрить покупку товаров для ремонта помещений в западной части Пристани Лотоса. Едва ли половина работы была сделана, когда зашла Цзян Шу, чтобы проверить состояние Цзян Ваньиня. Аккуратно и быстро осмотрев главу ордена и задав ряд вопросов, она настойчиво сказала ему ложится отдыхать, и под бдительным взором лекаря Цзян Чэн сдался, отметив про себя, что завтра нужно будет встать пораньше и закончить начатые дела. Цзян Чэн лежал в кровати, смотря в потолок. Сон не спешил идти к нему. Потревожив старые раны, на него нахлынули воспоминания. Ласковый, тихий голос А-Цзе и нежные убаюкивающие поглаживания по волосам. — А-Чэн, как прошёл твой день? — Цзян Яньли с тихим стуком поставила на стол небольшую деревянную корзину. Когда она приоткрыла её, Цзян Чэн ощутил расползающийся по комнате запах супа с свиными рёбрышками и корнями лотоса, который она приготовила. Это было самое любимое блюдо Ваньиня. Аннигиляция Солнца была в самом разгаре, стараясь привлечь как можно больше союзников на свою сторону. Выигрывая одну за другой битву, они всё больше и больше притесняли клан Вэнь, заставляя их как испуганных псов бежать и прятаться в свои норы. Едва ли не каждый день Цзян Чэн возвращался с ожесточённой бойни, не зная, что будет завтра, сможет ли он вернутся и увидеть сестру. Шрам от дисциплинарного кнута уже терялся в море других шрамов, покрывавших тело юноши, полученных в бесконечных битвах не на жизнь, а на смерть. Выражение его лица было угрюмым, а глаза светились жаждой мести, едва ли ему стоило услышать упоминание ордена Вэнь. Глава уничтоженного ордена. Так его называли за глаза. Цзян Чэн прилагал большие усилия, чтобы набрать людей для восстановления Пристани Лотоса и вернуть былую мощь своему ордену, но мало кто хотел впутываться в конфликт между великими кланами, а те немногие, кто вернулся в Юньмэн Цзян были либо слишком стары, либо слишком молоды, и в основном были привлечены для восстановления сгоревших зданий. Набралось лишь два десятка адептов Цзян, которым чудом удалось спастись от кровавой резни, которые находились в ближайших деревнях от Юньмэн и гостили у своих родственников. Но всё равно — этого было слишком мало. Закончив переодеваться, Цзян Чэн вышел из-за ширмы и расположился за столом, наблюдая, как сестра почти закончила раскладывать на столе тарелки с ужином. В полевых условиях, в военное время, они не могли похвастаться ужином, который им подавали в Пристани Лотоса, но даже здесь его сестра смогла найти ингредиенты для приготовления супа, который так любили они с Вэй Усянем. — Сегодня напали на след Вэнь Чао, но этот мерзавец смог уйти. Ненадолго, — зло сказал Цзян Чэн, сжимая руку в кулак. — А-Сянь? — тихо спросила Яньли, садясь за стол. — Ничего, — ответил Ваньинь, принимая с рук сестры тарелку с супом. Тёплый пар шёл от жидкости, и Цзян Чэн вдохнул запах свежеприготовленного супа. На лице Цзян Яньли появилось грустное выражение. Он тоже скучал по брату. Весёлый смех и шутки, так раздражающие его всё время, сейчас заставляли его испытывать чувство пустоты от отсутствия Вэй Усяня рядом. Он бы многое отдал, чтобы увидеть брата. Ужинали они в тишине. — Как думаешь… А-Сянь.? — спросила Цзян Яньли складывая посуду обратно в корзину после ужина. — Я думаю, этот паршивец жив-здоров, и где-то прячется. Не волнуйся, мы найдем его, ещё будет надоедать тебе, — Цзян Чэн обнял сестру. Яньли слегка рассмеялась от слов брата. Она сменила пёстрые фиолетовые клановые одежды, на простые ханьфу тёмно-серого цвета, теперь почти не выделяясь из толпы. Волосы она собирала так же, как и дома, с одним отличием — длинный водопад волос, спадающий по спине, теперь большую часть времени был собран в простую косу, аккуратно подвязанную ярко-фиолетовой лентой. — Вы не исправимы, — она поправила ворот мантии Цзян Чэна, тепло улыбаясь. — А-Чэн, уже поздно, пора отдыхать. — Я не устал, ещё слишком много работы. Яньли покачала головой, едва заметно поводя рукой по щеке брата, убирая от лица мешающие, ещё влажные, распущенные волосы Ваньиня. — Снова кошмары? Цзян Чэн ничего не ответил, лишь отвёл глаза в сторону, стараясь избежать взгляда сестры. — Я принесу тебе настойку. — Не нужно, она всё равно не помогает, — Ваньинь отошёл от сестры к небольшому столику и начал перебирать бумаги, рассматривая донесения шпионов. — Брат… Давай попросим лекаря тебя осмотреть. — Нет. У него нет времени на меня, слишком много людей умирает. Я могу справится с этим сам. Я не должен давать им повод считать меня слабым, — сказал Ваньинь, разворачиваясь к сестре и хмурясь. — А-Чэн, никто не считает тебя слабым… — Но этого недостаточно. Я должен защитить тебя и наш орден. Я отомщу за родителей — Вэни поплатятся за свои поступки. Цзян Чэн подошёл ближе к сестре и аккуратно взял Яньли за обе руки, сжимая легонько в своих. — Не стоит переживать за меня. Я смогу со всем справиться. Ты тоже устала за целый день, тебе стоит отдохнуть. Сестра слегка кивнула, смотря на их соединённые руки, а потом подняла глаза и нежно улыбнулась: — Спокойной ночи, А-Чэн. Цзян Чэн помнил. Помнил, как проснулся в ту же ночь с криком, в холодном поту, с ощущением боли в солнечном сплетении, хватаясь за одежды на груди и сгибаясь пополам от фантомной потери своего золотого ядра. Помнил тёплые руки сестры и то, как она обняла его, прижимая к себе, и нежно поглаживала по волосам, что-то тихо нашёптывая. Лишь тогда кошмары смогли отступить. Ненадолго. Цзян Чэн не позволил проливать себе слёзы даже после её смерти, но сейчас, накопившиеся внутри чувства, капали крупными каплями, стекая с уголка глаз, и тянулись мокрыми дорожками к вискам, прячась в волосах. Он беззвучно плакал. — А-Цзе, мне так тебя не хватает…