Истребление

— Один номер на сутки, пожалуйста. Минхо опирается на стойку, держа Джисона за руку. Наверное, ему стоило бы её отпустить, ведь женщина бросает на них очень странные взгляды. Интересно, почему? Разве разбитое лицо, порванная одежда и ко всему этому глуповатые улыбки на лицах не норма в этом районе? Хотя, улыбки это уже перебор. — Номер с отдельной комнатой для полуо... — Подойдёт обычный, — Минхо перебивает, даже не глядя. Джисон поджимает губы и морщится, забыв о том, что они разбиты, и если их тронуть, будет больно. При виде этой картины, Минхо проводит пальцем по костяшкам, будто хочет помочь, и это срабатывает: Джисону уже не больно. — Иди первым, я догоню. Получив ключ, Минхо тянет Джисона за собой. Он вообще за всё то время так и не отпустил его. Джисон и не против, Минхо действует на его тело как магнит на брошенный где-то кусок никому не нужной железки. Рядом с ним давно уже привычно, а сейчас даже как-то… необходимо? То есть, Джисон же вполне мог пройти мимо и позволить полуоборотням сделать с тем, кто собирается истребить их подчистую, всё, что они планировали. Мог, да, но от одной мысли, что кто-то опять причинит боль Минхо, Джисон не смог стоять в стороне. В каком-то смысле, он был искренним с ним, когда сказал, что защитит, что не уйдет даже с мнимой перспективой свободы. Ох, чёрт. Свобода. Громкое и бесполезное слово, в него верят, пожалуй, самые отбитые и Хенджин. Джисон не такой, он совсем обычный, ему нужно, чтобы кто-то просто держал за руку и говорил, что всё будет хорошо. Правда это или нет, не имеет значения. — Что такое? — Всё хорошо, я за аптечкой, а ты умойся, хорошо? — пока кое-кто вообще не обращал внимания на окружающий мир, Джисон успел заметить маленькую, но проблему. Минхо фыркает, закатывая глаза, но всё-таки отпускает его ладонь. Джисон быстро прячет её в карман куртки, ощущая пустоту. — Кхм, — у стойки Джисон мило улыбается, привлекая внимание женщины, которая пытается закончить мысль, вбивая текст в новостную строку. — Что-то ещё? — она не настроена на разговор, ей нужно вспомнить, где правильно поставить запятую, чтобы не выглядеть глупо, и чтобы ей точно поверили. — Не советую. На секунду оторвавшись от телефона, она встречает настойчивый взгляд Джисона. Ей хватает ума заблокировать устройство, делая вид, что ничего не было. Кто знает этих полуоборотней, особенно в таком виде. — Ты о чём, парень? — она хлопает густо накрашенными ресницами, заправляя за ухо прядь чёрных волос. — Когда моему хозяину что-то не нравится, он бывает очень резок. Сожалеет потом, конечно, но тех, кто его расстроил, уже не находят, — Джисон, поправив отросшие волосы в точности как она, осматривает холл, наигранно вздыхая. — Жаль, если это место закроют. Вернее, хорошо если просто закроют. Работу сейчас очень сложно найти, не стоит быть такой безрассудной. — Я не... — что ответить, она толком не знает, и сжимает телефон, пыхтя как чайник. — Дайте лучше аптечку, — ждёт, пока женщина соберётся с мыслями и найдёт небольшую коробку, а после, поклонившись, желает ей доброй ночи и возвращается обратно. Коротко постучав, Джисон заходит в номер. Обычный, белые стены, молочного цвета постельное белье на двуспальной кровати, две тумбы, телевизор и холодильник, маленький такой, Минхо приходится сидеть на корточках, чтобы разобраться, что там вообще есть. — Будешь батончик? — он показывает маленькую шоколадку. Джисон кивает, подходя ближе к кровати. — Куртку жалко, и недели не прошло, — бросает аптечку, ждёт, пока Минхо поднимется и подойдёт ближе. Джисон вздыхает, осматривая то, что осталось. Когда-то цвет был белым, сейчас на болотной ткани две огромные дырки в районе живота, а заевшую змейку приходится дёргать, чтобы расстегнуть. Минхо, закатив глаза, просто скидывает куртку с плеч Джисона, придерживая, чтобы он мог переступить. — Сильно больно? — Нет, а тебе? — Мне не досталось почти, держи, — открыв батончик, он подносит его к губам Джисона. Вторую половину Минхо съедает сам, морщась от тупой ноющей боли после удара. — Умылся? Обрабатывать нужно чистое лицо, — переход на "ты" получился резким и вполне ожидаемым, от Минхо, во всяком случае, точно: он всякий раз кусал губы, норовящие растянуться в глуповатой улыбке, когда Джисон сдерживал себя и свой острый язык. Джисон ждёт от Минхо каких-либо действий, но ничего не происходит. Абсолютно ничего. Он просто смотрит, медленно жуя батончик, думает о чем-то своём, ищет в глазах Джисона ответы, но что такого Джисон может дать ему прямо сейчас, пока сам не понимает. И то ли от того, что Джисон уже привык к таким гляделкам, то ли от того, что сам этим часто пользуется, ему вполне комфортно стоять тут и просто молча смотреть в глаза напротив. Он даже руку тянет, надеясь ещё немножко подержать полную тепла ладошку, но позади что-то назойливо сигналит. Недовольно нахмурившись, Минхо находит источник звука — открытый холодильник. — Ц, вот же, — подойдя к нему, он толкает дверцу ногой, после чего, снова обернувшись к Джисону, начинает расстегивать свою рубашку. — Раздевайся, обрабатывать кожу нужно, когда она чистая. — Но... — Никаких но, у тебя всё тело в ссадинах, ты вообще драться умеешь? — Кто бы говорил! — возмущается, провожая Минхо до двери ванной взглядом. — Ага, ага, не выпрыгни в окно, пожалуйста. Схватив горячие щеки холодными ладонями, Джисон несколько раз стучит по ним ощутимо громко, прогоняя образ рельефной спины Минхо без рубашки. Получается отлично, ссадины начинают ныть и покалывать почти до искр в глазах. Что за дебильная мания затянуть Джисона помыться? От него так плохо пахнет? Или Минхо просто хочет его утопить? Джисон ждёт минут десять, прежде чем постучать и войти. В маленькой светлой комнате с запотевшим зеркалом и прохладными поверхностями пахнет дешёвым порошком. Еле уловимый аромат самого Минхо перебивает всё остальное, хотя он тут самый слабый из всего дешевого и обычного. Джисон выучил этот запах, запомнил и вряд ли забудет. Его тело пахнет по-особенному тонко и вкусно, словно если смешать ароматы завтраков, сладких, с примесью только-только обжаренного кофе, немного ромашек, тех самых из вазы на столе, и запах кожи после душа, сахарные вафли с топлёным маслом и сливовым джемом и самые первые цветы на плодовых деревьях, которые уже успели опылить насекомые и, забрав свое, унеслись делать мёд. Так пахнет Минхо. — Так и будешь там стоять? Давай, — Минхо протягивает руку, склонив голову набок, отчего влажные волосы, зачесанные назад, рассыпаются по лицу. Он сидит в ванной, поджав колени, и это самое милое и невинное, что Джисон когда-либо видел в его исполнении. — Белье не снимай, мало ли что тут можно подхватить. Стянув футболку, Джисон быстро залезает в ванную, хватаясь за чужую руку. Щёки нещадно горят, от неловкости даже глаза поднять не получается, из-за чего смотреть куда-то кроме колен кажется непосильной задачей. Минхо фыркает и хватает парня за руку, придвигая к себе спиной. — Если бы тебя сейчас увидели те, кого ты раскидал часом ранее, они бы умерли от смеха, — несильный напор чувствуется на волосах, и Джисон выдыхает, наконец растирая капли по лицу. — Будешь искать их? — откуда на коленях царапины? Джисон трёт кожу, от чего выступают новые капли крови. — Зачем? — колени Минхо упираются в спину, несильно, но вполне ощутимо, чтобы Джисон незаметно придвинулся ещё ближе. — Вдруг это кто-то другой? — Тогда совершенно без разницы, — Минхо размазывает пену с волос ниже, по шее, плечам и спине. Местами больно, ноет и печёт, но у Минхо практически невесомые касания, нежные и тёплые. Джисон расслабляется, опуская плечи и все мысли про «о, небеса, как так, соберись» к чёрту. Джисону сейчас хорошо. Он заслужил. — Не убегай больше так, — бубнит он себе в колени, потому что неловко, а сердце опять заводится в припадке, когда Минхо выравнивает ноги, прижимая Джисона ещё ближе. — Начнем с того, что ты не пришел, малыш, — Джисон не сопротивляется, когда Минхо аккуратно кладёт его голову себе на грудь, ведя смесителем по шее и ниже, смывая остатки пены. — Это другое! Я… мне всё равно, я смогу убежать или отбиться, сколько бы их не было, а ты даже не позвонил! В баре ты хотя бы был в безопасности, — щёки сжимает влажная рука Минхо, поворачивая голову Джисона так, чтобы встретиться с ним взглядом. — Но это не оправдывает твой поступок. Ты уже пообещал. Был шанс уйти, и ты его упустил, понял? Ладно, меняем тактику и меняемся ролями. Минхо, кажется, уже полностью открылся Джисону. Остался ли у него хоть один секрет? Вряд ли. Минхо тот, кто ни разу не сделал больно Джисону ни касаниями, ни действиями. Скорее, наоборот, он всячески пытался удержать его, открываясь день за днем. И те слова тогда, в ту самую ночь: «Малыш? Слышишь? Когда я буду звать тебя, пожалуйста, зови меня в ответ. Всегда.» И что сделал Джисон, когда Минхо его позвал? Пришёл? Хрена с два. Да, причина была, но не разумным ли было сначала спросить об этом самого Минхо? Джисон, ты когда-нибудь будешь думать головой, а не стадным инстинктом? Становится стыдно и он, мягко освободившись от рук на лице, кусает болючую губу, кивая. — Прости. — Джисон. — М? — Кто тебя так назвал? В комнате тепло и тихо. Минхо выключил воду, обнимая Джисона обеими руками, опять притягивая невозможно близко. — Не знаю, кто-то из родителей, наверное. — А ты знаешь, что значит это имя? — Джисон улыбается, мотая головой. Расслабленность Минхо лучше всяких слов, он касается его руки поверх своего живота, якобы скидывая пену. Если значение имён играет хоть малейшую роль в судьбе, то Джисон, скорее всего, синоним слов "бесполезность" и "ненужность". — 지 - мудрость, земля, амбиции, цель, 성 - цветущий, звезда. Цветущая мудрость, амбициозная звезда. Тебе подходит, — Джисон смеется громко и искренне, откидываясь на чужое тело. Всё происходящее походит на сюр. Минхо, обнимающий его в ванной, играющий с пальцами Джисона на его животе. Минхо, рассказывающий значение иероглифов, которые исправно учил в лучшей школе, оттачивая их правописание. Похоже на сон, да? На тот, в котором очень хорошо, и просыпаться не хочется. Джисон сжимает тонкие пальцы в своей руке, проверяя реальность на ощупь, откидывая голову назад, выискивая глаза Минхо. — А что значит твоё имя? — 이 - имя клана, которое значит сливовое дерево 민 - нежный, старательный, умный 호 - тигр, великий, небо, рай, превосходный. Минхо дергает бровью, явно гордясь значением своего имени. Нежный, тигр, превосходный. Красиво. Ему подходит. — Почему ты не ешь дома? — Джисон стирает капельку с лица Минхо, быстро возвращая руку в воду, где её встречает чужая ладонь. — Ел когда-то с мамой, когда у меня была семья, теперь как-то... бессмысленно? Джисон кивает, сжимая его пальцы под водой. На самом деле, Джисон неимоверно завидовал тем детям, которых звали со двора в дом пообедать. Он обходился или наспех сделанным мамой бутербродом, или стащенной со стола закуской после застолья. Завтрак, обед и ужин это вроде как должно включать в себя семью, да? Если её нет, начинаешь придумывать другие пути. — Я… когда-то у меня тоже была семья. Давно-давно, но мы тоже не ели вместе, даже на День Рождения, — Минхо кладет щёку на влажные волосы Джисона, раскачивая маленькое тельце из стороны в сторону. К счастью, он не спрашивает дальше, и придумывать ничего не приходится. Но от того, что Джисон тоже поделился с ним частью того самого личного, от тех воспоминаний становится не так больно. Особенно когда в настоящем всё по-другому. Если подумать, они уже ели вместе, а там, на пристани, это был почти что идеальный вечер. — Что маленький Джисон хотел получить на День Рождения? — их ладони почти одинаковые, может, мизинец у Джисона немного длиннее. — Только не смейся, ладно? — Минхо кивает, скрывая улыбку, и чуть наклоняется влево, глядя на Джисона. — Я хотел прокатиться на всех аттракционах в центральном парке. Даже на той штуке, что кресла в небо пуляет. Страшно, наверное, но круто. Ну и торт. С моим именем, зефирками и патокой. — Откуда знаешь про тот аттракцион? — Если полуоборотням туда нельзя, это не значит, что мы туда действительно не сунемся. Глаза слипаются, на бесконечные вопросы Минхо Джисон отвечает уже в полусонном состоянии. Но плевать. Зато он знает, что у Минхо нет любимого цвета и аллергии на огурцы тоже. Той женщиной, которая первый раз встретила Джисона и провела в дом, была няня Минхо, и она так отвратно готовила огурцы в любом их виде, что Минхо придумал себе аллергию. Ему не нравится ночь так же, как и Джисону. Однажды, если будет подходящий момент, он заведет кота. Жить в горах, жечь костры, печь сладкую картошку, таскать вёдра с водой с родников, кататься на лошадях, а ночью учить созвездия и стараться по ним предсказать завтрашний день — в этом всём Минхо. В тишине, спокойствии, слиянии с собой и частью вечного, чистой и свежей природой. Засыпая, Джисон представляет его там, на яркой поляне, с охапкой хвороста с окраины леса неподалеку, идущего к маленькому домику, на пороге которого Джисон играет с охотничьей собакой, а после они дерутся за тапок Минхо, как за кусок золота. — Пойдем? Ты спишь, — Джисон кивает, садясь и обхватывая себя руками. Минхо ушёл, и стало так холодно, да и вода, как оказалось, давно остыла, и Джисон вот-вот отморозит себе задницу. Накинув халат, Минхо приносит откуда-то тапки. Бросает их на коврик у ванной, а на всё-таки уснувшего Джисона полотенце. — Подъем. — Хорошо. Вздрогнув, Джисон открывает глаза, которые тут же слипаются обратно. Сушит волосы, как обычно взъерошив их до непонятного состояния, за что получает по пальцам от Минхо. — А ну, давай, поднимайся, — подхватив Джисона под руки, он помогает ему вытереть ноги, после забраться в тапки и закутаться в халат. Ощущая прилив теплоты, Джисон улыбается, обхватывая себя руками, шаркая тапками за Минхо. В спальне воздух прохладнее, Джисон вздыхает, заваливаясь на кровать лицом. Но ненадолго, потому что Минхо, забравшись на неё с аптечкой, переворачивает Джисона на спину, пробуждая его антибактериальным спреем на губе. — Ай! Печет! — Терпи! — Минхо дует на рану, и Джисон перестает брыкаться. Почему так хочется спать? Будто кто-то вытащил из Джисона батарейку, и он не может ни пошевелиться, ни думать. А думать не хочется абсолютно, потому что ничем хорошим это не закончится. Сегодня он предал Хенджина и выбрал того, кто совершенно ему не подходит, но того, кто так же отчаянно нуждается в нём, как и Джисон. Он всегда хотел быть просто нужным, просто такой как есть. В мире уже есть один герой, и это не он. — Давай я тоже, — у Минхо всё ещё разбита скула и её нужно обработать, но он мягко укладывает поднявшегося было Джисона за плечи на пушистую подушку, и мозг окончательно прощается с ним сегодня. Ещё немного повозившись, Минхо выключает свет и накрывает их обоих одеялом, обнимая привалившегося к нему под бок Джисона. Он отключился, как только его голова коснулась подушки, и это тот самый Джисон, в одиночку разобравшийся с четырьмя полуоборотнями? Улыбаясь, Минхо ведет ладонью по теплому лицу, очерчивая круглые щечки. — Джисон? — он что-то сонно бурчит в ответ, закидывая руку на шею Минхо, вызывая какую по счету улыбку? — У тебя красивые глазки, знаешь? — Налево, потом направо, ага. — Ну и куда это ты собрался? Даже во сне от меня убегаешь? — обняв его так, чтобы теплое дыхание ощущалось на груди, Минхо закрывает глаза, считая удары мальчишеского сердца. Когда взойдет солнце, жить станет намного труднее. Не то чтобы до этого всё происходящее было сказкой, но у Минхо не было Джисона, у Джисона не было Минхо, и обоим жилось проще, ведь терять было нечего. Продлевать это чувство, когда собственное сердце смешивается с другим, создавая из двух одно, когда вот так вот, ощущая тепло чужого тела, так хорошо и так спокойно, хочется всегда. "Всегда" может закончиться и завтра, и послезавтра, и через месяц, и тогда, вот так вот безрассудно привязавшись к чужому теплу, лишиться его будет больнее чем всё, что было до. Минхо и не рассчитывает на тот домик со скрипучими полами и камином на всю гостиную, но должно же у него быть хоть что-то, во что хочется верить, пусть шансов у этого ноль из ста? Зато, как бы эгоистично и цинично это ни звучало, есть Джисон. Прижимая его к себе, Минхо надеется, что насытившись его теплом, он сможет сделать что-то стоящее для него, отплачивая за всё, и что хотя бы у него будет счастливый конец.