Истребление

Джисон наматывает круги вокруг клуба уже минут десять, потому что мозг Субина не распознает значение слов «свали в туман» совершенно. От удивленных, заинтересованных, а после уже откровенно насмешливых взглядов охраны, наблюдающих комедию почти что по Данте, и самому Джисону надоедает бегать с дурацкой корзиной в руках. Он тормозит у мусорного бака недалеко от служебного входа и, замахнувшись, выбрасывает её. Несколько цветов всё же вываливаются по пути и живописным, синим, брошенным пятном лежат на сыром асфальте. — Набегался? — Субин не заставляет себя долго ждать. Тяжело дышит, но дурацкая улыбка с лица ни при каких обстоятельствах не пропадет, да? — Это ты так спортом занимаешься? — Если точнее, я искал место, где можно было бы спрятать тело, — Джисон кривится от этой милой, чуть ли не до ушей, улыбки парня и, закатив глаза, идёт ко входу. Плевать. Надеется, что Минхо быстро закончит дела, и они уже поедут отсюда. Но глядя на льнущую к Минхо Соль, на его руки на её талии, на его губы на её, Джисон давит комок разочарования. Чёртов Минхо со своими супер важными делами. Мог бы и отпустить Джисона домой, если просто пососаться хотел, всё равно не разрешает ему водить, так что толку от него сейчас ноль целых ноль десятых. А Соль молодец, быстро отошла от истерики, кажется, она уже и забыла тот ужасный букет. Бесит. Вот же курица. — Что пить будешь? Сделать тебе мой фирменный коктейль? — Субин терпеливо ждал, наблюдая за Джисоном, кулаки которого мило сжимались, а глаза то и дело прожигали парочку посреди танцпола. — Нет, и ещё раз нет, — рявкает Джисон, забираясь на высокий стул у бара, поворачиваясь спиной к будущим женатикам. — Хорошо, тогда чай, — кивает, улыбаясь, и заходит за барную стойку. Бармен никак не реагирует, зато Джисон хмурится. — Ты и тут работаешь? — он снимает кожанку, от чего глубокий вырез демонстрирует рельефные грудные мышцы. Ну что за показушник? — Субин по призванию бармен, — откуда ни возьмись тот самый парень, с которым Минхо общался ранее, подсаживается на соседний от Джисона стул, — и бариста, наверное. Хотя, бариста из него так себе. — Эй, у меня всё отлично получается, — бурчит Субин, закатывая рукава чёрной рубашки с красным орнаментом. — А мне зачем это знать? — Джисон отводит взгляд, наблюдая за своими пальцами. Музыка громко басит, людей на танцполе за время их импровизированной пробежки заметно прибавилось. — Я просто пытаюсь прорекламировать тебе Субина максимально выгодно. Повертись, — парень ведет пальцем по воздуху, очерчивая круг, и Субин повторяет это незамысловатое движение уже собственным телом. — Видишь? Красавец же. — Ага, — про то, что у этого красавца мозг куриный, Джисон лучше промолчит, мало ли ему в жизни проблем, да? Новых точно не нужно. — Что пьешь? — Уджин сидит, повернувшись лицом к залу, разместившись удобно на стуле, но когда чует приятный малиновый аромат, двигается ближе к чайнику. — Чай, — отвечает за него Субин, наливая яркую жидкость в стеклянную чашку. И как только у него получаются такие яркие цвета? Они ему подходят. Субин, если прислушаться к ощущениям, играл многими красками, и они точно выбивались из привычной глазу палитры. А Уджину подходило то, что он сделал. Волосы выкрашены в холодный блонд, отдающий прозрачным закаленным стеклом. Черты лица у него тоже резкие, острые и заточенные. От этого парня веет легким отстранённым холодом, но на лице всегда улыбка. Джисон бы назвал его стеклянным принцем, но чёрные разводы по всему телу и необъяснимое чувство уверенности, исходящее от него, не давали волю именно таким ассоциациям. — Просто чай? Тебе что, Минхо не разрешает пить? — Уджин двигается ближе, отбирая чашку у Субина, который недовольно цокает языком. — Так ты его не слушай, вот Субин меня никогда не слушает. — Так ты мне и не хозяин, — Субин достает вторую чашку и, налив, ставит возле Джисона. — А кто вы? — Джисон инстинктивно берет её в руки, но Субину для улыбки и этого достаточно. — Друзья, — легко пожимает плечами Уджин, аккуратно отпивая горячую жидкость. — Неплохо. — Моя семья работает на семью Ким с самого моего рождения, поэтому он постоянно ко мне приставал. Ребёнком был не особо симпатичным, мало кто хотел с ним играть. Выбора не было, пришлось с ним подружиться, иначе он постоянно ныл или жаловался моей маме. — Ага, именно так всё и было, — кивает Уджин, прикусывая губу от смеха. — Это он пытается выглядеть круто, прокатило? — шепчет, придвинувшись к лицу Джисона. — Нет. Джисон пил чай, иногда поглядывая на часы. Время тянулось отвратительно долго: они приехали сюда около двух, сейчас почти шесть вечера, народу прибавилось, музыка стала более громкой, наряды более откровенными. Блики от ярких световых шаров больно били по глазам, особенно в сочетании с отблесками от стекла. Чтобы, наконец, полностью отмахнуться от Субина и его расспросов, Джисон повернулся к нему спиной. Уж лучше смотреть на попытки эротических танцев молодых и не очень дам, чем на придурочный взгляд Субина. Уджин ушел часом ранее, сославшись на дела и что ему в этой парочке нет места, Минхо тоже пропал вместе с Соль и думать, чем они там занимались, совершенно не входило в его планы. До тех пор, пока Минхо не появляется, спускаясь со второго этажа с отвратительно красными губами, затуманенными глазами и растрепанными волосами. Почему-то от такого хочется ему врезать. Нет, только посмотрите на него! Додумались хоть скрыться в уединенном месте. Соль выглядит счастливой, наверное, у неё болезнь, и это выборочная амнезия. Сколько раз она уже забывала то, как Минхо к ней относится? Представлять, какой именно будет эта пара после свадьбы, Джисон совершенно не хочет. Зато представляет лицо Соль, когда так, невзначай, скажет ей, что только он, Джисон, может поднять настроение Минхо, и защитить его тоже может только он. И убить его тоже может только он. Он бы подсел сейчас за их стол в самом центре, ко всем подругам Соль, к их расслабленным парням и сказал бы всё это, глядя прямо ей в глаза. Наверное, она бы разозлилась и от собственной беспомощности просто расплакалась, а Минхо… — Хочешь потанцевать? — Субин врывается в мысли, как всегда, без предупреждения. Приходится наклониться влево, чтобы не быть так близко к нему. — Нет. — А я хочу, пошли, — он обходит стойку, ведет пальцами по ней, а потом, сразу же, плавно и даже как-то неожиданно для Джисона берет его за обе ладони. Руки у него тёплые, пальцы длинные, но это потом, первым делом Джисон пытается вырваться. — Не заставляй меня применять силу прямо тут, Субин, — строго говорит Джисон, но как о стенку горохом. Субин в раза два больше и сильнее, тянет за собой, не прекращая улыбаться. Джисон смотрит под ноги, чтобы не запутаться, всё ещё пытаясь высвободить свои руки из чужой хватки. У столика Минхо под его удивленный взгляд освещение меняется на более темное, а ритмичная музыка на медленную и плавную. — Твою мать… — стонет Джисон, оказываясь уже в объятиях Субина. Джисон только до груди его достает, на ней скрестив руки, чтобы хоть немного увеличить расстояние между ними. — Эта песня напоминает мне тебя, — Субин наклоняется к уху, для этого ему, конечно, приходится постараться, но так Джисон в его руках словно маленький плюшевый медвежонок. Под завывания какого-то не особо умного исполнителя, который сравнивает любовь с колючей розой, а себя с птицей-суицидницей, с мест поднимаются всевозможные парочки, окружая прячущегося в вырезе чужой рубашки Джисона, и обнимающего его за плечи Субина. Чувство не то, чтобы отвратительное, но Джисон не хотел бы находиться тут. Он никогда не любил быть в центре внимания, да и любое внимание с годами стало чем-то сродни сигналу к бегству. Там, где он жил, нельзя было попадаться на глаза, там, где он пытался достать еду, тоже. Джисон даже разговаривал сам с собой каждый вечер, чтобы не забыть родную речь и вообще не разучиться говорить. Мир в центре Сеула ощутимо разнится с миром в трущобах, но всё равно Джисону хочется скрыться в безопасное место. Пусть это даже и будет квартира Минхо. Стоять с закрытыми глазами, пока Субин кое-как пытается двигать его тело, вскоре надоедает. Несмело повернув голову влево, проигнорировав руку Субина уже на своих волосах, Джисон оценивает обстановку. Из-за одиноко мелькающего фонаря над центром танцпола разобрать, кто есть кто, совсем непросто. Джисон пытается найти Минхо, уступая Субину и позволяя двигать их тела по кругу. И находит. Сначала сталкивается с его фигурой, заметной, потому что привычной, а потом, когда свет проходится по его лицу, и с его взглядом. И совершенно всё равно, что он небрежно обнимает Соль за талию, всё равно что она его целует, а Минхо пытается отвечать. Минхо целует Соль, а сам смотрит на Джисона, который спрятан в чужих руках, словно собственность. От этого Джисону не по себе, сердце вдруг начинает стучать громче музыки, ладошки потеть, а щеки гореть, но поймав зрительный контакт, он не может отвести взгляд. С ним всегда так. Минхо будто специально смотрит так, настойчиво и с призывом, завлекая в свою игру. Он словно задает миллион вопросов, ответы на которые уже знает. И Джисон ведется, из раза в раз. Тянет эту нить, пока кому-то, чаще всего Минхо, не станет скучно. Рука Субина на волосах Джисона, нежно поглаживает, заправляя короткие пряди за ушко, вторая так же аккуратно массирует плечо. Джисон видит всё то же и на Соль, словно в отражении. Джисон останавливается на секунду, выдерживая пристальный взгляд, кажется, в этот раз максимально долго, их личный рекорд. Субин тоже тормозит, наклоняясь к уху Джисона. — Всё в порядке? — Мг. Джисон чувствует легкий укол разочарования, потому что Минхо не остановился. Может, на секунду или даже меньше, но он продолжил двигаться с Соль в медленном танце. Из-за ухмылки, выступившей на лице Минхо, Джисон понимает, что он знает, что пытался сделать Джисон. Ну, это всё равно не мешает им смотреть друг на друга. Наверное, Джисон опять развеселил его. В какой-то момент из-за этих гляделок, Джисону пришла в голову мысль тоже встать на носочки и поцеловать Субина. Даже не Субина, а так, кого-нибудь, чтобы при этом смотреть в глаза Минхо и понять, наконец, что он чувствует. Но благо музыка быстро сменяется привычной клубной, а от крепких объятий, от которых Джисон приходит в себя только с приступом боли, потому что Субин не рассчитал и переместил руки на спину Джисона, сжимая её вместе с толстовкой, хочется кричать. В глазах даже мутнеет на секунду, воздух приходится ловить ртом, всё-таки это было слишком неожиданно. — Знаешь, я… — голос Субина фонит, превращаясь в сплошной писк, дышать становится намного труднее. — Ты сейчас пойдешь прятаться, Субин, пока я считаю до трех. От резкого тона Минхо (откуда он вообще тут взялся?) Джисон опять вдохнуть не может. Он просто пялится на Субина, который начинает что-то понимать, круглыми, испуганными глазами смотря на Джисона. И на Минхо, челюсти которого очень напряжены, так же, как и кулаки в карманах брюк. — Я… прости, Джисон, что случилось? Почему ты такой бледный? — Субин то ли бесстрашный, то ли бессмертный, то ли тупой, потому что на Минхо он не обращает никакого внимания, хватаясь одной рукой за волосы, а вторую тянет к Джисону, который в край запутался, как ему вообще реагировать в подобной ситуации. — Все нормаль… — Иди умойся. Чужую руку Минхо перехватывает у самого лица Джисона, отталкивая. Так правило «не прикасаться» применяется только к Джисону? Субин, наконец, замечает и Минхо, и его совершенно не добродушное настроение, но (нет, правда, он бессмертный?) сделав шаг к Джисону, Субин снова пробует взять его за руку, а Джисон, пытаясь спасти ему жизнь, делает шаг назад и заводит руки за спину. — Джисон… — Милый, чем ты тут занимаешься? Я скучаюююю… Бросив извиняющийся взгляд на Субина, который больше не делал попыток приблизиться, Джисон, проморгавшись, быстро направляется к уборной. Она тут на редкость общая для людей и полуоборотней. Спина немного пульсирует, но уже не так больно, как минутами ранее. Умывшись холодной водой, Джисон смотрит на себя в зеркало, прекрасно понимая, почему он выглядит таким… странным (?) и хочет провалиться под землю. Чёртов Минхо. Это всё он. Он неправильно действует на Джисона, в этом вся причина. Щеки опять начинают гореть от воспоминаний того дурацкого танца. Только сейчас становится понятно, как странно это выглядело со стороны. —Айщ! — Джисон опять открывает кран, набирает полные ладони воды и практически выливает всю на лицо. Зачем он влез? Да, Джисону было больно, очень больно, он мог даже отключиться прямо там на полу, но это же Минхо! Просто бы позвал охрану или отвернулся, как он делал всё это время. Джисону вообще-то нужно его ненавидеть. Так, как раньше, когда не знал его, когда прятался по подворотням, и винил во всех грехах именно его. Только ненавидеть как раньше почему-то не получается. Возможно, потому что есть люди пострашнее Минхо или потому что он, в общих чертах, не такой, каким его представил Хенджин или же сам Джисон. Или Джисон опять как оголодавший пес готов поверить в сытный ужин, когда ему бросили только лишь косточку. Джисон не знает. Но знает, что ему пора. Умывшись ещё раз, плетется к привычной барной стойке. Правда, вопреки ожиданиям, Субина тут нет. Зато есть Минхо. Один. — Малыш, — Джисон подходит к стульям, но не смотрит на развалившегося спиной на стойке Минхо. От этого человека исходит слишком неправильный аромат, развязный такой, приторно сладкий, отдающий в виски фейерверками. — Эй, малыш, — Минхо тянет, хихикая, и где успел так нажраться? Джисон всё же поворачивается к нему, встречая чужой, абсолютно расфокусированный, но приклеенный к себе взгляд. — Что? — Домой хочу, — домой он хочет. Ну и пусть едет! Джисон протягивает руку для ключей, но Минхо не спешит, наклоняя голову ещё ниже к плечу. — Забыл? Ты не водишь. Вызывай такси. — А машина? — Что с ней? Заберу завтра. — А Соль? — А с ней что? — Где она? — А мне откуда знать? Ушла. А вот сейчас Джисон вообще ничего не понял. Пять минут назад она была тут, да и их брачный танец намекал, что на этом сегодня они не остановятся. Но вопрос в силе, где Соль? Минхо, будто услышав мысли Джисона, просто пожимает плечами. — Поехали. Я могу вести. Машину тут точно облюют, до утра ничего не останется. Не дожидаясь ответа, Джисон выходит на улицу. Заметно потемнело и похолодало, но от этого дышится и думается намного легче. Последние насыщенные краски заката обагряют горизонт, Джисон пытается не смотреть, всей душой терпеть не может их. Он кутается в толстовку, поджимая ушки, пока дожидается Минхо. Ему же от выпитого никакой ветер не страшен, идет вальяжно, ещё и пиджак снимает. На протянутую для ключей руку Джисона опять ноль внимания. Минхо достает телефон, печатает что-то, его длинные ресницы кидают тени на бледные щеки. Джисон ловит себя на мысли, что откровенно пялится, но ничего поделать не может. Вернее, даже не хочет. Рядом с Минхо не чувствуется угроза, не бьется паника в висках и не хочется бежать, куда глаза глядят. Конечно, это не отменяет того факта, что он максимально сложный человек, но... А что но? Это такое оправдание за то, что жить в доме врага оказалось очень даже ничего? Возможно, Джисону стало бы хоть немного за себя стыдно, но банальную потребность в комфорте он отрицать не может. Ненавидеть и презирать себя будет потом, когда всё закончится, а сейчас он просто хмыкает, поджимая губы. — Здравствуйте, господин. На незнакомый голос Джисон хмурится, пытаясь понять, откуда он вообще взялся. Минхо передает мужчине в чёрном костюме ключи, кивая меж тем и Джисону, чтобы не стоял как статуя, а сел в машину. Сев на заднее сидение, Джисон морщится от знакомой боли. Наверное, из ран просочилась кровь и подсохла вместе с тканью на коже. Хреново. Машина плавно движется, мелькают расплывчатые огни города, прохожие превращаются в размытые пятна на дороге. Джисон пытается сфокусироваться на чём-то одном, но картинки слишком быстро меняются, а назойливая боль в спине никак не хочет тоже расплыться и исчезнуть. — Спасибо, — легко кланяется Джисон, когда водитель останавливается на внутренней парковке комплекса. Забрав ключи, он спешит за Минхо. Интересно, по десятибалльной шкале, насколько он пьян? Стоит, вроде, ровно, может, немного раскачивается взад и вперед, но тело расслаблено, даже взгляд. Сегодня он немного другой. В лифте Джисон жмется к стене, прикрыв глаза, чтобы не видеть себя в отражении полностью зеркального лифта. — Тебе больно? — голос Минхо всё с того же расстояния, только тон не участливый, а заинтересованный. — Нет, с чего это? — У тебя вся спина в крови. Джисон прикусывает губу, не зная, что сказать. Надеется только, что сможет отмыть эту толстовку, потому что другой у него нет. Ещё, кажется, Хенджин собрал ему пару медикаментов, там точно должны быть обезболивающие препараты. Дверь лифта с характерным «дзинь» открывается, выпуская хозяина на свой этаж и Джисона за ним. В квартире привычно светло, мягко горят гирлянды, пахнет чистотой и ещё чем-то. Карри? Джисон идет на запах, прямиком на кухню. На обеденном столе, коим вообще за всё пребывание Джисона здесь не пользовались, накрыт ужин. Ярко выделяется запах карри, перебивающий все остальные. Суп из морских ушек, салат из овощей и рыбы, а также кремовые пирожные возле вазы с белыми пионами украшают стол. — Ого… — Джисон оборачивается, встречая такой же удивленный взгляд Минхо. — Ушел? — зачем-то спрашивает очевидное. Судя по всему, Чонин ушел совсем недавно, от еды ещё исходил пар и аромат. Живот начинает урчать, от чего Джисон накрывает его ладонями. — Снимай толстовку, потом поешь. — А? — Джисон оборачивается, наблюдая за тем, как Минхо бросает пиджак на диван, подбирает с низкого столика у телевизора пакетик с логотипом аптеки и снова возвращается на кухню. — Да там ничего серьезного… — Раздевайся, малыш, иначе останешься без ужина. Знает же куда бить, скотина. Пока Минхо раскладывает баночки и мази на столе, Джисон старается хоть на миллиметр отодрать толстовку, но безуспешно. Больно так, что кровь уже и на губе выступает от сильных укусов. — Подожди, не дергай, — Минхо подходит к Джисону со спины, касаясь краев кофты. На кожу попадает что-то до жути холодное и влажное. — Ауч, — кожа покрывается мурашками и от жидкости на теле и от того, что Минхо так близко. Хорошо, что Джисон его не видит, а стоит спиной, опустив покрасневшие щеки, сжимая сидение высокого стула. — Это антисептик, в нём много глицерина, печь не должно. От кожи спустя пару секунду Минхо удаётся легко оторвать толстовку. Не без крови и зажмуренных глаз Джисона, но зато никакая ткань теперь не въедалась в раны. — Больно? Дать обезболивающее? — Минхо касается капюшона, Джисон придерживает подол. Утром Минхо, конечно же, спишет это на алкоголь, но сейчас он почему-то прикасается к нему. Аккуратно, почти подушечками пальцев, но Джисон всё равно вздрагивает. Антисептик, смешанный с кровью, течёт крупными каплями по его спине вниз, оставляя дорожки. Живого места на спине практически нет, его нужно очень постараться поискать, что и делает Минхо, обводя пальцами особенно крупные раны. Джисон стоит зажмурившись, его, кажется, даже трясет. Ощущения не самые приятные, антисептик всё ещё в некоторых местах саднит, а раны ноют, моля обратить внимание. Только вот вместо Джисона на них обращает внимание Минхо, которому должно быть, во-первых, всё равно, а во-вторых, очень некомфортно и противно прикасаться к нему. И Джисон мог бы хоть голос подать, чтобы вывести его на трезвую дорожку, но он молчит, прислушиваясь к новому теплу вокруг ран. Надавив ладонью на лопатку, где относительно нормальная кожа, только несколько синих гематом, Минхо облокачивает Джисона о высокий стол. Доктор сказал наносить мази и менять повязки три раза в день, но Минхо благополучно забыл обо всём, и вот к чему это привело. Джисона трясет, он, наверное, едва сдерживается, чтобы не застонать или даже заплакать. Наносить мазь тоже приходится аккуратно, кожа под пальцами ощущается как раскаленный металл. — Чонин, если что, не умеет готовить, зато карри из этого ресторана очень вкусный, — Джисон не сразу понимает, что и кому говорит Минхо, от боли он плотно зажмурился и положил голову на сомкнутые руки на столе. — М? — Это мой любимый ресторан, работает уже 45 лет, знаешь? — Джисон приподнимает голову, чтобы повернуть её, но Минхо всё равно не видит, он стоит позади и втирает мазь. — Вы там часто обедали с Чонином? — Нет, — его руки пропадают, и это, почему-то, тоже ощущается. Рвётся марля, потом клеится к телу. — Там работала моя мама. Сначала работала, потом встретила отца, потом вышла замуж, потом родила меня, потом умерла. Всё как у всех. Джисон улавливает еле ощутимую горечь в голосе, хоть Минхо и старался сказать это беззаботно и обыденно. — А Чонин? — в этой истории младший брат Минхо как-то не фигурировал, и Джисон решается спросить, всё равно Минхо разоткровенничался. — Садись есть. Забери всё это в свою комнату, утром тоже нужно сделать перевязку. Минхо бросает на стол упаковку от специального бинта без волокон, а сам уходит мыть руки. По пути ему звонит телефон, и он задерживается в гостиной, а Джисон стоит посреди кухни, не зная, что делать. Вроде, ему разрешили есть эту еду, но Минхо должен по всем правилам из кодекса первым сесть за стол. Но карри так вкусно пахнет, что Джисон просто не может терпеть. Отодвинув стул и забравшись на него с ногами, Джисон накладывает с большой миски несколько ложек себе в блюдце. Вкус такой яркий, Джисон даже глаза прикрывает от наслаждения, поднося ко рту вилку за вилкой. Минхо приходится переспрашивать отца по нескольку раз, он всякий раз теряет нить разговора, как только видит довольно пританцовывающего на стуле Джисона. Щеки, без того круглые, становятся ещё больше, ушки мило поджимаются, правда, он морщится от слишком резких движений, боль дает о себе знать. — … так что в три подъезжай к зданию суда. — Что? В три? Хорошо. Минхо отключается, всё равно ничего не понял, берет со стола упаковку таблеток, наливает стакан воды и садится за стол напротив Джисона, который от удивления перестает жевать. — Что? Я не могу посидеть у себя дома за своим обеденным столом? — Джисон на это быстро приходит в себя, даже глаза старается не закатывать. — Извините, я просто начал есть без Вас, — но жевать и подсыпать себе он всё равно не перестает. Минхо прикусывает губу: он чертовски пьян, но вечер неожиданно стал приятным. Проверяет уведомление, пришедшее только что, ухмыляясь ещё больше. «Изверг, зачем Субина запугал?» «…» «В жопу засунь себе эти точки! Что он тебе сделал? Умом тронулся?» «Классная прическа, дружище» Следующие сообщения Минхо уже не проверяет, отключив даже вибрацию. — Вам чего нибудь насыпать? — Джисон тычет пустой ложкой на ещё нетронутый суп, но Минхо отрицательно машет головой. — Я не ем дома. — Почему? — Минхо не собирается отвечать, Джисон понимает, кивая. — Я уберу на кухне, чтобы запахов не было. Минхо кивает, откинувшись на стул. — Кстати, завтра твой выходной. Так будет лучше. Минхо нужно встретиться с отцом, но Джисона брать с собой он не хочет. Пусть прогуляется по любимым местам, встретится с друзьями, Минхо слышал, что такое лечит, помогает. — Правда? — от удивления он даже перестает жевать, и без того круглые глаза теперь похожи на монеты. — Весь день? — Хм, слишком просто, не находишь? До двенадцати. Потом Золушка должна вернуться домой. — Минхо наблюдает за тем, как загорается лицо напротив, как улыбка расцветает на лице, а сам Джисон благодарно кивает. — Спасибо, спасибо, спасибо! В двенадцать буду со всеми туфлями! — он встает со стула, чтобы ещё раз поклониться, а после умчаться в свою комнату. — Стоять. Джисон тормозит у арки, ведущей из кухни в гостиную, всё ещё не в силах перестать улыбаться. Чтобы бы ни сказал Минхо дальше, настроение ему вряд ли уже что-то испортит. — Да? — Телефон. Мне нужен твой номер. И забери лекарства. — Хорошо! Секунду. Джисон подбегает к столу, сгребает все банки в кучу и, прижав к груди, несется в комнату, стараясь не сильно светиться от счастья, но черт возьми! Он завтра, возможно, увидит Хенджина! Достав телефон из-под матраца, он быстро заходит в контакты и повторяет свой номер. Пары раз хватает для того, чтобы его выучить и продиктовать Минхо, который, записав его «мой малыш», отправляет Джисона спать. «ХЕНДЖИН! У меня завтра выходной 😊» «Ты сможешь освободиться? Хотя бы на часик? Приду куда скажешь!» Ответ приходит спустя минуты три, и Джисон в этот день правда может назвать себя очень счастливым. «Конечно. Я освобожусь. Буду ждать нашей встречи.»