Истребление

Сегодня отдых для Чанбина — излишняя роскошь. День подходил к концу: большая стрелка наручных часов медленно двигалась к шестерке, а маленькая остановилась на двенадцати. Отчёт в налоговую нужно закончить к концу месяца, а это увы и ах через полчаса. Можно было поручить это Хенджину, конечно, но тот точно не успел бы: этот месяц был загружен по максимуму. В кабинете было тихо, даже как-то слишком. В ушах до сих пор стоял звон хрустальных бокалов, звуки откупоривания бутылок, мелкие перебежки женских каблуков по кафелю и размеренные мужских, даже голос Минхо, который, кажется, окончательно сошёл с ума и решил просто-напросто стать воплощением образа того самого сына богатого папы без мозгов и чувства достоинства. Что ж, если так, это даже к лучшему. Такие уникумы, как говорил отец, всегда на виду и не представляют никакой угрозы обществу, кроме своей глупости. Сбросив пиджак на диван, Чанбин расстёгивает пуговицы на рукавах белой рубашки, направляясь к рабочему столу, и проводит пальцем по тачпаду ноутбука, монитор которого загорается, являя взгляду стандартный синий фон и свернутые по умолчанию документы внизу панели управления. Открыв нужный, Чанбин лишь усмехается. Бегло проверяет цифры и прикреплённые файлы и ставит подпись, после отправляя документ в налоговую. Хенджин. Он невероятный. «Ты где?» Постучав пальцем по столу и так и не дождавшись ответа, Чанбин, подхватив пиджак, идет искать своего полуоборотня. К счастью, поиски быстро заканчиваются: Хенджин сладко спит в своем кабинете за соседней дверью. Монитор мигал, бликами отражаясь на красивом бледном лице, которое мирно покоилось на стопке книг. Он так и уснул с маркером в руке, которым даже во сне продолжал двигать. Проигнорировав сладко ноющее чувство в районе сердца, Чанбин подходит к столу, чтобы выключить ноутбук. На экране открыт сайт министерства образования, по бокам мигает реклама образовательных школ для полуоборотней. На столе разбросаны пособия учебных программ и их личная гордость — кодекс «ТЛТ», правда, почёрканный красным маркером. Чанбин аккуратно, чтобы не разбудить, берет его в руки, вчитываясь в новые сноски. «Добавить права полуоборотня. Есть обязанности, должны быть и права. Пусть их и нет, но…» Зачёркнуто. «Позаботиться о безопасности. Экстренный вызов в случае насилия должен фиксироваться. Что если… что, если совершается насилие хозяина над полуоборотнем он… лишается прав? Платит налог? Сам будет подтирать свои слюни? Звучит прекрасно» Тоже зачёркнуто. «Образовательная программа полуоборотней ни к черту. Хотя бы наши с Чанбином подопечные должны быть образованными, возможно, мне удастся хоть часть университетской программы впихнуть в учебную программу «ТЛТ», но… черт!» Опять перечеркнуто так, что и прочесть трудно. Чанбин не смотрит дальше и кладет потрепанную книжку обратно на стол, присаживаясь на него. Хенджин. Только от одного имени столько разного внутри и непонятного поднимается, хоть волком вой. Чанбин знает, что этот безобидный, милый, самый красивый и самый… желанный полуоборотень такой, только когда спит, и что он просто играет с ним, играет с его чувствами, отчетливо знает, как действует на своего хозяина, коим никогда не считал его. Потому что Хенджин ничей, потому что Хенджин свободный, потому что Хенджин ещё покажет себя, потому что он заслуживает этого. Чанбин, если честно прислушаться к собственному скулежу, очень хочет быть рядом, очень хочет помочь, но он, как любой нормальный человек, хочет быть нужным в первую очередь не из-за своей помощи, а просто потому что существует. Да, так просто и банально, так по-детски наивно, но он хочет быть нужным Хенджину в той же степени, как и он ему. Ничего, если придётся подождать, времени у него хоть целая жизнь, пусть только Хенджин перестанет быть таким холодным хотя бы с ним, пусть только попросит о помощи, пусть хоть что-нибудь попросит. Чанбин ему даже Марс в коробочке принести готов, но пусть Хенджин попросит. От прикосновения пальцев к щеке Хенджин вздрагивает, тут же открывая глаза. Чанбин напротив, совсем близко, на щеке его теплая рука, и сердце постепенно перестаёт так бешено стучать в груди, словно ему там места мало. Очередной жуткий кошмар, только можно ли назвать кошмаром сон, в котором ты сам монстр? — Прости, я уснул, — Хенджин понимает, что нужно что-то сказать, пока его так внимательно разглядывают, а сонный и перепуганный мозг ещё ничего сообразить не может. — Поднимайся, отвезу тебя домой. Хенджин отказался бы от такого предложения, но не сейчас. Чанбин отстраняется, что ощутимо. Поправив волосы, которые наверняка растрепались от такого отдыха на рабочем столе, Хенджин начинает собираться, не переставая посматривать на Чанбина. Слишком спокойный, слишком собранный, слишком отстраненный. Причина должна быть и, возможно, она в самом Хенджине? Но, если посудить здраво, он не успел ещё ничего сделать… черт! Хенджин готов сквозь землю провалиться, когда обнаруживает свои записи открытыми для всеобщего обозрения. Ну охренеть, молодец, подготовил Чанбина плавно и мягко, вот же дерьмо! — Это… просто, я… — Пошли, Хенджин, я не требую от тебя объяснений. Чанбин выходит первым, и Хенджин готов в голос заскулить, потому что знает, как это важно для него. Этот чертов кодекс, он правда им гордится, и Хенджин, положа руку на сердце, хотел подойти к этому вопросу очень аккуратно. Но чёртова усталость весь его план послала к чертям. Как же бесит! В машине атмосфера не лучше и Хенджин, наверное, только сейчас понимает, что за все года, проведённые с этим человеком, ему было очень комфортно. Он единственный не виноват в его бедах и, к счастью, Хенджин умеет думать не только о себе. — Я просто пересматривал его, когда было время, в этом нет ничего серьезного, — не выдерживает тишины, которой до комфортной очень далеко. — Я не спрашивал. Огни ночного города мягко переливаются на водной глади реки Хан. Хенджин лишь минуту смотрит на это правда красивое зрелище, после чего разворачивается в кресле, чтобы лучше видеть Чанбина. — А я хочу объясниться. — А, правда? — Да, останови где-нибудь и посмотри на меня. Чанбин хмыкает, но на развилке всё же съезжает под пост, паркуясь вдоль небольшого парка. Фонари освещают ещё зелёные кустарники с непонятными цветами на них, пустую лавочку и лицо Чанбина, но этого достаточно, чтобы Хенджин мог видеть его фальшивый расслабленный профиль. Вообще-то, в их команде за фальшь отвечает он, Хенджин, Чанбину это совсем не идёт. — Посмотри на меня, — Хенджин пока не намерен портить с ним отношения, точно не сейчас, ибо без Чанбина весь его план можно смывать в сортир. — Ты, наверное, забыл, кто может что-то требовать, а кто нет, — Чанбин правда милый, когда пытается задеть. Хенджин, вроде бы, должен оскорбиться? Ох, как жаль, он не умеет этого делать. — Ты же прекрасно знаешь, что я никогда и ничего не делаю, не посоветовавшись с тобой. Ты прекрасно знаешь, что я полностью, от и до, твой, и всё, что ты меня попросишь, я сделаю, знаешь? Чанбин с натянутой усмешкой также поворачивается к Хенджину, не перебивая, но и не выглядя так, будто действительно верит. Хенджин накрывает его ладонь, но ответного касания не получает. Это самую малость злит, но он быстро берет себя в руки, наклоняясь чуть ближе и заглядывая в глаза. — Скажи, что не так, чтобы я мог исправить. Если ты не скажешь, я не пойму, — гладит большим пальцем его костяшки, наклоняясь так близко, что уже нужна опора, и он просто утыкается в чужую шею, вдыхая знакомый запах. — Ты слишком смышлен, чтобы я мог тебе что-то объяснить, — звук ощутимо вибрирует, пробираясь откуда-то из груди, по шее и, наконец, выливаясь в голос. Это как-то завораживает. Хенджин лишь льнет ближе, проходя своим носом тот же путь, что только что чужой голос. — Я ничего не смогу сделать без тебя и ничего не буду. Знаешь же? — шепчет у самого подбородка, легко касаясь губами. Когда тело Чанбина успело стать таким манящим? Сегодня он словно огромный магнит, убежать от которого у Хенджина вообще нет шансов. Не то чтобы он сильно сопротивлялся, да и Чанбин уже сдается и запускает руку в его волосы, откидывая голову на сидение для новых детских поцелуев. — Конечно, не сможешь, знаю, что нужен тебе, — Чанбин мягко перебирает пряди, второй рукой находя ладонь Хенджина и сжимая её, от чего по спине бегут мурашки. — Я не об этом, — Хенджин подбирается к самому уху, готовясь сказать ложь, которая нужна этому человеку, которая его самого продержит на плаву ещё некоторое время. — Ты мне нужен. Просто нужен, понимаешь? Чанбин только крепче его руку сжимает, тянет за талию, усаживая себе на колени. Хенджин покрывает его лицо поцелуями, отдаляя момент, когда услышит в ответ то, что совершенно ему не должно быть предназначено. — Когда-нибудь я пожалею о том, что не могу контролировать себя рядом с тобой, да? — риторический вопрос, за ним ответный поцелуй, от которого кожа на шее будто плавится, кожа под рубашкой тоже сгорает, сам Хенджин горит, прижимаясь к человеку, который да, пожалеет, очень пожалеет, но этот человек правда нужен, Хенджин соврал лишь отчасти. Сейчас нужен, чтобы унять пламя в теле своими ласками и поцелуями, потом, чтобы помочь в маленькой сладкой мести. Чанбин бесспорно нужен. Хенджин сначала делает, потом думает. Сначала целует, потом направляет губы, рационализируя действия, но факт остается фактом — сначала он целует. Тело надёжно окутано руками Чанбина, которые дарят маленькую иллюзию защищённости и вседозволенности. — Чанбин, — зачем-то зовёт, смотря в глаза. Наверное, чтобы удостовериться, что он уже действительно прощен, что Чанбин прежний, что всё так же, как и было продумано наперёд. А может, просто ради того, чтобы услышать свое имя. — Иди сюда, — Чанбин сдаётся первым, тянет за шею, впиваясь в уже просящие влажные губы. Целовать его каждый раз странно. Хенджин сам себя убеждает, что заставляет себя это делать, что лишь притворяется, дабы поддерживать их странную связь, да и, чёрт дери, ему нравится совсем другое, кардинально другое. Хенджин, наверное, ещё раз 100 себе повторит это, а потом, наконец, признает, что Чанбин не входит в это число, он исключение из правил. Сейчас есть отличная возможность проверить это. Целуя, Хенджин нажимает кнопку, чуть отодвигая назад водительское кресло, освобождая место, чтобы забраться Чанбину на колени уже полностью. Чужие руки ловко подхватывают его, помогая разместиться, не прекращая целовать губы до онемения. Когда Хенджин запускает руки под рубашку, Чанбин протестующе стонет в поцелуй, но Хенджин настроен решительно. В итоге, Чанбин всё-таки умудряется перехватить его руки, которые не успели ещё все пуговицы отодрать. — Почему? — стонет в губы, ерзая на коленях. Чанбин же тоже хочет, Хенджин, как бы это ни прозвучало, задницей чувствует, но он не позволяет забраться дальше. — Мы не в кино, знаешь? — Чанбин улыбается, придерживая настырного парня за бедра. — А где мы? — Хенджин дует губы, меняя тактику. Не получается напором, будет выпрашивать. — В парке, — хохочет Чанбин, притягивая надувшегося парня в объятия. — И не надо мне тут уроки актёрского мастерства давать. — То, что я хочу тебе дать, ты взять не хочешь, — бурчит в шею, всё-таки обнимая Чанбина за плечи. — В отличие от тебя, я забочусь о психике ничего не подозревающих прохожих, да и эксгибиционизм это не моё. Хенджин отстраняется, чтобы заглянуть в глаза и сказать, что Чанбин несёт откровенную херню. Не хочет, пусть прямо скажет, нечего тут демагогию разводить, но прикусывает губу, когда через заднее стекло машины видит несколько пар глаз. — Ой, — люди тупо пялятся на машину, которая немножко так похерила правила, припарковавшись в неположенном месте, и скорее всего уже сфотографировали номера и вызвали полицию, — и как долго они тут стоят? — С тех пор, как ты сел мне на колени, — Чанбин прикусывает губу, чтобы не рассмеяться ещё сильнее, пряча в объятиях вдруг смутившегося Хенджина. Это зрелище на миллион долларов, это как снег в июне. — Мог бы и предупредить. Хенджин застегивает рубашку Чанбина, потом выпутывается из объятий и садится на соседнее сидение. Тупые люди, чего глазеть-то? Порно никогда не смотрели, что ли? Ну и не посмотрите теперь, обломали не только себе зрелище, но и Хенджину эксперимент. Чанбин откровенно смеётся над ним, пока выезжает с парка обратно на дорогу. — Может, продолжим у меня, если тебе так не терпится? — подливает масла в огонь, за что получает ощутимый колючий взгляд. — Не делай из меня извращенца, пожалуйста, ты в той же лодке. — Вот поэтому я терпел, пока они не стали вообще вплотную подходить. — Ну и терпи дальше, я домой хочу. Нет, любить пожестче и получить это в парке перед людьми — разные вещи. Это жутко бесит и жутко смущает. Какого, собственно говоря, хрена, они ещё не спали? Как бы половина первого, в кроватку пора, а не по паркам шастать. — Хенджин? — Чанбин зовёт уже несколько раз, но кое-кто продолжает игнорировать. — Хенджин, если не ответишь, поедем ко мне. Там никаких прохожих нет. — Ладно, что? — вообще-то, предложение было заманчивым, потому что внизу живота всё ещё тянет, но позора на сегодня хватит. — Окей, я сделаю вид, что не оскорблен твоим выбором, — хмыкает, поворачивая в сторону дома Хенджина. — Я думаю, это хорошая идея. — Ты о чем? — если Чанбин опять начнёт за тот парк говорить, он его покусает, честное слово. — О кодексе. Вернее, твои заметки, — Хенджин настораживается, они ведь, кажется, уже уладили вставший вопрос, игнорируя то, что встало после. — Думаю, нашим полуоборотням действительно нужна университетская подготовка в обучении. Не вся, конечно, но часть с разных общих наук сделает их не только востребованными, но и абсолютно незаменимыми на рынке. Отсюда следует, что если они незаменимы, то условия у них должны быть соответствующие. Я не могу гарантировать, что власть должным образом будет отзываться на такие случаи, но мы можем попытаться возмещать убытки. Идея со штрафами неплохо звучит, так как полуоборотень всё-таки принадлежит одному хозяину, а медицинское страхование и убытки несёт фирма. Но тут много недочётов, сам понимаешь, такое наспех не решается, не перед твоим домом, да? Чанбин паркуется у этажки, всматриваясь в лицо Хенджина, который от каких-то совершенно различных чувств не знает, что сказать и сделать. — Ты правда этого хочешь? — Если хочешь ты, я помогу. Чанбин в первую очередь бизнесмен, и для него выгода будет на первом месте, но тот факт, что он может помочь в этом добровольно, без уговоров и различных интриг, просто потому что Хенджин этого хочет… это сбивает с толку, если честно, и нужно об этом ещё хорошо подумать, но для начала, перегнувшись, Хенджин целует его ещё раз, будто бы в благодарность, будто бы за спасибо. Находит ладонь Чанбина и переплетает пальцы, кажется, ему так нравится. Что ж, теперь, наконец, стало понятно, что делать с чувствами этого человека. //// Почему-то болит голова, в области висков нещадно давит, будто Джисон проплакал, по крайней мере, трое суток подряд ну или эти трое суток долбился головой об стену. Рука инстинктивно тянется к волосам, но только одна, вторая прижата чем-то тяжелым к матрацу. Проморгавшись, Джисон видит слабые очертания потолка своей комнаты, потом поворачивается на бок, к стенке, зарывшись всё-таки свободной рукой в волосы. Тёмная макушка виднеется под краем одеяла, и Джисон, только сейчас вспоминая прошлую ночь, откидывает одеяло с лица Минхо, будто проверяя, правда ли то, что произошло, или ему всё приснилось. Минхо прижимается щекой к коже на руке Джисона, одной рукой держась за свою рубашку, да так сильно, что ткань точно уже помялась. Вторая рука лежит у Джисона на груди. Почему-то от этого сердце заводится как не свое, набирает обороты и стучит так сильно и громко, что маленькая ручка Минхо это чувствует и начинает успокаивающе гладить вдруг неспокойное место. Честно говоря, подумать о том, что будет утром, Джисон так и не успел, но что делать сейчас, он точно не знает. Радоваться от того, что Минхо всё-таки проснулся с ним, переживать по той же причине, паниковать опять же из-за него, что вообще делать? Было бы легче, если бы Минхо решил за двоих, было бы проще, если бы он отодвинулся к стенке или вообще ушёл ещё задолго до того, как Джисон проснётся, потому что тело Джисона уже не справляется. Сердце дало сбой первым, после него запотели ладошки, затем что-то инстинктивно потянулось навстречу, чтобы прижаться к хрупкому человеческому телу и защитить, убаюкать ещё ненадолго, ещё пару часиков побыть рядом. Джисон из всего этого позволяет себе только руку несмело на чужое плечо положить и провести сверху вниз. Минхо сразу же реагирует: дергает плечом, трется щекой о руку, хмуря при этом брови. Джисон ведёт от локтя выше, вдоль руки, к плечу, по нему к шее, потом к щеке. Лицо Минхо расслабляется, нижняя губа немного отвисает, оголяя ровные зубы. Губы у Минхо утром какого-то сливового цвета, как варенье. Джисон, повернувшись на бок, тянется к ним, будто вправду слышит аромат слив, перебитых с сахаром. На самом деле, запаха никакого нет, но мозг Джисона отказывается это понимать. Потому что тогда бы пришлось искать другую причину, почему он пялится на них так долго. Джисон, если уж откровенничать, никогда и ни с кем не просыпался так, кроме Хенджина, но они не лежали в обнимку, он не был нужен ему даже во сне. У Джисона быть нужным занимает особое место в сознании. Просто от того, что он никогда и никому не был по-настоящему нужным, никто и никогда не говорил ему этого, Джисон как последняя школьница часто по ночам думал, каково это. Когда всё, что ты делаешь, отображается и на том, кто рядом. Когда ему грустно, грустно и тебе, когда ему хорошо, ты тоже улыбаешься, когда всё хорошо, вы оба в безопасности, а если нет, возвращаете безопасность друг другу. Возможно, это даже тупее, чем просто глупо, но Джисон, на секунду закрыв глаза, соприкасается лбом с Минхо, продолжая гладить худую щеку. Минхо на чистом автомате льнет ближе, мажет губами по руке, кожа которой тут же покрывается мурашками и воспламеняется. Да, просыпаться так стоило того, чтобы об этом мечтать. Жаль только, что это всего на пару минут, и жаль, что с Минхо. От мысли о том, что Минхо — единственный вариант, Джисон прикусывает губу, сдерживая смешок. Хенджин не тот, кто просто так обнимет, просто так позовёт за собой и расскажет забавную историю на ночь. Джисон уже понял, что нужен ему для определённой цели, а там как карта ляжет. Субин тысячу раз мимо, рядом с ним Джисон чувствует себя ещё более неполноценным, чем с Хенджином. Такой открытый, веселый, красивый, наверняка образованный, ещё и с кучей знакомств и явной свободой действий — полная противоположность. Вот и получается либо Минхо, либо никто. Но это даже не расстраивает. Джисон не знает, почему. Открыть глаза и вернуться в реальный мир Джисону помогает чужая ладонь, скользящая по груди вниз, после перемещаясь на поясницу, а её хозяин придвигается настолько близко, что утыкается в шею, тут же потираясь носиком, словно кот. Ну и, будто этого мало, чтобы сердце Джисона остановилось окончательно, входная дверь открывается после ввода кодового замка. Если это отец Минхо, Джисон даже не знает, что сделает первым: умрет или раскрасит эти стены его кровью. После того как дверь его комнаты открывается, принося знакомый сладковатый запах духов Чонина, Джисон, наконец, расслабляется и чуть привстает, встречаясь с удивленным взглядом. — Не спишь? — Чонин подходит ближе, чтобы усесться на кровать, но застывает на месте, когда видит брата, прижавшегося к полуоборотню, да ещё и в его спальне, где нет ни света, ни гирлянд, ни… а что вообще происходит? — Тише, пусть спит, — Джисон пытается выбраться, но Минхо продолжает хвататься за него, цепляясь пальцами за пиджак. — Подуй на лицо. — Что? — Подуй ему на лицо, он отстанет, — подсказывает Чонин, и Джисон, немного подумав, всё же дует. Минхо сразу же прячет лицо в ладони, освобождая тем самым Джисона, который быстро выбирается из кровати и чуть ли не сбегает из комнаты. Минхо точно человек? Не кот? Всю дорогу до кухни Чонин молча следует за Джисоном, что последнего уже начинает напрягать. Он сделал что-то не то? Нет, это Минхо к нему прижался, так что не надо тут. Обернувшись у стола, чтобы сказать мелкому не придумывать себе чёрт знает что, Джисон давится воздухом и возмущением тоже, потому что Чонин облизывает кольцо-леденец и многозначительно играет бровями, усаживаясь на обеденный стол. — Эй! — Что? Я вообще ничего не говорил! — смеется мелкий, поправляя капюшон белой толстовки. — Не смотри так! Ты разве не должен быть на учебе? И вообще, который час? Пить хочу, — Джисон крутится вокруг стола, не зная, как, наконец, заткнуться и с какой стороны лучше обойти столешницу. — Я ушел с пар, гулял с Сынмином с утра, потом замерз и пришел сюда, — облизывая леденец, надетый на безымянный палец, спокойно рассказывает парень, болтыхая ногами. — Это он тебе подарил? — Джисон, наконец, находит в холодильнике бутылку воды. — Да, — довольно кивает парень, вытягивая руку с кольцом, чтобы лучше видеть и любоваться незамысловатым подарком, упаковку от которого Чонин всю оставшуюся жизнь будет хранить в самой дорогой шкатулке. — У вас там прям всё серьезно, свадьба скоро? — хмыкает Джисон, делая пару больших глотков. — Скоро, а у вас? Джисон не сразу понимает, что «а у вас» значит, а когда понимает, вода с кашлем вырывается наружу. — Эй, нет! Это просто… Дверь ванной комнаты хлопает, и оба замолкают, переглядываясь между собой, как нашкодившие школьники. — Да ты не волнуйся так, Минхо хороший, тем более, если вы уже переспали… — Заткнись! — Джисон бросает в Чонина бутылкой. Щеки горят от возмущения и стыда. Да какого эта мелочь пузатая себе вообще позволяет, воды храброй выпил, что ли? — Ай, только не в лицо, у меня тоже свадьба на носу, — смеется Чонин, спрыгивая со стола, и врезается в Минхо, который с недовольным видом заходит на кухню, осматривая брата сверху вниз. — У кого тут свадьба? — Чонин тушуется немного, отстраняясь. Джисон тихо смеется, отвернувшись к холодильнику. — Ну… у тебя? — ладно, это уже несмешно, Джисон ищет глазами что потяжелее, но затем застывает с чашкой в руках. — Соль сказала? Вы же не общаетесь, — обойдя Чонина, Минхо в помятой рубашке и таким же видом идет к столу, бросая на Джисона непонятный взгляд. Это он так поздоровался? После всего? — Эм, ну в инстаграме, она вроде бы говорила, что у неё важный день сегодня с тобой, — Чонин залезает на высокий барный стул, притягивая корзину, в которой должны быть фрукты, но там только два зелёных яблока, на что он морщится и отодвигает её обратно. — Отец говорил тебе что-то насчет меня? — в холодильнике Минхо находит последнюю бутылку воды, говорит Джисону заказать ещё, тот кивает, комкая край пиджака. — Как обычно, не общаться с тобой, не создавать неприятностей, а что? — наверное, Чонин не в курсе всего случившегося. Может, это к лучшему? — Ничего. Я в душ, — бросив пустую бутылку в мусорную корзину, Минхо выходит из кухни. Чонин провожает его взглядом, Джисон тоже. — Мда, что-то у вас там не получилось, да? Оба кислые, как кимчи, смотреть больно, — Чонин всё-таки берет одно яблоко, громко кусая. — Перестань уже. — Да что с вами такое? Бросает уже вслед Джисону, который, прихватив ключи в прихожей, решает ненадолго выйти из квартиры. Сам же хотел, чтобы Минхо вел себя как прежде? Да и что между ними произошло? По сути-то ничего: у Минхо была паническая атака, он уснул, потому что вымотался, прижимался во сне к Джисону, потому что, наверное, так теплее, а губы на руке — это даже не поцелуй, это случайность. Черт, черт, черт! Определись уже, что ты хочешь и можешь ли ты это чувствовать. На стоянке Джисон забирает из машины все пакеты с едой и подарками, коих оказывается очень много и, сосредотачиваясь уже на этом, тащит всё в квартиру. Чонин всё так же сидит на кухне, когда видит Джисона с пакетами, и помогает ему, правда, только одной рукой, чтобы не задеть кольцо случайно. — Вы шопились? Едой? — Джисон предпочитает не отвечать. Он почему-то зол и расстроен. — Ладно, я подожду в твоей комнате. Проверяя каждый контейнер на пригодность в нем еды, Джисон сортирует их в холодильнике, расставляя по полкам. Некоторые коробки замазались соусами, поэтому он протирает их салфетками. — Где ключи? — на кухне появляется Минхо в новом костюме и со свежей укладкой, будто это не у него вчера истерика была. Джисон достает ключи из кармана, показывая, что готов ехать. Он, правда, не умывался даже, и костюм в некоторых местах помят, но кто вообще на него будет обращать внимание? — Нет, ты остаешься дома, — хмыкает Минхо, подходит ближе и забирает ключи из несопротивляющейся ладони. — Почему? — старается не показывать, но он, чёрт возьми, расстроен. Не Минхо ли ранее сам просил везде и всегда его защищать? — Со мной всё будет в порядке, там много камер и репортеров, в этот раз намного больше, чем ты себе можешь представить. Посиди лучше дома с Чонином или можешь взять выходной, — Джисон поднимает глаза, встречаясь с красивым Минхо и его теплой улыбкой. Потом его рука на щеке вообще выбивает все негативные мысли. — Хорошо, малыш? — Но… — много «но», но Джисон кивает, ощущая щекой уже холод. — Вот и славно. Отвечай на звонки и хорошо поешь, — Джисон кивает ещё раз, провожая Минхо до двери. — Вы тоже. Звоните, если что, я приеду. — Вы? А ночью было «ты», — Минхо смеется, наблюдая за реакцией парня, снова треплет за волосы и, наконец, выходит из квартиры, оставляя Джисона с красными щеками и сбившимся дыханием одного. — Ночью? А я говорил! Ну почти одного.