Истребление

Стоит признать, это неприятно. Когда путаешься, когда сомневаешься, когда запрещаешь себе сомневаться. Наверное, стоило бы написать Джисону, спросить, что задумал Минхо, и почему его слова так отдаленно похожи на сожаление, но Джисон… он не ответит, а если и ответит, то попытается убедить его в добрых намерениях Минхо, а это не так, это не может быть так. Не у людей, причастных к власти, не у семейства Ли. Все готово, наконец, все готово. Нет лучшего времени для первого шага, чем нестабильность в системе госуправления. — Учитель, а Вы… — Хенджин, — поправляет на автомате, возвращаясь в реальность. А реальность такова: сейчас он в классе для занятий, и пока Чанбин старается разобрать полнейший хаос в документации, для начала только там, потому что перемены свалились на компанию резко и без предупреждения, Хенджин, не желая терять ни минуты, проверяет полуоборотней. Классы заполнены, в основном, все занимаются самостоятельно по старой программе, пока министерство разрабатывает новую. Хенджин проверил новичков, те поклонились ему, подав условный знак пальцами, что успокаивало. Объяснить каждому, что от них требовалось, физически было просто невозможно, поэтому ему пришлось довериться другим. Учителя компании «ТЛТ» так или иначе тоже проходили через Хенджина, и к прямому шантажу пришлось прибегнуть всего раз, с учителем по физической подготовке нового офиса. Он всегда был прямолинейным и ясно дал понять, что работать на стороне не намерен, тем более, за спиной Чанбина, тем более, когда его дочери исполнилось три года, и он обещал в этом году отвезти её в парк развлечений на день рождения. На это Хенджин и надавил. Можно отвезти дочь в парк развлечений хоть завтра, будучи безработным, но честным, а можно, оставшись, обеспечить билет в любой парк города. Любой, не только для полуоборотней. — Хенджин, Вы видели обращение Ли Минхо? — в классе, который Хенджин тренировал лично много раз, ему всегда спокойнее, ведь здесь витало необъяснимое чувство комфорта, будто его понимают, и его поддержат, что бы он ни предложил. Но Ёнджун сейчас выбивается из привычного — в его глазах надежда и сомнение. — Обращение да, но ничего другого господин Ли Минхо нам не показал, — Хенджин проходит в класс, делая лампы чуть ярче. Полуоборотни откладывают учебники, сосредотачиваясь на нем, и он должен объяснить. — В смысле? Вообще-то, мы пришли к выводу, что он был крут. То есть, даже я не знал, из-за чего всё это началось, а Минхо просто взял и рассказал всю нашу историю, — еще один парень, Бомгю, воодушевляется, размахивает руками, яро жестикулируя, но встречаясь взглядом с Хенджином, просто садится на место, рассматривая свои же каракули на парте. За них его, кстати, наказали. Но на следующий день Бомгю рядом с бабочкой нарисовал член. А после и другие половые органы всевозможных форм и размеров. И вообще, второе имя Бомгю мазохист-извращенец из-за того, что он никак не может успокоиться и постоянно наказывается. — Знаете, что такое дебаты? Это не односторонняя речь, построенная только на козырях, как сделал Минхо и сбежал, это словесный бой, в котором раскрываются истинные мотивы. Вы думаете, что он был крут, что он понял мироздание до последнего атома? — ему не отвечают, но кто-то всё же неуверенно дергает головой. — Я думаю, Ли Минхо был слаб и жалок, потому что только слабаки кидают в лицо оппоненту козыри, даже не стараясь защитить свою точку зрения. То, что он ушел, лишь показывает, что больше у него ничего нет. Это всё, что господин Ли смог найти, и это все, что он знает. Но этого недостаточно и никогда не будет достаточно для нас. Они оба Ли, и даже если каким-то чудом Минхо и победит сегодня, он ничего не сможет сделать. Знаете, почему? Потому что аппарат власти всё тот же, а Ли Хонджун всегда будет рядом с креслом президента, потому что его партия самая сильная и влиятельная. На этом всё. — Вот же дерьмо… — Бомгю ругается в голос, на него тут же шикает Ёндже. Вот почему Хенджин их пример для подражания. Не потому что красив, влиятелен, обаятелен, хотя, это тоже значимая часть, но главное — Хенджин по-настоящему умный, он умеет думать не сиюминутным волнением, а тем, что называется настоящим владением ситуацией. Хенджин выходит из помещения, всё еще не разжимая пальцы, сцепленные ранее в ответ на демонстрацию всего класса. Он трясет головой, тихо смеясь, потому что глупо, да, он знает. И он никому об этом ни за что на свете не скажет, но на какую-то долю секунды ему показалось, будто его Х скрещенных пальцев и Х всего класса могут объединиться и своей энергией расхреначить весь мир. — Что ты делаешь? В кабинете Чанбина темно, как всегда, даже в двенадцать дня, и от отблесков монитора он скоро посадит себе глаза. Хенджин раздвигает жалюзи, позволяя лучам солнца пробраться в эту комнату, и Чанбин должен признать — всё теперь выглядит по-другому. Светлее, как бы очевидно это ни звучало. — Ты же сейчас воспламенишься, всё настолько плохо? — открыв еще и окно на проветривание, Хенджин подходит к столу, облокачиваясь на стул Чанбина сзади. — Как бы литературно описать «полный пиздец»? — Хенджин хмыкает и опускает руки со спинки кресла на напряженные плечи, начиная их массировать. Чанбин откидывается назад, прикрывая глаза. — Полагаю, по сводкам закона мы не попадаем ни под одну статью? — Ага, это то же самое, если бы я изначально торговал людьми. — Тебе нужно нанять специалистов, ты не можешь делать все сам, — Чанбин наклоняет голову, чтобы Хенджин мог разработать затекшие места возле шеи, что он и делает, совершенно контролируя себя на следующих словах: — У меня есть ты, справимся. — Конечно, — по крайней мере, сегодня, до вечера, если быть точным. — Держи. Достав из кармана ключ-карту, Хенджин отдает её Чанбину, который вопросительно смотрит на него. — Что это? Номер в отеле? — Ну, там будет горячая ванна, вкусный ужин и, говорят, там будет кое-кто, кто сможет о тебе позаботиться, — Чанбин моргает молча, пока на его лице не появляется довольная, пока совсем крохотная улыбка. — Я сегодня вряд ли смогу уйти раньше полуночи, еще же нужно всех на выборы отвезти. Да и о ком ты говоришь? У меня есть определенный типаж, — Чанбин, вроде как, делает вид, что не заинтересован, но когда Хенджин разворачивает кресло так, чтобы сесть ему на колени, ему все сложнее делать вид «вроде как». — Ты же не будешь лично отвозить полуоборотней? Просто поручи это охране, тем более, что расписание очень четкое, господин Со. А вот насчет «кое-кого», говорят, он блондин, высокий и довольно-таки сообразительный. — Ну если блондин, тогда ладно. Чанбин смеется, притягивая его за талию, а Хенджин обнимает в ответ чуть дольше, чем обычно, целует чуть дольше, чем все разы до этого, оставляя частичку себя ему на потом. Вдруг пригодится.

***

Совсем неудивительно, что Джисон не спал. Всю ночь он обнимал Минхо, а под утро, когда тот обычно скручивается калачиком, сползая к краю кровати, Джисон смог высвободиться и пойти в магазин. Утро было солнечным и прохладным, но будто бы уже не таким, как раньше. Вообще, вряд ли что-то будет «как раньше», особенно для Минхо. Отдадут ли сегодня свои голоса преимущественно за него или всё же нет, малозначимый факт, потому что Минхо действительно старался, и ему будет сложно в обоих вариантах. Возвращаясь в квартиру с пакетами, Джисон еще стоит пару минут у рекламных щитов, на которых будто в мультфильме показывают анимационные фотографии Минхо, его отца и для пущей гнетущей убедительности красные молнии между ними. В десять часов утра Минхо еще спит. Джисон проверяет его, заглянув в комнату, запрещая себе заходить дальше и обнять его еще раз, боясь разбудить, а не потому что он всё-таки боится проснуться в той тупой комедии, совершенно нет. На кухне, включив плиту, кажется, впервые, и ютуб на телефоне, Джисон берется за приготовление похмельного супчика из водорослей и тофу. Вроде бы все идет не так плохо, Джисон правда быстро учится, да и как может не получиться то, что тебе буквально посекундно расписывает добродушным голосом тетя на экране. Но кухня Минхо, совершенно, как оказывается, не приспособлена для приготовления чего-либо. Доска, нож, две чашки и почти десяток стаканов для алкоголя, скажите, пожалуйста как с этим сварить суп? — Вот же, твою-то… Джисон стонет, шарясь по нижним полкам, но не находит ничего, кроме тонкой сковороды для блинов и крышки, похожей на крышку от кастрюли. Уже что-то. Тащит барный стул к столешнице, проверяя уже подвесные шкафы. С горем пополам, чуть не свалившись на плиту, Джисон все-таки побеждает это утро. Приятно коричневатая от приправ жидкость тихо булькает, поднимая на поверхность кольца лука, сушеных специй и морской капусты. Добавляя тофу последним, Джисон выключает плиту, накрывая непомерно огромной крышкой маленькую кастрюльку. Родную кастрюльку для этой крышки он обязательно найдет чуть позже, это уже дело чести. Зато с рисом все удается даже без потери нервных клеток. Просто в углу кухни стоит рисоварка, в которую он закидывает рис с водой и нажимает на кнопку. — Ура, победа, — Джисон тихо хлопает в ладоши, когда та загорается, и таймер отсчитывает 20 минут. Обернувшись на весь беспорядок, который он сам тут устроил и который ему же и убирать, в груди начинает теплеть, а щеки трещать от дурацкой улыбки. Он приготовил Минхо завтрак. Типа, они уснули вместе после того как целовались, а утром Джисон приготовил ему завтрак. Это… так смущает! Но это очень приятно. Реально, до учащенного сердцебиения, потому что он еще не видел эту кухню такой живой, потому что с утра тут никогда не пахло едой, здесь же и приготовленной, но не теперь. Вообще, Минхо может отказаться, как делал это обычно, но ничего страшного. Некоторые с похмелья не могут ничего есть из-за тошноты, но Джисон позаботился и об этом, зайдя в аптеку, поэтому на столе лежала пара шипучих таблеток и какие-то настойки, которые рекламировала женщина за прилавком. Джисон почти подпрыгивает на месте, когда дверь ванной комнаты хлопает. Минхо проснулся? Ох, черт. Джисон не готов, понимает это, когда хаотично начинает убирать со стола, сбрасывая отходы в один пакет. Посуды не так много, учитывая, что ее вообще нет, но Джисон упорно отмывает доску от несуществующих загрязнений, когда даже не слышит, но уже чувствует его. — Доброе утро, — Минхо где-то сзади, а сердце Джисона где-то впереди планеты всей. — Доброе утро, — отвечает, не оборачиваясь. Злится на себя, но когда нормальное поведение в нормальных ситуациях было нормой для него? Правильно, никогда, так что, ох… — Вкусно пахнет, — Джисон застывает, когда Минхо обвивает его талию руками, размещая слегка влажное лицо на его плече. Ох, так они всё-таки не в кино? — Будешь? — Джисон слегка поворачивает голову, чтобы, наконец, на него посмотреть, и он даже не краснеет, когда находится так близко к чужим губам, когда руки обнимают крепче, а сам Минхо что-то шепчет, проведя носом по его щеке, и это так невероятно… Красиво? Хорошо? Минхо вообще может быть менее сказочным, когда такой открытый и абсолютно счастливый? Джисон не знал никогда, как выглядит счастье, но сегодня узнал. Оно красивое, высокое, невероятно теплое и пахнет сливовым вареньем. — Конечно, ты же готовил это, — Минхо делает шаг к плите вместе с ним, не желая отстраняться, и Джисон, наверное, впервые со вчерашнего дня расслабляется. — На этой кухне только нервы мои готовить. Серьезно, тут есть что-то, кроме чашек? — бубнит, наливая в небольшую глубокую тарелку суп. Кстати, чашкой. — Ну я удивлен, что тут есть хотя бы одна кастрюля, так что ты уже молодец, — нет, руки Джисона не дергаются, щеки не горят, когда Минхо ужасно нежно целует его в одну из этих пылающих щек. Нет, это чистая и наглая ложь. — Может, для начала таблетку? Тебя не тошнит? — Джисон аккуратно, с живой пандой за спиной, ставит тарелку на барный стол, где они обычно обедают, и Минхо сползает с него на стул. — Ну, а который час? — к столу Джисон возвращается, налив себе супа, угадайте, куда? Ага, в чашку. — Боже, это смешно. Нужно купить посуды. — Половина первого, — Джисон забирается на стул рядом, касаясь коленом колена Минхо, и он хотел бы смотреть куда-то, кроме него, но не может: волосы после душа слегка запутались, щеки, несмотря на холод, бледно-розового оттенка и он, честно говоря, не похож на человека с похмельем, он похож просто на очень красивого человека. На очень красивого человека, которого Джисон опять хочет поцеловать. Нет, серьезно, когда он уже успокоится? Минхо ест, вообще-то, даже на животных не нападают, когда они едят. — Думал, просплю дольше, — Минхо всё тот же, но на этой кухне, этим утром, он другой. Джисон поклясться готов, что он никогда так много не улыбался, и его лицо никогда не находилось в такой приятной расслабленности, а внутренности Джисона никогда так громко не орали, что он дома. — Хэй, — подталкивая Минхо ложку, Джисон легонько ударяет его своим коленом под столом. Минхо смотрит на него в ответ, мягко улыбнувшись, и Джисон каким-то образом чувствует то, что Минхо не прочь проспать весь день, перематывая на оглашение результатов. — Утром я видел много полуоборотней, они, наверное, перед работой решили получить паспорта и проголосовать. Но я уверен, до вечера их будет еще больше, ты хорошо постарался. — Тогда, — Минхо разглядывает его слегка блестящими глазами, — чем хочешь заняться? — Я? — Джисон округляет глаза, что смешит Минхо, и он не сдерживается даже, накрывая щеку Джисона теплой ладонью. — Да, ты. Чем хочешь заняться со мной сегодня? — Разве у тебя нет дел? — Разве я не должен просто ждать до вечера? Джисон хмурится, инстинктивно потираясь щекой о ладонь. Руки у Минхо всегда были теплыми, приятными и нежными, но с того момента, когда не нужно думать ни о чем, когда трогаешь их, воспринимается это в разы приятнее, не как то, что ты должен заслужить, а как то, что ты уже. Ну, наверное, Джисон хотел бы больше узнать о Минхо. Посмотреть какой-то фильм вместе, они никогда ведь такого не делали. Могли бы пойти по магазинам и, наконец, обустроить эту кухню. Могли бы посидеть вечером на балконе: первые звезды появляются довольно рано, и смотреть на них с Минхо, когда можешь его обнять, было бы даже круче чем просто вау. А потом они могли бы поцеловаться. Ну да, потому что желание Джисона никуда не делось, а Минхо не выглядит как тот, кто против, да и звезды, романтично же. А еще они могли бы… ответить на звонок. Потому что телефон вибрирует на столе уже минуту, пока Джисон пишет свой роман в голове, а Минхо ждет «конец». — Мы хотя бы половину успеем сделать из того, что ты там понапридумывал? — Минхо забирает ладонь, и Джисон снова инстинктивно льнет к ней, за что получает улыбку и поцелуй в лоб. Оу. — Слушаю. Джисон берется за свой суп, пробуя уже остывшую жидкость и… это неплохо, даже вкусно. Он довольно болтает ногами на стуле, делая глоток за глотком, пока Минхо пытается понять, что за мебель, и кто ее заказал. — Еще раз, я не заказывал, да… но… не заказывал! — Джисон хватает Минхо за руку больше инстинктивно, как способ избавиться от громких звуков, и это работает. Минхо делает глубокий вдох. — Пусть едут обратно. В смысле, без обратного адреса? Да вашу ж… — Что такое? — Минхо раздраженно бросает на стол телефон, зажмуриваясь. — Я не заказывал никакую мебель в свой кабинет, но грузовик перегородил выезд с парковки, и они не могут его убрать, пока я не разберусь с заказом, — Джисон прикусывает губу. Ситуация глупая донельзя, но Минхо злится по-настоящему, и это мило. — Просто езжай, тут же недалеко. — Просто езжай, бла-бла-бла, — Минхо под удивленный взгляд Джисона скидывает его руку, принимаясь за ложку. — Никогда меня не останавливаешь. — Эй! — Джисон вообще-то возмущен, но Минхо уже игнорирует. — Чем быстрее поедешь, тем раньше освободишься, разве нет? — Нет, я сейчас ем свой суп, — и он правда ест. Джисон замирает на секунду, боясь, что ему может не понравиться, но похоже всё в порядке. — Этот суп приготовил я. — На моей кухне, — они сейчас меряются чем? Джисон плохо улавливает, если честно. — Я покупал продукты. — Вода моя, — постукивая по дну тарелки ложкой, Минхо выглядит даже довольным этой дурацкой якобы ссорой. Они вообще сейчас ссорятся или нет? — Ну и мой посуду сам своей водой на своей кухне, понятно? — Джисон спрыгивает со стула, подхватывая чашку. Свою посуду Джисон вымоет, а Минхо пусть сам справляется. Хоть бы спасибо сказал, что Джисон ему готовил, и вообще, ох… — Обожаю, когда ты так делаешь, я просто… не могу. Чашка падает в раковину, и Минхо разворачивает его к себе за запястье, прижимая их к столешнице, а губы к губам Джисона. И Джисон готов поклясться, что каждый раз, когда его целуют вот так вот, неожиданно, но ожидаемо, сердце как в мультфильме громко ухает, и время замирает до того момента, пока Джисон не начинает двигаться сам. А он запускает руки в его шелковые волосы, обмякает всем телом, зажатый между столешницей и бедрами Минхо, и отвечает на поцелуй жаднее и сильнее. Это утро можно записать в самое лучшее утро в мире? Определённо да. Пусть Джисон пока еще не понимает, когда над ним шутят и дразнятся, но Минхо уже давно можно все. — Там, — он отстраняется, и всё, что Джисон может видеть сейчас, это две его пухлые губы прямо напротив глаз, так что он наклоняется вновь. — Ага, — в его объятиях тепло, очень тепло и безопасно, именно поэтому Джисон может позволить себе делать все, что он хочет. Поцеловать еще раз, оттянуть нижнюю губу, чтобы, извиняясь, целовать ее снова. Поцеловать возле скулы, поцеловать чуть ниже, добраться до шеи, расцеловать её со всех сторон... — Джисони… — вообще-то, Минхо тяжело. Ему впервые так тяжело и хорошо одновременно. Здравый смысл говорит, что нужно отлипнуть и пойти решить проблему, но тело его даже не слушает, нашептывая «еще». — Джисони, там пробка, наверное, уже до Пусана. — Ты первый начал. И то правда. Минхо сжимает его крепче, наслаждаясь тихими вздохами и, господибоже, он никогда толком и не знал, что такое целомудрие, но он правда был один всё это время. С появлением Джисона у Минхо времени ни на что не оставалось, и наверное в этом причина, почему он так сильно его хочет? То есть, тут речь даже не о близости, потому что больше тела Джисона Минхо, наверное, хочет только его душу. Ох, это так глупо звучит, даже в голове, что Минхо сжимает кулаки на его спине, перехватывая любые попытки Джисона двигаться дальше. В том то и дело. Минхо хочет быть хорошим человеком для него, он должен пытаться, даже если бы не получилось. Потому что если бы вчера Джисон ответил, что ему всё-таки нравится Субин, то… Субин бы поплыл в Китай. Не на животе, разумеется, Минхо ведь не изверг какой-то. Нет, на лайнере, в исключительно образовательных целях. Он парень, вроде как, умный, вот бы и пользовался своим распрекрасным мозгом в другой стране, подальше от Джисона. И Минхо, пожалуй, так делал бы с каждым, кто нравился Джисону, пока наконец не успокоился бы, услышав свое имя. Потому что Джисон его. Он первый, кто заставляет его чувствовать так много, первый, кто пробуждает в нем человека, первый, кто заставляет его меняться и да, это страшно, но Минхо уже не видит смысла в другом. Минхо просто хочет, чтобы Джисон был рядом, чтобы делал всё то, что делал до, чтобы не стеснялся своих чувств, и Минхо… ну он правда постарается быть хорошим человеком. Как сейчас, например, успокаивая бешено колотящееся сердце Джисона короткими поцелуями в пухлые губы. Его щечки красные, глаза зажмурены, но он даже так умудряется чмокнуть в ответ и потереться о руки на своих щеках. Чертовски мило. — Я пойду? — еще пара коротких поцелуев, прежде чем Джисон распахивает свои красивые глазки, медленно кивая. — Ладно. — Опять меня не останавливаешь? — Минхо морщится от якобы сильного удара в плечо, и ему якобы очень больно. — Ай! — Иди давай, или тебя покусать? — смеется, потирая ушиб, после опять целует Джисона в открытые губки. — Я быстро вернусь, — гладит по волосам, слышит биение чужого сердца и да, надо бы записать это утро в разряд самых лучших. — Я буду ждать, — Джисон просто ныряет ему в объятия, крепко сжимая. Такое чувство, что он может нормально функционировать только так, только цепляясь за него и чувствуя такую же хватку в ответ. А еще он счастлив. И уверен, что Минхо тоже. И пусть назойливый червяк в животе напевает «это ненадолго», Джисон еще никогда так решительно ничего не собирался игнорировать как это.

***

— Привет, занят? — Нет, привет. Вообще то, Джисон моет кухню, хрен знает зачем по второму кругу. Просто прошло уже два часа, и Минхо, по идее, должен вернуться, но пока его нет, Джисону абсолютно нечем заняться. — Можешь забрать меня? — Чонин вздыхает, и это по-настоящему удивляет. Он же вчера, вроде как, у Сынмина остался. Неужели что-то пошло не так? — Конечно, а куда ехать? — Я скину адрес. Захвати паспорт, если не голосовал, можем вместе сходить. Так Джисон и оказался у Сынмина дома. Вернее, на его лестничной площадке. Тот буквально передал Чонина ему в руки, и им пришлось объяснять, что между ними произошло, потому что Джисон смотрел на них по очереди и глупо хлопал ресницами. — Сынмин волнуется, когда я один тут хожу. Ему нужно сегодня на работу в город и проводить меня он не может и не отпускает, пока кто-то за мной не придет. Я, конечно же, мог остаться у него, но кое-кто против. А вот его мама не была против, но Сынмин… — Твои ушки… — Джисон, честно говоря, прослушал половину, таращась на парня еще больше, когда, наконец, доходит. — Может, пойдете уже? Мне еще маму на работу провожать. — Ладно. На лестничной площадке чмок в щеку очень громкий и отчетливый. Джисон слышит этот звук даже на улице, даже тогда, когда Чонин тараторит уже о совершенно другом. — … может, тут? — Что? — Джисон тормозит, оборачиваясь. Чонин стоит в паре шагов от него, недовольно хмурясь. — Что, что? Слушаешь меня вообще? Говорю, вон мэрия, давай тут проголосуем? — опять этот чмок. Да что ж такое! — Да, давай. Джисон понимает, что это важно, но не может сказать, что эти чувства по-настоящему сильные. Он отдал свой голос за кандидата Ли Минхо, по правилам, конфиденциально и под надзором полицейских. Но этот чертов Хан Джисон будто и не Джисон вовсе. То есть… Хан Джисон свободный, ни к кому не привязанный и самодостаточный, а Джисон… он нуждается в Минхо и менять совершенно ничего не хочет. Да, он такой, да, ужасно бесполезный член общества, но он никогда и не был его частью, так почему ему ни с того ни с сего начать чувствовать что-то кардинально другое? Сплоченное? Джисон всего лишь парень, который постоянно выживал и вот, наконец, он хочет жить. Но об этом он Минхо никогда не расскажет, слишком унизительно. — Вкусненько, — после голосования оба сошлись на том, что хотят сладкого, и остановились на вафлях в торговом центре неподалеку от мэрии. — Я поймал дежавю! — голос Чонина поднимается, а сам он хватается за стол обеими руками, бросив вилку с ножом, будто стол мог уплыть. — Отпусти, — Джисон смеется, делая большой глоток молочного чая. — Ох, — теперь Чонин держится за сердце, — пугает до усрачки. — Чего? — Джисон слышал про дежавю, но ни разу не испытывал. Оно и неудивительно, говорят, только люди, пережившие много чего могут наткнуться на одно и то же и зависнуть, подумав, что это сбой в матрице, в то время как мозг просто идентифицирует то, что давно забыл. — Я не хочу сомневаться в своей вере атеиста, знаешь ли, но эта хрень заставляет меня думать о прошлых жизнях, бррр, — Чонин ежится, накалывая на вилку большой кусок вафель со сливками. — Ты бы прожил свою жизнь, если бы тебе показали, какой она будет? — Джисон даже не до конца понимает, зачем это спрашивает, но он спрашивает и сам думает над ответом. — Ну… если бы у меня был выбор… и если бы я встретил вас… думаю да. С вами мне хочется жить, так что да, я бы выбрал эту жизнь еще раз. А ты? Щеки у Джисона горят. Потому что он собирался сказать "нет" и тем самым опять доказать, какой он трус. В его жизни было слишком много боли, но он не зацикливался на ней, просто шел вперед, однако, еще раз? Ни за что. Да, есть Минхо, но на сколько он задержится? Насколько Джисон сможет контролировать себя, чтобы не чувствовать боли в дальнейшем, потому что давайте откровенно, Минхо-президент равно отсутствие времени на Джисона. Возможно, только ночью, но на что это будет похоже? На кого это будет похоже? Но даже так Джисон согласен, потому что ничего лучше с ним в этой жизни точно не случалось, вот только... эта жизнь… она бесполезна, и в планах Джисона уже прожить её поскорее. Прожить так, как получается, а все мы знаем, что получается у него хреново. — Джисон? — Тебе Минхо не звонил? — Нет, а что? А то, что уже шесть вечера, уже темно и холодно, через два часа закончатся выборы, а еще через два объявят победителя. А Минхо нет, он не отвечает ни на одно смс и даже не читает. Если бы не Чонин, Джисон бы заставил себя не паниковать, но… «Я придумал, чем будем заниматься» «Поторопись, много пунктов, ты не успеешь» «Минхо?» «Ты занят? Что-то случилось?» Они не прочитаны. Минхо никогда так не делал. И дурацкая паника садится с Джисоном на стул рядышком. — Джисон? — А? — Что-то случилось? — от встревоженного тона Чонина, Джисон морщится. Нет, ничего не случилось. Просто Минхо задержался на работе, просто у него сел телефон, и во всем Сеуле нет зарядки на айфон, а если и есть, то там скорее всего нет электричества. Всё в порядке. — Я не знаю, — честно выдыхает, поднимаясь. — Пойдем в парламент и выясним.

***

— Нет, господин Ли Минхо не приезжал сегодня, — мужчина захлопывает перед лицом Джисона окошко небольшой будки на въезде в парковку. Ну, почти захлопывает, потому что Джисон хватается пальцами за стекло, и оно прижимает его к стенке, прежде чем мужчина, вздохнув, всё-таки открывает его обратно. — Около часа дня? Разве нет? — Нет. Я тут с восьми утра. Даже с семи тридцати. Окошко опять захлопывается, но Джисон, вспомнив еще кое-что, просовывает пальцы обратно. — А грузовик? Кто-нибудь привозил мебель? — Нет и еще раз нет! Если не уйдете, я вызову полицию! — рявкает мужчина, захлопывая окно уже окончательно. — Что это значит? — Чонин испуганно таращится на Джисона, который тоже не чувствует ничего, кроме нарастающей паники. И он говорит себе, что всё хорошо, но, черт, он научился чувствовать его, он может чувствовать его, и «все хорошо» летит в черную безмерную трубу, а из нее вылетает пробирающий до костей шепот «поспеши, Джисон, поспеши, пока не поздно». — Поехали домой. Вдруг Минхо уже вернулся? Джисон улыбается, подталкивая Чонина к выходу, где они могут поймать такси и добраться до дома. Чонин всё время набирает брата, и его руки уже порядком трясутся. Никто из них даже не помнит момент, когда они забегают в квартиру, в которой пусто. Очень оглушительно, мать его, пусто. Чонин и Джисон хотят, очень хотят назвать себя паникерами на ровном месте, но оба знают, что это не так. — Я поеду к отцу, — Чонин кивает, но Джисон хватает его за руку. — Я с тобой. — Но… — Пошли.

***

В номере все еще пахнет маслом зеленого чая, лаванды и персика из приоткрытой ванной. Смесь гремучая, если смешать всё воедино, но почему-то сейчас этот аромат очень даже приятный. Хенджин проводит ладонью по волосам уснувшего Чанбина, жмется чуть ближе, запоминая всё, что между ними останется в прошлом, когда Хенджин выйдет за дверь. Не уверен, зачем ему эта память дальше, но Хенджин все равно не сможет вычеркнуть его из памяти, как заточенным карандашом по ставшему вдруг бесполезному листу. Чанбин так устал, что даже не льнет ближе к ладони, как делал это обычно, а просто спит, уткнувшись лицом в подушку. Его массивные плечи мерно вздымаются и опускаются, открывая взор на царапины от ногтей Хенджина. И опять эта привычка царапаться, привычка делать больно, но он хотел, чтобы Чанбин не забыл его так быстро. Пока на твоей спине маленькие шрамики от того, кто стал самой огромной ошибкой, память не вышвырнет его так быстро. Тело приятно ватное, Хенджин так выдохся с ним, что сам уснул на пару минут, словно его тело противилось уходу. Он улыбается, поднимаясь. На пальцах остается аромат, на губах знакомый привкус крови, потому что Хенджин все-таки укусил его. Как и ожидалось, кровь Чанбина сладкая. Настолько, что оторваться было невозможно. И уйти Хенджин должен был в одиннадцать, чтобы добраться до базы, но Чанбин уснул на нем. Дать ему поспать вот так было самым малым, что он мог сделать на прощание, потому что завтра у Чанбина не останется ничего. Даже Хенджина. — Прощай. Достав сумку, припрятанную ранее в шкафу, Хенджин выходит за дверь, оставляя за ней всё, что было до. Теперь он будет играть без правил, теперь Хенджин просто Х, просто тот, кто умрет, но заставит полуоборотней бороться за свое. И даже хорошо, что он один. Хорошо, что нет никого, способного его удержать, хорошо, что он болен настолько, что это единственное его оружие. Сев в машину, Хенджин включает новости по центральному телеканалу и едет в назначенное место. Спустя пять минут болтовни, как только пробивает полночь, женский голос объявляет. «Он сделал это… Ли Минхо, 78%, это… невероятно!» Хенджин хмыкает, набирая номер. — Начинайте. На том конце тишина, но Хенджин в этой тишине уверен. За полчаса произошло многое. Журналисты и политики пытались связаться с Минхо, но он не отвечал. Ли Хонджун на прямой связи шутил о том, что Минхо, скорее всего, просто не рассчитывал на такой поворот событий, и ему, похоже, придется лично взять ответственность за своего непутевого сына. Хенджин искренне смеялся с его неумелых шуток, но самое забавное началось позже. «Минхо еще молод, скорее всего, он отсыпается после ночи в клубе, ха-ха» «Вот такой вот наш президент, что ж…» «Срочные новости! Мост на реке Хан был подорван…» «…что?» «Очевидцы сообщают о сотнях полуоборотней, движущихся от места происшествия!» «…полуоборотни?» «Есть первые пострадавшие, и это люди! Звери опять нападают!» «Не сейте панику, наша полиция уже в пути, эти твари так просто не скроются!» — Учитель! — Хенджин бросает ключи от машины Ёнджуну, на ходу снимая шелковую рубашку, которая теперь ему совершенно не нужна. — На мосту всё прошло по плану, полиция не подберется через огромную трещину. Наши готовы к следующей цели, — Бомгю, что совершенно неудивительно, раскрасил лицо сажей или красками, хер поймешь, что это вообще такое, но суть ясна. — Отлично, всё просто отлично, — нараспев отвечает Хенджин, забираясь в небольшое укрытие под мостом. Тем самым, где совершил первое убийство, тем самым, где сам чуть не умер, защищая родителей, но так и не смог. — Здравствуйте, — пожилой полуоборотень низко кланяется, когда Хенджин, прикрепив пистолет к карману на руке, прячет его под курткой, усаживаясь за стул, где Саян, полуоборотень Министра обороны Кореи, разворачивает карту. — Давайте ещё раз пройдемся по стратегически важным точкам.