Истребление

Жить в вакууме приятно. Привычно. Всегда проще следовать чему-то одному и полностью в этом растворяться. И для Джисона это более чем привычная модель поведения. Ты просто следуешь за самым сильным своим чувством, позволяя ему полностью себя поглотить. Раньше это была обреченность. Джисон в прямом смысле скитался тут и там по окрестностям Сеула, таща за собой этот тяжелый мешок, и от его тяжести не замечал ничего. Если бы он был хоть немного осмотрительнее, глядишь, встретил бы Хенджина чуть раньше и попробовал бы на вкус совершенно другие чувства. Теперь вакуум вокруг Джисона не удушающе тяжелый. Теперь он сказочно мягкий, пахнущий сливами, сахаром, утренними поцелуями и касанием, будто на магните, кожи к коже. Сколько бы это ни продолжалось, суть в том, что Джисон пока не умеет распространяться на еще что-то, кроме своего сдвинутого до минимума мира. Но когда пузырь лопается, Джисон злится на себя за свою же глупость. Он мог бы довольно долго притворяться, что спит, и дальше ощущать невесомые поглаживания по лицу, мягкие поцелуи на щеках, слушать его размеренное дыхание. Но все-таки Джисон лениво открывает один глаз и поворачивается в сторону Минхо. Тот отстранился, сидя на стуле, но не потому что ему надоело, а потому что он открывает йогурт, после выливает его на больничную кашу, добавляет ещё какие-то фрукты, и Джисон привычно расслабляется. Минхо одет, и его немного влажные волосы убраны назад. Он скоро уйдет и вернется поздно ночью. Джисон даже не заикается по этому поводу, вспоминая, кто тот человек, что целует его по утрам. — Выспался? — Джисон потягивается, но после все равно ложится на бок, укрываясь одеялом до шеи. — Разбудил? — Минхо, застыв с ложкой в руках, поворачивается лицом к Джисону, смотрит внимательно пару секунд, а потом улыбается. Той улыбкой, от которой сердечко барахлит, но Джисон не против. — Неа, — Минхо двигает стул ближе, ставит разнос с ножками на кровать, и тут Джисону приходится уже сесть. — Открывай рот, — Джисон послушно ест, довольно поджимая ушки. Каша получилась вкусной: рис, изюм, что-то из сушёных фруктов, йогурт. Но даже если бы на вкус это напоминало помои, Джисон вообще бы не протестовал, потому что Минхо рядом. Он скоро уйдёт на работу, но пока он тут и кормит его с ложечки, хотя руки у Джисона вполне целы. Даже в больнице тепло, уютно и по-домашнему, пока Минхо рядом с ним. — Можешь ещё поспать, мне нужно ехать, — Джисон наблюдает за тем, как Минхо собирается, надевает куртку и бросает ключи в карман. Его брови немного хмурятся: он старается понять, что забыл, глядя на Джисона, а Джисон очень сильно себя сдерживает, чтобы не одеться тоже и не пойти с ним. Потому что уже ничего не болит. Немного ноет все тело, но не болит, он вполне мог бы. Но прежде чем Джисон успевает озвучить свои мысли, Минхо вспоминает, что хотел: — Теперь ты. Хорошо кушай, слушай доктора и медсестёр, понял? — вот же, надо было раньше решаться. Джисон кивает. — Я досмотрел «Бродячих псов», — для них эта фраза многозначительная. Уже на второй день Джисон ныл, что хочет домой. Было больно, но он уверен, что справился бы. Вот только он уже неделю в больнице. Сначала Джисон был на капельнице, но с четверга ему приносят только витамины. Его можно было бы запросто выписать, но знаете, что? Минхо сказал, что выпишут его только после того, как Джисон посмотрит его любимое аниме. Аниме, черт его дери. «Охотник х Охотник» длительностью в 148 серий Джисон посмотрел за два дня. Когда Минхо приезжал ужасно поздно, чтобы поспать с ним, они смотрели вместе. Минхо расслаблялся, смеялся, и от этого просмотр можно было бы растянуть на еще пару ночей, но Джисон очень хотел домой. Однако, когда Джисон гордо, вместе с Минхо под утро досмотрел последнюю серию, а после прошел все возможные тесты «Кто ты из аниме «Охотник х Охотник?», да-да, они взрослые люди, а один из них вообще президент Республики Корея, но кому какое дело, да? Он был максимально уверен в том, что утром они поедут домой. Но Минхо с задумчивым видом объявил о том, что «Бродячие псы» Джисону понравятся больше. Джисон посмотрел и их, меняя положение тела на больничной кровати каждую серию. И сейчас он максимально настроен попасть домой. — Обсудим, когда я вернусь? — Минхо натягивает улыбку и наклоняется, чтобы провести ладонью по волосам Джисона и поцеловать после. — Есть какая-то причина, по которой мы не можем вернуться? Там война началась, что ли? — Джисон смотрит жалобно, на секунду переплетая их пальцы. — Что? — Минхо хлопает глазами, после нервно смеется, что никак не ускользает от Джисона. — Нет, просто… безопаснее тут. Я пока не могу о тебе заботиться из-за работы, но скоро всё наладится, и мы вместе вернемся. Это впервые, впервые, когда Джисон видит на лице Минхо такую усталость, без притворной улыбки, самую настоящую усталость, и пузырек вокруг них дает первую трещину. — Хорошо, ты лучше знаешь, да? — Минхо кивает, стараясь не показывать то, что он не знает. За неделю все так закрутилось, каждый раз по утрам он удивляется тому, что парламент стоит на месте, а не летает, подорванный, в воздухе. — Конечно, поэтому позволь позаботиться о тебе, хорошо? — Минхо целует его в носик, ведя большим пальцем по щеке. В кармане куртки вибрирует телефон, и Минхо отстраняется, выравниваясь полностью. — Хорошего дня, — Джисон машет ему ладонью, уже не скрывая грусть, когда дверь за ним закрывается, и он снова остается один в палате. Только семь утра, но солнце поднялось уже высоко, не грея, но освещая. Джисон знает, что там холодно, хоть и не выходил. Переводит взгляд с большого окна на тумбу, смотрит на телефон, подсоединенный к зарядному устройству. Начинать очередное аниме нет желания, может, позже, вечером. Кусает губу, после чего сползает с кровати. На крючке висит пакет с вещами, в нем две толстовки и две пары спортивных штанов, в которых они спят. Вчера Минхо забрал их из химчистки, а еще привез упаковку чипсов, газировку и любимые желешки Джисона, благодаря чему просмотр «Бродячих псов» был похож на тот, который они могли бы устроить дома. Джисон хмыкает, сгребает со стола мусор в пакет и, крепко его связав, кидает в корзину. Опять бросает взгляд на телефон. Хочется позвонить Хенджину, но он по-прежнему вне зоны доступа. Хочется узнать, как дела у Мин Мина, но Джисон по-прежнему не может выйти за территорию больницы. Насчет Мин Мина известно только то, что его забрала мать раньше положенного, и забрала деньги, которые оплачивали еще четыре дня его лечения. Медсестра сказала, что мальчик поправился, однако, ему не помешало бы прокапать назначенный курс витаминов. Джисон не удивлен. Когда-то давно, к ним во двор приехали какие-то люди с гуманитарной помощью. Джисон крутился неподалеку, пошел проверить, что там за толпа собралась, а в итоге пришел домой с большим пакетом новой одежды, парой кроссовок и даже настоящим футбольным мячом. Всё это у него в тот же день отобрал отец и продал. Кажется, Мин Мин говорил, что начал кататься на скейте? Джисон обещает себе, что купит ему самую крутую модель, вместе со шлемом, перчатками и всеми остальными принадлежностями, которые он, конечно же, не наденет, потому что слишком крутой, но Джисон все равно заставит его, пусть только попробует брыкаться. Помимо Минхо, связь с внешним миром удается поддерживать еще и через Чонина. А у него каждый день происходит что-то такое, что Джисон слушает часами, прижимая телефон к уху, а руку к животу, так как тот частенько болит от смеха. — Я ухожу с универа, — Джисон тащится по коридору с мусорным пакетом, шаркая шлепками и слушая уставший голос Чонина. — Опять? — позавчера он тоже собирался, если что. — Снова. Типа, серьезно, у меня не хватает времени на все это дерьмо, — стук тарелок, или это стаканы, Джисон еще не понял. — Тебе всего пол семестра осталось, давай, ты сможешь, — после того, как Джисон выбрасывает пакет в большую мусорку на первом этаже, он думает, куда бы ему пойти дальше. Палата надоела до чертиков, может, на крышу? Но нет с собой куртки. Прикусив губу, Джисон все-таки идет к лестнице. Ничего с ним не случится, он ненадолго. — Даже за полгода можно много чего успеть, намного больше, если я буду свободен с самого утра, а не с шести вечера, — бубнит, опять гремя посудой. Скорее всего, он дома у Сынмина: музыка в баре играет даже по утрам, а у Чонина тихо. — И куда ты спешишь? — чем ближе к пятому этажу, тем прохладнее. Джисон ежится, обнимая себя руками. — Не знаю, просто… — Чонин, на удивление, затихает, понижая голос до низкого и задумчивого, — разве ты не чувствуешь, как время буквально утекает, и то, что ты мог сделать еще неделю назад, делаешь только сейчас? Знаешь же, что Сынмин знал обо всем с самого начала? Он просто ждал, когда я признаюсь, а я тянул резину почти год. Целый год переживал, прятался, нервничал, а мог бы еще тогда крутить кимпаб и ни о чем не думать, кроме как сколько грамм ветчины впихнуть, чтобы рулет не развалился. Мама Сынмина продает кимпаб. Денег, которые зарабатывает ее сын, вполне хватает на прожиточный минимум, но не то, чтобы ей мало, нет, она прекрасная женщина и учит довольствоваться тем, что они имеют, даже Чонина. Однако продавать кимпаб она начала еще с тринадцати, познакомилась с мужем, а после они занимались этим вместе. Теперь она опять одна. Чонин помогает, когда есть время, или когда Сынмин уезжает в город с хозяином. Ему нравится. Он понравился тете, и та искренне была удивлена тем, что ее необщительный сын так сильно кому-то приглянулся. — Ты не можешь контролировать время, Чонина, — запыхавшись, Джисон добирается до последнего этажа, набирая на кодовом замке пароль, который Минхо каким-то образом узнал у доктора. — И ты делаешь все, что в твоих силах, даже больше. Может, пора прислушаться к тетушке? — Вот же! Просто я так много всего так и не попробовал… к черту! Поможешь с выбором квартиры? Ты обещал! — яркое, без единого облачка небо слепит глаза, легкие покалывает от почти что морозного воздуха, но это приятно. Джисон прикрывает глаза на секунду, делая глубокий вдох. Утро всегда такое освежающее и нужное. Именно здесь и сейчас Джисон собирается подумать о том, чем собирается заниматься дальше. — Ну, если ты сможешь забрать меня отсюда, поедем хоть сейчас, — Джисон подходит к краю, усаживаясь на корточки, чтобы хоть немного согреться. — Ну, — Чонин мнется, и Джисон слишком быстро понимает, что и он знает причину, по которой его тут держат. Он хмыкает, раскачиваясь на носочках. Внизу по небольшой тропинке бежит медсестра с подставкой для капельницы, та самая, что постоянно орет на него. Джисон инстинктивно отклоняется назад, чтобы она его не заметила и не пульнула подставкой прямо в голову, почему-то сомнений в том, что она это может, совершенно никаких. — С чем тебе принести кимпаб? Я сегодня научился с креветками, очень вкусно. Джисон должен чувствовать благодарность за то, что его оберегают и заботятся, но это по-прежнему нелегко. И из-за того, что сам он автоматически отторгает эти чувства из-за их непривычности, а потом одергивает себя и извиняется, и из-за того, что он сам хочет заботиться о своем окружении, так как привык, чтобы ничего не менялось. — Звучит правда вкусно, — Джисон поднимает глаза к небу, рассматривая белую полосу от пролетевшего самолета. — Хорошо, тогда я… Джисон уносится мыслями куда-то далеко, хватаясь за «будущее». Будущее с Минхо звучит хорошо, это, по правде говоря, единственное будущее, которое Джисон может представить без усилий, но он понимает, что это неправильно. От своей зависимости нужно избавляться, заставлять себя думать о чем угодно, кроме Минхо. Для Джисона, чей мир всегда крутится по узкому периметру, это сложная задача, но он старается каждый день. После того, как признался в возрасте, Джисон думал о большем. Как сказать: «Я шпионил за тобой, но ничего такого не говорил и, кажется, всё уже улеглось, так как тот парень со мной попросту не разговаривает, хотя я пытался несколько раз рассказать ему правду о тебе» и остаться рядом? «На самом деле, мне не 14» и «Я пытался убить тебя со своим другом» не на одной параллели восприятия. Он так и не смог придумать, как это сказать, не упоминая Хенджина. Еще больше упасть в его глазах Джисон даже в мыслях не может. Бросив эту затею с правдой, Джисон думал о том, чем может заняться. Теперь он как бы свободный, у него нет хозяина, и он может заниматься чем угодно. Однако все свободное время Джисон тратил и тратит на Минхо. Чтобы не превратиться в домохозяйку-наседку, Джисон несколько дней ходил вокруг да около, наконец, признавшись себе в том, что музыка ему нравится почти так же, как и Минхо. Для начала, можно разузнать о музыкальных инструментах, их происхождении. Джисону до сих пор интересно, кто придумал музыку и какая она — самая первая песня. Звучит правда здорово, особенно после того, как Джисон почти два часа слушал о музыкальном факультете в универе Чонина. Там учили и истории музыки, и самой музыке, позволяя сконцентрироваться на одном или нескольких музыкальных инструментах, и когда Джисон слушал об этом, то почти был готов пойти и подать документы сразу после выписки. Но потом вспомнил о том, как их учили в приюте, и отложил эту мысль до лучших времен. Джисон поднимается, так как ноги уже затекли сидеть в одном положении. Чонин более свободно рассказывает обо всех квартирах, которые успел обойти сам, и о том, что размышляет, где ее лучше брать: рядом с Сынмином или поближе к центру, ведь теперь мир изменился, они могут устроиться куда угодно. Джисон, как всегда, ведется на это, и слушает, кивая, до того момента, пока оглушительный взрыв едва не сбивает его с ног ударной волной. Не сразу придя в себя, Джисон видит поднимающийся вверх черный столб пыли, за ним высокое пламя и картинку, почти идентичную той, на мосту. — Джисон? Ты слышал? Это у тебя? — Что это? — Добрались уже и туда. — Может, уже расскажешь, что происходит?

***

— На этот раз Национальный Сеульский музей, — Бан Чан садится в кресло, устало потирая переносицу. — Теперь сомнений не осталось, полагаю, — Чанбин в кресле напротив Чана смотрит в окно. Минхо пришлось заказать в кабинет длинный стол со стульями: вести хоть какой-нибудь диалог о происходящем он мог только с ними. Пока все еще сложно добиться от депутатов видимых результатов, они ходят с бумагами, одними и теми же, к слову, и бросают на Минхо взгляды, которые так и кричат «Ну что? Дал свободу зверям, теперь жди, когда они нас по одному перебьют». — На сайте по-прежнему никаких требований, — Минхо обновляет вкладку снова и снова, дергая ногой под столом. — Полиции не удалось поймать еще ни одного полуоборотня с группировки. Они слишком быстро уходят, да и действуют обычно через переносные детонаторы. — В этот раз тоже предупредили? — Чанбин, развернувшись в кресле обратно к столу, равнодушно смотрит на карту. — Да, так как в прошлый раз пяти минут было достаточно, чтобы найти и обезвредить бомбу в портовом музее, в этот раз пожарная тревога длилась всего минуту. Но погибшие есть, семь человек, они пытались вынести некоторые вазы и картины, — на словах Чана Чанбин фыркает. — Так что, действительно позволишь им все подорвать? — Чанбин обводит на карте новую «жертву». За неделю полуоборотни уничтожили все памятники в Сеуле, два музея, мост и международный аэропорт. И сраная загвоздка в том, что всё это было построено полуоборотнями, они подрывали только то, что было воздвигнуто благодаря их поту, крови и жертвам. Минхо удалось освободить историка из-под стражи, за что тот согласился поддерживать с ним связь и помогал в консультациях, почему тот или иной объект. Еще до первой зачистки Сеул весьма открыто делился на две части. Река разделяла полуоборотней и людей, но совсем скоро последние поняли, что это некомфортно: слишком много времени требовалось полуоборотням, чтобы добраться из одной части города в другую, отчего они уже приходили уставшими, что категорически не нравилось людям. Ну, а позже они поняли, что отведенная для них часть слишком большая, и после того как полуоборотни построили мост, власть провела первую зачистку. Оставшихся заставили заниматься постройкой заводов, университетов, музеев. Однако нигде не было и слова о них, ни одного мемориала, хотя погибших тогда было много не только от истощения, но и от наказаний, которыми любезно разбрасывались люди, наблюдая свысока. Трое, глядя на эту карту, понимают — если ничего не сделать, от Сеула вообще ничего не останется, он буквально весь построен на костях полуоборотней. Но и сделать они тоже ничего не могут. Четкие взрывы, пусть и с предупреждениями, делают из полуоборотней террористов, и даже понимая мотивы, принимая их, безнаказанными они просто не смогут остаться. Хотя бы потому что на сторону Ли Хонджуна переметнулись глава вооруженных сил Кореи, начальник военной подготовки и управляющий военным оружием. Они рвутся в бой чуть ли не каждый день, и Минхо приходится угрожать им едва ли не военным судом. Но были и маленькие сдвиги: за эту же неделю из 14 партий осталось 8. Некоторые объединились, некоторые, которых было, к сожалению, меньшинство, ушли в отставку. — Они действуют чисто, но так будет не всегда. В любой момент что-то может пойти не по плану, и без большого числа жертв просто не обойдется, — Чанбин делает глоток уже остывшего кофе и морщится немного, потому что привык, оказывается, только к определённому сорту. У Минхо не такой. — Исходя из приблизительного плана, им осталось еще 8 объектов, — Минхо опять обновляет сайт. Было бы хоть одно требование, но там только глухая тишина и список разгромленных объектов. — Это если они остановятся на Сеуле, — подсказывает Чанбин. — Должны, — Чан придвигает к себе записи историка. — Всех полуоборотней загоняли в Сеул для концентрации монополии. 80% на постоянной основе находились тут, 20% принадлежали семьям и мелким торговцам. Так что, только Сеул построен их руками. — Тогда мне нужно выйти на их организатора и договориться о компромиссах, — Чанбин старательно скрывает усмешку. Знал бы Минхо, сколько раз он старался выйти на этого организатора, но все без толку. Он слишком хорошо натренировал своих полуоборотней, а благодаря рассеиванию сил ни один патруль, наземный или воздушный, не мог вычислить хоть небольшую группу полуоборотней вместе. Сейчас все держатся раздельно, это один из приказов министра безопасности, и Минхо с этим согласен. — Как? Мы уже миллион раз вычисляли хотя бы приблизительное место создания сайта, но ничего кроме китайской шифровки кодов не нашли. Это бессмысленно, это уловка, остается только ждать. — Ну или обратиться напрямую, — Чан и Чанбин вопросительно поднимают бровь. Разве они только что не сказали, что никакого прямого контакта нет? — Извините, к Вам… — девушке-секретарю не дают договорить: мужчина в военной форме грубо отталкивает её, после чего пропускает Ли Хонджуна и заходит сам. — Доброе утро, — он окидывает взглядом свой бывший кабинет. Минхо устало закатывает глаза. — Хороший кофе? — Был хорошим. Что-то конкретное? — Минхо снова обновляет сайт. — Просто если тебе нужна будет моя помощь, я, конечно же, уступлю, несмотря на всё произошедшее, — Минхо хочет пульнуть в него чашкой, сначала набрать кипяток, потом пульнуть, но вместо этого приходится перевести взгляд на настенный телевизор. К счастью, Чан и Чанбин совершенно не обращают на них внимание, прикрывая записи. Первый национальный телеканал сейчас заканчивает вещание утренних новостей, которые, по идее, должны подойти к концу, но вместо «Хорошего дня, давайте потрудимся!» трансляция центральной улицы и того, что на ней происходит. Магазины, обычные, к слову, дымятся, разбиты стекла и витрины. Полиция, пожарные, спасатели выносят на руках и носилках из под развалов раненых людей. Ровной линией на тротуаре лежат тела, скрытые только белой простыней с постепенно выделяющимися тут и там кровавыми пятнами. — Что… — Чан, не договорив, поднимается, хватаясь за телефон. Чанбин хмурится так, будто точно не верит своим глазам, словно Ли Хонджун посреди рабочего дня решил посмотреть триллер с элементами ужаса. Женский голос комментирует происходящее, но Минхо не может понять ни слова. Он водит взглядом от сайта, на котором по-прежнему ничего, кроме списка, к телевизору, на котором дорожки из трупов, и не понимает, как это всё собрать в одну картину. Такого не должно было произойти. Он по-глупому верил, что такого не произойдет, надеялся, что кто бы это ни был, он успокоится, отомстив за всё дерьмо в их адрес, но… как оправдать это? — К вечеру трупов будет больше. Вот к чему привела твоя халатность и слепота, Минхо. Надеюсь, сейчас ты не будешь протестовать о вводе специального отряда в город? Чан выходит из кабинета, громко хлопнув дверью, и от этого звука будто лопается невидимый мыльный пузырь, позволяющий Минхо верить в то, что он все сможет, в то, что все скоро закончится. И что он правда сможет изменить этот идиотский мир. — Я поеду на место, хорошо? — Минхо рассеянно кивает, не отводя взгляд от телевизора. — Только после того, как я лично во всем разберусь, — Минхо твердо смотрит в глаза Ли Хонджуна, на что тот лишь усмехается. Чанбин, игнорируя ядовитую улыбку бывшего президента, проходит мимо, покидая кабинет. То, что он увидел, шокирует не так, как осознание грядущего пиздеца. Ладно, давайте будем честными, Чанбин всегда знал, что Хенджин рано или поздно уйдет, но он уйдет лишь для того, чтобы стать свободным, а не убийцей. Это бессмысленно и не совмещается с образом, который Хенджин годами выстраивал по крупицам. Он жестокий. Он играл. Он использовал Чанбина. Он никогда не считался с его чувствами, но Хенджин не убийца. — Подожди, — Чан, переговаривая с охранной, просит подогнать его машину, — я с тобой. Парень выглядит по-настоящему взволнованным, Чанбин не видел его никогда в таком состоянии, пусть и знакомы они всего пару дней. Даже в машине он крепко сжимает руль, плохо контролируя тревогу и беспокойство. — Что-то случилось? — на самом деле, Чанбину плевать, но раз уж они в одной лодке, он должен быть хотя бы вежливым. — Надеюсь, что ничего. До места они доезжают молча. Полиция уже оградила центр, но редкие выстрелы и звуки мигалок патрульных машин слышны по всему городу. Оставив машину за клейкой лентой и показав пропуски, они входят в центр произошедшей бойни. Почти каждый труп Бан Чан осматривает, уверенно двигаясь вдоль улицы, и сворачивает к раздолбанной булочной. Оказывается, все магазины в центре разрушены, и Чанбин и без отчетов полицейских понимает, что использовали автоматные очереди. — Чан! Кто-то буквально кричит это имя. Чанбин бросает разглядывать витрины, застывая от неожиданности, когда невысокий парень-полуоборотень, весь в ссадинах и крови, поднимается с тротуара и буквально влетает в объятия Чана, плечи которого, наконец-то, расслабляются. Оу… Чанбин беспомощно крутится на месте, потирая затылок. Стоило бы отойти и заняться другими делами, а не какого-то хрена смущаться от переизбытка нежности. К счастью, Чан быстро приходит в себя и успокаивает своего… эм, друга? Вытерев ему лицо, он за руку ведет его к Чанбину. — Здравствуйте, — Чанбин кивает на приветствие достаточно хрупкого парня. Его трясет, но держится он довольно прямо. — Пару минут, я отправлю Феликса домой и вернусь, — Чан уводит парня, прижимая за плечи к себе, и Чанбин, наконец, принимается за дело. Так вот что имел в виду Минхо, когда говорил, что Чан не робот. По итогу, начинается новая перестрелка, и им приходится вернуться. Но увиденного вполне хватило для того, чтобы усомниться в том, что всё это дело рук Иксов. Да, те же Иксы. Они нарисованы на нескольких зданиях, что уже само по себе противоречит установленной ими традиции рисовать всего одну достаточно большую отметину. Иксы на стенах магазинчиков корявые и неровные по размерам, краска в некоторых местах потекла, чего никогда не случалось до. Ну и насчет оружия. Иксы все время использовали только взрывчатки, потому что сырье для них в относительно свободном доступе, чего не скажешь об огнестрельном оружии. Чтобы его достать в таком количестве, нужны чуть ли не международные связи. — Он же не мог настолько тронуться головой? — Минхо, глядя на происходящее, на быстро сменяющиеся новостные каналы, транслирующие одно и то же, в конце концов выключает телевизор. Вернувшиеся парни просто пожимают плечами. — Нужно проверить паспорт оружия через пули. Если это все-таки он, что ж, удачи, — Чанбин наливает стакан воды, почти полностью его осушая. — Я займусь этим. Кто бы это ни был, глупо брать оружие с внутреннего рынка. Рынок может быть китайским, однако, это очень дорого, — Чан переводит взгляд на Чанбина, и второй уже заранее знает, что он скажет. — Твои активы на месте? Банковские счета? Личные, компании? — На месте, — он садится за стол, чтобы не так очевидно сжимать кулаки. — Тогда ладно. Я наберу по ходу дела. Чан уходит. Чанбин позволяет глазеть на себя около минуты, после чего так же в открытую смотрит на Минхо. — Что? — Ты пришел ко мне, потому что хочешь помочь или чтобы найти кого-то? — прямоты Минхо не занимать. — Ты же обещал не спрашивать, — на насмешку в голосе Минхо даже бровью не ведет. — Ладно, — он меняется за секунду, переставая цепляться взглядом за малейший дрогнувший не по собственной воле мускул. — Сними меня. — Чего? — Чанбин хмурится, когда слышит это. — Говорю, побудь моим штативом немножко. Нужно успокоить народ.

***

Говоря откровенно, Хенджин был готов и к такому. Односторонняя борьба с властью не входила ни в один из его планов, именно поэтому изначально все члены организации действовали четко, чтобы оставить свой стиль. Хенджину это было важно, важно, чтобы полуоборотни не были убийцами. Без потерь никуда, но это не одно и то же. Поэтому, когда по новостям опять начали трубить о зверствах полуоборотней, об их якобы убийствах, Хенджин даже на секунду не поверил. — Учитель… — Хенджин цокает языком, когда Бомгю вваливается в его комнату, — Хенджин, лааадно. Короче, Енджун поймал кое-кого. — И зачем? — вопрос ставит парня в тупик. Он трет нос, обдумывая ответ. — Ну для того, чтобы воспользоваться его признанием, когда все закончится? — парень вопросительно смотрит на Хенджина, который, запустив руку в слишком короткие волосы, хочет по привычке зачесать всю длину назад. Вот только теперь волос на затылке практически нет, да и на висках они выстрижены, а вместо привычного глазу блонда — черный уголь. — Он уже признался? — Бомгю, прыгнув в кресло, от чего оно покачивается, устало вздыхает. — Пока молчит, но что ему остается? Наверное, над ним хорошо поработали. — Что ж, — Хенджин возвращается к сайту, меняя кое-что для доступа. — Тогда позаботьтесь о нем. Ваша группа уже поужинала? — Ну вроде как, а Вы чего опять не спускались? Принести чего? — Нет, спасибо, иди отдыхать, боец. Бомгю кивает и выходит из кабинета, а Хенджин снова возвращается к трехминутному видеоролику, вышедшему парой минут раньше. Минхо странно себя ведет. Он не выслеживает их с дотошной маниакальностью, телевидение не объявляет вознаграждение за их головы, а полиция не прочесывает каждый закоулок города. Всё шло очень даже гладко, до сегодняшнего дня. Если план Минхо был в этом, то это очень даже глупо. Хенджин все равно закончит начатое, однако, после уничтожения всех объектов из списка он планировал переманить оставшихся полуоборотней на свою сторону, что в нынешних реалиях будет весьма трудно, так как сами полуоборотни разделены на два лагеря. Нажав на плей, Хенджин возобновляет просмотр. Минхо говорит, чтобы жители соблюдали предписания в чрезвычайных обстоятельствах. К слову, он еще ни разу не обратился по-другому, только жители, тем самым объединяя их всех, что у самого Хенджина в который раз вызывает смешанные чувства. Дальше он говорит о том, что преступная группировка — это просто преступная группировка, которую рано или поздно поймают. В общем, обычная валерьянка для людей, но после всего этого начинается самое интересное. Минхо объясняет, почему они подрывают конкретные здания, и почему то, что произошло сегодня, будет расцениваться и наказываться по-другому. Хенджин, честно говоря, удивлен таким поступком, а еще тем, что напоследок Минхо извиняется перед всеми и просит доверять только проверенной информации. И еще кое-что. В самом конце загруженного на официальный сайт странички президента ролика камера с Минхо на три секунды переключается на Чанбина. Может, случайно, может… да, случайно, он меняет основную камеру на фронтальную, и его лицо непроизвольно хмурится, когда он видит сам себя. Три секунды. Три секунды хватило Хенджину, чтобы впервые его руки дрогнули. Он сворачивает сайт, отодвигает стул, встает и подходит к окну. Он стоит так минуту, глядя на вечерний побитый Сеул с окна мотеля. Этот мотель в центре стал их очередной остановкой на пару дней. Задерживаться подолгу нигде нельзя, но так как они передвигаются небольшими группами, их положение более-менее безопасное. Во рту появляется неприятный металлический привкус, и он хватается за губу. Твою мать. В ванной комнате Хенджин все обрабатывает, рассматривая свое лицо. Короткие черные волосы, чтобы не выделяться, как всегда, впалые щеки и острый подбородок. Он всё тот же Хенджин, тот же, что пришел сюда неделей ранее, к своим, оставив и компанию, и дом, и Чанбина там, в прошлом. Минутное волнение спихивает на то, что он просто под впечатлением от всего произошедшего за день. Другой причины нет. А даже если и была, Хенджин мастер не обращать внимание ни на что, кроме самого главного, а сейчас для Хенджина нет ничего важнее свободы полуоборотней. Он знает, что если все сбежавшие из ТЛТ попадутся, то будут жестоко наказаны. Все это знают. Все знали куда и зачем шли, Хенджин предупреждал. Но он все равно продолжает вместе со всеми идти вперед, расчищая путь для чьих-то детей. Если бы существовал другой способ кроме насилия, чтобы заставить людей заплатить за всё и принять их, Хенджин бы им воспользовался, но все знают, что этого пути нет. Обойдутся они малыми потерями или нет, уже не имеет значения. Если придется все разрушить до основания и показать, кто тут действительно силен, Хенджин покажет. Он сгорит, если потребуется, но покажет, что полуоборотни не заслуживали и не заслуживают пережитого. У них тоже есть все права на эту жизнь.

***

«Там стреляют, снова и снова, Чан, скажи, что ты в порядке» «Я в порядке. Пожалуйста, не выходи на улицу. Обещаешь?» «Обещаю. Возвращайся скорее, Чани, я не могу без тебя» Чан\Феликс 21:37 «Я иду за тобой» «Я надеру тебе уши» «Ты сказал, что будешь дома через полчаса, уже прошло 32 минуты, я и мама волнуемся» «Я уже у подъезда, не смей выходить» «Сынмина?» «Ага, это его номер» «Обещай, что в будущем мы сделаем все, что только захотим. Ты и я.» «Обещаю, а теперь открой дверь» Чонин\Сынмин 23:17 «Спишь?» «Издеваешься?» «Смотришь новости, да?» «Ага, это похлеще «Атаки титанов»» «Я скоро буду, нужно еще кое-что закончить. Не выходи никуда и дождись меня» «Я всегда тебя жду» «Я всегда приду» Минхо\Джисон 00:34 «Попробую еще раз. Я тебя ненавижу. Но это чувство не дотягивает до того, как когда я охренел от того, что ты смог обвести всех вокруг пальца. Знаешь, мне действительно интересно, чем все это закончится. Мир буквально возвращается к истокам, город тонет в руинах и крови, а его жители продолжают выживать, как делали это все время. Я жду конца, чтобы увидеть кое-кого наглого, кое-кого в моем вкусе, кое-кого, чей вкус всегда был для меня не определён. Но, возможно, в конце, когда я увижу тебя, всё станет на свои места. Доживи до конца. Хотя бы ради этого. Увидимся» Чанбин\Хенджин 03:12 Сообщение не отправлено. Абонент вне зоны действия сети.