Сжигая изнутри

— Как Вы справились с этим? — спросил Сичэнь, нарушая тишину, в которой они пили чай. По комнате разлетелся запах свежезаваренного чая с цветами жасмина и лотосов, с добавлением листиков мелиссы. — С чем? — спросил глава ордена Цзян, поднимая взгляд от чаши в руках. — С предательством и смертью вашего брата. — Хм, — Цзян Ваньинь начал задумчиво поглаживать светло-зелёный нефрит. — Никак. Они снова сидели в гостиной, как и в предыдущие дни. В этот раз их встреча была не «неожиданностью». Лань Сичэнь уже дочитывал отчёт о ночной охоте адептов, когда тихий стук в дверь прервал его уединение. Открыв дверь, он увидел главу ордена Цзян, своего постоянного посетителя в последние дни, который держал в руках довольно объёмный белый свёрток. Цзян Ваньинь слегка прочистил горло, прежде чем сказать, протягивая ношу: — Это ваше. Надеюсь, этот сорт чая из Юньмэна придётся Вам по вкусу. Сичэнь слегка кивнул, принимая свёрток, обнаружив в нём его зимнюю накидку, которую он одолжил главе ордена Цзян несколько дней назад, и небольшой пакетик с листьями и цветами. Он слегка улыбнулся. — Надеюсь, глава ордена Цзян составит мне компанию? — тихий голос остановил, уже собиравшегося развернутся, чтобы уйти, Цзян Ваньиня. — Вы считаете меня трусом? — после недолгой паузы спросил Лань Сичэнь. — Можно ли назвать трусостью попытки собрать себя после предательства? Ничуть. Я Вам даже завидую, — спустя время ответил Цзян Ваньинь. — Завидуете? — Сичэню показалось, что он ослышался. — Да. В то время у меня не было возможности, как у вас, покинуть клан и уйти в уединение, поэтому всё, что мне оставалось — это уйти с головой в работу, к тому же, оставшись с маленьким Цзинь Лином на руках мне некогда было горевать или предаваться унынию. — Вы меня осуждаете? — Нисколько. Просто кому-то, чтобы выпустить пар, нужно убить пару-тройку заклинателей тёмного пути, а кому-то достаточно поселиться в домике и написать с десяток писем. — И Вы… Действительно убивали их? — Вы мне не верите? Разве вы не знаете, что обо мне говорят люди? — Да, знаю, но я думал, что это просто слухи. Цзян Чэн усмехнулся горько, отчего его выражение лица приобрело оттенок недовольства, в котором Сичэнь уловил нотку сожаления. — К тому же в то время… Я был слишком зол. Они замолчали. Сичэнь обдумывал слова главы ордена Цзян. Конечно он догадывался, о чём думал Цзян Ваньинь. Если для других падение и уничтожение Пристани Лотоса было лишь донесением союзников, то для мужчины, который видел, как горит его дом и умирают его родители — это было просто кошмаром. А следом за этим потеря сестры и брата. Не удивительно, что многие из его поступков в то время были довольно… Импульсивны. — Возможно, мне стоило взять с Вас пример. — С меня? Я ужасный пример для подражания, — нахмурился Цзян Ваньинь. — Почему? — Вы ещё и спрашиваете! Вам мало слухов и теперь вы хотите убедиться в этом лично? К тому же, пожалейте старика Цижэня, его сердце не выдержит, если Вы пойдёте и будете рубить мечом налево и направо. Уж лучше горы писем. — И быть погребённым под ними? — Ну, это довольно неплохой конец, — фыркнул Цзян Ваньинь, и Сичэнь заметил лёгкую улыбку, скрытую за чашей с чаем, которую мужчина поднял к губам. — Цзинь Жулань вырос прекрасным юношей, — сказал Сичэнь. — И слишком похожим на меня, — пробурчал Цзян Ваньинь, но Лань Сичэнь услышал в голосе мужчины скрываемую радость. Он улыбнулся уголками губ. — Разве это плохо? Быть похожим на Вас? — Да Вы совсем тронулись умом в уединении, Цзуэ-цзюнь. Сичэнь разглядел под хмурым выражением лица мужчины нотку смущения, румянец окрасил щёки Цзян Ваньиня, наконец-то придав ему немного мягкости. Он видел, как мужчина напротив него поглаживает духовное оружие на пальце — Цзыдянь. Несмотря на грубые слова и откровенное оскорбление Сичэнь почувствовал, что напряжение кружившее вокруг них немного отступило, позволяя окунутся в приятную тишину. — Мне… Тяжело справиться с последствиями поступков и действий А-Я… Цзинь Гуанъяо. В Большей степени я виню себя, что не смог вовремя увидеть и понять, что был обманут. Размышляя об этом каждый день, я убеждаюсь в том, что совсем не знал этого человека, — после долгой паузы начал Сичэнь. — Все мы были обмануты — Цзинь Гуанъяо слишком хорошо умел манипулировать людьми. Вашей вины в этом нет, Вы так же как и остальные попали в паутину лжи. — Но я мог это предотвратить, — резко отрезал Сичэнь, не поднимая взгляда от чаши с чаем стоящей перед ним на столе. Горечь собиралась в его горле, не давая сказать хоть одно слово. — Если бы я только прислушался к тому, что мне говорили… Если бы, я не верил ему… Как же слеп я был. — Вы поступали так, как считали нужным. — И к чему это привело? Мои братья погибли, и ещё много невинных людей пострадали. Мне стоило слушать людей, а не своё сердце, которое надеялось, что это всё лишь ложь и выдумки завистников. Наступила тишина, которая спустя время была прервана едва слышным смешком Цзян Ваньиня. — А я доверился всеобщему осуждению, и что из этого вышло? Я потерял брата, а Цзинь Лин остался сиротой. Возможно, если бы в тот момент я послушался себя, то всё было бы по-другому, — и Сичэнь услышал недосказанные слова Ваньиня — то Вэй Усянь и сестра были бы живы. — Если бы была возможность вернуть время вспять, вы бы изменили своё решение? — Сичэнь поднял взгляд и всмотрелся в лицо сидящего напротив мужчины. Сейчас, сидя почти в плотную друг к другу, несмотря на разделявший их стол, Сичэнь снова ощутил едва заметный запах трав, исходящий от главы ордена Цзян, так напоминающий ему запах из детства, когда мама поила Лань Чжаня укрепляющим отваром, когда он слишком долго сидел перед её дверью в один из холодных осенних дней. Тогда она ласково гладила их по волосам и говорила: — А-Хуань, ты должен присматривать за братом, он такой глупенький… Её нежный смех наполнял пустые комнаты в доме с горечавками, и Сичэню в тот момент казалось, что так будет продолжаться вечность. Сичэнь отметил бледность лица Ваньиня, впалые щёки и тёмные круги под глазами, которые за последние несколько их встреч, казалось, стали ещё больше. Глава ордена Цзян слегка нахмурился, услышав вопрос Сичэня, от чего его лицо стало ещё более суровым. — Нет, — почти без запинки ответил мужчина. — Почему? — Вы, Цзэу-цзюнь, так же как и я, воспитывались немного иначе, чем другие наши сверстники, предполагая, что в будущем мы станем главами наших орденов. Я думаю, Вы понимаете, что на наших плечах лежит очень большая ответственность и жизни других людей зависят от наших поступков и действий. Никто не знает, насколько порой тяжёлые решения мы принимаем. Я осознаю, что многие из моих поступков далеки от понимания, но только так я могу обеспечить безопасность и надёжность для своих людей. Сичэнь кивнул, понимая, о чём говорит Цзян Ваньинь. Со стороны кажется, что сложного в том, чтобы быть главой ордена, пусть даже небольшого? Но на самом деле в этом настолько много подводных камней и настолько большая ответственность, что многие люди ломаются под гнётом долга. Например, его отец. И как сейчас это делает он. — Мы ничего не можем изменить, и нам лишь остаётся жить с последствиями нашего выбора. Я готов взять ответственность за это, а готовы ли Вы, Цзэу-цзюнь, сделать это? — Сичэню показалось, что взгляд Цзян Ваньиня, направленный на него, пробирает до самых костей и заглядывает в самые сокровенные мысли. — Не прятаться за этими стенами, а встретиться лицом к лицу с результатами своих решений. Сичэнь вздрогнул так, словно ему залепили пощёчину. Он знал. Несмотря на все попытки обмануть себя, он понимал, что просто убегает от реальности, стараясь спрятаться и переждать бурю. Но она сама пришла к нему, была любезно приглашена в дом самим Сичэнем и теперь, под взглядом глаз цвета грозового неба, он, склонивши голову, ожидал удара молнии. — Я… — Сичэнь прочистил горло, стараясь сделать так, чтобы голос звучал ровно. — Боюсь, я не смогу справится со всем, что произошло. Я целиком и полностью осознаю, насколько большая моя вина в этом, но я не уверен, что смогу расплатиться за всё, что случилось. Сичэнь замолчал, отпустив голову, ожидая слов Цзян Ваньиня, словно приговора. Тишина затянулась настолько долго, что Сичэню показалось, что глава ордена Цзян сейчас встанет, скажет, что не хочет не то что с ним общаться, но и знать его, и поспешными шагами покинет его дом. Молчание затягивалось. — Цзэу-цзюнь, Вы меня плохо слышите? — резко спросил Цзян Ваньинь, ещё больше нахмурившись, заставив Сичэня вздрогнуть от неожиданности. — Что?.. Сичэнь рассеянно рассматривал разгневанного Цзян Ваньиня, наблюдая, как отражаются в его глазах всполохи Цзыдяня, не понимая, что так разозлило мужчину. — Какая ещё к чёрту вина? За что Вы вините себя? За всё, что натворил Цзинь Гуанъяо? Не слишком ли много Вы берёте на себя? — резкие слова заставили Сичэня почувствовать раздражение. — Но ведь… Если бы я прислушался к словам других, всего бы этого не произошло. — Небеса, что за чушь Вы несёте?! — Объяснитесь, — сурово произнёс Сичэнь. — Каждый должен отвечать только за свои действия. Если я сейчас выйду от сюда, и пойду изобью адепта Вашего клана Цзыдянем, Вы тоже возьмёте вину за это на себя?! Почему вы должны расплачиваться за поступки, которые Вы не совершали? Во всём, что делал Цзинь Гуанъяо виноват только он, и никто более. — Я не понимаю, о чём Вы говорите. Если бы я не научил его играть песнь очищения, то брат… — Он нашёл бы другой способ убить Не Минцзюэ. Неужели Вы не понимаете, что он просто пользовался Вами, Вашей добротой, даже Вашим именем. Здесь Вы такая же жертва, как и все остальные. Цзян Чэн ненадолго замолчал. — Мне тоже потребовалось много времени, чтобы перестать винить во всём… Вэй Усяня. И это понимание не даётся легко. Вам тоже стоит перестать перекладывать всю вину на себя. Они замолчали. Каждый погрузился в свои мысли. Чай в чашах давным давно остыл, но никто из них не высказал ничего по этому поводу. Тихий, слегка хрипловатый голос главы ордена Цзян заставил Сичэня внимательно посмотреть на мужчину напротив. — Я понимаю, что вам трудно пережить предательство брата, пусть и названого, но посмотрите правде в глаза — всё, что он делал, он делал только для того, чтобы достичь своих целей, и прилагал все усилия для этого: использовал людей, вёл заговоры, применял свои знания и умения. К тому же с другими он вёл себя иначе, что позволило посеять в Вас зерно сомнения в словах других людей. — Я знаю, что А-Яо был хорошим человеком. Он спас меня, когда Вэни напали на Облачные Глубины и мне пришлось бежать. Я знал его, вернее я думал, что хорошо знаю его, но тот человек, который делал все эти злодеяния… Неужели я был настолько ослеплён своей гордыней и умением читать людей, что не заметил подвоха у самого носа? — возразил ему Сичэнь, осознавая, насколько фальшиво звучат его слова. — Вы верили ему много лет, конечно не так легко изменить свои взгляды и принять правду. Как я уже говорил, я не предлагаю Вам ненавидеть его, я лишь говорю о том, что не нужно брать на себя ответственность за его действия. Он ответит за свои поступки, пусть и мёртвый, но Вам не нужно сидеть здесь в этом доме, закрывшись ото всех, и думать, что это Ваша расплата за всё, что сделал этот мерзавец. Я думаю, Вы достаточно понесли наказание, даже по меркам вашего ордена. Не нужно хоронить себя в четырёх стенах лишь потому, что Вы поверили человеку, который Вас обманул. — Думали ли Вы так же тринадцать лет назад? — резко спросил Сичэнь, чувствуя, как отголоски слов Цзян Ваньиня словно тяжёлые удары молота пробивают прочную стену, которую Сичэнь возвёл в своей душе. — Нет, и я признаю это. Если бы тогда появился человек, который смог мне сказать такие слова, возможно, наши отношения с братом ещё можно было спасти и я не жил бы в ненависти к нему долгие годы. Тишина оглушила Сичэня. Он смотрел на мужчину перед собой, который с хмурым взглядом легонько стучал пальцами по столу перед собой, и чувствовал, что тяжёлый узел, скручивающий его сердце, стал потихоньку слабеть, позволяя вздохнуть полной грудью. Он видел главу ордена Цзян перед собой, смотрел в его аметистовые глаза и говорил себе, что всё, что сказал мужчина перед ним — правда, что суровый Саньду Шэншоу не будет врать, что этот человек честен с ним. Усилием воли Сичэнь, стряхнув с себя липкие объятья страха, страха снова поверить не тому человеку, позволил себе в последний раз довериться. Довериться человеку, которого все считали угрюмым, вспыльчивым, заносчивым, гордым — главе ордена Цзян, Цзян Ваньиню.