Истребление

Примерно в половине первого ночи в городе начинается настоящий хаос. Центральный мост, объединяющий две части города посредством метро и четырехполосной дороги, был подорван. В это время метро уже не работало, но несколько машин, по случайному стечению обстоятельств оказавшиеся на мосту… что ж, три упавшие в воду машины спасателям и простым прохожим удалось вытащить, а вот две иномарки понесли за собой первые жертвы: мужчина сорока лет и женщина с таксистом сгорели в своих машинах. Об этом говорили по всем новостным порталам, казалось, не было ни одного существа в Сеуле, кто не знал бы, что происходит в городе. Но из любого правила есть исключения. — Подожди тут, я осмотрю всё и вернусь. Джисон знает, что это без толку, трехэтажный особняк пуст. Вернее, в нем полно полуоборотней, все они почему-то очень шумные и напуганные, но самого главного в нем нет. И когда Чонин уходит, скрываясь за большими входными дверями, а Джисон прячется в небольшой беседке неподалеку, он думает, что так даже лучше. Минхо где-то очень далеко, и как бы ни было тяжело это признать, он не в безопасности. Джисон в любом случае будет его искать и найдет, сколько бы времени на это не потребовалось, но Чонин... Тут даже думать особо много не нужно. Если это опять дело рук так называемого отца Ли, Джисон обещает себе разорвать каждого, кто хотя бы пальцем толкнул Минхо, кто тронул его и посмел заставить чувствовать боль. От одной мысли об этом на ладонях жжет от врезающихся ногтей, но Джисон отмахивается, тихо выбираясь из укрытия. Джисон точно будет драться до конца, и если охраны много, если она вооружена, он вполне может попрощаться с жизнью, а Минхо, если с ним всё-таки плохо обошлись, не сможет защитить брата. Джисон отдаст последние силы, чтобы найти Минхо, но если с Чонином что-то случится? Простит ли Минхо, узнав, что это именно он не остановил его брата, именно он позволил идти с ним? Нет. Потому, выбираясь через дыру в заборе, Джисон оставляет его. Дома в этом районе высокие и давящие, в темноте кажется, что они вот-вот свалятся на голову, и Джисон даже пальцем пошевелить из обвалов не сможет. И вот опять. Это чувство. Этот ком в животе, противный, пульсирующий, уничтожающий все, на что Джисон так рассчитывал. Он не умеет контролировать себя, когда перевоплощается. Плевать уже на то, что Минхо узнает правду о нем, главное, забрать его живым. Но если Джисон перевоплотится, он не сможет гарантировать его безопасность. Хенджин учил перевоплощаться по желанию, но почти все уроки были провальными. Джисону нужен был запах крови или сильный испуг, чтобы принять истинную форму, а вот выйти из нее самостоятельно он мог только когда валился без сил и засыпал. И, наверное, впервые в жизни Джисон жалеет об этом. Жалеет, что не использовал свою силу, жалеет, что сейчас с тем, что у него есть, он по-прежнему бесполезный. Сдался ли он? Еще нет, но он близко. Просто Джисон это Джисон. Вряд ли в нем эта трусливая черта хоть когда-нибудь поменяется на что-либо достойное. Поначалу он не отвечает. Но спустя три пропущенных берет трубку, намереваясь убедить Чонина остаться дома. — …я — Ты скотина! Кинул меня, да? Думаешь, я настолько бесполезный? Ты мне не друг больше, даже не надейся! И знал же, блин, что нельзя тебя одного оставлять, слизняка кусок! — Я… — Замолчи! Стой на месте, я приду! — Нет. Пожалуйста, послушай меня и оставайся дома. Я не считаю тебя слабым или еще что, я просто, я…, — машина по встречной слепит фарами, и только сейчас Джисон понимает, что что-то не так. Никогда в Сеуле не было так темно, особенно в центре, особенно возле реки Хан. — Что ты? — Чонин уже менее решительно настроен вспомнить весь свой словарный запас для особого случая, теперь он просто дуется, ведь тоже понимает, что толку от него не будет. — Я волнуюсь, что не смогу. Поэтому, пожалуйста, дождись брата дома. — Откуда ты знаешь, что тут его нет? — обиженный голос Чонина смешивается с другими громкими голосами. Джисон переходит улицу, дожидаясь зеленого. — Просто знаю, — от этого несмелая улыбка на лице. Джисон знает этого человека. Если нужно, он весь Сеул обойдет, ведь сейчас Минхо как никогда нуждается в Джисоне. — Хорошо, надеюсь, мы договорились? Если что, я буду на связи и ты, пожалуйста, тоже и… — Джисон! — Джисон подпрыгивает на месте, собираясь идти к станции метро у реки, там на остановке лучше всего словить машину. — Что? — Минхо победил! Он стал президентом! Джисон тормозит, переступая подножие моста. Минхо… победил? Он, черт возьми, доказал всем, что достоин! И он должен это увидеть! Он должен гордиться собой так же сильно, как Джисон сейчас им. — Он молодец, — выдыхает в трубку, плохо скрывая улыбку. Полуоборотни доверились Минхо, ему доверился сам Джисон, такое даже во снах не снилось. — Но… я понял, — Джисон тормозит машину, садится в такси, не называя конкретного адреса, и просто едет прямо. Рано или поздно, он почувствует его. — Что ты понял? — Когда отец пошел на второй срок, вскоре был принят закон о том, что если с выбранным кандидатом что-то случается, человек на втором месте вправе занять пост президента, — Джисон слышит, как тяжело Чонину опять не расклеиться, но он пока справляется. — Минхо победил, отец сейчас дает интервью, все знают, что Минхо… но его нет, Джисон. Его нет… — Я найду его. Чонин, садись в такси и езжай к Минхо в квартиру. Приготовь суп или что хочешь, он обедал еще в… ох, он не обедал, позавтракал только, — от слова «завтрак» больно сжимается сердце, так больно, словно это чья-то рука пробила грудную клетку и, схватив сердце, со всей силы сжимает. Мало времени. Мало времени, но это не значит, что этого сраного времени вообще нет! — Остановите тут! — Да, я… А потом сзади что-то громко взрывается, будто небо упало. Обернувшись, Джисон видит алое зарево, черные куски разных размеров, копотный дым от шин и запах гари, такой сильный, что Джисон почти плачет. Черт возьми, в легких ничего кроме этого больше и не помещается. Воняет, очень воняет! Бежит вперед, откашливаясь. Мост они проехали минутой ранее, но Джисон все равно давится воздухом. В таком состоянии он не сможет найти Минхо. — Что это было? Джисон? Ты в порядке? Джисон? Оказывается, звенит в ушах. Отдаленно слышен голос Чонина в руке, сжимающей телефон. Проморгавшись, Джисон набирает скорость. — У твоего отца есть какой-то бизнес, помимо основной работы? — живя с Минхо, Джисон понял, что ни один политик не довольствуется тем, что имеет. У всех есть как узаконенные источники дохода, так и те, о которых знает только узкий круг. — Ну, торговые центры? Все основные моллы его. Не подходит. Магазины просто платят налоги, Ли Хонджун не участвует в их жизни напрямую. Конечно, он мог спрятать Минхо где-то в складах, но это было бы накладно, ведь у каждого из магазинов молла своя охрана. — Порт! — вдруг выкрикивает Чонин. — Он контролирует поставки портового груза. Большая часть его охраны постоянно находится там, но их слишком много, Джисон. — Хорошо, я проверю. Что-то внутри Джисона откликается на эту догадку, а то, что он совсем рядом, играет на руку. Сбросив вызов, Джисон ставит телефон на беззвучный режим, спускаясь по большой мощеной лестнице, ведущей к набережной. Слышны звуки сирен проезжающих мимо машин, воняет гарью, и тот огонь на разломанном пополам мосту по-прежнему единственный яркий источник света в Сеуле. Думать об этом у Джисона, честно говоря, нет ни желания, ни времени. Он просто останавливается на том, что это поломка или взорвался какой-то грузовик, что, конечно же, не могло понести за собой такие последствия, но сейчас эти детали его вообще не волнуют. Добравшись до набережной, Джисон бежит еще быстрее, и в легких, наконец, постепенно освобождается место для новых запахов — речной воды, моря, водорослей на сырых камнях, еле заметный запах рыбы и… сливы. Оббежав все закрытые магазины и киоски, Джисон спускается вниз, туда, где у причалов стояли яхты, лайнеры и корабли. Тут тихо. За исключением громкого сбитого дыхания Джисона, на которое он даже не обращает внимания, продолжая сканировать запахи и звуки. Сигареты, алкоголь, масло, сахар. Чем ближе к одному из блоков, тем сильнее эти запахи и появляются новые, а потом, подойдя к тёмно-синему контейнеру вплотную, Джисон слышит и голоса. Через приоткрытую дверь он видит свет, слышит смех и пытается посчитать голоса. Три, пять, шесть. Шесть, еще куда ни шло. Удостоверившись, что вокруг контейнера больше никого нет, Джисон запрыгивает на вымост, который представляет собой держатель для этого самого контейнера. Подходить к двери опасно, но Джисону нужно почувствовать Минхо. Подкравшись к щели, он садится на корточки, прижимаясь лицом к холодному толстому металлу. — Да, ёб твою, заткнешься ты или нет? — Я говорю разумные вещи! — Вообще, дед прав…. Полуоборотни собрались в кучу у шипящего телевизора. Он работает с перебоями, картинка плывет, каждый раз прокручиваясь на экране. Они ругаются, один ударяет кулаком, и телевизор вообще зависает. — Вот же даун! — Это я даун? — Ты — даун! — Ты хоть знаешь, кто такой даун? — Да, это ты. Внутри полно ящиков, запах древесины приятно очищает легкие. Джисон меняет положение, поднимаясь так высоко, как может, и в тот момент, когда он уже почти на носочках, он чувствует. Этот тонкий аромат сливы. Джисон буквально останавливает себя от того, чтобы не ворваться внутрь, наплевав на весь выстроенный план. Он так хочет увидеть его, просто увидеть! Стиснув зубы, он прислушивается к диалогу, подбирая пару маленьких камушков. — Мы, блять, на полном серьезе убьем президента? — Тебе впервой убивать? — Я, по-твоему, каждый день президентов убиваю? — Хрен тебя знает, дед, но давай заканчивай хлеборезкой работать. — Ну, а как же бунт? — к «деду» присоединяется еще один голос, довольно молодой. — Какой бунт, нахрен? То, что наши подорвали этот злоебучий мост, еще не значит, что они подняли бунт. — Так мы бы узнали, если бы ты не сломал телик, дубина. — Та вашу ж мать, он щас проснется от ваших криков и сам себя грохнет! Кто-то вздыхает, скрипит стул, и Джисон бросает первый камушек в противоположную от себя сторону. — Че за? — Проверь. Слышатся шаги, после скрипит дверь. Полуоборотни Ли Хонджуна почти все на одно лицо и с похожим телосложением, как принято называть — тупо амбалы. Джисон сглатывает, дожидаясь, пока шкаф-купе завернет за угол, и только после этого, набрав скорость, он запрыгивает ему на спину, надавливая одной рукой на сонную артерию, а второй закрывая полуоборотню рот. Спустя минуту он отключается и валится на пол, а Джисон оттаскивает тело за контейнер. Постучав по контейнеру с этой стороны, Джисон прыгает через вымост, бежит вперед к другому контейнеру и прячется за ним. Выходят еще двое. Джисон находит кусок железного прута и тем же путем возвращается. Внутри остаются трое, и Джисон уже не позволяет себе сомневаться, когда заходит внутрь, закрывая за собой дверь на задвижку. — Отпустите его, — Джисон оглядывает помещение, и если бы он мог, точно поднял бы лицо Минхо, рассказал бы ему всё-всё, сказал бы, какой он крутой и чего сумел добиться, но вместо любимого лица, Джисон поднимает арматуру, — и я отпущу вас. Один из полуоборотней сразу же поднимается, закрывая собой тело Минхо, связанного на стуле. И только от этого Джисон уже готов снести ему голову с плеч, но он дает им и себе шанс остаться нормальными. — Ты вообще кто такой? — Джисон видит, как рука самого старшего дергается к пиджаку, но Джисон двумя движениями, настолько быстрыми, что никто не успевает сориентироваться, ударом ноги выбивает пистолет из рук полуоборотня. — Просто отпустите его. Я могу остаться. — Ну и на кой хер ты нам вперся? — придя в себя, другой полуоборотень наступает на Джисона, улыбаясь притворно сладко. — Хотя, если… И Джисон бьет его прутом. Полуоборотень, ожидавший этого, уворачивается, но Джисон следит за каждым его движением, и мозг будто бы получает возможность просчитывать чужие действия наперед. Он откуда-то знает, что после ответного удара полуоборотень увернется влево, потом пнет правой ногой, замахнется левой, и в конечном итоге второй полуоборотень придет ему на помощь, потому что парень, ворвавшийся к ним в контейнер, напоминает зверя. Немного сложнее, но Джисон справляется. Попадает одному по ребрам, от чего тот скручивается, второго бьет по голени. От навалившихся со всех сторон звуков и внутри контейнера, и снаружи, где бушевали оставшиеся полуоборотни, тарабаня по стенкам, голова раскалывается. Минхо приходил в себя пару раз, но не помнил ничего, кроме утра, такого домашнего, впервые за долгое время, самого лучшего утра в его жизни. Вот он обнимает Джисона, Джисон обнимает в ответ, мило ворчит на весь свет, а в следующую секунду Минхо не пойми где с тряпкой во рту. Сначала пришел в себя в машине, но тут же отключился, голова дико болела, после в этом месте. Ждал вместе со своими потенциальными убийцами результатов голосования и словил себя на мысли, что не жалел ни о чем. Последние месяцы он жил как настоящий человек, он старался быть честным, открытым и старался заботиться не только о себе. Ничего не меняется по щелчку пальцев или тогда, когда ты этого хочешь, но Минхо бежал по прямой изо всех сил и успел. Успел принять реальность, в которой он не может больше называть себя сыном такого человека, успел понять, что он тоже человек, но этого мало, чтобы по-настоящему им быть. Успел понять, что он может быть другим и выбирать кардинально другой путь, что выбор у него есть. А еще Минхо успел и то, на что вообще не рассчитывал — он успел обзавестись домом. Маленьким, тихим, безумно нежным, но очень сильным домом. Он был полным нулем, а потом появился Джисон. Тот, кто заставил меняться, чтобы соответствовать, тот, кто всегда был рядом по своему желанию, а не из-за договоров. Если бы можно было взять с собой воспоминания, то Минхо взял бы все о нем — смех, голос, взгляд, руки, всё их проведенное вместе время. И то утро. То прекрасное утро. Минхо жаль, может, только от того, что сам он не сможет довести начатое до конца, что сам не сможет подарить Джисону заслуженную свободу, но это не значит, что та небольшая партия людей, которую Минхо успел собрать, оставит всё как было. Минхо очень хочет в это верить. А еще хочет верить, что Джисон настоящий. Вот тут, машет руками и железякой как Джеки Чан, настоящий. Моргает, потом боль накатывает с новой силой, когда волосы на затылке больно сжимаются в чьей-то руке. Запястья затекли, колени ноют от невозможности ими хоть как-то двигать, но во всем есть плюсы: Минхо еще не били, только отключали точными ударами, от которых все равно ныло всё тело, но не били. — Эй, сопляк, отойди от них, — Минхо морщится от голоса, моргает часто от вспышек перед глазами, но застывает, как только слышит свою галлюцинацию. — Не смей делать ему больно. — Джисон стальным, ровным голосом говорит это, а его грудь поднимается от сбитого дыхания, кровь стекает по скуле, с разбитой губы, а он всё равно верит в то, что победит кого угодно и заберет то, за чем пришел. — А то что? Расплачешься? — полуоборотень натягивает волосы сильнее. Минхо молчит, сдерживая все звуки, потому что Джисон… он в порядке? Его тело изранено, а глаза… такие… он вообще понимает, что происходит? Полуоборотень давит сильнее, запрокидывая голову Минхо назад, и он только громко дышит, не позволяя себе и пискнуть, иначе Джисон точно сорвется, и они его покалечат. — Просил же… — Джисон отбивается сразу от двух, которым хватило минуты на то, чтобы привести силы в порядок. Ему такой передышки не давали, но Джисон увидел взгляд Минхо. С ним все в порядке, его не били, он справится, а тот испуг в глазах он предпочитает просто игнорировать. Когда отбиваешься от двоих, все силы уходят на это, на наступление не хватает времени, но если наплевать на тело, можно поменяться ролями, что Джисон и делает. Бросается вперед, поваливая полуоборотней, которые в очередной раз в шоке от его дикости, и отключает их по очереди, одного головой об пол, второго ударив головой о голову уже отключенного. Поднявшись, Джисон никак не реагирует на шок на лицах напротив. Ему всё равно. Он предупреждал. Он это не выбирал. Но Минхо пойдет сегодня домой в любом случае. — Теперь ты? — голос сел, грудь начинает печь, как и дают о себе знать все ушибленные места. Джисон смотрит прямо на полуоборотня, который уже отпустил голову Минхо, поднял руки вверх и даже улыбнулся добродушно. — Я? Нет, я понял, можешь забирать, претензий ноль, — пожилой полуоборотень отходит в сторону. Джисон провожает его взглядом, пока тот не садится послушно на одну из коробок где-то в середине прохода. Сделав шаг, Джисон ощущает боль в боку, но уверяет себя, что это пустяки. Подойдя к Минхо, опустив, наконец, руки на его плечи, с горечью замечает их напряжённость. — Всё в порядке, дома Чонин собирался что-то приготовить, но ты говорил, что он не умеет, не знаю, насколько тебе понравится, но… — опускаясь на колени, Джисон развязывает веревки с рук и ног и в таком положении вынимает у Минхо тряпку изо рта. Он не решается поднять глаза, но чувствует, что Минхо смотрит. А потом Минхо опускается в то же положение, что и Джисон, и до хруста костей его сжимает, утыкаясь лицом в макушку. Джисон сдавленно стонет то ли от боли, то ли от облегчения, позволяя себе тоже уткнуться в тепло совсем рядом, позволяя себе пропитаться запахом сливы до мозга костей. — Джисон… ты… — Минхо шепчет, прижимая его еще ближе. — Все хорошо? — Джисон выдыхает ему куда-то в шею, сжимая его простую кофту на спине. После кивка, Джисон собирается с силами, осознавая, что ничего еще не закончилось. — Возьми у меня в куртке телефон. Ты говорил, у тебя есть охрана? Сейчас самое время, снаружи… Джисон не успевает сказать, что там снаружи. Полуоборотень, который до этого тихо сидел на ящике, теперь со скрипом открывает двери контейнера, пропуская как минимум полуоборотней десять, а то и больше, внутрь. — Держись позади меня, — Джисон резко встает, уверяя себя, что справится. У него ничего не болит, и вообще от объятий Минхо он магическим образом исцелился. Такое бывает? Конечно. Конечно бывает, Джисон. — Джисон… — Минхо поднимается следом, быстро запускает руку в карман куртки Джисона, забирает телефон, и Джисону нужно подобрать прут обратно, но пока Минхо с телефоном в руках, он не может этого сделать. — Что? Реально? Этот малыш положил Суна и Громилу? — толпа полуоборотней со скепсисом пялится на двух товарищей в отключке на полу и на Джисона, позади которого прячется человек. — Джисон, давай я разберусь? Просто, давай… — шепот Минхо сзади, его рука на куртке, и Джисон никогда не проиграет. Абсурдно, конечно, он не главный герой какого-нибудь боевика, но у них никогда не бывает такой сильной мотивации, а у Джисона есть, он сможет. — Минхо, пожалуйста, доверься мне. Если есть возможность, беги. Будем держаться левого края, ближе к ящикам, и двигаться вперед к двери, но ты всегда будь позади меня, понял? — Джисон берет стул, на котором сидел Минхо, бьет им со всей силы о стену до щепок, и передает Минхо раздолбанную ножку. — Хорошо? — Джисон, твою мать, пусть только с тобой что-то случится, я сам тебя убью! — Минхо сдается. И потому что выбора другого нет, и потому что он не позволит Джисону драться одному. Минхо обязательно спросит, как он его нашёл, но позже. Пока есть хоть призрачная надежда на то, что у них будет еще одно такое утро, Минхо тоже готов стоять до последнего. Толпа с ревом бросается на них, и Минхо даже не пугается. Ну ладно, немного. Но как только Джисон бросается вперед, чтобы отбиться, он, выпрыгивая из-за спины, бьет своей палкой по головам полуоборотней. Если бы это был боевик, то это был бы преимущественно жанр сюрра и юмора. Так думает Минхо, когда слышит смех, а потом бьет эту наглую морду по голове, взобравшись на ящик за спиной Джисона. И они поднимаются наверх на ящики, наваленные друг на друга. Такое положение дает преимущество, потому что они вполне успешно отбиваются ногами. Полуоборотней, ползущих вверх, становится меньше. Джисон постоянно оглядывается, проверяя Минхо, или для того, чтобы крикнуть тому не лезть, но в основном всё даже неплохо. А если учитывать тот факт, что Минхо вызвал охрану, вообще шикарно, пока не раздается оглушительный резкий звук, за которым следует яркая отрезвляющая вспышка боли. — Джисон! Но тот не обращает внимания. Прут из подстреленной руки выпадает, Джисон перехватывает рану, фокусируясь на ногах, на том, чтобы отбить их всех подальше. — Спускайся, только осторожно. Я прикрою, — еще не критично. Джисон сможет отбить несколько, пока Минхо опять откроет затвор и выберется. — Ладно, пойдем. Пойдем, ведь Минхо все равно потащит его за собой. До выхода не так далеко, они справятся. Кажется, пуля прошла навылет. Джисон не показывает, как ему больно, но Минхо знает, он, черт возьми, знает его! Джисон ждет, пока Минхо спустится на два ящика ниже, давая ему фору в случае чего, отбивается, как может, но когда Джисон оборачивается, чтобы проверить, его хватают за ногу и буквально стаскивают вниз, туда, на тела и тянущиеся руки. Сжавшись, он падает на ползущего вверх полуоборотня, почти вскрикивая от боли в руке. Она пульсирует так сильно, что он перестает чувствовать все остальные болючие участки. И это не помогает отвлечься, это только больше убивает концентрацию. Оставшиеся полуоборотни делятся, большая их часть накидывается на Джисона, пока он, сжавшись, лежит на животе, вскрикивая только тогда, когда удары попадают по руке. — Стоять! — Джисон видит, как Минхо хватают двое, а он даже не пытается сопротивляться, просто смотрит на Джисона там, на полу, под кучей ног и луж крови. И Минхо не кричит, не охает даже, когда сначала его бьют коленом в живот, а потом в лицо. Джисону даже не больно, когда он из последних сил встает, но его опять ногами прижимают к полу, и он ужасным хрипом шепчет только одно: — Минхо… Минхо, уходи… Минхо рад бы подняться, но сейчас они оба лежат на полу, их избивают до потери пульса, и когда Минхо первый раз харкает кровью, взгляд Джисона меняется. Если другого выбора спасти Минхо нет, то Джисон готов. Тем более, у него почти нет сил контролировать это. Джисон думал, что может перевоплощаться, когда самому больно или страшно, но его тело давно онемело, ему давно не больно. Когда тронули Минхо, когда он сплюнул красную вязкую жидкость, Джисон понял, что ему больно. Минхо больно, его Минхо очень больно. И если есть хоть кто-нибудь там, наверху, пожалуйста, помогите Джисону не тронуть Минхо, помогите ему узнать его. — Что, блять, происходит? Твою мать! — Оборотень! Взгляд резко становится четким, пол ощущается теперь сразу четырьмя лапами, а в нос тонкой ниточкой течет назойливый запах крови, следом невыносимая ярость и жажда. Джисон тут, он заперт в самом себе, ему так страшно, когда хрустят кости во рту, когда летят конечности, когда таких криков, наверное, даже в аду не слышали. Он никогда не хотел этого, никогда не был благодарен за такую жизнь, да и за что? За то, что он машина для убийств? За то, что неизвестно, жив ли Минхо? За то, что если он выживет, будет всю оставшуюся жизнь его бояться? Джисон буквально слышит, как плачет сам в себе, будто его заперли, и теперь он никогда не выберется. Звуки затихают. Ступая по лужам крови, игнорируя ещё чьи-то вздохи, животное идет к стене. Успокоившись, перебив всех, нужно вернуться в прежнее состояние. Но… нужно ли? Сможет ли Джисон задержаться в нем подольше, чтобы не видеть последствий? Если бы Джисон хотя бы ел своих жертв, это можно было оправдать, но он не ест. Просто убивает. Прижавшись к стене, уткнувшись мордой в угол, Джисон закрывает глаза, не сдерживая ни стоны, ни скулеж своего животного. Сзади кто-то шевелится, но он лишь сильнее вдавливает голову в угол. Пусть. Если это кто-то из выживших полуоборотней, Джисон с радостью его убьет, ведь так? Поскорее бы. Тело тяжелеет. Наконец-то, организм понимает, насколько он вымотан, и Джисон, застонав, опускается головой на свои лапы. — Джисон. Голос. Тот голос, который Джисон никогда не забудет. Мерещится, да? — Джисон, это ты? Напрягается. Непохоже, что ему это мерещится. Шерсть встает дыбом, и Джисон чувствует страх. Значит, он не убил Минхо? У него правда вышло? — Ты понимаешь меня? Если да, обернись. Когда Джисон зажат тут, он слышит всё через какой-то вакуум, но голос Минхо пробирает почти до костей. Нужно ли ему оборачиваться? Минхо, очевидно, боится, Джисон чувствует, но если он обернется, это покажет, что он не тупое животное, он слышит его. Поэтому, Джисон поворачивается. Минхо на коленях напротив, слишком близко, слишком напуган, у него, наверное, уже три панических атаки подряд случилось, но он все равно тут, все равно сидит совсем рядом и заглядывает в глаза. Джисон опускает голову, жмется в угол, прижимая лапы, показывая, что он ничего не сделает ему. Джисон чувствует взгляд, чувствует его панику и так чертовски хочет исчезнуть или хотя бы уснуть. — Джисони, ты… — от неожиданной нежности в голосе Джисон даже голову поднимает, внимательной опаской всматриваясь в лицо Минхо. — Спасибо. Они смотрят друг другу в глаза, Минхо даже не пытается скрыть слезы, и дорожки на измазанном лице оставляют разводы. Джисон дергает лапой, забыв, что сейчас у него не руки, но Минхо не отстраняется. И тогда Джисон тоже плачет. Плачет, как может животное, скулит, опустив голову, накрывая морду лапами. Ему больно. Очень больно. Почему Минхо не уходит, почему не боится настолько, что не кричит в голос? Почему он рядом? Это заставляет Джисона надеяться и верить, что он будет рядом и дальше. — Как же тебе страшно, малыш, — Минхо протягивает руку, накрывая ею место между ушками, гладит, пока не считает, что этого мало. Придвинувшись ближе, он кладет скулящего Джисона себе на колени. Его мордочка дергается, он не перестает скулить, а Минхо не перестает гладить и шептать его имя, надеясь, что так сможет его вернуть. И в тот момент, когда Джисон, наконец-то, расслабляется и перестает трястись, когда он прижимается мордочкой к руке, он становится собой. Он меняется, пряча своего зверя внутрь, даже не осознавая этого. Ему по-прежнему плохо и больно, и рука вся в огне, и даже когда вместо скулежа ему удается произнести имя самого важного человека, Джисон не замечает ничего, кроме боли и тошноты. Слишком пахнет кровью. — Минхо… — Я бы умер с тобой, я был бы рад умереть с тобой. — Я не позволю… никому… ты… Джисон отключается, совсем лишаясь сил в руках Минхо.