Трудно не быть богом

      Локи сидел на кровати, по-турецки скрестив ноги. Прямо перед ним на безупречной белизне постельного белья лежал сероватый кусок ткани. Полотно Судьбы. Локи, думая, пожевал губами.       Теперь для него лично Полотно было не более чем тряпкой для пыли, или для мытья полов. Своё назначение в его судьбе оно уже выполнило и фактически было абсолютно бесполезно. С его помощью он смог найти Первородных, с которыми и пошёл на сделку о своей смерти и жизни брата.       Сейчас же, не имея ни своих божественных сил, с помощью которых он в прошлый раз оказался в Вечных Чертогах, ни хоть какого-то весомого аргумента для очередной сделки, он был беспомощен.       Вся его надежда сосредоточилась в руках молодого репортёра. Ну, и директора «Щ.И.Т.а», разумеется. Если перстень и правда существует и хоть что-то из себя представляет, ему, Локи, придётся вложить максимум сил, чтобы перехитрить старого лиса Бродди.       Как ни крути, а для человека Бродди был проницателен и хитёр, наделен мощнейшими амбициями, которые и двигали его вперёд. Жажда наживы и власти для человека в нём были столь велики, что сравнимы разве что с его собственными амбициями в молодости. Наверное, осознание именно этого в некоторой мере вызывало в самом Локи отвращение. Ведь кого больше всех мы недолюбливаем? Свое отражение в зеркале. А Бродди был его почти точной копией. Двух Локи вселенная не выдержит и обязательно уничтожит одного. Так или иначе.       Сделки… сделки… бесконечная череда уловок, сделок, мелких компромиссов… Он так привык иметь желаемое любой ценой, что почти забыл что такое просто получать. Череда обманных схем, цепочки комбинаций… В его голове схемы сплетались в сложные клубки и красивые узоры, понятные ему одному.       Если бы люди только догадывались, кто на самом деле подарил им шахматы, они бы сильно удивились. Локи обожал эту игру. Раньше, во дворце Асгарда, он мог проводить над доской часы, придумывая новые и новые комбинации, и приводя в бешенство Всеотца, пока Тор упорно тренировал ратное мастерство на арене. Когда же он наконец закончил с игрой, она стала одним из любимейших времяпровождений во дворце даже у Одина. Ни Один, ни Фригга не отказывали себе в удовольствии посидеть над доской с искусно вырезанными их названным сыном фигурками. Тор же, раздосадованный свалившимся на брата вниманием, в тот год совершил свой первый ратный подвиг. Ох уж это их вечное соперничество. Ум против силы. Хитрость против отваги. Изобретательность против прямолинейности.       Только проведя тысячелетия в Вечных Чертогах Первородных, Локи понял, что это соперничество не имеет никакого смысла. Как любят спрашивать земные дети — кто сильнее — кит или слон, так и в их противостоянии наметилась финишная прямая.       Локи отогнал все эти мысли, возвращаясь к реальности. За ним внимательно наблюдали. Он ощутил затылком чей-то долгий взгляд. Спрятав в подпространстве Полотно Судьбы, он повернулся. — Я начинаю привыкать к тебе, — усмехнулся он. — Но твоя привычка входить без стука однажды убьёт меня. — Ты думаешь, что я стану отбирать у тебя Полотно силой? — осведомилась Смерть. Локи пожал плечами. — Зачем, если ты сам его отдашь, разве не об этом ты договорился с Равновесием? — И всё же, мне оно ещё нужно. — Для тебя оно бесполезно. В руки других оно не может попасть по твоей милости… Ты всё для этого сделал, — спокойно констатировала Смерть. — Ты играешь в шахматы? — спросил вдруг Локи. — Садиться играть в игру с тем, кто придумал её правила, неразумно, — пространно ответила Смерть, усомнившись в единственном авторстве Локи. — И всё же? — Иногда… Генезис неважный игрок. Постоянно стремится внести изменения, но каждый раз проигрывает… Равновесию нет дела до игр… — Мда, я и забыл, что вы играете не на доске, и не фигурами, — ухмыльнулся Локи, намекая на гигантскую, всемирных размеров шахматную доску, где фигурками были все живые существа. — Хотя я назвал бы вашу игру поддавками. — Возможно, и так, — Смерть сидела с прямой спиной, сложив тонкие изящные руки на коленях. Длинные тёмные волосы были заплетены в сложную причёску, и каскадом спускались по спине. Локи невольно залюбовался ею.       И всё-таки она была невероятно хороша. Пожалуй, только рядом с ней он мог не прикрываться никакими масками, не держать лицо, и просто расслабиться. Быть самим собой. Именно это ощущение он жадно ловил, словно рыба ртом ловит воздух, когда она появлялась.       Смерть вопросительно вскинула широкие соболиные брови, чуть закусив нижнюю губу. — Так зачем ты позвал меня? — спросила она, расправляя складки на подоле платья. Тонкие нежные пальцы ловко пробежали по почти невесомой ткани. — Я разве..? Возможно… — искренне удивился Локи, ведь у него и в мыслях не возник образ Смерти. — Скажи, как много ты знаешь? — Смотря что ты хочешь знать, — развела руками женщина. — В моей власти — знать эмоции, чувства и стремления всего живого. Я в какой-то мере эмпат, и это — моя сильная сторона. — Значит, ты знаешь, что я чувствую сейчас? — тревожно поинтересовался Локи. — И совершенно не разделяю это чувство… — закончила за него она. — То есть, своих, настоящих эмоций у тебя нет? Своих желаний? Чувств? — Разве мы не выяснили это в Чертогах? Равновесие показал тебе достаточно… И рассказал, — Смерть поднялась с постели, и бесшумно обошла Локи, направляясь к завешенному толстыми портьерами окну. Отдернув занавесь, она посмотрела вниз, на осенний мокрый город. Отблески фар машин, их габаритных огней разбрелись по комнате неверным светом. Локи ещё больше залюбовался ею. — Мне не очень приятно, когда мои чувства и эмоции читают, как открытую книгу, — признался он. — Я и не читаю… Надоело всё это за время моего существования. Представь себе, как это утомительно, если ты не можешь это контролировать, — честностью на честность ответила она. — В конечном итоге я научилась этим управлять и использовать по собственному усмотрению.       Сейчас Смерть больше походила на простую женщину. Это невольно притягивало. Локи подошёл ближе, встав за её спиной, но стараясь не касаться. Их отражение на оконном стекле пересекалось бликами огней города.       В комнате тихонько тикали часы. Нудный осенний дождь мерно выстукивал стаккато на подоконниках. — Ты спрашивал, какой я была раньше… — еле слышно произнесла она, глядя ему в глаза через отражение. Локи сделал шаг ближе, почти вплотную. Теперь он чувствовал запах её волос, он щекотал его ноздри и будоражил воображение.       Смерть не шевельнулась. — В самом начале, когда я была совсем как и ты, молода… я была похожа на тебя. Амбиции. Жажда признания… Я так же соревновалась с братьями в своём главенстве, — вздохнула она, сложив руки на груди. — Я была всё же счастливее, чем сейчас. Тогда. Сейчас моё существование… скучно… Мне скучно…       Локи, рискуя, обнял её за плечи, и прижал к себе. И всё же она была теплой и живой, как и любая женщина. Она даже не сопротивлялась, подчинившись. Положив свои прохладные ладони ему на руки, Смерть глубоко вздохнула. Некоторое время они стояли так, вглядываясь вдвоём в ночные огни города, размытые дождём. В душе у обоих было спокойно, тихо, словно на море в абсолютный штиль.       Локи поймал себя на мысли, что ему на удивление хорошо стоять вот так и ни о чём не думать. Не рвать жилы, чтобы вернуть своё могущество. Не стремиться что-то доказать.       Холодное спокойствие, липкое равнодушие к происходящему внезапно затопило его, словно пробитое судно захлестывает вода океана. — Чувствуешь? — вкрадчиво спросила Смерть. Локи неоднозначно хмыкнул. — Это и есть скука Первородных. Ею можно пользоваться лишь изредка, чтобы не становиться таким, как Равновесие — абсолютным равнодушным Ничем… Я боюсь стать такой же, — шепнула она последнюю фразу. — Если ты боишься, значит ещё не всё потеряно, разве нет? — уточнил он, зарываясь носом в её затейливую прическу. Волосы пахли цветами, солнечным светом и водой. Так когда-то пахло от него самого, в детстве, когда они с братом проводили всё лето на реке. — Возможно. Я не знаю, — тихо отозвалась она, слабо пошевелившись в его руках. Локи чуть ослабил объятья, и Смерть, повернувшись к нему лицом, уставилась глаза в глаза. — Какая же ты красивая… — шепнул он, убирая тонкую прядь волос, струящуюся по её лицу. В зеленых, словно лес Асгарда, глазах блуждали золотистые искорки светлячков. Усмехнувшись уголком губ, она провела пальцами по его щеке к подбородку. — Я ведь рискую? — осведомился он. — Ещё как… — Прекрасно! — ухмыльнулся он, подхватывая её на руки. Её тело было вполне осязаемым, упругим и крепким. Сделав шаг в сторону постели, он замер. — Нет. Всё не так.       Кинув взгляд на камин, он заставил его слабо разгореться сперва магическим зеленоватым огнем, который, по мере разгорания брёвен, сменился привычными оранжево-жёлтыми языками пламени. Перед камином лежал толстый ворсистый ковёр. — Душа моя, тебе не кажется всё это до крайности пошлым? — поинтересовалась Смерть, оказавшись лежащей на мягком ковре. Локи просто молча смотрел ей в глаза, перебирая пальцами пряди ее волос. — И что ты можешь предложить? — продолжая рассматривать её с теплотой во взгляде спросил он. — Забыть этот инцидент, как дурной сон. — Ты искренне этого хочешь? — не поверил он, глядя, как на её шее бьется и пульсирует жилка. Поддавшись секундной слабости, он склонился к ней и поцеловал в шею, туда где трепыхался почти ровный пульс.       В глазах резко стемнело, и тело вскричало горящими в агонии нейронами от адской боли, почти разорвавшей его на части. Он отлетел от неё, словно невидимая рука схватила его за шиворот и бросила в стену. Спиной он больно ударился об угол спинки собственной постели и сполз на прикроватный коврик. Скорчившись на полу, он зашипел от боли. Перед глазами плыли огромные разноцветные круги. — Ты, кажется, немного перебрал со спиртным. И, видимо, перепутал меня с кем-то из своих подружек…— спокойно, словно ничего не произошло, произнесла Смерть, плавным движением руки расправляя складки на платье. Она стояла совсем рядом с ним. Локи с трудом поднял голову и взглянул ей в глаза. Зрение постепенно пришло в норму, чего нельзя было сказать об ушибленной спине и уязвленном самолюбии. — Только не говори, что ревнуешь…— со сдерживаемым сквозь стиснутые зубы стоном, процедил Локи.       Смерть лишь вскинула брови, продолжая приводить себя в порядок. — Если бы тебе не хотелось, ты бы не допустила этого, — прошипел он, потирая ушибленную поясницу. Под пальцами вздулся громадный синяк. Не нужно было даже смотреть в зеркало, чтобы убедиться в этом. Место гематомы быстро и болезненно пульсировало. — Мальчик, неужели ты такого высокого мнения о себе, что решил, будто я стану тебя ревновать? — искренне рассмеялась Смерть, подходя ближе ко всё ещё стоящему на четвереньках у кровати Локи. Присев на корточки рядом с ним, она указательным и большим пальцем руки взяла его за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. Он, опираясь рукой о край кровати, замер перед Смертью на коленях. Ему было больно, неудобно и одновременно стыдно. — Я высокого мнения о тебе, и посчитал, что ты всё ещё способна на чувства и эмоции… — отозвался он, страдая от начавшего ныть ушиба. — Видимо, я ошибся.       Смерть одновременно смутилась и растерялась. Её глаза потемнели, как темнеет летний лес перед грозой. Она отпустила его, отойдя на несколько шагов назад, в глубину комнаты. В воздухе запахло озоном и в сверкнувшей вспышке света Смерть растворилась. Сам собой погас камин.       Комната погрузилась во мрак. Только из окна мерцали красно-белые блики автомобилей, да ядовитые краски неоновых реклам. Локи закусил губу, поднимаясь сперва на одно колено, а потом с трудом на обе ноги. На сегодня, пожалуй, хватит с него. Иначе если не покалечится, то нелепо погибнет.       Подойдя к зеркалу в небольшой ванной комнате, он задрал край рубашки и глянул на свою поясницу.       Чуть наискось застыла огромная багровая, с ярко-фиолетовыми оттенками гематома. Кожа угрожающе натянулась, будто готовая вот-вот лопнуть под давлением крови. Тут Локи кое-что пришло в голову. Найдя на прикроватной тумбочке нож для корреспонденции, он, стиснув зубы, полоснул себя по вздувшейся коже.       Темная густая кровь сперва ошмётками, а затем потоком хлынула на дно душа, стекая по его ногам. — Любить тебя ещё сложнее, чем меня…— пробормотал он, перевязывая рану изорванной хлопковой рубашкой. — Вот ведь паскуда… Моя любимая рубашка…