Whistle. Obey me

Стоит ли выражать привязанность в таком ключе? Дело ведь не только в ней, а в переживаниях не столь как близкого человека, из-за которого каждый раз кости выворачиваются при взгляде на бледные пятна на шее и щеках и темно-синие, только повыше, а как коллегу, начальника или же наставника. Он рычаг, их движущая сила, приводящая весь застоявшийся механизм в движение, а если рычаг не работает, то и механизм в скором времени покроется ржавчиной. Смотреть на минутную стрелку на настенных часах вот уже на протяжение десяти минут, понимать неумолимость движения времени и знать наверняка, что вновь в одиночестве скрашивать вечер под старый добрый мультик или романтический фильм. Что ветер не донесет привычного запаха, как только порог участка останется позади, а тело так привычно уже само обернется в надежде ощутить тепло шелка на плече или же на макушке. И знать наверняка, что все это — воображение, то, что видится лишь в голове, но на деле пустые улицы лишь отчасти забиты незнакомцами. А в автобусе уступить обязательно место — совесть чиста. Терзать себя — не только его это забота, а всех здесь присутствующих. Но он слишком ответственный для того, чтобы заставить кого-то остаться подле себя. Он не сможет — пожалеет мгновенно и насильно заставит поверить в то, что это ошибка, и что обязательно и он в скором времени будет спать в своей кровати, а не на неудобном стуле, уронив голову на сгиб локтя или же грудь. Непременно затекшие конечности прострелят неприятным покалыванием и пробудят перенапряженный организм. Заставят вздрогнуть и ужаснуться тому, что уснул на рабочем месте, пусть и довольно позднее рабочего времени. Протрет слипающиеся глаза, в которых будто насыпано песка, пальцами и вновь мягкий свет зальет изможденное от усердия лицо. Посеревшее даже, с втянутыми щеками и скулами, выступающими лезвием ножа. В таких условиях он вообще хоть питается? Тэхену жаль — он знать не знает, о чем думает в данный момент Чонгук. Знает наверняка — так просто тот не отступится, посему уповать на бережливое отношение к здоровью просто смешно, но он все же надеется на благоразумие, а еще на то, что дым перестал сопровождать измученное тело. Конечно, знает и то, что слова, брошенные в день последней их прогулки, не были достигнуты сердца. А если и попытались, застряли где-то посреди пути. В таких условиях курить он стал наверняка больше и чаще. Это расстраивает. Но больше расстраивает рубашка, вдруг ставшая больше на полразмера или же размер. — Снова вздыхаешь. Его не спрашивают, утверждают очевидное. Тэхен косится на офицера Кана, вновь тяжело вздыхает. Зеленые пряди, зависшие на секунду в воздухе, опадают на лицо. Офицер Кан теперь почти один справляется с остальными поручениями, иногда, когда есть время, Тэхён ему помогает. Берет на себя бумажную волокиту, пока офицер Кан выезжает на место преступление. В последнее время зачастили с кражами да мошенничеством. Будто назло. Собственно, наверняка власти считают, что одной головной боли им маловато, так что давайте-ка поднажмите. Поэтому пусть и мелкие, но не менее проблемные дела сваливают на их головы с периодичностью в два дела за один день. Иногда и побольше. Капитана никто из них старается не беспокоить, если только в крайнем случае. Но тому все равно постоянно приходится перепроверять отчеты, заведенное дело, его закрытие и факт наличия административного взыскания. Благо пока обходится лишь штрафами либо исправительными работами. Не очень-то весело сидеть здесь, изнывать от жары и ничего практически не знать. Тэхен ничего не нашел и теперь идти в кабинет капитана не то чтобы страшно, волнительно. Он тоже старался всю неделю, просматривал каждый видеоматериал досконально, но сколько бы ни пялился в монитор компьютера, единственное, что оставалось от просмотра — это рябило в глазах от всего изобилия красок и не особо качественных материалов. Да и компьютер ему давно пора было бы сменить, только теперь не до этого. Приходится работать с тем, что имеется в наличии. — А вы? — задается вопросом Тэхен. — Скоро лейтенант Мун выйдет из отпуска, тогда станет легче жить. — Это уж точно, — бурчит офицер. Офицер Кан одного возраста с Чонгуком. Он ни разу не давал усомниться в себе и своих способностях. Лейтенант Мун же старше обоих на три года. Даже учитывая возраст лейтенанта, он никогда не позволял себе обращаться к Чонгуку пренебрежительно. Каждый человек, работающий здесь, доверяет капитану и в случае чего ляжет за него костьми. Никому в мысли не приходило занять его место. Офицер Кан только и рад, что не он помогает Капитану Чону в деле о пропавшем парне. Для него это слишком утомительно, потому он не мог не скрыть радостную улыбку, когда на выезд осмотра местности пропажи капитан взял с собой офицера Кима, а не его. Кражи, ложные доносы, мошенничество — вот его стезя. Вот то, чем офицер Кан, в отличие от Тэхена, болеет. Пусть они занимают одинаковую должность, но подход к делам у них разный. Тэхену только на руку то, что офицера Кана не интересуют пропажи и тяжкие преступления, а лейтенант Мун еще как минимум месяц будет в отпуске. Вот его шанс показать себя. Доказать Чонгуку то, что он не просто так полгода назад взял его, такого неопытного, не имеющего за спиной увесистого багажа знаний и навыков. Практически с голыми руками и лишь одной теорией он пришел в пятнадцатый участок, и в протянутые руки ему вложили с благоговением и трепетом все то, что знали работающие в нем сами. А теперь Тэхен получает шанс не только помочь Чонгуку раскрыть дело о пропавшем парне, но и стоять рядом с ним, пусть и тенью в момент его награждения. Пусть это еще все только туманное будущее, но Тэхен знает наверняка — Чонгук достоин всех званий и наград мира. Именно поэтому Чонгук должен понять, что необходимости взваливать все только на свои плечи нет. Тэхён всегда будет рядом, стоит только позвать. И каждый раз силу Тэхену дает не только капитан Чон, но и Ëнджун, верящий в него и подбадривающий словесно каждый божий день. Если бы не последний, вряд ли Тэхен обрел в себе силы и решимость вызволить капитана прямиком из кресла на улицу. Ëнджун говорит, у Тэхена все получится, что капитан обязательно его послушает и наконец-таки хотя бы на одну ночь забудет о работе. Изводить себя — это уже слишком. Вот что говорит ему Ëнджун. — Ладно, пойду я к капитану, — уныло говорит Тэхен. Берет папку, что так и норовит выскользнуть, подрагивающими пальцами. До конца рабочего дня осталось двадцать минут, и Чонгука одного он сегодня не оставит. — Удачи, — не отвлекается от печатания, только кивает головой. От нового вздоха он выгибает бровь, но ничего не говорит. Два коротких стука в дверь, после чего тихий голос капитана обрушивается на Тэхена шквалом всевозможных эмоций. От сожаления до радости — он все-таки ответил, значит, не лежит на полу, сваленный усталостью. — Капитан, — прикрывается дверь рукой, чтобы ненароком не столкнулась с косяком не очень приятным хлопком. — Вот, — Тэхен кладет на стол погрузившегося в компьютерные технологии Чонгука бумаги. Тот незамедлительно берет доклад в руки, кочует взглядом от страницы к странице и в итоге тяжко вздыхает. — Ничего? — как невесело звучит его голос. Да и у Тэхена кислое лицо. — Ничего, — ведет подбородком. А после того, как видит залегшие темные тени под обычно ничего не выражающими глазами капитана, сердце сжимается так сильно, что кажется, воздух покинет легкие в мгновение ока, не оставив ему ничего. Даже частичку того, чтобы держать тело в статическом положении. Капитан себя не жалеет. Это он его, Тэхена, как только смена заканчивается, отправляет домой. Даже если тот пытается протестовать, не слышит ничего. Значит, как и предполагалось в девяносто девяти процентов, сам капитан оставался на работе все это время до ночи. Последнюю неделю они ни разу не вышли из здания полицейского участка вдвоем, Тэхену неизвестно было, спешил ли Чонгук за ним спустя полчаса или оставался на месте еще четыре. И теперь он знает наверняка, что последнее — истина. Надежда на то, что капитан все же не оставался в участке до ночи рухнула в одночасье. Да что уж там, Тэхен знал, что так оно и было. Неведение все же иногда больше плюс, чем минус. Перелопачивание видеоматериалов не дало ничего. Тэхену с Чонгуком пришлось пересмотреть все до мельчайших секунд. От такого напряжения глаза к концу недели стали красными и все время болели. — У меня тоже. Сегодня же подам заявление на смену статуса. — Думаете, это поможет? — У нас нет другого выбора. Мы должны найти Чон Хосока. И даже если окажемся неправы, я возьму ответственность на себя. — Но я и должен понести наказание. — Тэхён, — устало произносит Чонгук. — Лучше отдохни. Отдых не помешал бы им обоим, но у капитана на него нет времени. Как только Тэхен прикрывает за собой дверь, он вновь погружается в видеоматериал, который не досмотрел. Подозрительная машина, промелькнувшая на других видео не раз, мигает красным светом. Но Чонгук пока решает отложить в сторону странное совпадение. Он бросает все силы на силуэт, похожий на пропавшего парня. След его теряется аккурат на озеро. Далее ничего нет. Чонгук надеялся хотя бы на найденные вещи пропавшего, он отправил их на экспертизу сразу же как только те оказались в участке, и следующим вечером результаты были у него — кроме отпечатков владельца на вещах были отпечатки Кима и друзей пропавшего, пробитые по базе данных. И здесь тупик. Будто кто-то специально водит их за нос. Если это на самом деле Призрак, откуда у него такая способность скрываться от полиции. Или же ему кто-то помогает? Капитан мотает головой — похоже на бред. Кто в здравом уме из правоохранительных органов станет помогать преступнику, погубившему не одну молодую жизнь? Нет, здесь явно что-то не так. Либо тридцать девятый участок работает спустя рукава, либо преступник сам когда-то работал в полиции и знает все извилистые пути, способные сохранить личность инкогнито. Либо же он действительно гений, в самом мрачном проявлении этого слова. Пока ни одна улика не находится в его руках, думать о чем-то кроме того, как завладеть детальной информацией бессмысленно. Документы, сфотографированные капитаном, были просмотрены только на четверть и те вскользь. Со всеми этими записями камер времени изучать доклады капитана тридцать девятого участка не было. Он непременно займется этим, но только после того, как закончит обыск по видеоматериалам. Перематывание видео и замедление не приводит ни к чему. Абсолютно. Если только к головной боли и бессилию вперемешку с озлобленностью, вонзающуюся в виски. Взгляд на часы — десять минут. А он еще не написал заявления и не отправил его начальству. Приспособленность к смене дела за одно мгновение давно уже пылится на полке рядом с остальными навыками. Чонгук открывает шаблон, корректирует дату, имя и причину, затем отправляет все это сначала на почту начальника головного офиса, которому подчиняются капитаны всех участков. Только после его одобрения он сможет отправить запрос на смену статуса на согласование. Только он делает передышку буквально на три минуты — причаливает стул к открытому окну и выдувает не менее двух сигарет за раз, как музыка ветра приглушает звуки, доносящиеся из окна. С оживленной улицы. И благо успел усесться на прежнее место, но разит от него, скорее всего, за километр. — Капитан? — виднеется зеленая макушка из-за косяка. — Да, Тэхен. Офицер проходит в кабинет, морщит нос — заметил. Подходит чуть ближе к столу. — Почему ты все еще здесь? — задает очевидный вопрос капитан, на который Тэхен закатывает глаза. Еще бы он не спросил об этом. — Вас жду. — Не нужно, — взмахивает рукой, будто выпроваживает. — Я сегодня задержусь. — Вы каждый день задерживаетесь. Неделю без передышки работали. Дайте себе немного отдохнуть. — Тэхен... — Капитан, — резко перебивает, а потом добавляет чуть мягче: — Отец, прошу. Мне неспокойно. Пойдемте домой вместе, перекусим где-нибудь? Хватит себя так изматывать. Предложение, конечно, звучит заманчиво, но и дела не ждут отлагательств. С другой стороны, Чонгук действительно всю неделю только и делает, что пялится в экран. Глаза болят настолько, что не помогают даже специальные капли. — Вы выглядите слишком уставшим. На такого вас смотреть-то страшно. — Спасибо, — уголок губ ползет к уху на манер ухмылки. — Пожалуйста, капитан Чон, — канючит в обычной манере Тэхен. Чонгук стискивает подлокотники стула незаметно от Тэхена. Вот так сидеть на расстоянии пяти шагов, видеть мольбу во взгляде, слышать кокетливые нотки, пусть и едва — дается непросто держать себя в руках. С каждым днем Чонгуку сложнее сохранять невозмутимое лицо. Желание прижать к себе хрупкое, худое тельце, зарыться носом в ложбинку ключицы, вплести пальцы в густую траву и наконец-таки вкусить давно позабытые ощущение от прикосновения к мягким, чуть влажным губам сносит крышу. Несмотря на то, что работы непочатый край, перестать думать о Тэхене он не может. Материал едва слышно трещит под пальцами. Чонгук наклоняется корпусом вперед, роняет подбородок на скрещенные руки и смотрит на Тэхена внимательно. Так, будто он лев, нашедший антилопу. Прямо как когда впервые увидел будущую жену. Тэхен тушуется. Во взгляде сотня вопросов, но задать какой-либо верный из них он не решается. Они стоят друг напротив друга, стреляют молниями, но сказать что-то не решается никто. Первым не выдерживает Тэхен — отводит взгляд. А Чонгук с тихим выдохом произносит: — Ладно-ладно, просто так же ты от меня не отстанешь? — Не отстану, — решительно. В глазах напротив свечение то ли радостное, то ли победное. Чонгук улыбается. Тэхен первым выходит из кабинета, прислушивается к шебуршанию позади. Улыбку квадратную, широкую скрыть не получается, но сейчас никто видеть ее не может. Стоило, наверное, раньше попытаться вызволить капитана из кабинета. Поставить ультиматум любого вида на крайний случай, однако время вспять не вернуть. Тэхен рад тому, что сейчас они вместе выйдут из здания, зависнут в небольшом кафе, будут говорить о ни о чем. Точнее, большую часть говорить будет он, а Чонгук, как обычно, молча слушать и кивать, лишь изредка вплетать нужную фразу, так подходящую, будто это затерявшаяся часть чего-то целостного, и так умело ее капитан возвращает на положенное место. Тэхену сейчас действительно легче — за разговорами с Ëнджуном он почти не замечает отсутствия Чонгука в моменты, даже когда они оба находятся в одном здании и разделяет их только стена. Но всю неделю до Чонгука было не достучаться, это так знакомо, одновременно с этим же животрепещуще, потому что то, как горит своей работой Чонгук, на Тэхеновой практике не горел больше никто, и тоскливо с другой. Потому что казалось, что два разных полюса никогда больше не сойдутся в одной линии. Навсегда меридиан загруженности разделит их. Но Чонгук все еще пытается стать для него кем-то лучшим, он действительно, скорее всего, желает быть для него примером. Таковым и является. Равняться Тэхен в своей жизни может только на капитана. Он тот, кто практически взрастил в нем задатки полицейского. Наставник, капитан, учитель, отец, да кто угодно, Чонгук есть Чонгук. Пусть и болезненно воспринимать его как отца — все еще ночью срывается голос до хрипа, а к утру глаза опухшие и красные, то, что Чонгук значит для него так много, не вытравить ничем. Не изъять, как ненужный организму кусок органа, некогда чем-то служившим, а теперь утратившим свою пользу. Словно то рудимент. Не стереть, будто материал на флешке, не значащий более ничего. Наверное, когда-нибудь в будущем Тэхен разлюбит Чонгука. Это случится, Тэхен никогда не любил так долго, так что и чувства к капитану остынут, но пока этого не произошло, нужно попытаться не вляпаться по уши так, что другим будет заметна нездоровая привязанность к Чонгуку. Играть свою роль, сидеть на сайтах знакомств, флиртовать с каждым встречным — Тэхен ведь это умеет. За улыбкой квадратной надтреснутую маску прятать он мастер. Около участка пеших практически нет, но как только Тэхен и Чонгук заворачивают за угол, встречаются нос к носу с парочкой, ведущих собаку на поводке. Тэхен практически вляпался бы в девушку, если бы не реакция Чонгука, схватившая ткань темно-синего пиджака и дернувшая на себя. Тэхен неловко косится в сторону, освобождает дорогу улыбнувшейся в ответ девушке и угрюмому парню, вцепившегося в поводок так, будто собака собирается снести офицера и капитана с ног. — Простите, — еще раз извиняется Тэхен, чуть склоняясь корпусом. Он до сих пор чувствует руку Чонгука на спине, успокаивающе поглаживающую через ткань. Мурашки уже давно переместились ближе к корням в волос и чуть приподняли их над кожей. — Ничего страшного, — добродушно отзывается девушка, берет парня за руку и те вместе проходят мимо, обдавая замерших на месте Чонгука с Тэхеном порывом ветра, от которого волосы у обоих заколыхали. Тэхен с Чонгуком еще стоят некоторое время, после чего не доходя до автобусной остановки, заворачивают за угол гипермаркета. — Куда мы идем? — интересуется Тэхен. Он оглядывается — по правой стороне от них с Чонгуком огорожен периметр участка. Земля обнажила верхнюю часть, из-под которой виднеется темный мокрый песок. Землю вспахали не до конца, потому лента служит предупреждением того, что по неосторожности можно упасть в яму. — Интересно, что здесь делать собрались? — Трубы менять, — отмахивается Чонгук, а Тэхен щурит глаза и присматривается чуть лучше. И правда, сквозь сгустки песка виден металлический каркас, поблескивающий рыжиной. — А кем вы хотели стать до того, как начали работать в полиции? Эта широкая квадратная улыбка когда-нибудь сведет его с ума. Если уже не. Каждый день сидеть и знать наверняка, что отделяет их только стена невыносимо. Однако после срыва он держится, и очень даже неплохо, если не считать количество сигарет, выкуренных за день. Вот и сейчас пальцы тянутся к нагрудному карману, но ясный взгляд, миловидное выражение лица — слегка наивное, но довольно-таки взрослое, волосы, обрамляющие лицо, обжигают руку по локоть жалом хлыста. Кашель позволяет увести Тэхена куда-то в сторону от раздумий и того, чтобы незаметно было поползновение, что обязательно раскроило бы выдержанность захлестывающими извинениями, которые не были бы сорваны с поджатых губ, зато дома, где нет никого и более нет необходимости прятать настоящие чувства, обязательно гвозди сожаления забились бы в гроб обещания. Все это лишь домыслы, но знание этого не отменяет наличия совести. Его гложет то, что они, будучи друг для друга лишь условными родственниками, на деле же никем не являющиеся, все равно беспокоятся друг о друге так, будто от этого зависит жизнь другого. На самом деле Тэхен не должен беспокоиться о его здоровье, ровно, как и Чонгук не должен злиться на тех, кто нелестно отзывается в сторону офицера, но все это такое хрупкое, шаткое — невозможно вот так просто поставить крест и вдолбить самому себе то, что мозгом понимает и осознает, но куда бы ни пошел и что бы ни делал, он не сможет относиться с равнодушием к тому, что обижает Тэхена. Также и Тэхен беспокоится о нем не потому что назвался сыном, а потому что действительно ему не все равно на возможное будущее, ожидающее Чонгука, позволь он слабости и дальше пускать корни и охватывать все большие территории. Но пока бороться с ними он может только в присутствии Тэхена, пусть и неудержимо те стягивают ощутимой силой грудь и глотку. — Почему ты вдруг решил спросить? Обычно о прошлом они не разговаривают. Наверное, потому что у каждого есть какие-то свои тайны, а еще боль, которую нет надобности перекладывать на другого. — Давай сюда, — вздыхает Чонгук, схватив Тэхена за запястье. Тот шел слишком близко к ограждениям, и в один момент кусок рыхлой земли под ним съехал вниз. Опасно позволять Тэхёну находиться так близко к раскопке. Заводит руку за спину и другой подталкивает так, чтобы Тэхен оказался на другой стороне. — Спасибо, — он краснеет сильно, потому что становится так жарко в пиджаке и рубашке. Скрывает румянец за опущенной макушкой и якобы разглядывающими что-то под ногами глазами. Чонгуку все еще сложно понять Тэхена, его намерения и то, почему порой он косится вот так вбок, смотрит под ноги и странно улыбается. От этого менее очаровательным не становится, наоборот даже. И также Чонгуку жаль, что он для него слишком бездушный, сырой, молчаливый. Даже если бы Тэхен не питал к нему сыновних чувств, у них вряд ли бы что-то могло выйти. Тэхену, скорее, нужен тот, кто всегда будет на его стороне, готов прыгнуть и в огонь, и в воду ради него и в то же время вечерами сможет рассмешить или же скрасить будний день разговорами тихими, но щепетильными. Тэхену нужен тот, кто его поймет. Значит, точно не он, Чонгук. Он себя-то понять не может, Тэхена подавно. Вот бы сизый дым окутал разум поплывшей реальностью, расслабил конечности и по итогу унесся вместе с размышлениями куда-нибудь в небо. Но в данный момент с ним Тэхен. — Всегда хотел быть полицейским. — Да ну, — пихает в плечо, — не верю. У всех в детстве была мечта, ну или в подростковом возрасте. И мало кто ее смог достичь. — Почему я не мог мечтать еще тогда стать представителем правоохранительных органов? — Могли, конечно. Но все же? — Музыкантом. — Правда? Вот здорово! — хлопает пару раз в ладоши и вновь одаривает Чонгука мурашками. Он быстро отворачивается, чтобы не лицезреть более обнаженные светло-розовые десна. — А играть умеете? — На гитаре. — Посещали занятия? — Самоучка, — качает головой. Тэхён смотрит на него чуть дольше, отчего оба впопыхах принимаются рыться кто в карманах брюк, а кто пиджака. — Хотел бы я послушать, как вы играете, отец, — с некой завистью говорит. — Ты всегда можешь прийти ко мне, если хочешь. — А меня бы научили? — с неким вызовом. Тэхен знает наверняка, что Чонгук будет отнекиваться. Именно поэтому вызов не страшил его до момента, пока не был услышан ответ: — Если ты этого хочешь. Пальцы, светлее на полтора тона, касаются таких же длинных и тонких, но цвета темнее и теплее. Скользя чуть выше, задевают подушечками костяшки и аккуратно выставляют на грифе под нужным углом. Он близко — дыхание щекочет область чуть ниже уха. А темные глаза смотрят неотрывно так, что разряд тока охватывает тело. Нет, Тэхен так не сможет. Даже если все будет с точностью наоборот. Он сглатывает чуть громче, чем следовало — Чонгук внимательно смотрит, но ничего не говорит. Так они и доходят до небольшого ресторанчика молча, погруженные в раздумья. — Что хочешь? — спрашивает Чонгук. Мест для выбора практически не оставалось, самые хорошие и скромно укрытые столбом либо же выступом заняты семьями и парами, центральные помечены бумагой с надписью "забронировано", поэтому мужчины примостились недалеко от входа. Это не очень удобно, но благо лето — ветер и холод не будет пробирать до костяшек. Прямо над Тэхеновой головой жужжала вентиляция, а позади, у стены, кондиционер. Спустя каких-то десять минут Чонгук добровольно поменялся с Тэхеном местами — тот замерз. — На ваше усмотрение, — произносит Тэхен. Он подпирает подбородок рукой, скучающим взглядом рассматривает посетителей. — А ты кем хотел стать? — спрашивает Чонгук, после того как официант с небольшим блокнотом в руках отходит от столика на приличное расстояние. — Честно? — подбирается офицер. — Я не задумывался над этим. Просто всегда знал, что буду полицейским. — Почему? — Так хотела мама. — Тэхен, — Чонгук проскальзывает рукой к Тэхновой, едва трепещущей от воспоминаний, сжимает кончики пальцев, а когда они встречаются глазами, приободряюще улыбается. — Твоя мать была хорошим человеком, я в этом уверен. — Да, — судорожный выдох срывается с искусанных губ. — Она была... Она была единственной, кто меня любил. На этих словах Чонгуку кажется, что он так и останется сидеть истуканом и никогда больше не вберет воздуха в легкие. — Я тоже тебя люблю, — он сжимает пальцы чуть сильнее. — Да, знаю, — разбито улыбается. — Вы же сказали, что будете моим отцом. И я люблю вас как сын. Вы мне нравитесь как наставник, как тот, на кого всегда можно положиться. Уголок губ ползет вверх. Темные локоны спадают на лицо неровными полосами, прикрывают глаза. Тэхен не видит того, что на самом деле в данный момент происходит с эмоциями Чонгука, перекашивающими лицо наискосок, но и ему и не нужно — сам он сидит почти так же, только зубы стискивают мягкую розовую плоть. Тэхен первым высвобождает руку. — Вы такой смешной, — он прикрывает глаза и улыбается в тридцать два. — Никогда же, наверное, никому не говорили таких слов. — Ты не прав. — Ну да, — продолжает улыбаться. — Вы же наверняка с кем-то встречались или встречаетесь. Что это я... — улыбка трещит в местах скопления знаний, на которые было бы лучше закрыть глаза, чтобы не чувствовать себя таким ничтожеством. Но сорванные слова мнимой реальности припечатали его же истиной. Винить в этом, кроме болтливого языка, некого. Желание хотя бы просто представить себе на доли секунд прорисованную в голове отчетливую картину вырвалось неосознанно. Наверняка тогда он думал, что Чонгук оправдает надежду, но, как всегда, тот ударил правдивостью по голове. Ведь, действительно, истинные чувства Тэхена не должны становиться взаимностью от Чонгука. — О, — завидев официанта с подносом, устремившегося в их сторону, восклицает, — скоро будем есть! — Не подавись только. — Чего это? — возмущенно поджимает губы. — Приятного аппетита, Тэхен. — Приятного аппетита, отец. А потом, когда Тэхен думает, что вот сейчас они расстанутся на два выходных дня, и с одной стороны, облегчение покалывает на кончиках пальцев, но с другой, нежелание отпускать Чонгука щемит в груди, ему говорят то, что, наверное, он мог бы услышать только во сне: — Может, прогуляемся? Они только-только вышли из ресторана и до сих пор стоят недалеко от входа. — Давайте, — незамедлительно отвечает, чтобы ненароком не пошли на попятную. Глупо с обеих сторон делать вид непринужденного общения с подколками и все же больше с проскальзывающей в обычных словах заботой. Но так как ни один, ни тем более другой не могут знать источника высвобождения привязанности другого, никто из них и не пытается противостоять лжи и лицемерию. Каждый вкушает их с неприхотливостью, потому что убеждены — хотя бы так они могут быть кем-то друг для друга. Аллея, украшенная железным каркасом белого цвета, обвязанного гирляндой, ночью зажигающейся таким же цветом, как и каркас, огоньками, привлекает внимание Тэхена и он, схватив Чонгука за руку, тянет его под светлячки, отплясывающие на щеках, прячущиеся в волосах и сцепленных руках. — Как красиво, — выдыхает Тэхен, восторженно воззирая туда, где к звездам в темном небе присоединяются искусственные, но менее красивыми от этого не становящимися. Чонгук молчит, идет следом, чуть-чуть отставая на каких-то пару шагов. От Тэхена сегодня пахнет бризом моря, весенними цветами и горькой полевой травой. — Капитан? — через плечо бросает обеспокоенный взгляд. — Вы еще тут? — Конечно, тут, — дергает уголком губ на манер улыбки. — Почему не отвечаете? — А разве нужно? Я думал, это утверждение, не требующее подтверждения. — Зануда, — дуется Тэхен. — Красив, — тихо произносит Чонгук, поравнявшись с Тэхеном, — ый, — совсем тихо. — А говорили, в подтверждение не нуждается, — лукаво улыбается. Чонгук на это только вздыхает. Тэхен не дает воли действиям и порывам, вскружившим голову, от чего остается на месте. На остановке он благодарит Чонгука за вечер. Наверное, сегодня он стал чуточку счастливее. — Увидимся в понедельник, — кричит Тэхен из открытого окна автобуса. Он не перестает махать рукой до тех пор, пока автобус не отъезжает на расстояние, при котором Чонгук превращается в точку. — До понедельника, сынок, — слышит лишь пустота. *** — Куда ты? — бурчат рядом, стискивая талию крепче. — Уже три дня, отпусти, — Ëнджун пихает Субин куда попадется, но это ничуть не помогает выскользнуть из захвата. — И что? — все так же сонно. — Сегодня выходной, можно. — Субин! — рычит Ëнджун. Он применяет самый надежный вариант — пробивает зубами броню. Субин шипит и наконец выпускает парня. — Совсем уже? — недовольно. — Это ты совсем уже, — округляются глаза от шока. — Прошу же! — Ладно, не злись. — Я и не злюсь, — фырчит. — Если что, я в душ. Можешь еще поспать, если не хватило. — После такого не поспишь. — Субин широко зевает, от чего в уголках заспанных чуть припухших ото сна глаз собирается жидкость. Рукой нащупывает на полу телефон. — И все же, куда ты намылился в такую рань? — Так и знал, что забудешь, — качает головой, но понимающая улыбка все же трогает уста. — Мы с Тэхеном сегодня договорились встретиться в Лотте Уорлд. — Уже сегодня? — Субин явно недоволен новостями, ведь собирался как минимум остаться у Ëнджуна до вечера, а как максимум, проваляться с ним в постели. Отца Ëнджуна оставили на две смены, потому что коллега не смог выйти на работу. Но свое недовольство он скрывает за бурчанием и телефоном, прикрывающим лицо. В той поездке он обещал не перечить, потому как бы ни хотелось провести день с Ëнджуном и ни с кем его не делить желательно вообще, но Субин не заядлый эгоистичный ревнивец. Почти. — Уже сегодня, — смеется. — Я в душ, потом приготовлю нам завтрак. — А нельзя никак отложить? — не упускает попыток оттянуть встречу хотя бы на пару часов. — Нет, мы договорились встретиться в пять. Я и так ему задолжал, неприлично будет вновь просить об отставке. С тобой мы все равно видимся каждый день, — закатывает глаза. — Ладно-ладно,— тяжелый вздох сосет под ложечкой. Когда Субин такой, идти действительно никуда не хочется, но Ëнджун не падет так быстро. Тем более ему действительно очень хочется встретиться с Тэхеном. Как бы сердце ни разрывалось от увиденного, он выбирает друга. — Иди-иди, — машет рукой в сторону выхода из комнаты. — Люблю тебя. — И я тебя, лисенок. — Да хватит бурчать, — бархатный смех вызывает на губах ответную улыбку. Субин ничего не отвечает, смотрит только на тонкую, едва ли не прозрачную фигуру до тех пор, пока та не скрывается за деревянным косяком. Ну что ж, ему бы тоже нужно придумать, чем себя занять. Благо долгов накопилось, так что скучать не приходится. С пропажей Хосока хоть Субин и посещает занятия, думать о чем-то кроме того, когда найдется друг, не может. В графе журнала посещения хоть и нет отметок об отсутствии, но и ничего хорошего тоже не имеется. Ему необходимо сдать все долги как можно раньше, чтобы не лишиться стипендии и красного диплома. Учителя на факультете журналистики понимающие. Они знают, как дружили Субин и Хосок, поэтому даже когда Субин не сдает вовремя курсовую или не может ее защитить, дают второй шанс. Капли, стучащие по щекам, заставляют разлепить глаза. Ëнджун склоняется над ним, во взгляде можно различить вопрос. С длинных распущенных волос, завивающихся на концах, до сих пор стекает вода. Есть у этого лиса привычка — не вытирать волосы полотенцем. — Что? — Субин приподнимается на локтях. — А говорил, что не уснешь. — Мы же поздно легли, — зевает. — Почти в четыре утра. — Я приготовлю нам поесть. Полежи. — Хорошо. Ëнджун закидывает полотенце на дверцу шкафа, оборачивается к Субину, чтобы спросить, какие у того предпочтения на сегодняшний завтрак или же, можно сказать, обед, но тот уже вновь дремлет. Улыбка размазывается на лице. Он бы не поверил, если бы однажды сказали, что он будет своего рода домохозяйкой: печь пироги, готовить кушать, мыть посуду. Ëнджун, конечно, пирогов не печет, да и посуду на автомате закидывает в посудомоечную машинку. Готовить, однако, ему нравится. Особенно, когда вместо презрительного острого взгляда, наспех заброшенной в желудок еды, как будто та может быть заразна или же отравлена, ни слова благодарности и молчания в спину в загривок мурчат что-то о том, что готовит Ëнджун даже лучше матери. Конечно, лукавят, но это не отменяет факта того, что от приятных слов кожу покрывают мурашки. Ему, скорее, не то чтобы сложно, напротив, нравится чувствовать себя нужным и принятым. Когда от эмоций не перекашивает лицо до напряжения мышц, позволяющих все еще держать марку перед авторитетным человеком. Не позволить вкусить разочарование и обиду, повисших на ресницах и стекающих по подбородку вниз, а там уже расцелует пол не только ими, но и стонами, сорванными с губ, потому что знает наверняка — после тяжелого дня эмоциональная нестабильность действует на отца как красный флаг на быка. И день за днем до появления в жизни его жить с гортензиями, украшающими бледную кожу, было тяжело, а порой и невыносимо, однако привычно, как само собой разумеющееся. И попытки те достучаться до отца способами различными, обязательно приводящими в неистовство, были тщетными, пока на горизонте не мелькнул маяк. Это он, Субин, поспособствовал не существованию разве что, а именно жизни. И такой пустяк, как еда, для Ëнджуна значит гораздо больше. Это и привязанность, и благодарность, и пресловутая любовь. Но больше всего этого признательность. Его звать не нужно — тихонько подобрался и припечатал спиной к груди, прямо как нравится не одному, двоим. Быстрый разворот и такой же поцелуй в губы, жаждущие большего, но в это же время понимающие — сегодня он должен отпустить, иначе никак. Ëнджуна сложно отпускать не потому что он способен повлиять на исход событий с неутешительной концовкой, а потому что тот слишком привлекателен, ярок и легкомысленный в плане того, что не задумывается даже о возможных последствиях своего образа жизни со скатывающимся по внутренней стороне бедер кровавым полосам. Или же это именно он утрирует и думает о том, о чем не должен? В любом случае Тэхену, хоть и не хотелось признаваться в этом даже самому себе, он процентов так на тридцать доверял. Он старше, к тому же погоны на плечах должны свидетельствовать о боевой подготовке, а значит, защитить Ëнджуна он не только способен, а должен, как и предотвратить слом личности. Последнее, конечно, образ мысли, остающийся где-то глубоко в груди с надеждой на то, что домыслы эти ничто иное как любовь к детективам и боевикам. Субин сидит на кровати уже минут сорок. И все эти сорок минут Ëнджун не может выбрать, что надеть. Вроде не в клуб собрались. Почему-то раньше, например, перед тем, как выйти с ним на улицу, он так голову не ломал. Взвинченность и ничем не подкрепленную ревность Субин запихивает куда подальше. Испортит настроение Ëнджуну — испортит и себе на ближайшие два дня. Наконец Ëнджун с гордостью смотрит в зеркало, а затем подходит к парню, залипающему в телефоне — довольно-таки утомительно глядеть за стенаниями в выборе одежды. Телефон летит куда-то в сторону. Притянув парня за непокрытую тканью талию, Субин снизу вверх смотрит на желтый смайлик, улыбающийся ему с середины белой футболки. Кончик носа погружается в выемку между черными джинсами и футболкой. — От тебя вкусно пахнет. Покрасневшие щеки подначивают оставить след губ на плоском животе. — Субин, — Ëнджун шуршит шифоновой тканью рубашки, манжеты которых скрывают запястья. Ласкают шею длинные пальцы. — Мне пора. — Еще чуть-чуть. Стискивают бедра чуть ли не до треска джинсовой ткани, на что Ëнджун возмущенно охает, но тут же прикусывает язык, когда влетает на колени, а затем и с размаху усаживается на ляжки. Открывается вид на лебединую шею, молочная кожа на которой слегка краснеет. Судорожно вбирается воздух и жмурятся глаза, да так сильно, что у плачевной слепоты, кажется, есть шанс на владение ореховыми глазами. Пробирается пальцы от локтей до загривка, вплетаются в русые волосы и оттягивают до сорванного рыка, ударяющегося в пульсирующую под прозрачной кожей жилку. Ледяные пальцы, пробравшиеся под преграду из ткани и надавливающие на позвоночник, действуют как отрезвляющая пощечина. — Субин, — вместо властного тона выходит блеяние козы. — Прекрати. Злить Ëнджуна не хотелось. Субин позволяет парню соскользнуть на пол, перед тем как с характерным чмоком поцеловать того в сморщенный нос. У самого входа Ëнджун с полки настенного шкафа хватает солнечные очки квадратной оправы. — Небесные стекла под небеса, — поясняет Субину. Они вместе выходят из квартиры, а когда подъехавшее такси припарковывается возле побеленного двумя неделями раннее бордюра, Субин скользит губами по клубничным, вбирая доли частиц любимого вкуса. — Повеселитесь. — Хорошо, — согласно кивает Ëнджун. Он прыгает в такси на заднее сиденье и смотрит на стоящего возле подъезда Субина сквозь тонированное окно. До парка можно было бы добраться на такси, но так выйдет гораздо дороже, плюс к этому встретиться с Тэхёном раньше и провести время вдвоем пусть и на несколько минут лучший выбор. Ëнджун на такси добирается до метро. А уже оттуда они вдвоем с Тэхëном доедут до станции Джамсиль. Он, конечно же, приехал раньше. Стоит и светит на солнце ключицами, спрятанными под песочной кожей. Изумруд на тонкой прозрачной леске гармонично перекликается с люпинами, украшающими шелковую рубашку с коротким рукавом. — Клубничка! — несмотря на широкополую шляпу, прикрывающую часть лица, он замечает его первым. Ëнджун отзеркаливает улыбку и скорее спешит навстречу Тэхену, руки которого выскользнули из карманов классических брюк и дожидаются друга широким размахом. Парень птичкой влетает в них, кутается в теплых объятиях, пока его всего тискают за обнаженные бока. — Ну, хватит, — смеется Ëнджун куда-то в шею. А когда отстраняется, произносит: — Классно выглядишь. Но в погонах ты намного сексуальнее. От слов и подмигивания щеки напротив вспыхивают на доли секунд. Приобретают ровный оттенок под общий смех. Одному ехать в метро не очень-то приятно и занятно, но вдвоем это делать куда лучше и веселее. — Да? И что же он сделал? — широко раскрывает глаза Ëнджун. — Сбежал, — победно улыбается Тэхен. — Так ему и нужно, — кивает головой парень. — Как ты, сказал, его зовут? — Чхве Бомгю. — О нет, у нас фамилия одинаковая! — хватается за голову Ëнджун. — Не переживай, ты, в отличие от него, сладкая крошка. Офицер Чхве просто еще не дорос до толерантности. Да и наша вражда длится уже как восемь месяцев. Ни я ему не нравлюсь, ни он мне. Тут уж ничего не поделаешь. — Но ты проучил его. А потом-то нашел? — Нашел. Сидел в углу кухни, жадно поедал торт. — Нервы? — прыскает в кулак. — Так ему и нужно. — Да ладно, это ведь Бомгю. Он меня бесит, но злиться на него я долго не могу. Пока мы не видимся, все хорошо. — Наша станция, — подпрыгивает на ноги Ëнджун. Парни проходят к третьему выходу. Парк Лотте Уорлд помимо крытого участка "Приключения" имеет зону "Магический остров" — остров с аттракционами на открытом воздухе. Почти каждый живущий в Сеуле бывал здесь хотя бы раз в жизни. Тэхен как раз-таки из тех, кто бывал в парке один раз с матерью, когда та еще была жива. А Ëнджун здесь бывал в средней школе со своим первым парнем и год назад, с Субином. — Зайдем сначала в крытую часть? — спрашивает Ëнджун у Тэхена, немного отходя в сторону, чтобы бегущие дети ненароком не сбили его с ног. — Давай. Зона Приключений состоит из четырех этажей и одного подземного, на котором расположен каток. Самые интересующие парней — это этажи со второго по четвертый. Именно там можно вкусить страха и адреналина на весь оставшийся вечер. Ëнджун ведет Тэхена на четвертый этаж. В отличие от офицера он что-то помнит, Тэхен же не помнит ничего. К тому же за время отсутствия, парк успели дополнить новыми аттракционами и фудкортами. Некоторые из них не видел и сам Ëнджун. Парни пришли как раз во время небольшой развлекательной программы, но не стали отвлекаться на нее. Фараонская Фурия, куда и ведет друга Ëнджун, объединяет в себе и американские горки, и симуляцию проката на джипах, и спецэффекты. Это именно тот аттракцион, с которого стоит начать знакомство с Лотте Уорлд. Так как отыскать среди обилия красок и визга нужный аттракцион довольно-таки сложно, на него практически нет очереди. Ëнджун почти что помнит, в какой стороне он находится, но все же пришлось побродить по этажу, зато впоследствии Тэхен, сидя рядом с ним на американских горках, то и дело визжит ему в ухо и все время сжимает руку в своей. Такой цепкой хватки не бывает даже у Субина во время "слегка" затуманенного алкоголем разума. После очередного то ли крика, то ли визга, Тэхен откидывается на спинку и прикрывает глаза. На этот счет Ëнджун только весело смеется во всю глотку, и когда время проезда близится к концу, тормошением пытается различить, действительно ли друг откинулся или только притворяется. — Выходи, — продолжает смеяться Ëнджун, стискивая дрожащую руку Тэхена в своей. — Больше я сюда ни ногой, — хрипит Тэхен. Ноги трясутся. Колени гнутся к полу. — Да ладно, — фырчит Ëнджун. — Пойдем на байки? — Это я только "за". А после парни спускаются на первый этаж. Тэхен, конечно, молчит на странноватую улыбку, но ноги подкашиваются и ухает что-то в груди прямо к пяткам по мере приближения к аттракциону, не предвещающему ничего хорошего. За разговорами в мессенджере и простых звонков Тэхен многое узнал о Ëнджуне, как и пристрастие того к фильмам ужасов и всего, что с ними связано. Тэхён не против посмотреть что-то из этого, если Ëнджуну так сильно хочется пощекотать нервишки, но принимать в этом участие — нет. Он слишком труслив для такого. — Что это? — пискает где-то позади Тэхен. — Могила ужасов, — звучит зловеще. Тэхеновы ноги собрались были уже подорваться и унестись к выходу, сверкая пятками, но цепкие, почти что стальные пальцы на запястье стягивают кости неимоверной силой. И Тэхён уверен, попытайся он ретироваться от аттракциона как можно дальше, останется без одной конечности, что не входило в планы вовсе. — Может, не надо? Нечитаемый взгляд пробирается под кожу и елозит на манер комка червей, расползшихся в разные стороны. — Надо. И вот Тэхен кричит битые десять минут, пока актеры хватают его то за ноги, то за руки. Наверняка будь он постарше, седина пробилась сквозь заросли травы, но сейчас Тэхен только на грани обморока. Лучше бы он еще раз прокатился на американских горках. Зато Ëнджуну весело — дает пять актерам, пугает людей впереди себя и все время смеется. Точно бессмертный. Затем Ëнджун ведет Тэхена на третий этаж, убеждая по пути в том, что ему тут точно бояться нечего. И правда, так называемое "Приключение в джунглях" куда безобиднее и очень даже захватывающее. Приключение на лодке в пещеру прямиком в гости к диким джунглям напоминают ему тот день, когда с матерью он парил в парке на шаре. И всех внизу стоящих было видно, как на ладони. Тэхён, забывшись, подхватывает тонкую руку под локоть, опускает голову на плечо. — Нравится? — тихо осведомляются, пока разнеженный Тэхен льнет к теплу, исходящему от Ëнджуна. — Очень. Это напоминает мне о матери. — А я свою не помню практически. — Почему? — Тэхен пока не задавал Ëнджуну настолько личные вопросы. Своя ситуация научила его держать язык под замком и лишний раз не лезть в личную жизнь. Но Ëнджун многое о нем знает, Тэхену тоже необходимо было стать ему ближе. — Она бросила меня, — пожимает плечами. — Оставила на отца, которому дела нет до своего отпрыска. — Мне жаль, — шепчет Тэхен, примостившийся на плече. — Ничего, все хорошо, — подбадривающе сжимаются пальцы. — Я уже не злюсь на нее. Она сделала свой выбор. Все мы когда-то делаем выбор, от которого зависит дальнейшая жизнь. И правильным он был или нет, судить можно только по прошествии времени. Раз она не вернулась за мной, ни разу не позвонила, значит, ей так лучше. — Ты всех готов простить? — Не знаю. Наверное, готов. — И себя нужно уметь прощать. — Эй, что за настрой такой? — смеется. — Я еще пока ничего не сделал такого, за что должен был бы просить у себя прощения. — Я знаю. И не сделаешь. — Кто знает. Не хочу об этом думать. — Да. Жаль, поездка закончилась. — Не горюй. Тут еще куча всего! Действительно, куча всего, как выразился Ëнджун. Особенно "Гироскоп" от которого пересыхает в глотке. Хотя только недавно парни перекусили и утолили жажду в корейском ресторане "Bowl". Отыскали они во все том же парке. Огромный кружащийся маятник не шибко-то тянет на представителя безопасности. Да и крики, доносящиеся с аттракциона, выбивают землю из-под ног. — Н-нет, — запинается Тэхен, ища взглядом спасения хотя бы у кого-нибудь в этой огромной очереди. Они что, все самоубийцы? Добровольно идти на такое может только отшибленный на голову и Ëнджун, а Тэхен совсем не из этой оперы. "Магический остров" оказался совсем не магическим, а устрашающим и рушащим все выстроенные до этого преграды. — Я туда точно не пойду. — Хорошо, — как-то слишком быстро соглашается Ëнджун. Подозрительно. — Значит, пойдешь на банджи. — Что? — почти вскрикивает Тэхен, отчего без этого презрительно глазеющая на парней толпа бранится нелестно. — Иди, — Ëнджун касается плеча Тэхена рукой, буквально выталкивая из очереди. И вот Тэхен остается один. Его намеренно пихают, а когда он отступает, чтобы освободить проход, толкают еще раз, только сильнее, и грубость уже неприкрыто горит близко к лопатке. Он давно привык, да и не маленький уже, но от растерянности ничего с собой поделать не может. Стоит и молчит, пока грязь, потоком льющаяся с чужого рта, свешивается с ушей. И только когда слышится громкий крик, зовущий его, поднимает взгляд и смотрит на то, как сотрудник парка пристегивает Ëнджуна к сиденью. Тот машет ему и кричит через всю толпу, чтобы тот не боялся, потому что умирать так просто он не собирается. — Я знаю, — тихо отвечает Тэхен. Тянется робко рука вверх и машет едва ли заметно, но по вспыхнувшим искрам в лисьих глазах понятно, что Ëнджун все видит. Все же Тэхену удается уговорить Ëнджуна, и вместо банджи они гуляют по замку Принцессы Авроры, где много фотографируются и веселятся среди детишек и взрослых, терпимым к ним и мило улыбающимся в ответ. Ëнджун загружает фотографии в инстаграм прямо на месте, а спустя пять минут под ними стоит сердечко и комментарий от Субина. Ëнджун улыбается и посылает тому красное сердечко в директ. Тэхен же в это время отвлекается на сообщение от Чонгука. И тоже отправляет ему совместную с Ëнджуном фотографию. — Капитан Чон? — лукаво произносит Ëнджун, внезапно оказавшийся рядом. — Да, — рдеют щеки оттенком заката. — Он знает, что мы дружим? — Ты ведь сам просил у него мой номер. — И он не забыл? — Нет, — сильнее краснеет. — Он не забыл. Ëнджун мечтательно вздыхает, берет Тэхена под локоть. До закрытия парни успевают сходить на лазерное шоу и заглянуть в магический театр. А перед уходом покупают замороженные йогурты с добавками в "Yogerpresso", жаренные вафли и кофе. Расставаться на мирной ноте отнюдь не грустно, это должен знать каждый не понаслышке, но ехать все в том же метро отчего-то тоскливо, хоть и наполненные самыми яркими впечатлениями грудные клетки вздымаются в унисон. Ëнджун теребит шифоновую ткань, Тэхен — бляшку ремня. От волнения Ëнджун нервно подергивает щекой, а у Тэхена спазмами скручивает желудок. И все же они вновь увидятся, пусть и через неделю. Когда приобретенный друг откликается лишь в интернете, это не должно вводить в транс, и по сути так и есть. Потому что каждый день даже на расстоянии чувствуется все так, будто они сидят вместе на лавочке и перемывают проходящим косточки. Это все прекрасно. И Ëнджун, и Тэхен никогда такого не испытывали, именно поэтому они стоят около выхода из метро и долго обнимаются. — Увидимся, — шепчет куда-то в шею Ëнджун, крепко стискивая друга в объятиях. — Надеюсь, выкрою время. — Не на следующей, так потом, — Ëнджун отодвигается, чтобы взглянуть на Тэхена. — Обязательно. Кивают друг другу головой, после чего расходятся в разные стороны. У Тэхена тянет в груди, он смаргивает жидкость и наперекор захлестывающим чувствам широко улыбается. У Ëнджуна есть Субин, а у него дело, которое он обязан раскрыть. И молчаливый Чонгук за стеной.