Сжигая изнутри

Они сидели в гостиной. Остывший чай был заменён на свежий, а тишина, которую они разбавляли тихим обсуждением о делах своих орденов, не нагнетала, а приносила долгожданное облегчение. Они больше не возвращались к теме о своих братьях, обходя их, как корабли подводные рифы, понимая, что на сегодня они сказали уже достаточно. Цзян Чэн проклинал свой длинный язык и неумение подобрать нужных слов в подходящее время, недоумевая, почему Цзэу-цзюнь ещё не выгнал его из своего дома за столь грубые и резкие слова в свой адрес. Тёплый чай, привезенный им из Юньмэна, приятно согревал, навевая воспоминания о доме. Он всегда чувствовал себя не комфортно, когда находился долго вдали от Пристани Лотоса. Ощущение тревоги сопровождало его на собраниях глав в других орденах, заставляя каждую секунду думать о том, всё ли в порядке с его домом. Горящая Пристань Лотоса — самый большой кошмар и страх для Ваньиня. — Ваш чай из Юньмэна превосходен. Благодарю за столь приятный подарок, — сказал Сичэнь после того, как пригубил чашу с горячей жидкостью. Они снова вернулись к вежливым формам и обращениям, словно и не было того разговора, что выворачивал душу наизнанку. — Не стоит. Как только вернусь в Пристань Лотоса, то отправлю больше, если он пришёлся Цзэу-цзюню по вкусу. Пожалуй, это лучше, чем пить ваш безвкусный травяной отвар. Сичэнь тихонько рассмеялся. Цзян Чэн отметил, что не смотря на то, что смех получился слегка натянутым и неестественным, так, словно человек, который смеялся, долго этого не делал, но он всё же достиг янтарных глаз Цзэу-цзюня, отражаясь тёплыми бликами по радужке. — Наш отвар довольно не плох. — Действительно. Собачье лакомство и то повкуснее ваших блюд. Вот в Юньмэне такой «отравы» Вы не найдете — мы можем позволить себе лучшие чаи, — произнёс Цзян Чэн и ему показалось, что это прозвучало так, словно он хвастается этим и упрекает стиль жизни клана Лань. — Я вовсе не имел ввиду… — Не стоит извиняться. Да, некоторые наши правила уже исчерпали себя, но основываясь на многолетнем опыте, не так просто их изменить. Конечно, сейчас, мы стараемся уменьшить количество этой «отравы» как вы назвали её, но Старейшин не так легко уговорить на что-то новое, — Цзян Чэн почувствовал, как начинают гореть его уши, надеясь, что, спрятанные под длинной чёлкой, они не будут заметны Цзэу-цзюню и не сделают его положение ещё более неловким. — Но спасибо, я действительно долгое время не пил столь вкусный чай. — А когда Вы вообще ели что-то вкусное? Не считая «праздничное» меню Гусу Лань. Сичэнь на мгновение застыл, обдумывая вопрос. — Пожалуй, это было очень давно. Ещё когда… Братья были живы. — Когда тает снег, и лёд сходит с воды, на причалах в Юньмэне отмечают праздник весны, который собирает огромное количество приезжих торговцев. Можно подобрать по своему вкусу сладости или же блюда традиционной кухни. От самых острых до самых сладких — таких вкусных блюд Вы вряд-ли ещё где-нибудь найдёте. Даже для Вас там сыщется что-то по душе. Лао джоу я думаю вам понравится, если будете в тех краях обязательно посетите Пристань Лотоса в это время. — Благодарю за приглашение, — Цзэу-цзюнь тепло улыбнулся, а потом, задумавшись, продолжил. — И всё же меня уже давным давно мучает вопрос. Возможно это покажется Вам странным, но правда ли что отцветшие лотосы со стеблями вкуснее, чем без стебля? Цзян Чэн замер, шокировано уставившись на мужчину перед собой. «Где вообще Цзэу-цзюнь услышал такую чушь?» — А, это Вэй Усянь Вам сказал? — спустя мгновение догадался Цзян Чэн. «Кто же ещё это мог быть?» — Господин Вэй бывает очень… — Болтлив. Да, я знаю. — В действительности я услышал это от Ванцзи, и … Ваньинь, не говоря не слова, снял с пояса свой цянькунь. Вышитый золотыми лотосами фиолетовый мешочек едва ли был размером в половину ладони. Он потянул за два аккуратных шнурочка открывая его. В следующее мгновение на столе, перед Сичэнем, оказалась горсть семян лотоса. — Разницы нет, вы можете убедиться если попробуете. Конечно, ещё не сезон, чтобы достать лотосы со стеблями для сравнения. Но на самом деле они ничем не отличаются, разве что сохраняются дольше свежими. Что? Когда Цзян Чэн поднял взгляд на замолчавшего Цзэу-цзюня, то он увидел, что его янтарные глаза расширились от удивления, которое явно читалось на его лице. — Я не знал, что глава ордена Цзян такой запасливый, — тихий смех Цзэу-цзюня разнёсся по комнате. Цзян Чэну понравился этот звук. — Привычка, — пожал плечами Ваньинь. — Когда А-Лин был маленький, у меня не было выбора, кроме как брать его с собой на собрания глав. Дети бывают очень громкими. Мне приходилось давать ему сладости, чтобы занять хоть на какое-то время. Кажется, этим я его и разбаловал — Цзинь Лин жуткий сладкоежка. Сичэнь понимающе кивнул. — Понимаю. Когда Ванцзи привёл Сычжуя, то мальчик не плакал, только когда слышал мелодию флейты. Пока брат был в… Медитации, забота о нём легла на мои плечи. Мне пришлось за очень короткое время выучить достаточное количество колыбельных, — Цзян Чэн расслышал в радостном тоне Цзэу-цзюня нотку грусти. — Дядя был в ярости. Ваньинь усмехнулся, представив Цзэу-цзюня, играющего на своём сяо детские песни. Глава великого клана, первый из самых выдающихся господ играл на своём духовном инструменте детские мотивы, чтобы успокоить ребенка — удивительно, как Лань Цижэнь ещё не кашлял кровью, когда услышал об этом. Сичэнь взял тонкими изящными пальцами несколько семян лотоса и прежде, чем отправить их в рот, покрутил в руках, рассматривая маленькие зелёные горошины. Спустя время они разделались с горстью сладких семян. «В следующий раз надо будет взять побольше. Интересно, в дорожной сумке есть ещё?» — Цзэу-цзюнь… — начал было Цзян Чэн, но был мягко перебит. — Сичэнь. — Что? — Зовите меня Сичэнь. Как никак я не намного старше вас, к тому же, пока я в уединении, этот титул мне не к чему. — Тогда… Зови меня Ваньинь. — Ты хотел мне что-то сказать, Ваньинь? — Цзян Чэн поежился от того, как Лань Сичэнь произнёс его вежливое имя. Уже много лет к нему так не обращались — чаще всего глава ордена или же Саньду Шэншоу. Цзян Чэн уже и забыл, как звучит его второе имя из уст других людей. Все, кто когда-либо так называли его, давно мертвы. — Да. Я помню, ты говорил, что плохо спишь, — несмотря на то, что выражение лица Сичэня почти не изменилось, Цзян Чэн увидел, как после его слов, в глазах Цзэу-цзюня зажёгся огонек недоверия, сделав его взгляд более внимательным, и как подобралось его тело, словно в ожидании удара. В этот момент Ваньинь понял, насколько сильно повлияли на Лань Сичэня события в храме, и насколько огромным было его потрясение, что даже спустя время, он всё равно казался сломленным. Ваньинь увидел в этом человеке себя тринадцатилетней давности: недоверчивого, растерянного, отчаянного, говорящего окружающим, что всё в порядке, но на самом деле мечтающего, чтобы всё поскорее закончилось. Ничего не говоря, Цзян Чэн положил перед главой другого ордена колокол ясности. Маленький круглый серебряный колокольчик словил блики света, отражаясь выгравированным на нём девяти-лепестковым лотосом. Длинная фиолетовая кисточка на конце легла раскрытым веером на стол, переплетаясь тонкими ниточками между собой. В глазах Цзэу-цзюня Цзян Чэн рассмотрел удивление, непонимание быстро сменившиеся страхом и паникой. — Это?.. — Да, это колокол ясности. Ты знаешь, для чего его носят адепты клана Цзян? — спросил Цзян Чэн и после утвердительного кивка Лань Сичэня продолжил: — Он здорово помогает в битвах оставаться в здравом уме и не поддаваться эмоциям и тёмной энергии. Из всех способов, которые я перепробовал — этот самый лучший от кошмаров. — Но я не могу принять его, это же... — Почему? — нахмурился Цзян Чэн, не понимая, что вызвало такую реакцию Лань Сичэня. — Разве вы не должны дарить его своим избранникам? — Что? Чушь. Просто возьми его и всё. Он поможет тебе выспаться. Сичэнь не сразу протянул руку — сначала внимательно всматривался в лицо Цзян Чэна (и что он там хотел увидеть?), от чего последний ещё больше нахмурился и занервничал. И только спустя некоторое время Лань Сичэнь аккуратно придерживая за фиолетовый шнурок, на который всё крепится, взял в руки колокол Юньмэн Цзян. Круглая сфера легла в самый центр ладони, свисая фиолетовой кисточкой, разметавшейся по столу. Второй рукой Сичэнь пригладил и расправил кисточку, а потом дотронулся и провёл пальцем по выгравированным лепесткам лотоса на колоколе. — Это моя духовная энергия. Если хочешь, можешь попросить брата наполнить колокол его энергией, — сказал Цзян Чэн, когда Лань Сичэнь, дотронувшись до колокола, почувствовал тепло, и по комнате разнеёсся тихий звон. — Спасибо, это очень ценный подарок. — Не стоит. Повесь его возле кровати перед тем, как будешь ложится спать — и здоровый сон тебе обеспечен, — сказал Ваньинь, постукивая пальцами по столу. Чуть заметно кивнув, Сичэнь продолжил рассматривать предмет в руках, время от времени поглаживая неровную поверхность колокола. Затем, спустя четверть сгоревшей палочки благовоний, он поднялся, не говоря не слова, и скрылся за ширмой, отделяющей спальную зону от рабочей. Цзян Чэн услышал небольшой шорох, а когда Сичэнь вернулся в комнату колокола в его руках уже не было. Ваньинь тоже поднялся на ноги. — Благодарю за гостеприимство, Сичэнь, но дела не требуют отлагательств. — Да, я понимаю, — с улыбкой, кивнул Цзэу-цзюнь. И последовал за Цзян Чэном, который прошёл в небольшой коридорчик, где висела его зимняя мантия. Сичэнь смотрел, как глава ордена Цзян одевается, поправляет ворот мехового воротника, запахивая посильнее плащ — к вечеру поднялся ветер и пошёл снег. Цзян Чэн поёжился только от мысли, что ему ещё предстоит пройти довольно внушительное количество шагов прежде, чем он наконец-то окажется в своих комнатах. — Ты придёшь завтра? — спросил Сичэнь, немного стушёвываясь, когда Цзян Чэн вопросительно поднял бровь, удивлённо посмотрев на мужчину. — У Ванцзи много работы, и он не всегда может зайти и рассказать, как прошёл совет, и я думал, что ты сможешь… — Я думаю, что смогу выделить в своем графике пару свободных часов после обеда, чтобы обсудить с тобой дела, — ответил Цзян Чэн, смотря, как в глазах Цзэу-цзюня появляется облегчение и благодарная улыбка. — Тогда до завтра, Ваньинь. — До завтра, Сичэнь, — сказал напоследок Цзян Чэн и вышел за дверь в снежную бурю, испытывая смешанные чувства от сегодняшнего дня.