Истребление

— Ты опять воняешь котами, — недовольно бурчит Хенджин, отворачиваясь от ввалившегося в номер довольного Джисона. — Прости, я в душ, — тот быстро скрывается за дверью, снимая красную футболку в поту и шерсти. Оказывается, при каждом отеле живут коты. Июль выдался очень жарким, поэтому днем Джисон предпочитал смотреть телевизор или спать, а вот вечером можно было и выйти на улицу. Обычно он не ходил далеко, гулял вдоль улицы, пил лимонад и возвращался, но однажды вечером, не так давно, он услышал, как жалобно плакала кошка за мусорными баками узкого переулка. В общем-то, Джисон принял роды. Хотя, скорее всего, он своей паникой больше отвлекал кошку, чем помогал. Они мягонькие, знакомо урчат, если их прижать к себе, а если погладить ото лба к носику, большинство из них засыпает прямо на руках. Кажется, Джисон подсел. Только вот Хенджин не фанат. Кошачья шерсть пахнет специфически, особенно у уличных котов, поэтому Джисон старается принять душ до его возвращения, но сегодня он слишком засиделся с рыжими пушистиками на небольшой лавочке под пышной липой, еще и уснул от летней жары и от того, что особо тактильный котик на руках прильнул к шее Джисона и успокаивающе мурлыкал. — А пирсинг это больно? — через приоткрытую дверь слышно, как Хенджин листает каналы кабельного ТВ. Гудит старенький вентилятор, шум смешивается с потоком воды из крана. — Смотря, где. Хочешь? — Ну если только не больно. — Больнее всего на сосках и на члене, но, думаю, это не твой вариант. — Что? — бросив футболку в раковине, Джисон высовывает голову, держась за дверной косяк. — Кто вообще там делает пирсинг? Стоп, только не говори, что ты… — Хах, нет, знакомый говорил, — Хенджин смеется, но тут же морщится, закрывая нос пальцами. — Простииии. Поужинаем сегодня лапшой? — Я закажу, только ради всего святого, помойся уже. Джисон все-таки закрывает дверь, посмеиваясь. Хенджин стал более открытым, более расслабленным. После Нового года он якобы забыл запереть номер. Джисон, не в силах сидеть на месте и не лапать всё вокруг, быстро понял, что тут и к чему, но просидел в номере до вечера. Когда Хенджин вернулся, Джисон предложил пойти выпить чаю где-нибудь. Встречи стали происходить все реже и реже, но теперь он практически не отлипает от ноутбука. Жизнь Джисона можно назвать сносной, даже вполне комфортной, ведь с Хенджином очень спокойно, и он со своей стороны считает его другом, если бы не одно "но". Но, которое дает ему право уйти через оставшиеся 4 месяца. Честно говоря, Джисон перестал бояться этого. Перестал представлять их встречу и холодное «Ты мне больше не нужен». Ну, намеренно перестал. Сны по-прежнему о нем, путают, заставляют резко сесть на кровати посреди ночи и позвать по имени. Но Минхо за почти 8 месяцев еще ни разу не ответил. Джисон думает, что все хорошо. В первый месяц ему было дико сложно, хотелось просто наплевать на все и сбежать, на второй Джисон придумывал альтернативы. Устроится охранником в парламент, хотя там, наверное, своих хватает, но Джисон все равно попытается. Есть вариант получить высшее образование и вступить в партию, но для этого нужен мозг, который не зациклен на одном единственном человеке. Такого мозга у Джисона нет. Думать о музыке почему-то больше не получалось. Будто все перестало быть важным, кроме той самой встречи, которую Джисон все же боится. Мин Мин готовится пойти в школу, с мамой по-прежнему неловко общаться, но Джисон рад, что она смогла всё изменить. Их квартира недалеко от центра, светлая и чистая. Домашняя. Недавно Джисон впервые попробовал мамин кимпаб. Было вкусно. Это наталкивало на мысль, что Джисон не должен опускаться, если Минхо все-таки его не поймет. Джисон выбрал его, но если Минхо не сделает этого в ответ, все должно быть хорошо. Джисон должен справиться сам, ведь у него не будет Мин Мина, способного держать на плаву, даже когда окружение — сплошное болото. Наверное, его мать в тысячу раз сильнее, наверное, он не в праве ее осуждать. Сменив одежду, Джисон застает Хенджина на полу у телевизора, раскладывающего коробки холодной лапши и редьки по небольшим бумажным салфеткам. Они часто едят на полу, и Джисону это нравится. Так они становятся ближе, и пусть Хенджин по-прежнему не открывается и не говорит о том, что его тревожит, но он перестал отталкивать. — Почему ты никогда не сушишь волосы? — Джисону даже нравятся его вечные придирки. — Сами высохнут, давай кушать, — умостившись на подушке, Джисон набрасывается на палочки. Треснувшее дерево звучно хрустит. — Не спеши, там лед. — Да, мамочка, — Джисон мило улыбается, кивая, за что чуть не оказывается носом в ледяном бульоне с помощью ладони Хенджина. Холодная лапша с дробленым льдом в +30 даже в восемь вечера кажется подарком судьбы. Серьезно, кто её придумал? Джисон очень благодарен этому гению. — Ты собрал вещи? — Хенджин ест аккуратно, почти грациозно. Его волосы отросли, и в этой белоснежной широкой хлопковой рубашке, разлетающейся вокруг худого тела, он похож на принца. Низкий пучок, бледная кожа, россыпь родинок... Джисон уже устал пялиться на него, честное слово. — Да, в шкафу. У меня их таааак много, даже свитера таскаю за собой. — Так оставь у мамы. — Эй, я же не для этого… Завтра утром они должны съехать. Так всегда происходит — максимум три дня и новый отель, новые коты, высматривающие готовые погладить и приласкать ручонки. Джисон даже не знает, зачем они это делают, вполне можно было остаться на одном месте, но Хенджин, скорее всего, просто привык. Так-то полиция все еще расследует дело иксов, но им можно только пожелать удачи. — Джисон, нет ничего странного в том, что ты немного воспользуешься помощью своей семьи. Джисон опускает голову. Знает, что послушает Хенджина в любом случае, но он правда чувствует себя лишним там. Джисон неопределённо подвис в неизвестно каком положении, мешаться им или заставлять мать чувствовать неудобство или неспособность отказать в помощи хочется меньше всего. Пусть просто у них все будет в порядке, а Джисон сам разберется. — Да, хорошо, как-нибудь заскочу. А ты… — Джисон водит палочками по миске, поглядывая то на телевизор, где тихо бубнили новости, то на Хенджина, который, как всегда, спокойно и ровно ел, сосредоточившись на ведущей новостей. — Спрашивай, — Джисон кивает, хотя Хенджин по-прежнему смотрит в телевизор. — Чем будешь заниматься? Потом, знаешь, когда все это закончится. Джисон спрашивает об этом впервые. Просто у него такое чувство, что однажды он проснется, а Хенджина уже не будет, как не будет и возможности попрощаться или вписать свой номер в его телефон или попросить появляться время от времени и не забывать. Раньше от Хенджина веяло потоком перемен и решительности, сейчас он может исчезнуть в любую секунду, словно его никогда и не существовало. — Ничем криминальным, надеюсь, — его губы искривляются в тонкой улыбке, а волосы от изменившегося потока холодного воздуха падают на глаза и трепещут как сотни крошечных птичек. — Будем встречаться? Ну, я еще не знаю, чем займусь, но ты мой друг, — Хенджин посмеивается и откидывает палочки, размещая голову на коленях у груди. — Не знаю, Джисон. Единственное, что могу пообещать, это не менять номер телефона, но и это не зависит от меня в полной мере, — он легко пожимает плечами, и Джисон, прикусив губу, тяжело выдыхает через нос. — Хорошо, тогда обещай не менять номер. — Обещаю. Почему так грустно? Внутрь словно камней насыпали, так тяжело шелохнуться. Если бы Хенджин не смотрел с такой отстраненной улыбкой, наверное, было бы легче. — Жалеешь о чем-то? — Нет, — Хенджин отвечает, не думая. Его волосы опять падают на глаза, и так как Хенджину все равно, Джисон, наклонившись, убирает их сам, из-за чего Хенджин улыбается шире, и Джисон вдруг пугается еще больше. Странное предчувствие. — Будь счастлив, Джисон. Рука медленно падает с головы Хенджина на его плечи. Он не отводит взгляд, не убирает притворную улыбку, и это почти доводит Джисона до паники. Он чувствует, как сердце начинает биться часто-часто, будто Хенджин уже собрался уйти, будто он уже знает, что Минхо не примет его обратно. — Ты тоже, — Джисон сжимает чужое плечо, так же открыто смотря на Хенджина. — Что если для счастья мне нужно предать себя? — Счастье — это счастье, ради него ничего и никого не предают. На долю секунды Джисону кажется, будто сейчас грянет гром, и молния пробьет пол, разделяя их навсегда. Но едва ли Хенджин когда-нибудь был к нему близок. Даже когда он спал под боком, Джисон не мог уловить его присутствия. Это пугало, не передать словами как пугало. — Ладно, усаживайся, — стряхнув с себя руку, Хенджин выравнивается, берет пульт и прибавляет звук на телевизоре. Джисон, проглотив накатившую панику, садится рядом, отодвинув салфетки с посудой ближе к тумбе. Новости? Они собрались смотреть новости? Да Хенджин от совместного просмотра фильма вырубается на десятой минуте, он не любит все это. Ладно, новости так новости. — Срочный незапланированный прямой репортаж из кабинета президента, — после слова телеведущей красной бегущей строкой закрепляются внизу экрана. — Действующий президент Ли Минхо незапланированно проводит брифинг. Давайте послушаем речь президента, наверняка что-то крайне важное. — Что происходит? — пока одна картинка сменяет другую, Джисон рефлекторно хватается пальцами за ковер. Минхо среди десятков микрофонов с логотипами телеканалов, поправляет бумаги на высокой тумбе, за ним огромный флаг Кореи, а сам он в угольно-черном приталенном костюме ждет начала трансляции, склонив голову набок. — Давай узнаем, — Джисон слышит Хенджина отдаленно. Минхо вдруг смотрит прямо в камеру, но Джисону кажется, что на него. Прямо на него. И тут он в очередной раз понимает, что не сможет без него. — Просим, господин президент, можете начинать. — Благодарю. По телу бегут мурашки, дыхание сбивается так, словно Джисон бегал с утра и только сейчас сел передохнуть. Благодарю. Джисон так давно не слышал его голос. — Что ж, спасибо всем, кто приехал. Встреча вышла спонтанной, но готовился я к ней тщательно. На самом деле, у меня только хорошие новости, можете выдыхать. Минхо улыбается. И смеется. Тихо, так, как умеет только он. — Первая хорошая новость в том, что Конституция, наконец, обрела божеский вид, последние правки были внесены буквально на днях. Все права и обязанности общие, все граждане теперь просто граждане под защитой закона и государства. Дети обязаны учиться, пожилые люди обязаны получать материальную помощь. В стране все еще идет работа над приобретением имущества, если у вас по какой-либо причине его нет, пожалуйста, обратитесь в мэрию, зря, что ли, у политиков отбирали имущество вместе с налогами? — Минхо смотрит на листы на столе, привычным движением зачесывает волосы назад, а Джисон так волнуется, по-новой, словно это американские горки. Минхо сейчас говорит о требованиях Иксов? Сколько он уже успел сделать? Больше половины? Джисон так хочет помочь. — Хм, еще одно. В связи с тем, что дело о Ли Хонджуне, наконец, приняло серьезный разбор правонарушений после смены судьи, суд досрочно разделил правонарушения, в которых замешан Ли Хонджун с перестрелками в городе, от той организации, именуемой Иксами, которая отстаивала свои ценности. Поэтому я лично прошу верховный суд рассматривать действия Иксов несколько в другом ключе. Это был акт радикального протеста, который повлек за собой желанные перемены. Пока у власти только люди, судить полуоборотней, мягко говоря, высокомерно. Джисон переводит взгляд с Минхо на Хенджина и понимает, что удивлен тут не только он. Значит, это не те требования, которые выдвинули Иксы? Что вообще происходит? — Ну и наконец. Государственный аппарат налажен, я со своей командой приложил максимум усилий в отношении безопасности и развития граждан и надеюсь, что всё будет в порядке и без меня. Поэтому, по специально одобренному палатой депутатов и мной указу, был принят закон о наложении запрета клана Ли вести любую политическую деятельность. Был рад оказаться полезным, а теперь выберите для себя достойного президента, моя миссия на этом заканчивается. Поклонившись, Минхо уходит под крики репортеров, оставляя стойку с микрофонами совершенно одну. — Хах, а он не так плох, знаешь, — Джисон резко поворачивается к Хенджину. — Что это сейчас было? Он ушел с поста президента? — Ага, — Хенджин, смеясь, зачесывает назад выбившиеся волосы. — И ты свободен. — Что? — если Хенджин думает, что из него хороший шутник, то он ошибается. Очень. — Ты свободен. Минхо выполнил все требования меньше чем за 7 месяцев, так еще и в дела Иксов ввязался. Забавный он. Все равно ведь делал это из-за тебя, мог бы просто пройтись по пунктам, зачем усложнять? — Ради меня? — нет, правда, Джисон ни черта не понимает, можете ему внятно объяснить, пожалуйста? — Ох, у тебя шок, Джисони? — Хенджин легко треплет за плечо, Джисон качается как неваляшка от его действий. — Я просто… это всё? — Да, все. Минхо добросовестно выполнил мои требования, и я добросовестно тебя отпускаю. Можешь идти, — пальцы на плече на секунду сжимаются. На секунду Хенджин позволяет себе улыбнуться. Искренне улыбнуться. И Джисон видит его неприкрытую грусть и потерянность. — Подожди… Хенджин поднимается, подходит к шкафу, достает с него большой чемодан Джисона, после достает свою кепку с верхней полки и натягивает на голову. — Ну, ты идешь? Так вот почему Хенджин спрашивал про вещи, хотя никогда раньше так не делал, вот почему он весь день просидел у телевизора, и вот почему Джисону было так грустно. Черт. Черт, черт, черт. — Я могу остаться на ночь, закинь чемодан обратно, — но Хенджин уже выкатывает его в коридор. Черт! — Нет, иди сейчас. Дверь за Джисоном захлопывается, сам он пялится на Хенджина в широкой разлетающейся рубашке и коротких черных шортах. Да почему все происходит так неожиданно? Это же все нечестно! Хенджин такой нечестный! Он думает только о себе, только о том, что ему будет трудно ждать до утра, но Джисон был с ним под боком 8 месяцев, он, черт возьми, должен и с его чувствами считаться! — Хенджин! — Джисон бежит по пустому коридору, после по лестнице. Хенджин ждет снаружи. Как только Джисон появляется на улице, из-за угла бегут коты и ластятся к нему в ноги. — Вызвать такси? — от намеренно равнодушного голоса Джисона тошнит. — Не надо мне твое такси. Я, вообще-то, хотел переночевать тут. Солнце давно село, но на улицах все еще осталось слабое свечение, несколько прохожих, пара мопедов и дети на велосипедах. Рыжий котик, которого Джисон особенно затискал, пытается привлечь внимание, тыкаясь мордочкой в шлепок. — Я не хочу, так что уходи. Ай! Джисон не сдерживается и бьет кулаком в плечо. Неожиданно Хенджин опускается на пару ступенек и смотрит снизу вверх. — Придурок. Кусок придурка, честное слово. Я тебе не какой-то там мальчик по вызову, которого можно сплавить, когда надоест. Для такого случая наши отношения слишком затянулись, так что не веди себя как бесчувственная скотина. Думаешь, я не знаю, что ты чувствуешь? Думаешь, мне плевать? Думаешь, ты один? Думаешь, я уйду и забуду тебя как страшный сон? — Джисон.. — Нет, заткнись, я не договорил! — Извините, — кто-то стучит по плечу, и Джисон чудом сдерживает себя, чтобы не послать куда подальше старенькую бабулю со стойки регистрации, — не мог бы ты поорать в другом месте? Я пройти хочу. — А, ой, — Джисон отступает. Бабуля, опираясь на палку, поднимается по ступенькам, приговаривая что-то тихо, в то время как коты уже быстро бегут к ней. Предатели. — Пошли, — хмыкнув, Хенджин берет в одну руку чемодан, в другую Джисона и тащит обоих по тихой улице. — Хенджин, я правда… — Да-да, я знаю. Прости, может показаться, что мне плевать, но это не так. Именно поэтому я хочу, чтобы ты ушел сейчас. Просто Хенджин устал. Устал чувствовать себя надзирателем и судьей, устал слышать ночью чужое имя и всхлипы Джисона. Так что пусть катится. Время, проведенное с ним, было похоже на… а на что это было похоже? На что-то, отдаленно напоминающее семью? Сильнее стиснув руку уже несопротивляющегося Джисона, Хенджин сам себе кивает. Да, это была его маленькая, кочующая, как племя, семья. Если не вдаваться в подробности, как эта семья оказалась вместе, Хенджин был рад, что Джисон с ним. Но он знал, что это не навсегда. Он обещал вернуть Джисона туда, где он сам хочет быть, и он сделает это. Потому что Джисон поддерживал его каждый чертов день, даже не осознавая этого, просто потому что был рядом, просто потому что улыбался, и Хенджин уже не был так отчаянно уверен в том, что Джисон его ненавидит. Они не друзья, никогда ими не были и никогда не будут. Но у них есть общая тайна и общая короткая жизнь. — Дальше сам. Хенджин не хочет, но отпускает цепляющиеся за него пальцы. — Обещай не менять номер, — Джисон смотрит обиженно, надув губы и щеки, и он милый, правда, очень милый и добрый. Хенджин даже рад, что встретил его однажды, и не жалеет о том, что ему будет больно потом. — Хорошо, иди. — И обещай отвечать. Я не буду звонить часто, — быстро стерев со щеки крупную слезу, Джисон натягивает улыбку. Позади смеются дети, кто-то, свалившись с велика, плачет. Джисон тоже плачет. — Мг, теперь всё? — Нет. Шмыгнув носом, Джисон обхватывает Хенджина руками и тянет на себя. Постояв так секунду, Хенджин обнимает в ответ, прижимает за голову к груди, зажмуриваясь до звездочек. Давай, Джисони, будь счастлив. У тебя точно получиться. — Хенджина? — М? — Не бойся, — Джисон, вытерев лицо руками, отстраняется, широко улыбаясь для Хенджина, ведь хочет остаться в его памяти не сопливым плаксой, а радостным и немного странным другом. — Кого? — Хенджин, смеясь, отходит на пару шагов, наклонив голову вбок. — Тебя? — Нет, не меня. Не бойся счастья. Оно теплое, вкусное и сладкое. Ты не любишь сладкое, но попробуй, знаю, что понравится. Хорошо? — придвинув красный чемодан за ручку, Джисон ждет ответ с заплаканными круглыми глазами. — Хорошо, попробую. А теперь иди. — До встречи, Хенджина, я буду скучать. Хенджин тоже будет. Будет скучать и думать, что делать со своей вдруг бессмысленной жизнью. «Мы квиты. Джисон свободен. Береги его»

***

Колесики бьются о дорогу. Уже стемнело, и поэтому Джисон не смог найти одно из них, отлетевшее где-то на мосту. Он всматривался в тихую гладь реки, но без толку. Чем больше смотришь в пропасть, тем сильнее она притягивает. Джисон не знает, куда ему идти. Когда-нибудь он всё равно бы ушел, но так-то в запасе было еще 4 месяца, а в планах — прощальная вечеринка с токпокки и макколи. В итоге всё, как всегда, с чувством охватывающей беспомощности. Джисон не может вернуться, не может остаться, не может не идти дальше, и все это раздражает до стиснутых зубов. Почему постоянно приходится выбирать, мучаться от выбора и все равно не быть полностью в нем уверенным? Джисон хочет быть рядом. Он привык быть рядом с кем-то, и больше всего на свете он хочет быть рядом с Минхо. Его чувства к нему никак не изменились, может, изголодались до анорексии, но не исчезли. И Джисон знает, что это, потому что он такой. Зависимый от кого-то или чего-то. У него никогда не было желаемого, а когда стало появляться, Джисон готов был все делать для того, чтобы оно никуда не исчезало. Он хочет быть с Минхо, но хочет ли Минхо того же? Он хочет, чтобы Хенджин поверил, что он правда ему дорог, и не был так одинок. Он хочет, чтобы эта ночь сама по себе закончилась, и кто-нибудь хоть раз в жизни решил сложную задачку за него. Добравшись до остановки за мостом, Джисон садится на лавочку, обнимает себя руками по привычке и пялится на чемодан. Он раздражает. Да все на свете раздражает, если честно. Наверное, Джисону нужно найти отель и остаться на ночь. Идти к Минхо вот так вот будет, скорее всего, неправильно. Это странно. Еще несколько часов назад Джисон мог всё отдать за пять минут рядом с ним, а сейчас оттягивает встречу до утра. Может, он ударился головой? Или простудился? Вздохнув, Джисон идет к банкомату, снимает наличку, после тащит чемодан к телефонной будке. Хотя бы услышит его голос, просто так, без причины. Предлог? Ну в квартире должны были остаться кое-какие его вещи. Да, это хороший план. Набрав номер, Джисон даже не успевает отрепетировать диалог: отвечают после первого гудка. — Да? — Привет. — Привет, — Джисон крепче сжимает трубку обеими руками. Почему-то опять хочется плакать. — Где ты? — Минхо молчит почти минуту, Джисон всю эту минуту не дышит. — Я… можем увидеться? — ого, Джисон, ты осмелел? — Скажи мне, где ты, для начала, — от тихого смеха на том конце провода Джисон замирает. — Где-то за мостом, в сторону центра, я буду на остановке. Или могу подойти, куда скажешь. — Нет, будь там, я заберу тебя. Минхо сбрасывает, а Джисон еще несколько минут пялится на зеленую трубку. Это сон? Они правда увидятся? Сейчас? Подойдя к остановке, Джисон случайно бросает взгляд на витрину напротив и морщится. Не расчёсанные после душа волосы, помятая розовая футболка с Сейлор Мун и тонкие шорты для сна с уточками. Да ёб твою мать! Нет, Джисону плевать, кто и как на него смотрит, но не Минхо же! Это то, в чем он появится перед ним, спустя 8 месяцев? Почему судьба так жестока? Джисон косится на чемодан, но посылает эту мысль куда подальше. Если он начнет переодеваться прямо на остановке, его увезут в полицейский участок и откроют уголовное дело после медицинско-психологической экспертизы. Хотя, остановка пуста, и машин не так много... ох черт, Джисон, успокойся. Подтянув чемодан к дороге, Джисон замечает и свои тапочки. На одном Том, на втором Джерри. Как прекрасно, ёб твою... Подъезжает автобус, высаживая человек пять. Джисон, держась за ручку чемодана, мысленно посылает автобус подальше, но тот решил остановиться тут, как у себя дома. Давай, проезжай, если Минхо на противоположной стороне, он не заметит Джисона. Давай, проезжааай. Наконец, с легким скрипом автобус все-таки двигается. Джисон смотрит по сторонам и только потом вперед, туда, где на него уже смотрит Минхо, стоя на пешеходном переходе. Его машина знатно заехала на зебру, но когда его это волновало, да? «Эй, ты уже не президент и даже не сын президента, тебе влетит» хочет сказать, но вместо этого просто пялится в ответ. 45 секунд. Джисон ждал 8 месяцев. Это больше 240 дней, но подождать 45 секунд чертового светофора он не может. 42. 41. Почему так медленно, а? Посмотрев по сторонам, Джисон делает шаг на дорогу. Сердце громко колотится и замирает, колотится и замирает. Такое чувство, что Джисон умирает. Он не смотрит, как Минхо машет руками, как сменяются цифры, как громкий голос в голове орет «ТЫ ПОЛНЫЙ ПРИДУРОК? ХОТЬ ЗНАЕШЬ, КАК ВЫГЛЯДИШЬ СО СТОРОНЫ? ОСТАНОВИСЬ!». Полоска белой, полоска серой, полоска белой... Когда слева свистят колеса и несется машина, Джисон даже искренне удивляется, что на трассе ездят машины. Удивляется и тихо вскрикивает, когда оказывается в сильных объятиях, ударяющих в голову запахом сливы, и Джисон определённо точно сумасшедший, он даже спорить не будет. — Джисон, ты совсем страх потерял? — руки Минхо на его плечах, обеспокоенные глаза так близко, губы шевелятся и что-то ему говорят, но Джисон может понять только то, что Минхо рядом. Он правда рядом, прямо тут, напротив. — Хан Джисон! — в который раз уже кричит Минхо, встряхнув застывшего Джисона за плечи. — А? Привет? — Джисон точно забыл где-то мозг. И ему стыдно, очень-очень. — Привет? — Минхо искренне удивляется. Джисон разглядывает его, замечая тот же костюм, что с трансляции, и ту же укладку. Он приехал сразу к нему? — О, господи боже. — Ты все-таки выбрал христианство? — звук получается нечетким, потому что после «о, господи боже» Минхо прижал Джисона к себе. Вот так просто. Взял и впихнул в себя, сжимая так сильно, что кости захрустели. Но Джисон не против. — Что? А, нет, нахватался где-то, — несмело пошевелив ладонью, Джисон понимает, что способность двигаться у него никто не отнимал, и он может обнять в ответ. Но слишком поздно понимает: Минхо уже отстраняется, быстро зачесав волосы назад одной рукой. Смотреть так друг на друга очень привычно и как-то ново одновременно. Джисон хочет протянуть руку и коснуться его лица, убрать складку между бровями, потрогать волосы точно так же, как он, хочет опять оказаться в объятиях Минхо и попроситься домой. Но вместо этого просто стоит и ждет, пока его осматривают с ног до головы. — Забирайся в машину, — наконец, выдыхает Минхо, и Джисон привычно пугается. — А ты? — Чемодан твой? — Минхо тычет пальцем на остановку, где брошено маячит красный чемодан. Щеки начинают приобретать цвет того самого чемодана. — Ну вот, заберу и приду. Прежде чем сесть в машину, Джисон хорошенько прикладывается лбом о ладонь. Мало ему было внешнего вида впавшего в детство подростка, так еще и бросился к Минхо, как ребенок к матери, которого потеряли в огромном супермаркете. Что ж, неплохая такая встреча, определённо ноль из десяти. — Больше так не делай. — Ага. Джисон не знает, куда смотреть, в окно или на Минхо. Щеки нещадно горят, и в горле пересохло. — Серьёзно, я ждал тебя не для того, чтобы потом еще и по больницам бегать, — Минхо выезжает на пустую дорогу, время от времени посматривая на сжавшегося в комочек на сидении Джисона. — Извини, просто хотел поскорее поздороваться. — Ясно. Тихий смешок, за ним молчание. Джисон не знает, что говорить. Ему вообще кажется, открой он рот, и из него опять посыплется полный бред, и Минхо высадит его на обочине, пульнув чемоданом сверху, чтоб наверняка. — Ты не голоден? — Нет. А ты? — Тогда поговорим? — вопрос Минхо оставляет без внимания. Не то чтобы он игнорировал Джисона, но у него тоже есть цель, ради которой он держался. У Джисона это просто встреча. У Минхо это просто ответы на вопросы. Проще не придумаешь. Он сворачивает на стоянку торгового центра, выключает двигатель, и Джисон мысленно желает себе удачи. — Минхо? — Да? — Ты сильно на меня злишься? — Джисон решает начать первым. Пусть он и трус, но если есть возможность пройти через что-то страшное быстрее, он ею обязательно воспользуется. — Сильно. Не представляешь, как, — почему же, каждый день представлял. Но Минхо говорит так просто, будто это уже в прошлом. Будто сам Джисон уже давно в прошлом. — Прости, я не хотел делать тебе больно. — Знаю. Я тоже, — Джисон переводит взгляд с машин за стеклом на профиль Минхо. Можно взять его за руку? Наверное, нет. — Ладно, что планируешь делать дальше? Вот так сразу? Джисона от этого вопроса тошнит как от испорченной лапши. — Не знаю, — жмет плечами, поджимая губы. — А чего хочешь? — Минхо поворачивается к нему, оценивая взглядом, и в этот момент Джисону кажется, будто они в самом начале, там, где они не знают друг друга, где они не нужны друг другу. — Хочу, чтобы ты простил меня. И, может, я мог бы дальше на тебя работать? — выходит даже легко, Джисон не заикается, ну ему так кажется. — Я безработный, малыш, — Минхо беззлобно смеется, склоняя голову к рулю. — Зато свободный, — Джисон лучше всех знает, через что прошел Минхо ради этой должности. Джисон как никто знает, что Минхо очень рад избавиться от нее. — Знал бы ты, как я устал, но неважно. Ответь мне на пару вопросов, и мы решим, что делать дальше, — Джисон кивает, по-прежнему разглядывая Минхо. Тот тоже смотрит в ответ, только под прицелом правды, никак иначе. — Спрашивай. — Ты передавал какую-то информацию из офиса? Когда я уже был президентом? — И ты мне поверишь? — Джисону кажется, что его кожа покрывается чем-то липким и неприятным. — У меня нет выбора, — Минхо легко пожимает плечами, откидываясь на кресле. — Нет. Я перестал что-либо говорить ему после того, как Мин Мин заболел. После того случая мы не общались, — хотя, все произошло намного раньше, но конкретно в тот день Джисон не пришел. — Почему он забрал тебя? — Я не знаю. На самом деле, он говорил, что я залог, но это глупо. — Глупо, конечно, — Минхо фыркает, прикрывая глаза. Да если бы не Джисон, Минхо и пальцем не шевельнул бы, пусть эти чертовы Иксы подорвали бы хоть целую планету. Очень глупо, Хан Джисон, не поспоришь. — Насколько вы близки? Джисон мрачнеет еще больше. Но, по правде говоря, этот вопрос вообще единственный, ради которого Минхо сюда приехал. Он может простить Джисона за все, но не за предательство. Настоящее. То, в котором Джисон всегда был мыслями с тем белобрысым. — Он мой друг, — Джисон звучит уверенно, но похоже на то, что он сам себя убеждает. — Да, он мой друг. Знаю, тебе он сделал много плохого, и я не буду тебя переубеждать, но тот парень очень сильный, и мне бы действительно хотелось быть похожим на него. — Так вы не были вместе? — В каком… — глаза Джисона смешно округляются, он даже ладонями возле лица машет. — Ты что? Нет! Нет, он и я, ни за что! — Ладно, ладно, — насытив гадкое удовольствие, Минхо ведет ладонью по волосам Джисона и надо же, он успокаивается. — Есть еще то, что мне нужно знать? — Мин Мин мой брат, — прикусив губу, выпаливает Джисон. Он ждет реакции, но Минхо, хмыкнув, смещает ладонь чуть ниже. — Вы очень похожи, думаешь, я не догадался? — и все-таки Джисон делает это. Он тянется к руке на своем лице, обхватывает запястье обеими руками и смещает ее на свою горячую щеку. Как же хорошо. Будто отросла фантомная рука, которая чесалась каждую ночь. Как же, черт возьми, рядом с ним хорошо. — Можно мне кое-что у тебя спросить? — то ли самое красивое на свете лицо Минхо приближается к лицу Джисона, то ли у него уже галлюцинации от шока. Но их лбы соприкасаются, и Минхо кивает. — Ты… все еще хочешь… умереть со мной? Джисон буквально видит себя со стороны. Видит, как вспорол грудную клетку, отрезал артерии, вытащил сердце и, улыбаясь, протянул его Минхо. Пока не больно. Минхо, вдоволь налюбовавшись Джисоном, своим Джисоном, который ни капли не изменился, тянет его ближе, оставляя поцелуй на трепещущих ресницах. — Хочу, — еще один, на носике, — очень хочу. Ведь это всё ради тебя, Хан Джисон. Поцеловав любимые щеки, Минхо медлит у губ, давая Джисону немного времени выровнять дыхание лишь для того, чтобы сбить его снова. С каждым касанием губ, с каждым вздохом, с каждым его «Минхо» пустота внутри заполняется Хан Джисоном. Его личным счастьем, ради которого ни жить, ни умереть, ни ждать годы не жалко. Минхо тянет ближе, такого крошечного и податливого, усаживает на колени и целует, целует, целует, пока вместе с самым сладким не пробует соленые капельки слез. — Эй, малыш, что такое? — вместо ответа Джисон крепко обнимает его за шею, водит носиком по волосам и плачет. — Ты меня все еще ненавидишь? — Ты из-за этого плачешь? — Минхо целует его шею, гладит по спине, успокаивает. — Я ненавижу то, что без тебя мне было плохо. Я мог справиться со всем, все до тебя казалось легким и ненужным, Джисон. А потом появился ты. Это как до и после, понимаешь? Мое после без тебя уже невозможно, так что перестань плакать, ладно? Я не ненавижу тебя. Я не могу. Джисон плачет еще сильнее, и прижимается сильнее, и цепляется за шею сильнее, и если Джисон не перестанет, то Минхо откинется прямо сейчас. Но он все равно ничего не говорит, не жалуется. В любом случае, это лучше, чем ничего. То, что произошло, помогло Минхо понять, что Джисон все равно часть его жизни, что бы он ни делал. Если бы они встретились в тот же вечер, сразу после того, как Минхо попросил его уйти, он мог перестать разговаривать с ним, перестать понимать и хотеть, и это так невъебически тупо, потому что в любой момент Джисон, оказывается, может исчезнуть, и Минхо уже не сможет извиниться, не сможет простить, да он банально обнять не сможет. — Джисон? — М? — он сопит в шею, провоцируя на пробег миллиона мурашек и ту самую улыбку. — Поедешь со мной? Я все-таки купил домик, он не в горах, но холмы тоже чем-то напоминают горы. Там красиво, пахнет цветами и речкой. Наверное. Не знаю, я там еще не был. — Позови и узнаешь, — Джисон гладит Минхо по волосам, заполняет каждую клеточку как расплавленный пластилин. — Ладно, Хан Джисон, ты поедешь со мной домой? — Куда угодно поеду. Счастливая улыбка на заплаканном лице как все чудеса света, вместе взятые. Это очень красиво. Это так похоже на Джисона, что Минхо тоже улыбается, легко касаясь губами куда только может дотянуться. Жалеет ли он о чем-нибудь? Ни за что. По принципу детерминизма, одно действие влечет за собой последствия, последствия — это новые действия, за которыми новые последствия. Жизнь Минхо — череда ошибок, но сколько бы жизней не было, он продолжал бы бить себе шишки, если однажды определённо точно появится он, Джисон — маленькая, заслуживающая всего на свете, крохотная, очень важная часть самого Минхо. Та часть, ради которой живут.