Истребление

— Встретимся сегодня в «Розовом Раю» около семи? У меня так много новостей! Помнишь мою Чим Чим? Так вот она стащила пудреницу, и я не могу её найти, даже маму просила обыскать комнату, но она тоже ничего не нашла. И ещё… — Ага… — Минхо поддакивает автоматически, разглядывая переменчивое небо. Погода странная, но для Сеула это норма. То дождь, то солнце, то снег, то засуха. В детстве время почему-то ощущалось по-другому: то, что длилось всего пять минут, отпечаталось в памяти чёрной вечностью. В тот день погода тоже была переменчивой. — … если я найду похожую в интернете, то пришлю тебе фото. В любом случае, можно сделать на заказ. И ещё… Напротив здания суда большой парк с аттракционами и ежегодной ярмаркой, спонсируемый когда-то отцом Минхо. В нём всегда полно народу: мамы с колясками, отцы с маленькими футболистами и принцессами, и с теми, кому тут не место. Минхо переходит дорогу на светофоре, приближаясь как раз в нужный момент. Двое мальчишек толкают совсем крошечного полуоборотня с окна детского домика, пряничного, как из сказки про Гензель и Гретель, и вместо колючей щебени он с испуганным выдохом оказывается в руках Минхо. — Оп, поймал. — Поймал? Ты о чём? А, кстати, цветы, которые ты прислал в прошлый раз, мне очень даже понравились. И… — Минхо прячет телефон в карман, убрав звук на минимум и, отпустив трясущегося ребенка, садится перед ним на корточки, подтянув узкие брюки на коленях. — Господин! — дети, вытолкавшие мальчика, быстро спускаются по ступенькам и подбегают к Минхо. — Вы пришли наказать его? Ох, спасибо Вам! Он нас вообще не слушал! — Да, сидел как баран, уперся и не хотел уходить, а мы его просили! — поддакивает второй мальчик, а полуоборотень с мягкими, большими щечками, огромными глазками, опущенными к земле, тихо начинает всхлипывать, поджав кошачьи ушки. — Я тоже хочу тут играть, — выдыхает он с обидой, утирая со щеки большую слезу. Минхо думает, что она такая огромная, потому что и глаза у него тоже такие, на пол-лица. — Но эта площадка не для зверей, убирайся давай, господин, накажите его! — мальчик от нетерпения прыгает на месте, толкая друга в плечо. — Да, мы хотим играть уже! Минхо переводит взгляд с полуоборотня, с его потрепанной одежды, грязных пальцев, сжимающихся в крошечные кулачки, на двух человеческих детей, с шелковыми переливами на чистых волосах, на ухоженную и теплую одежду, новую обувь и улыбается им. — Идите, я разберусь. — Накажете его? — хмурится один, отступая уже к качелям. — Конечно. — Спасибо Вам, господин! Парни убегают, оставляя Минхо почти наедине с маленьким полуоборотнем. По аллее ходят люди, бросая в их сторону косые взгляды, но в основном им нет никакого дела, что происходит или произойдёт с этим ребёнком. — Где твои родители? — Минхо выпрямляется, поправляя брюки, отчего мальчик кажется ещё крошечнее. Он складывает руки впереди себя, опустив голову и прикусив нижнюю губу. — На работе. — А ты почему здесь? Разве не знаешь, что это место для других детей? — Минхо отчитывает его, ведь дети, почти покалечившие маленького полуоборотня, поступили бы плохо, но если бы этот ребенок был в положенном ему месте, он бы точно был в безопасности. — Но почему я не могу быть тут? — вдруг его большие карие глаза в открытую смотрят на Минхо, и он даже не сразу понимает, что вообще отвечать. — Почему я не могу просто кататься с горки? Даже один раз? Даже когда пропущу всех детей, а потом сам спущусь разок? Почему? — Потому что у каждого в этом мире есть свое место. К сожалению. Те, кто придумал эти различия, не хотят видеть тебя рядом со своими детьми, — чеканит Минхо, запуская руки в карманы брюк. Он не может объяснить себе, почему именно злится, и это злит ещё больше. — Мама говорит, что мы все одинаковые. И Вы, и я, и даже они, — маленький пальчик указывает на здание суда, и Минхо так и оставляет взгляд там, на огромной статуе с завязанными глазами и чашами весов. — Твоя мама не права. Это всего лишь утешение, чтобы тебе было чуточку легче, но она тебе врет. Никто не может быть равным. Даже среди людей нет равенства, на что вообще рассчитывает твоя мать? — хмыкнув, Минхо достает с кармана вибрирующий телефон. Кажется, Соль давно отключилась, что не может не радовать, но тысячи смс от неё вычеркивают слово «радость» из контекста. Очищая уведомления, Минхо выходит на аллею. Отец тоже написал, что подъезжает. — А я могу… — хвостик позади себя Минхо замечает не сразу, поэтому хмурится, оборачиваясь на детский голос, — встретиться с президентом? Или главным судьей? — Почему спрашиваешь у меня? — огромные глаза и разводы на щеках делают ребенка похожим на какого-то мультяшного персонажа, но на какого именно, Минхо пока вспомнить не может. — Просто, вдруг Вы знаете? Люди же знают всё. — И что ты ему скажешь? — Я попрошу его изменить правила, — решительно кивает ребенок под смешок Минхо. — И почему он должен их менять? — Потому что от них нам всем плохо. Я ничего плохого не делаю, моя мама тоже, папа вообще приходит с работы поздно ночью и уходит, когда я сплю, он даже если бы хотел, то не успел бы сделать ничего плохого. Я знаю, что человеческим детям говорят держаться от нас, от таких как я, подальше, но на самом деле, это мы их боимся, это они могут очень больно бить, обидно обзывать, или… не важно. Просто, президент же хороший? Он должен нам помочь. — Это тебе тоже мама сказала? — Нет, это я так придумал. Если бы я был президентом, я бы сказал, что мы все одинаковые. Тогда бы больше никто не плакал. — С этим тебе не к президенту, а к богу, но за его существование я ручаться не могу. — Привет. Хенджин оборачивается на несмелый голос Джисона, осматривает его с ног до головы и, спрыгнув с высокого стула, протягивает руку. Джисон пялится на неё, не зная, что делать, но всё-таки хватается в ответ, закрывая глаза от нахлынувших разом эмоций. — Где ты был? — Хенджин всё так же держит его за руку, игнорируя панику и неприятное чувство внутри. Джисон очень расстроен, но продолжает натягивать улыбку, а она всё равно скатывается вниз. Что-то случилось, но нужно ли это знать Хенджину? — Гулял недалеко, — проморгавшись, Джисон высвобождает ладонь и садится на стул, кивая Сынмину, который, естественно, полностью его игнорирует. — Как твои дела? Это что? Синяк? Джисон тянется к небольшой отметине на шее Хенджина и хмурится. Неужели его опять травмировали на работе? — А, это. Ага, ударился, — Хенджин усмехается, потирая шею ладонью. — Не волнуйся, я сам стукнулся. Чисто теоретически, это Хенджин отпрашивался с работы минетом, так что да, эти последствия тоже его рук дело. — Что пить будете? — нехотя спрашивает Сынмин. Гостей в зале пока мало, а у барной стойки всего двое. — А есть что поесть? Я не успел перекусить, желудок уже с позвоночником облизывается, — Джисон извиняющее улыбается, на что Сынмин только глаза закатывает. — Такого ничего нет. Либо пейте, либо уходите. — Хэй, у тебя какие-то проблемы? — Хенджин улыбается, но Джисон чувствует: его голос угрожает. — У меня проблем нет, а у тебя? — парень за стойкой копирует улыбку и даже позу, отчего Джисону хочется попросить их перестать, но пока даже ничего не происходит. — Если я поставил мелкого на место, тебе это не дает никакого права влезать в то, о чём ты даже не догадываешься. Тем более, принимать одну из сторон. Или я не прав? — Сынмин комкает полотенце, но холодной улыбки не убирает. — Ты хоть раз был прав? Я слишком хорошо тебя знаю, Хенджин, и то, что ты втягиваешь всех в свои тупые игры, однажды вылезет тебе боком. Мне всё равно на тебя и на дружка твоего тоже, но мне не всё равно, если из-за тебя пострадает Чонин, понял? Рамен подойдет? — Конечно, мне без яйца, а тебе? — Джисон подвисает: его сейчас что-то спросили, или они всё ещё спорят? Он кивает, непонятно чему, но кивает. Сынмин уходит, бросив полотенце и убрав, наконец, притворную улыбку. — Что случилось? Может, нам лучше уйти? — Джисон приходит в себя, тут же закидывая Хенджина вопросами. — С чего бы? Тут безопасно. — Но Сынмин… — Вот поэтому. Ему всё равно, и мы в безопасности. — А что ты сделал Чонину? Что вообще происходит? — Всё нормально, Джисона, перестань так округлять глазки и лучше расскажи, как дела у будущего президента. — Ну… — в зале играет инструментальная музыка, что-то народное, но с элементами электро-рока. Джисону очень интересно посмотреть на человека, подбирающего композиции, потому что они всегда ему нравится. — Что? — Хенджин стучит пальцем по стойке, Джисон извиняющее улыбается. Ладно, сначала нужно поговорить о делах, потом он спросит о том, как дела у Хенджина. — Минхо вроде как безобидный. Ну он тусуется с разными компаниями и не унижает нас на каждом шагу, как это делает его отец, но печется о своей безопасности, поэтому сказал, что я ему нужен пока не станет президентом. — Ты должен остаться подольше, понимаешь же? — Хенджин внимательно слушает. Джисон старается не смотреть на него вовсе, потому что Хенджин, во-первых, правда ждет от него информацию, причем важную, Джисон должен постараться, а во-вторых, Хенджин очень красивый. Правда, в его красоте так много всего, Джисон не раз засматривался, а потом не мог мысли в кучу нормально связать. — Конечно. — Что насчет семьи? Почему про Чонина неизвестно вообще ничего? Я порылся в прессе, и про второго сына президента нет никаких упоминаний. — Они… — почему-то именно эта тема даается Джисону особенно сложно. Будто он влезает в очень личное и вываливает на обозрение всему миру, который обязательно рассмеётся ему в лицо. Но он должен. — Чонина никто не воспринимает всерьез. Есть небольшое количество людей, которые знают о том, что Минхо и Чонин братья, но они точно будут держать язык за зубами. Минхо постоянно выгоняет его из своей квартиры, а отец… ну тоже. — Интересно. Значит, Чонин в их планы не входит. Тем лучше, пришлось бы тогда и Сынмина просить приглядывать за ним, — Джисон улыбается, потому что решил, что Хенджин шутит. Но Хенджин ещё никогда не был так серьезен. — Я скоро буду заниматься подготовкой полуоборотней, новый офис просто идеален, — Хенджин кивает Сынмину, принесшему им еду. Джисон сразу же накручивает на палочки вермишель, обжигая рот таким горячим, но таким вкусным раменом. — Подготовкой? Ты же типа секретарь Чанбина, — с набитым ртом уточняет Джисон, всё-таки размешивая яйцо с содержимым небольшой посуды. — Пора кое-что менять, — глядя на его ухмылку, Джисон не сомневается в том, что у Хенджина получится. — Как проходит подготовка Минхо? — Ну отец просто таскает его по ужинам и приемам, показывает всем какой Минхо классный, а ещё Минхо точно женится на Соль, дочке главного судьи, — Хенджин смеется, вытирая рот салфеткой. — Серьезно? Только не эти двое, есть же партии получше, о чём только думает президент, — Джисон веселья вообще не понимает, поэтому Хенджину приходится объяснять нахмурившейся мордашке, — Чхве Джин вообще ничего не решает, его персона в политике давно перестала браться в расчет, потому что для принятия какого-либо решения Джину нужно обсудить его с женой, и только когда она решит, тогда он и сделает вид, будто сам пришел к этому. Забавный тип. Поэтому их свадьба бесполезна от и до. Есть дочь главы радикальной партии, например, и то больше толку вышло бы. — Но… — звучит логично, особенно вспоминая, что на ужине о свадьбе как раз говорила женщина, видимо, мать Соль, — может, у них чувства? — Если у них есть чувства, значит, нет мозгов, а мы оба знаем, что это не так. — Ну… — ладно, Хенджин прав. О чувствах это Джисон не о Минхо говорил, у него их вообще нет, ни к кому. Соль, вот кто влюблен и желает этой свадьбы. — Хэй! — от резкого звука рядом Джисон подскакивает на стуле, роняя палочки на пол. — Извини, Сынмина, можешь принести новые, пожалуйста? Чонин, прилепив ушки, сбежал с последней пары. Не то чтобы его сильно останавливали, однако если ещё раз позвонят отцу, ему точно влетит. Но решать проблемы нужно по мере их поступления, так ведь говорят? — Привет, — Джисон, держась за сердце, переводит дыхание, пялясь на парня, который, сложив руки у лица, мило улыбается и болтает ногами. — У тебя выходной? Чего меня не позвал? Или Минхо ненадолго отпустил? — Сынмин приносит новые палочки, кивая на улыбку Чонина. — Я… ну… да, выходной, — почему-то Джисону стыдно. Всё, что он сказал Хенджину о нём, правда, но всё равно стыдно. — Если ты не заметил, мы общались, и ты просто влез, — Хенджин наклоняется вперед, чтобы его было видно из-за Джисона, натянуто улыбаясь. — Эй, может нальешь ребенку молока? — Перестань, — тихо просит Джисон, на что Хенджин только громко хмыкает. — Простите, я не должен был, в конце концов, это твой выходной, веселись, Джисона, — Чонин сползает со стула, извиняющее улыбаясь. Джисон врезается ногтем большого пальца в ладонь очень сильно, почти до крови. Прости, Чонин. — Господи, если ты есть, то я не хочу видеть, во что превращается мой сосед, — стонет Хенджин, поднося к губам очередной стакан. — Чёрт, пусто. Прошло прилично времени. Джисон понял, что наступила ночь, когда зал заполнился полуоборотнями под завязку. Больше ничего насчет Минхо они не обсуждали, в присутствии Чонина это было неловко для Джисона и рискованно для Хенджина. Последний заказывал выпивку, пил как обычно много и на все попытки Джисона спросить о личном умело отмахивался. Признавать, что они не могут стать ближе, Джисон не хотел и отчаянно пытался разговорить Хенджина. — Сынмин твой сосед? Я не знал, тоже в комплексе живет? — Нет, когда-то был соседом, сейчас нет. — А когда? — Просто посмотри на них. Вздохнув, Джисон всё же оборачивается, оставляя попытки достучаться. Закрыто. То, что не хотел видеть Хенджин, у Джисона вызвало улыбку. Чонин тыкал в лицо удивленного и одновременно смущенного Сынмина кольцо. Да, кольцо, огромное такое, с цветочком хрустальным. — Чонин… — Так ты возьмешь или нет? — Кольцо? Чонин закатывает глаза. Ну серьезно? Если он заберет его, будет намного меньше неловкости, чем если продолжит пялиться и привлекать взгляды. — Да, кольцо. Это не предложение, просто мой первый подарок тебе, — Сынмин, наконец, приходит в себя, отпихивая руку парня и его первый подарок куда подальше. — Прекрати. — Эй, перестань вредничать! Ты не хочешь принять уже мой подарок? — Сынмин поворачивается к парню спиной. Секунду Чонин в шоке, а потом его лицо начинает светиться. Он понимает. — Ну, если хочешь, я всё-таки встану на колено. — Боже, нет! Иди домой, Чонин! Чонин громко смеется, схватив уже пунцового Сынмина за руку и утащив в более-менее спокойный и тихий уголок. Сынмин продолжает смотреть куда угодно, пол, потолок, швабры в углу, всё интереснее, чем Чонин, поэтому парень, хмыкнув, ныряет в его объятия, удобно устраивая голову на плече. — Прости, я просто хотел сделать тебе подарок. Ты всегда угощаешь меня, никогда не берешь деньги за еду или напитки, а я что? Кольцо просто попалось на пути, когда шел к тебе, и я подумал, что хочу, чтобы оно было на тебе, всегда. То, что будет напоминать тебе обо мне, где бы ты ни был, — Чонин краснеет, понимая, как глупо звучит, но всё равно говорит, потому что Сынмин должен знать. Чонин знает, что любит его, а он? Он знает? — Если бы я мог забыть тебя, — у самого уха выдыхает, отчего всё тело покрывается мурашками. Чонин жмется ближе, когда эти руки обнимают его в ответ, мягко сжимая. — Ты же приходишь каждый день, у меня не такая короткая память. — А у меня короткая, поэтому носи его, ладно? — бурчит обиженно в грудь, заставляя Сынмина улыбаться. — Ладно, буду носить всегда. Джисон первый раз едет на такси. Точно, деньги! О них он совсем забыл рассказать Хенджину. Что с ними делать, он до сих пор не понимал, но расплачиваться картой было... офигеть как странно. Странно не в приятном ключе, как хотелось бы, потому что сразу же после оплаты Джисон спрятал карту в карман поглубже, будто она жгла. Было в этом что-то неправильное. Второй раз он шагает по этой аллее один, и теперь он знает куда идти, на какой этаж подниматься, какой код набирать на замке, в какую комнату зайти, чтобы лечь спать, а уснуть хотелось невероятно, желательно, непробудным сном. Джисон слишком многое сегодня испытал, и разочарование от встречи с братом не сравнится с тем разочарованием, которое ему оставил Хенджин. Тем не менее, они оба оставили частичку желания не просыпаться завтра. Скинув куртку на пол, Джисон тут же поднимает её вместе с пакетом. Хенджин на прощание дал его со словами «просто акция 1+1, попробуй». Джисон стоит в коридоре, пялясь на стены почти минуту, потом вздохнув, идет в свою комнату. Минхо всё еще не было. Когда он вернется? Джисон не закрывает дверь своей комнаты, чтобы услышать хлопок двери. Садится на кровать, вытряхивая содержимое пакета на матрац. — Че за… Шампунь, маска, кондиционер, аргановое масло и ещё какие-то два спрея в стеклянных банках. Ну и нахрена они Джисону сдались? Запустив руку в волосы, он хмурится. Возможно, всё-таки нужны, но совсем немного. Волосы не такие жесткие, как были раньше, да и чистые. Взяв пару банок, Джисон вертит их на весу, подставляя под мягкий свет из двери: прозрачная жидкость сияет блестками, красиво отображая комнату. Присмотревшись, Джисон видит и себя. Свой внешний вид он всегда описывал одним словом — обычный. С ног до головы. Сам он с изюминкой, правда, только разозли и живого места вместе со священником не найти, но это уже детали, которые знать вовсе не обязательно. На нём никогда не задерживали внимание, не улыбались так, словно встретили, наконец, кого-то значимого. Может, поэтому и Хенджин… Нет, заткнись, Джисон, Хенджину от тебя точно не симпатичная мордашка нужна. Отбросив банки на матрац, Джисон выходит в коридор. Становится напротив двери и ждет. Скоро должен вернуться Минхо. Поворчит немного и отправит спать. Только он не приходит и не ворчит ни через пять минут, ни через десять, ни через полчаса. Джисон садится на пол, обнимая колени и уложив голову на руках. Комната быстро наполняется странными звуками, кто-то кричит, смеётся, плачет и пищит, для одного помещения это прям гремучая смесь. Джисон морщится, оказываясь на детской площадке. Почему-то он маленький. Или это всё такое большое? Нет, это всё-таки Джисон, и ему 5 лет. Он топает мимо шумных детей, куда-то, где тихо и спокойно. В пряничном домике, кажется, никого нет. Джисон опускается на колени, заползает через маленькую дверцу внутрь и замирает. На него смотрит маленький мальчик. Человеческий мальчик. — Ой, — песок давит на колени, Джисону нужно либо зайти, либо идти искать другое место, — можно? Мальчик кивает, и Джисон заползает внутрь. Почему-то слишком тесно, они сидят, соприкасаясь плечами, коленями, положив руки на них. — А что ты тут делаешь? — спрашивает Джисон, потому что мальчик, кажется, не собирался начинать разговор. — Прячусь. — От кого? — От всех. — Тогда мне нужно уйти. Джисон понимает, каково это — хотеть спрятаться ото всех. И понимает, каково это, когда хочешь, чтобы с тобой остались. Поэтому, когда мальчик хватает его за руку, молча садится обратно. — Как тебя зовут? — их ладошки, сплетенные в одну, лежат у Джисона на колене. — Минхо. — А я Джисон, но можешь называть меня, как хочешь, будем прятаться вместе. — Малыш. — Что? — Малыш. — Минхо, ты чего? — Малыш. Джисон резко распахивает глаза, встречаясь с чёрными напротив. Минхо, настоящий, не маленький и не выдуманный, сидит перед ним на корточках, вопросительно приподняв брови. — Ох, я уснул? — Да, и у меня пара вопросов. Давай по порядку. Почему ты уснул в коридоре, и второй, не менее важный, я тебе снился? — Джисон начинает понимать масштабы своего позора, тут же пораженно поднимая флаг в виде своих красных щек, но глаза не опускает, не до конца же позориться. — Уснул, потому что ждал Вас, и, наверное, поэтому Вы мне приснились. — И что же такого тебе снилось, раз твои щечки такие красные? М? — Джисон прикусывает губу, вспоминая сон и мастерски игнорируя намек и взгляд Минхо. — Ну видеть Вас таким крошечным, да ещё и в пряничном домике, было очень мило, — Джисон кивает, но Минхо хмурится, издавая смешок. — Ты следил за мной, что ли? — Чего? У меня выходной был, вообще-то! — Минхо, всё так же улыбаясь, будто знает больше, чем Джисон, поднимается. — Так и будешь сидеть? Иди постель стели, — он трясет большим пакетом, который Джисон вообще не заметил, и направляется к чужой комнате. Джисон всё-таки поднимается на затекшие ноги и идет следом. — Что там? — он останавливается позади Минхо, который разглядывал его комнату. Вернее, кровать. Вернее, те банки с шампунями. — Честно говоря, я думал ты притащишь в дом холодильник и всякую отвратительно пахнущую еду, но ты, как всегда, удивляешь. А это неплохая идея. Ну, про холодильник. И почему Джисон сам не додумался? Минхо бывает иногда таким полезным. — Я даже не знаю, как этим всем пользоваться. Просто подарили, пусть лежит. — Субин? — хмыкает Минхо, и Джисон, хмурясь, смотрит на него. Нет, кое-кто сегодня просто прелесть, Джисону даже придумывать никаких персонажей не нужно, Минхо сам отлично со всем справляется. — Ага, — кивает, наблюдая за красивым лицом. Минхо тоже красивый. Не такой как Хенджин, у Хенджина красота абсолютная, её видно издалека, а вблизи она ослепляет. С Минхо не так, его образ строится на деталях. Ровный идеальный нос, словно ненастоящий. Тонкие, но не узкие, не маленькие, не какие-то недостаточные, а идеальные губы. В плавном изгибе разреза глаз словно на горках катаешься и в конце концов понимаешь, что это лицо по-своему идеально. Такое, каким должно быть. — Перестань пялиться и бери свои подарочки. — Зачем? — Джисон, рассматривая лицо напротив, совсем не заметил такого же взгляда на себе. — Не выбрасывать же, да? Научу тебя быть красоткой. Джисон думает, что его жизнь с каждым днем всё больше и больше похожа на фантазию больного на всю голову автора, когда прижимает футболку к груди, и ждет, когда Минхо, наконец, отвернется, и он сможет снять штаны. — Что? — поднимает тот бровь, сидя на бортике ванны и водя пальцами по воде. — Отворачиваться не собираетесь? И вообще, эта Ваша ванна, Вы сами сказали, чтобы я душ принимал, — опять пытается оттянуть момент, но эта игра заранее проигрышная. — А теперь я говорю залезть в ванну. Давай, малыш, нервы у меня не железные, — Минхо кивает на воду, которую набирал пятнадцать минут, но по ощущениям будто вечность. Вечность, которую Джисон пытался придумать способ суициднуться. Когда Минхо сказал, что научит всем этим пользоваться, Джисон по наивности своей и глупости подумал, что он просто расскажет, но Минхо, как лучший учитель, начинает сразу с практики. — Ладно! Я отворачиваюсь. У тебя там есть то, чего нет у меня? — пока Минхо язвит, отвернувшись, Джисон быстро скидывает белье, комкая его в кучу и, закрыв глаза, вдохнув и выдохнув три раза, забирается в ванну. Минхо сидит на бортике, глядя в сторону, и Джисон даже на секунду подумал, что он нормальный человек, но шлет эту мысль на три веселые буквы, когда встречается с откровенно смеющимся взглядом через зеркало, которое тут на всю стену. И каким это надо быть придурком, чтобы не увидеть его? — Что ж, — прочищает горло и засучивает рукава рубашки, — начнем. Окунись. Это всегда пожалуйста. Джисон без раздумий соглашается и делает то, что говорят. Когда дышать уже становится тяжело, он выныривает, нет смысла уже топиться. — Так, шаг первый – шампунь. Ладонь, — Минхо открывает тюбик и выливает немного на ладонь Джисона, который старается как можно быстрее вспенить средство и закончить всё это, но... — Нет, мылить нужно не хаотично, ты не издеваешься над своими волосами, а заботишься, разница ясна? — Угу. — Если угу, тогда мыль от лба и к затылку, плавно и не сильно. Выдохнув, Джисон делает так, как говорят. Вскоре незаметно для себя он закрывает глаза, чувство слишком приятное, даже напряженные плечи опускаются, а легкая улыбка появляется на лице. Минхо хмыкает, мысленно аплодируя себе. — Достаточно. Теперь нужно смыть, — Джисон нехотя открывает глаза, забирая у Минхо смеситель с уже включенной теплой водой. — Смывай так же, води пальцами по волосам, когда перестанешь чувствовать липкость, можешь выключать воду. Аккуратно смывая средство, Джисон старается не забрызгать Минхо, сидящего на бортике. На волосах совсем скоро не остается шампуня, но пена, попавшая на спину, отдает легким дискомфортом, хочется почесать. Джисон переносит смеситель назад, ближе к спине, но Минхо перехватывает его, всунув в руки другую баночку. — Это маска, — Минхо пересаживается назад, так, чтобы было удобно смывать пену со спины. Он старается не смотреть на неё, поэтому смотрит на то, как Джисон сосредоточенно открывает баночку. — Немного, маску на корни не наноси, только по длине. — Столько? — Джисон показывает немного на ладони. — Да, пойдет. Джисон наносит средство так, как ему сказали. Пахнет это всё, кстати, приятно, зеленым чаем и жжёным сахаром, наверное. Минхо сказал сидеть так пятнадцать минут, но сам почему-то не собирался уходить. Джисон поднимает на него глаза и смотрит через зеркало, слегка склонив голову на бок. — Как прошел Ваш день? — почему бы не спросить? Не ответит, так не ответит, не сюрприз вообще. Джисон думает, что Минхо уже точно проигнорирует вопрос, так долго он молча пялится на него со странным выражением лица, будто выискивая подвох. — Просто интересно. — Без тебя скучно, — Минхо выбирает любимую манеру язвить. — А ты хорошо повеселился со своим другом, да? — Ну, нормально, — кивает. Джисону сейчас очень хорошо. Вода расслабила всё тело, голова от массажа словно ватная, так приятно и комфортно. Но когда ему хорошо, это не длится долго, чувство вины и мысли о том, что он не должен себя так чувствовать, приходят как по расписанию. — Что? Подарок не понравился, что ли? — Минхо хмурится, когда видит перемену в парне. Включает воду и наводит струю на волосы, аккуратно, чтобы не попасть в глаза и уши. — А Вы… — то, что он хочет спросить, Минхо точно не понравится, и скорее всего он утопит его в этой ванной, но Джисон всё равно рискнет, он хочет знать, кого защищает. — Вы тоже будете таким как Ваш отец? Минхо замирает, пытаясь осознать, что он сейчас услышал. Смеситель в руках как раз под тем углом, чтобы стукнуть Джисона по голове. Но вместо этого Минхо, сжав ручку металла, опускает её в воду, усаживаясь напротив, чтобы видеть большие испуганные глаза. Так вот оно, вот кого тот ребенок с площадки сегодня днем напомнил Минхо. Почти одно лицо, и повадки те же. — А ты думаешь, я не такой? — Джисон, кажется, не умеет врать. Так Минхо во всяком случае думал, потому что он может узнать ответ, только посмотрев на него, не дожидаясь, когда он произнесет его вслух. — Вы не такой, — уверенно и решительно, будто Джисон знает Минхо лучше самого себя. — И какой же я? — Минхо ухмыляется, но почему-то нервничает. Чёрт знает, что. Голый парень в ванной вдруг говорит ему то, что сам Минхо всегда хотел услышать хоть от кого-нибудь. Потому что у него нет никаких желаний, нет стремлений и планов на будущее, кроме одного — не стать таким как его отец. — Ну, Вы... — Джисон старательно подбирает слова, прикусив губу изнутри, Минхо не сводит с него глаз, дожидаясь ответа, который вдруг стал очень нужен, — я думаю, Вы можете быть хорошим. Вы заботитесь о брате, немного странным способом, но я понимаю, что Вы заботитесь о нём. Ещё вы легко получаете что хотите, и думаю дальше, когда Вы станете президентом, это Вам поможет. Ну и я тоже помогу, потому что очень хочу узнать, каким Вы будете, когда займете место отца. Каждое слово Минхо проговаривает про себя, стараясь запомнить, а потом воспроизвести в памяти и обдумать хорошенько. Но он не может поставить происходящее на паузу и заняться самоанализом, чёрт его дери. Джисон всё ещё смотрит на него и нужно бы что-то сказать, но что говорить в таких ситуациях, Минхо не знает. Просто ему вдруг показалось, что Джисон говорит чистую правду, что он хорошо его понимает, что останется без всякого там контракта. — Вы… — Джисон уже начинает беспокоиться, что опять ляпнул не то. Минхо слишком долго молчит. — Вылезай давай, — Минхо встает с бортика, подходит к шкафу и достает два больших белых полотенца, кладет их на полку у раковины и молча выходит. — Ну твою ж мать… Джисон стонет, нехотя выползая из ванной. Тело стало очень тяжелым, сейчас бы завалиться на кровать и уснуть, ни о чем не думая, но как тут, мать его, не думать? Обмотавшись полотенцами, он выходит из ванной комнаты, сразу же направляясь на кухню, в надежде застать Минхо там и… извиниться, что ли? Он не выглядел обиженным, может, немного расстроенным и потерянным, но всё равно Джисон виноват. Не дойдя до кухни, он видит Минхо в гостиной, с разложенными баночками и бинтами на низком столике. — Садись, — Минхо кивает на большой пуф, когда видит его. — Ты не сделал перевязку утром, да? — Я забыл, — Джисон садится на пуф. Минхо становится позади и стаскивает полотенце с головы. — Ещё раз забудешь, будешь ездить в больницу, мне надоело играть в доктора, — Джисон кивает, пока Минхо наносит антисептик на раны, потом втирает мазь и, наконец, обматывает всё бинтом. — Спасибо, — Джисон поднимается, снова кивая. Он всё ещё чувствует себя виноватым. — Ещё не всё. Минхо берет баночку из набора по уходу за волосами и выливает небольшое количество масла на свои ладони. Джисон даже возразить не успевает, как пальцы Минхо уже перебирают его влажные волосы, зачесывая все назад. Джисон автоматически сжимается, комкая полотенце на бедрах. Минхо несколько раз уже случайно касался его и словно не замечал этого. Это можно было оправдать, но оправдать или думать о чём-то другом в то время, пока Минхо умело втирает масло в волосы, совершенно не получается. Потому что делает он это хорошо. Очень хорошо, не сравнится с тем, как это делал сам Джисон. — И последнее. Когда Минхо убирает руки, Джисон давит разочарованный вздох, как противного жука. Последней баночкой оказывает спрей. Минхо пшикает им по всем волосам, уже не касаясь и, довольно кивнув, оставляет все средства на столе. — Теперь можешь иди спать, — Минхо отступает, пропуская Джисона к арке, который тормозит, сделав всего пару шагов. — А Вы? — И я, что за вопрос? — легкий смешок, и плечи опускаются. Джисон расслабляется, когда видит улыбку на лице Минхо. — Ладно, пошли. Минхо кивает на проход, и Джисон начинает двигаться, пряча глуповатую улыбку. Минхо провожает его взглядом почти до двери. — Спасибо, — пока Минхо ищет что-то в прихожей, Джисон стоит на пороге своей комнаты, наблюдая за ним. — Сладких снов. Ладно, последнее прозвучало слишком по-дебильному, поэтому, не дожидаясь ответа, Джисон закрывает за собой дверь, сразу же падая на матрац животом. Рядом лежит большой пакет с тем, что принес Минхо. Джисон тогда не успел посмотреть, слишком был занят придумыванием тысячи и одного способа умереть, зато сейчас заинтересованно заглядывает внутрь. Там оказывается постельное белье, мягкое, приятное и безумного ярко-оранжевого цвета. Джисон заправляет постель и с замиранием сердца ныряет в неё. Нет, день говно, никто не отрицает, но его окончание очень даже ничего. Запустив руку в шелковые волосы, Джисон засыпает сразу же, практически ни о чем не думая.