Ожидания

Через несколько недель после церемонии и торжественного вручения маски, сопровождаемого каким-то бредом от вождя, Иккингу пришлось вспомнить, что несмотря на всё дружелюбие, которое ему тут оказывали и вроде тихую жизнь, Чистилище явно не было спокойным местом, где можно было бы схорониться до конца своих дней, прячась от всех и всего. К сожалению повод вспомнить это у него был не самый лучший. Один из самых худших даже. Началось это с того, что охотники принесли с собой в один из вечеров плохие вести. Химеры разорвали мужа Тлачи, Миплатли. Домой принесли только треснутый осколок его маски-черепа и часть правой руки, настолько изуродованной что даже понять, что это было трудно. Иккинг узнал обо всём на второй день, когда Нитз вместо того чтобы приступить к занятиям, заставил их всех сесть на каменный пол и взяться за руки. Остальным эти действия казались понятными, так как они сразу же опустили головы и что-то забормотали под масками, настолько тихо и неразборчиво, что у Хэддока со своим скудным запасом слов не было и шанса их понять. Копируя остальных, он тоже опустил голову, благодаря маску за то, что она позволяла ему смотреть на остальных через глазницы черепа без того чтобы быть обнаруженными остальными и без того чтобы делать лишние движения. Кеноки почему-то не было, но тогда он не придал этому никакого значения. Подумал, что Тлачи или Мипу нужна его помощь, с кем не бывает? Их отпустили раньше, хотя Иккинг и не понял зачем. Чуть позже он поблагодарит свою любопытность, которая заставила его пойти и спросить значение всех этих махинаций. Стоило ему только подумать, что он мог заявиться в кузню, не зная произошедшего и у него перехватывало дыхание. Нитз, конечно, не смог объяснить ему всего, но ему и без подробностей хватало услышанного. Когда они тащили добычу обратно, охотники наткнулись на одну из химер, размером с неплохой такой валун, чье тело состояло только из огромной пасти и тонких конечностей, вроде тех, которые были у богомола, благодаря которым он и передвигал свою нелепо-странную тушу, больше похожую на какого-то головастика. Но несмотря на вроде непрактичное телосложение это не помешало ему успешно напасть на их группу и даже убить одного. Насколько понял Иккинг, химера успешно сумела слиться с окружением, поэтому, когда её обнаружили, было уже поздно. Мип был к существу ближе всех – она схватилась за него первой. Вроде сначала вонзилась в руку клыками, которой тот пытался защититься, а потом каким-то образом сумела буквально расчленить его своими конечностями, пока остальные пытались либо убить, либо хотя бы оттащить тварь от него. Хэддок не понял, как именно это произошло, так как на большее его понимания языка Чистилища не хватило. Но это было неважным. Факт был в том, что мужа Тлачи больше не было. Возможно Иккинг был чёрствым, но он почти ничего не чувствовал по этому поводу. Он видел Мипа всего лишь несколько раз и этого явно не хватило, чтобы он хотя бы... ну, не знаю... привык к нему? Ему больше было жаль саму Тлачи и Кеноку, в чьей семье произошло горе, потому что последствия его смерти виднелись на них больше всего, что было логичным. Они же были семьей как-никак. Иккинг попросил Минкс научить его словам соболезнования и попытался изо всех сил поддержать своего друга и учителя, но то ли он так плохо говорил, то ли ещё что, но когда он это говорил, Кенока расплакался (хотя это было достаточно трудно понять с их масками), а сама Тлачи вышла из кузни и больше не возвращалась пока Иккинг там был. На вопрос к Итле, что он сделал не так, тот просто поставил ему ладонь на плечо и посмотрел на него через глазницы своего черепа, безмолвно давая понять, что всё было правильно. Просто им нужно было время. Время всегда всё лечит. Но смотреть на этот процесс было... больно. Иккингу было ужасно жаль, что он так хреново говорил на их языке потому что когда Кенока приходил на арену ужасно подавленным, всё что мог сделать Хэддок это просто молчаливо сидеть рядом, выражая таким жестом свою поддержку. Впрочем, казалось, что он сам больше ищет тишины, а не соболезнований всей деревни. Поэтому Иккинг надеялся, что хоть какую-то пользу, но он всё-таки приносит. Походы в кузню тоже перестали быть... такими как всегда. Тлачи никак не показывала своих переживаний, когда он приходил работать по вечерам (правда он решился возвратится в кузню только спустя полторы недели, после того, как умер Мип), но иногда она просто останавливалась в процессе чего бы она не делала и у неё дрожали руки. В такие моменты Иккинг старался аккуратно забирать из её мускулистых рук инструменты и усаживал её за стол, делая чай по рецепту Минкс. После этого они просто тихо сидели, смотря в свои чашки. Хэддок не мог ничего ей сказать, а ей самой не было что говорить. Он не знал помогало ли это или нет, но и оставить их просто так не мог. К ним приходили другие жители. Наверное, не все приходили сразу в кузню, может были и те, кто навещал их дома, но Иккинг видел только тех, кто заставал их за работой. Жители приносили корзины с продуктами, спрашивали насчёт самочувствия, предлагали помощь... Хэддок обычно уходил, когда в кузне появлялся кто-то другой, давая людям время и приватность. Ну и что, что он потратит так гораздо больше времени на кинжалы? Им время было гораздо нужнее сейчас чем ему. Ещё одной деталью, которая была... не такой как всегда, было поведение проводников. Мили, едва ли не сидела на голове своего проводимого, опасаясь потерять его из поля зрения даже на секунду и показывая свою сторону «курицы наседки». Рут никак не проявлял свой вредный характер и только смотрел на Колху, лежавшую у двери и как будто... потускневшую. Она как будто до сих пор ждала своего проводимого, и теперь редко выходила в деревню, блуждая по улицам. Рут по большей части старался быть рядом с ней, хотя Иккинг знал, что в скором времени она вернётся в лес. Итла рассказал ему, что после смерти проводимого, сами проводники обычно возвращаются туда, где их нашли – то есть в лес. Они больше не возвращались в деревню и продолжали жить в своей среде обитания, может выживая, а может превращаясь в химер – никто точно не знал. Вероятность была равной и в том и в другом случае. Зато удалось узнать, как именно люди выбирали себе проводников. В деревне были те, кто называли себя шаманами и это они обычно делали какие-то ритуалы, позволяющие людям на пару дней увидеть потоки своей души. И это служило чем-то вроде путеводной нитью для того, кто искал себе проводника. Душа сама тянула человека в сторону того, кто ей подходил. Сам Иккинг не собирался искать себе проводника – у него был Беззубик, его брат, и никто другой ему не был нужен, но когда он заявил об этом, шаман сказал, что фурия и является его проводником. Их духовные потоки переплелись настолько сильно, что уже нельзя было понять, где начинается одна душа и где кончается вторая. В конце концов, Иккинг так и не понял, зависело ли появление проводника от выбора души, как бы странно это не звучало, или от времени, проведённым с кем-то, кого ты считаешь своей семьёй. Его вопрос, правда, так и не поняли. Но с другой стороны, Хэддок принимал то, что проводники уходят в свое время, возвращаясь домой. Иногда это было необходимо. Например, в случае с Тлачи, которая выглядела так, словно на её плечи взваливали неподъёмную ношу, когда видела как в кузню заходит только Колха, а за ней никто не следует, как это было всегда. О том, когда настанет их с Беззубиком время, он старался не думать. Иккинг не видел, как тут хоронили погибших (а может никаких похорон и не было, если дома оказалась только... часть руки). На Олухе, например, умерших отправляли в океан на лодках, а потом поджигали горящими стрелами с берега. Он слышал, что где-то на архипелаге их закапывали в землю, а на юге их просто сжигали на костре, а прах развевали по ветру. Он хотел спросить, как это проходило здесь, но так и не нашел в себе смелости, спросить. Может когда-нибудь потом, когда упоминание о смерти не заставит жителей замирать на месте, вспоминая погибшего так недавно Мипа. Но осколок маски медведя, разрисованный зелёными линиями, сохранили, не став от него избавляться. Насколько объяснил ему Беззубик, если после чьей-то смерти, маска оставалась целой, она переходила следующему в семье, у кого её ещё не было. То есть, если у Кеноки родиться ребёнок, ему не придётся идти на химер – он может получить маску погибшего родственника. Но так как от маски Мипа остался лишь маленький осколок, это явно был не тот случай. Как оказалось, каждый третий ребёнок в деревне имел маску от погибшего родственника. Смертность тут была очень большой. От химер, от Падших, от болезней и от падений в лесу. Но в отличии от викингов, у которых смертность, особенно среди детей была очень ощутимой, тут не было почти никого, кто бы утонул. Викинги добывали себе еду по большей части с помощью рыбалки, а тут никто не выходил в открытый океан и довольствовался только тем, что они могли достать с охоты или рыбача в таких местах вроде того озера, где Иккинг ловил Беззубику рыбу. Никто не покидал этого острова и почему-то даже не пытался этого делать, оставаясь соседствовать с химерами, рвущими их на части. Этот вопрос тоже пополнил мысленный список Иккинга, которые он оставлял на «лучшее время». Правда, сейчас было совсем не лучшим временем быть любопытным. Наверное, сейчас стоило быть тихим и не отсвечивать. Возможно. Вот бы кто-нибудь объяснил каким ему надо было быть сейчас. Было бы проще. Они с Беззубиком летали над черным лесом, каждый погруженный в свои мысли и слушали дыхание острова. Насколько ужасающим он бы не был, он всё равно был живым. Тут были птицы (пусть это и были жутко каркающие вороны), дул ветер (зловеще завывая между веток), даже насекомые стрекочущие своими крыльями! Но... это было совсем не так как на Олухе... или как на острове Берсерков... или... - Мне кажется или там одна из твоих... одноклассников? – неуверенно спросил Беззубик и Иккинг посмотрел вниз. Было сложно рассмотреть землю через черные верхушки деревьев, (хорошо, что он не взял с собой маску, та, пусть и немного, но всё же ограничивала зрение) но через пару секунд Хэддок был вынужден признать, что внизу и вправду была одна из учениц Нитза, дочь пекаря, если он правильно помнил. Она двигалась странно, спиной вперёд, очень медленно и с кинжалами наготове, будто пытаясь уйти из леса, но зная, что рядом что-то есть. Иккинг нахмурился и легонько хлопнул по шее Беззубика. - Спускаемся. Подберём её. Дракон немного сложил крылья, снижаясь и Хэддок аккуратно спрыгнул с него, когда он был у самой земли, подходя к девушке с черепом какой-то птицы на голове. Вроде какого-то огромного воробья. Иккинг медленно махнул ей рукой, соблюдая движения природы и та настороженно кивнула в сторону зарослей, где виднелись чьи-то желтые, хищные глаза. Беззубик сбоку зарычал, увидев ещё пару и Хэддок скорее почувствовал, чем увидел, что их окружают. Он не знал, как именно он это понял, но в момент осознания ситуации, это уже было неважным. Он едва заметно кивнул брату, давая понять, что им надо будет улетать в любую секунду и медленно протянул руку девушке. Та осторожно за неё взялась, позволяя себя увести, но химеры, поняв, что добыча собирается уйти, с голодным и очень злым рычанием стали покидать свои укрытия, являя себя во всей своей монструозности. Иккинг мысленно чертыхнулся, когда увидел, что химер было гораздо больше чем он предполагал. Они все выглядели одинаково, с тонкими и очень длинными шеями, ребристой спиной, из которой торчали неровные отростки, похожие на подпиленные шипы и хвостом, больше похожим на какой-то кнут. У них были искривленные руки с цепкими и острыми пальцами, будто поломанными несколько раз, а их ладони были размером с голову Иккинга, может даже немного больше. Химеры, несмотря на свой чудовищный вид, были отдалённо похожи на людей и Хэддок задался вопросом этим ли становились люди, которые решали смешивать с ними кровь. Искаженные, покрытые черной слизью серые лица с уже изменившимися до неузнаваемости чертами, которые делали из них больше животных чем людей, сузили полностью желтые глаза и оскалили пасти, вывалив из них длинный черный язык. Иккинг продолжал медленно двигаться к Беззубику, держа за запястье дочь пекаря. Химеры сжимали кольцо. В конце концов, одна из них не выдержала и выбросила вперёд свою голову на тонкой шее из-за чего Иккингу пришлось толкнуть девушку на землю и самому уйти вниз, спасаясь от участи быть схваченными сильными челюстями. Остальные химеры стали бросаться на них, агрессивно шипя и скалясь, и Беззубик едва успел выстрелить плазмой в ту, которая бы точно попала когтями по их телам. На природные движения уже можно было наплевать поэтому Иккинг буквально сумел закинуть девушку в седло Беззубика (адреналин, не иначе) и сам поспешил запрыгнуть в него, сжимая бока брата ногами, чтобы не свалиться, когда Фурия сорвется в воздух. Но как только дракон начал подниматься, послышался странный щелчок, точно как от кнута и половину лица Иккинга резко обожгло. Ощущение было настолько быстрым, что он даже не успел понять, что случилось, перед тем как он почувствовал что-то теплое на лице и начал орать от боли. Услышав его вопль, Беззубик перепугался и стал работать крыльями сильнее, стреляя плазмой в тех химер, которые стали лезть на деревья, пытаясь спрыгивать на них оттуда. Дочь пекаря сзади что-то испуганно забормотала и приложила что-то к той половине его лица, которая буквально горела от боли. Хэддок держал ладони у лица, не понимая, что происходит, не способный даже думать от боли. - Иккинг? Иккинг держись, все будет хорошо, слышишь? – пытался достучаться до него Беззубик, но ему было слишком больно чтобы слышать что-то другое кроме своих криков. Что вообще случилось? Он не знал. Вроде всё было хорошо... До тех пора пока всё не было. Иккинг даже не мог полностью осознать и разложить ситуацию в своей голове, чувствуя, как ладони становятся влажными от крови и как она теплыми, почти обжигающими каплями падает на колени. Девушка сзади пыталась что-то сделать, возможно помочь, но Хэддок не мог заставить себя отнять ладони от лица. Это просто... было так больно. Ему казалось, что он каким-то образом смог разорвать своё лицо на половину и засунуть одну из них в камин, заставляя её медленно гореть. - Держись, Иккинг, держись. – уговаривал его брат, но он этого совершенно не слышал – Тебе помогут, всё будет в порядке... Кого он пытался убедить, он и сам не знал...