Горсть васильков

Всё было кончено. После продолжительного сопротивления Полоцк всё-таки сдался и в него вошли его теперешние «хозяева». Наташа не очень хотела их так называть, но факты были сильнее её сейчас ещё более ненужного мнения. Арловскую занимало то, как её смог найти один из стрельцов царского полка. Он так легко и непринуждённо снёс дверь подсобки при церкви, будто засова изнутри не было вовсе. Неужели кто-то сдал? Но она сама выбирала это место, потому что в самом городе находиться было опасно. Сейчас особенно — добившиеся победы русские по всем военным традициям рыскали по округе в поисках наживы. Ответ пришёл почти сразу — паренёк оказался одним из ей подобных. Он не сказал этого прямо, но цель его поисков сделала это за него. Всё-таки, не каждый день у Наташи спрашивают, где можно разыскать людское обличье города. Забавно, что именно на этот вопрос она не могла дать ответа. Наташа плохо помнила свои ранние годы. Память приносила обрывочные картинки с народных гуляний и смутные воспоминания о тяжести пухового одеяла и тепла парного молока прямиком из кувшина. Если брать чуть ближе, то это были бесконечные гости из соседних княжеств, которые без умолку обсуждали междоусобицы и вопросы торговли. Она и подумать не могла, что у города, в котором она провела большую часть своей жизни, есть свой человеческий облик, прямо как у неё. Она попросту его никогда не встречала. Порой Наташа замечала, что её сердце чутко перекликается с настроением людей в Полоцке: оно чувствует радость, встречая гостей и дрожит от страха перед захватчиками, наполняет умиротворением во время очередной грандиозной стройки и болит, рассыпаясь в пыль вместе с разрушающими ударами артиллерии. Неужели она и есть — город? Как такое вообще может быть? — Здесь только я, — робко прерывается затянувшееся молчанье. Её слова заставляют парня оторваться от осмотра дальнего угла, примыкавшего своим боком к каменной стене церкви и вернуться к девушке. Его лицо казалось Наташе странно знакомым. Когда-то она его точно видела. За одно мгновение оно из задумчивости вдруг вспыхнуло озарением, подкрепляя уверенность улыбкой. Необычные аметистовые глаза, ненадолго заискрившиеся волшебными огоньками, бесстыдно притягивали к себе внимание. Но спустя пару-тройку секунд стрелец нахмурился, его взгляд погас и он отвернулся, продолжив свои поиски. В свои внутренние переживания он решил не посвящать Наташу. — За тобой скоро приедут, — спокойно заговорил он, будто беседа не прерывалась ни на минуту. — До той поры ты будешь под моей защитой. — А чьих ты будешь, стрелец? — решилась уточнить Наташа, с каждым словом ощущая всё больше уверенности в себе. — Откуда я знаю, что ты сможешь меня сберечь? — Русич я, Иваном зовут, — не оборачиваясь, откликнулся он. — Для чуть менее приятных ушей, я — Московское царство. — Так вот где я тебя видела! — воскликнула Наташа, не сдержавшись. Иван предупреждающе шикнул на неё, прося быть потише. И действительно, в памяти Наташи отчётливо всплывал образ утонувшего в своих мыслях подростка, который сосредоточенно поправлял стремена у лошади в тот момент, когда она следовала за своим князем на общий сбор перед Донским побоищем. Арловская всё надеялась встретить его хотя бы ещё раз, но на собрании Иван не появился. Князь её позже поведал, что скорее всего русский занимался подготовкой и не мог отвлечься на разговоры. Печать задумчивости и мрачности по прошествии лет никуда не подевались с его лица, и такой контраст лица и живых, горящих глаз придавал почти юношескому лицу какой-то бесконтрольной жёсткости. — Где же? — рассеянно поинтересовался он. — Когда Мамая били. — А ты там была? — удивился Иван. — Я думал, что приехал только твой князь, из Ольгердовичей который… Андрей, кажется? — Ну, — то, что он помнил его имя отчего-то грело душу. — Когда тебя находят в обозе с провизией спустя пару дней хода, идей того, как возвращать тебя домой, находится не слишком много. — Значит, ты и есть Наташа, — он улыбнулся и пригладил рукой свисающий «рукав» шарфа, который и так был много раз обернут вокруг его шеи, но всё равно был для него длинноват. — Ты здорово подросла с тех времён, когда я видел тебя в последний раз. — Хорошо, что увиделись снова, пускай и по такому поводу, — её слова почему-то снова заставили парня помрачнеть. Он, было, снова хотел вернуться к изучению стен подсобки, но быстро понял, что это бесполезная трата времени. — Послушай, — порывисто обратился Иван к Наташе, — ты знаешь способ, как пробраться в церковь? — А что ты там забыл? — грубовато откликнулась она. Да, некрасиво, но это же, как бы, ну, святое. — Я должен успеть кое-что сделать, пока не стало слишком поздно. Главные ворота заперты, а попасть нужно. Так, знаешь? — Сначала скажи, что тебе там нужно. Иван вздохнул. — Помолиться, — наконец признался он.

***

— Мой государь, кстати, прихватил кое-что с собой в этот поход, — голос парня звучал глухо, пока они осторожно шли по арочному тайному проходу. — Он решил вернуть крест на его законное место. Наташа не поверила своим ушам. — Так значит, вы нашим оружием нас решили захватить? — Не захватить, — хмуро пояснил Ваня. — А освободить от гонений католиков. — Слышали бы тебя крестоносцы… — пробормотала Наташа, останавливаясь в тупике, которым заканчивался проход. Буднично нащупав в верхнем углу прохладу металла, она со всех сил потянула железяку вверх, одновременно толкая плечом каменную кладку справа от себя. Стена дрогнула и начала поворачиваться, открывая узкий проход. Медленно пройдя внутрь, она зорко осмотрела небольшую церковную залу. Детали в нёй ускользали под натиском ночи, усердно разгоняемой свечами, горевшими на высоких подсвечниках перед иконами. — Кажется, никого. Ваня, не ответив, твёрдо зашагал прямо к иконам. Наташу его воинственный вид почему-то развеселил. — Разве нужны сейчас молитвы всем тем, кого ты сегодня убил? — бросила она вдогонку, заставив Ивана остановиться в нескольких шагах от цели. — Им, может, и не нужны, — тихо ответил он. — А мне… я должен это сделать, ведь… разве ты не знаешь? — Не знаю чего? Парень развернулся к Наташе. Отблеск горящих свечей в его глазах рождал совершенно необъяснимый водоворот эмоций. — Скоро наступит конец света, — его губы задрожали. — И если есть возможность, при которой у меня получится спастись и спасти своих людей, я всеми силами буду стараться ею воспользоваться. — Ты боишься, что не попадёшь на небо? — его слова вызвали непонятный отклик внутри. Наташа чувствовала, что происходит что-то, что важнее всего вокруг них и уж точно весомее их обоих вместе взятых. Но… что? Шутливое настроение резко закончилось. — И как много поводов думать так у тебя есть? — На пару свитков наберётся, — хрипло ответил Иван и утёр нос рукавом. — Но речь тут даже не обо мне, я… — он умолк, ища взглядом нужную икону. Заметив её, он подошёл ближе. Наташа с замершим сердцем смотрела на то, как он осеняет себя перекрестием, как достаёт из кармана своего одеяния кулёк церковных свечей и начинает разворачивать его. Вдруг его внимание притянула сама икона. Иван замер, вглядываясь в неё почти не дыша и, скорее всего, совсем позабыл о стоящей неподалёку Наташе. Она же всеми силами пыталась утихомирить своё разгулявшееся сердцебиение, продолжая наблюдать за происходящим, но успокоиться у неё не получается. Наташа решила подойти ближе. В эти мгновения Иван мог бы запросто со стороны сойти за того, кто переживал утрату кого-то очень значимого. Девушке не шли слова на ум, поэтому она продолжала молча таращиться на несчастного, утомлённого и угнетаемого муками совести русского. «Одинокого», — подбросил услужливый разум ещё одну характеристику. Да, верно. Жутко одинокого перед лицом Бога. Моргнув, Иван резко переключает своё внимание на свечи, заставляя Наташу вздрогнуть от неожиданности. Судя по внушительной связке в его руках, он наверняка хотел использовать сейчас как минимум половину своих запасов, если не все. Но совсем скоро её привлекло нечто другое. Он явно спешил. Зажигая одну свечу за другой, Иван совсем не обращал внимания на воск, попадавший ему на пальцы, обжигая. Сердце Наташи дрогнуло и залилось непривычной жалостью. Ей стало искренне жаль его — за его непростую судьбу и что все те страдания, которые ему довелось пережить, невольно стали непреложными доказательствами его вины на Страшном суде. — Постой, — Наташа протянула руку и накрыла ею ладонь парня, останавливая лихорадочное действо. — Позволь, я помогу? — Нет, — еле слышно ответил он, качнув головой. — Мои люди их убили, я должен это сделать. — Но они были и моими людьми тоже, — возразила Наташа, более уверенно удерживая его руку. Следующие её слова зажгли в сердце какое-то странное чувство, но времени катастрофически не хватало на то, чтобы его осмыслить. — Позволь мне разделить горе вместе с тобой. Ваня не ответил, уставившись в одну точку где-то между уже поставленных свечей. Затем он судорожно кивнул и, чуть замешкавшись, протянул девушке кулёк. Проглотив неизвестно откуда взявшийся ком в горле, Наташа разделили свечи на две половины и мягко вернула его часть назад. Всё следующее время они провели в молчании, занятые делом. Изредка слова молитвы вырывались за пределы мысленного круга в шёпот, но это лишь настраивало на продолжение их миссии. Ваня первым закончил свою половину и теперь просто стоял, погружённый в свои мысли. Когда Наташа, справившись и со своей частью дела тоже, коснулась его плеча, возвращая в реальность, он выглядел так, будто только что очнулся от долгого и не слишком приятного сна. Ей было знакомо это чувство душевного умиротворения, которое нередко появлялось после посещения службы и у неё самой. Но пора уходить.

***

Остаток этого дня, равно как и несколько последующих, ускользнул от внимания Наташи. Кажется, она собирала свои вещи, ночевала в своей комнате под охраной Ивана, однажды даже пробралась в церковь, чтобы посмотреть на крест, который в один из дней торжественно возложил на своё законное место царь Иоанн IV. Наташа долго всматривалась в золотые изгибы креста, вспоминая о судьбе мученицы, носившей то же самое имя, что и она. Может быть, Ваня и есть её судьба? Все её мысли были сосредоточены на чувствах, которыми полнилось сейчас её сердце. Она и так, и эдак пыталась приноровиться к изменениям, но во всех вариантах потерпела сокрушительную неудачу. Единственное, что поняла Наташа — воспоминания о смиренном облике Ивана в сиянии множества свечей были чуть ли не тем единственным, что облегчало любые её размышления. Все эти дни у неё никак не получалось снова поговорить с Иваном. Даже ночью, когда, казалось бы, он был на одном месте, известном ей, Наташа предпочитала оставаться в постели, подчиняясь непривычным мыслям о послушании. Чертовщина какая-то, честное слово! В назначенный день ближе к полудню на главной площади появился Торис. Он встретился с Наташей после недолгих переговоров о мире с русским царём и чуть ли не метал молнии в разные стороны, негодуя от их результатов. — Вот бы его ещё раз повидать! — не удержалась высказать своё пожелание Наташа, пока они несли вместе её пожитки к городским воротам, за которыми их ждали лошади. — Не говори глупостей! — Торис слегка запыхался от долгой ходьбы, но виду не подавал. — Ты скажи лучше, он тебя обижал? — Не больше, чем мог бы обидеть кто угодно, — её взгляд ходил по сторонам в поисках кое-кого. Когда они почти пересекли главную площадь, судьба неожиданно решила вознаградить Наташу за настойчивость. С противоположной стороны она вдруг заметила знакомый шарф и светло-русую макушку. — Ваня! — приземлив свёрток с вещами на землю, Арловская поспешила в его сторону. За явственным удивлением, которое излучал русский, она даже не заметила восклицания Княжества Литовского, обращённого к ней. — Я всё утро тебя искала. Где ты был? — Честно сказать, я и сам уже не помню, — Иван улыбнулся. — Слишком много всего. Ты что-то хотела? — Нет… то есть, да! — выпалила она, чувствуя, как на её шее затягивается невидимая петля волнения, мешая говорить, да и вообще нормально дышать. — Как я вижу, за тобой уже приехали, — замечает он, глядя куда-то за спину девушке. — Это славно. Наташа поняла, что время безжалостно уходит и нужно поспешить. Ночные размышления приводили к одной простой идее, которая бы и сделала её новые чувства чуть легче, и как-то смогла бы помочь Ивану. Но чем дольше она стояла перед ним, тем больше робела совершить задуманное. Да что с ней не так? Решительно выдохнув, Арловская быстро проговорила: — Я хотела сказать, что буду за тебя молиться. Иван изумлённо захлопал глазами. Очевидно, он ожидал чего угодно, но не этого. Подошедший Торис уже сверлил взглядом спину и отвлекал от происходящего. — Мне пора идти, — не желая говорить слова прощания, Наташа не придумала ничего лучше, чем перекрестить русского. Это простое на первый взгляд действие вызвало целую волну негодования со стороны Литвы. Цепко схватив девушку за руку, он, без умолку тараторя что-то о том, как неправильно она сейчас себя повела, тянул её к главным воротам. Мельком обернувшись, Наташа лишь увидела, что Ваня всё ещё стоял на том же самом месте и провожал их взглядом. Спустя годы Полоцк вернулся в её владение. Первое время Наташе было очень непривычно бродить по городу, который с первого взгляда остался тем же самым, но при этом повсюду виднелась приложенная к городу рука Ивана. И это ощущение лёгкой подмены никак не могло покинуть её головы после возвращения домой; когда перед твоим взором стоит город, который не изменил своего облика, но ты видишь и чувствуешь крупные — как появление целой военной крепости по соседству, например — и мелкие, вроде заделанных проломов в стенах, перемены. Как и её сердце больше никогда не было таким, как прежде.