***
Машина ехала всю ночь. Её остаток Наташа провела в оцепенении, глядя на закрытую дверь багажника, неспособная угомонить пляску мыслей в голове. Переведя взгляд на окно, за которым проносился мирный городской пейзаж, она вздохнула. Жаль, что тут совершенно пусто, даже отломить нечего. На выходе она останется без оружия. Плохо. Автомобиль вскоре остановился, хлопнули боковые двери и снаружи началось торопливое движение. Смиренно ожидая, Наташа смотрела, как к её двери подошли два крепких солдата, что-то оживлённо обсуждая. Если так прикинуть, то можно попробовать выбить ключи у одного из них и покромсать лицо другому… Испытывая нетерпение, она неудачно дёрнулась и скривилась от накатившей боли. Ладно, в этот раз пускай живут. Без прелюдий вытащив девушку наружу, они завели её за огромную дверь ангара прямо в полумрак длинного однообразного коридора. Понимая, что сопротивляться сейчас бесполезно, Наташа старалась хотя бы не упасть, поспевая за их быстрым и широким шагом. Коридор сделал резкий поворот налево и свет ненадолго ослепил её. Щурясь, Наташа не поверила своим глазам. Это была съёмочная площадка. Под жаркими прожекторами красовалась типичная домашняя обстановка, если быть точнее, обеденная комната. Стол был застелен кружевной скатертью, а тарелки и столовые приборы сияли своей первозданной чистотой. Наташе вдруг вспомнились подобные приготовления к ужину во времена, когда они ещё были империей. Как в воздухе витали запахи еды, а Оля внимательно смотрела за тем, чтобы каждый съел всё, что лежало у него в тарелке. Желудок напомнил о себе — того, чем её кормили сейчас, едва хватало, чтобы не погибнуть от голодной смерти. Ей не позволили слишком сильно удариться в воспоминания. Её грубо толкнули вперёд, отчего она приземлилась на пол прямо к чьим-то ногам в начищенных сапогах. — Доставили? — обладатель сапог и голоса был явно доволен сегодняшним днём, — Прекрасно, успели как раз вовремя. Благодарность от руководства не заставит себя ждать, — подняв голову, Наташа увидела того, кого и ожидала. Да, это был Людвиг. В тот первый и последний раз, когда она видела его до войны, он упорно производил впечатление чем-то сильно простуженного человека. Он был бледен, пальцы, державшие бокал, слегка дрожали, а время от времени он подносил руку ко рту, словно пытаясь сдержать рвущийся наружу кашель или, может быть, даже тошноту. Но с Иваном о своих делах он говорил уверенно и старался не показывать своего недуга в полной мере. Сейчас же он буквально светился от уверенности в себе. Новенькая, вычищенная форма, зализанные назад волосы и вид победителя — всё это заставляло находившихся на площадке женщин смущаться, едва они ловили на себе его взгляд. Но не Наташу. Смотреть ему в глаза она избегала, потому что видела для себя в них только одно — смерть. — В наш последний разговор ты сказала, что никто не обращается с пленниками хуже, чем я, — начал он. Наташа хотела было отвернуться, но он не дал этого сделать носком сапога. — Я решил переубедить тебя, потому что плохие слухи о нас совершенно ни к чему. И я понял, что даже у коммунистов пленников не снимают в кино, кроме как в роли пленников! — он сделал шаг назад. — И чтобы это было наглядным уроком не только для тебя, но и для всех остальных, я сам приму участие в съёмках. Мы можем что-нибудь с ней сделать? — обратился он к девушке, на лице которой Наташа не увидела ни капли сочувствия. Та сдержанно кивнула и отвернулась к столику со всевозможными баночками. — От тебя же я ожидаю хорошего поведения в ответ на моё великодушие, — его менторский тон заставлял злиться. Она больше не маленькая девочка! — В противном случае, я отправлю нашему общему большому другу фотографии, которые я сделал, когда наказывал тебя за непослушание. Подонок. Борясь с воспоминаниями, вызвавшими его слова, Наташа тем не менее взяла себя в руки. — Не сомневайся, я не трону этих людей. «В отличие от тебя», — мысленно добавила она. Удовлетворённого ответом Людвига увела в сторону одна из восторженных девушек, дав Наташе возможность осмотреться немного получше. Да уж, при желании тут можно было бы устроить целый макабр, но кроме самой главной цели Наташу не интересовал никто. Все вокруг были даже слишком расслабленны, будто на не таком уж и большом расстоянии отсюда и не было той войны, из-за которой умирали миллионы людей. Это равнодушие даже малость пугало. — Пойдёмте, — Наташу отвлекла та первая, сдержанная девушка. — Вас нужно переодеть перед тем, как я смогу нанести грим. — Боюсь заляпать ваши костюмы своей кровью, — из груди вырвался хриплый смешок. — Ничего, — бесстрастно откликнулась та. — В кадре это не будет заметно. У самой двери в предполагаемую нужную комнату её ждал неприятный сюрприз. — Наташа! — если бы у неё были силы на то, чтобы закатить глаза и проигнорировать Ториса, она бы это сделала незамедлительно. Но её хватило только на короткий взгляд в его сторону. Большего бы не выдержала — в памяти был ещё свеж вечер, в котором он с выражением ужаса на лице лично наносил ей удары, желая выслужиться и доказать, что он свой. — Я тоже буду сниматься в кино, здорово, правда? — никак не мог угомониться он. От него пробирало смесью страха и восторга, — Я и согласился, потому что мне сказали, что ты тут будешь, и… — пристального взгляда одного из охранников оказалось достаточно, чтобы Торис наконец умолк. Наташу вдруг заинтересовал его внешний вид. Сейчас он выглядел чуть лучше, стоит признать. Его уже переодели в его костюм и это было что-то напоминавшее одежду слуги. Когда в комнате перед ней развернули её наряд — скромное платье горничной, — она поняла, что суть их с Торисом роли вполне себе определена. Спустя какое-то время они уже стояли под ярким светом ламп. В иное время Наташу бы повеселил тот факт, что с ней пришлось повозиться гримёрше, чтобы хоть как-то привести её в порядок, но сейчас её гораздо больше радовал собственный небольшой триумф. В примерочной она нашла небольшой моток крепкой бечёвки — как раз нужной длины, чтобы её хватило на шею Людвига.***
— Сейчас эти постоянные мысли об убийстве выглядят странно, согласна, — Наташа не моргая смотрела на свои руки. Кажется, каждый листочек развернувшегося за верандой сада замер и внимает её словам; так тихо вдруг стало. — Но тогда это наоборот помогало не упасть духом окончательно и не сойти с ума. Ощущение, что борьба ещё продолжается, и держало меня на плаву всё то время.***
Людвига посадили за стол. Справа к нему подсадили хорошенькую немку и подростка, странно косившегося на Ториса и Наташу. Наконец, дошла очередь и до них. — Ваша задача очень простая, — мужчина в очках с толстой оправой оценивающе окинул их взглядом. — Ты, — он ткнул пальцем в литовца, — будешь держать поднос, а ты, — Наташа тупо посмотрела на его руку, — будешь брать с них тарелки с ненастоящей едой и ставить их людям за столом. И повеселее. Это меняло планы. Даже будь Арловская в своей лучшей форме, она все равно не успеет за этой шелухой действий незаметно вытащить верёвку. Она разочарованно перевела взгляд на стол — и тут её осенило. Ножи. Столовые ножи были буквально на расстоянии вытянутой руки. И как только она их раньше не заметила? А попробуй она извернуться и сразу же после того, как поставит тарелку, схватить нож, то может быть её давняя мечта исполнится и она поможет брату и всему остальному миру избавиться от этого безумного человека. Наташа мельком посмотрела на Людвига. Тот, казалось, даже и не думал о том, что что-то может пойти не так и купался во всеобщем внимании. Наташу с Торисом поставили слева от него, режиссёр что-то говорил про правильный порядок, в котором она должна была подавать еду, но она едва его слышала. Близкая возможность расплаты заслонила все остальные мысли и придала уверенности. — Камера, мотор, начали! Торис с готовностью повернулся к Наташе, его лицо сияло. Наташа, стараясь унять слабость в ладонях, осторожно взяла первую тарелку и поставила её перед подростком. — Улыбайся! — послышалось со стороны съёмочной группы. О да, она улыбнётся, и эту улыбку один человек увидит в первый и последний раз. Слегка улыбнувшись, Наташа поставила вторую тарелку женщине. Чуть замешкавшись, девушка чувствовала, как искренне начинает разгораться улыбка на её лице. Поставив посуду перед Людвигом, она посмотрела ему прямо в глаза, отвлекая внимание от всего остального. Все оказалось спланировано идеально. Пальцы крепко сжали столовый нож, и Наташа наотмашь махнула лезвием в сторону шеи Людвига. Но подвела практически отсутствующая координация из-за слабости, отчего лезвие хоть и оцарапало его шею, но должного эффекта не вызвало. Людвиг отреагировал почти сразу. Выбив нож из и так уже ослабшей руки, он поднялся на ноги и за воротник платья потащил Наташу за собой. Выведя её из-за стола, он швырнул девушку на пол, словно кучу тряпья. Удивительно, но никто не прервал его. Людвиг достал револьвер. Ситуация максимально вышла из-под контроля. — Плохая девочка, — свободной рукой он дотронулся до ранки и посмотрел на собственную кровь на пальцах. — Моё терпение больше не позволяет прощать все твои выходки. Так и передам твоему брату, — он взвёл курок, — что весь ваш славянский выводок невыносимо упрям. Раздалось несколько выстрелов. Наташа ещё пару секунд пыталась уползти хоть куда-нибудь, она слышала чей-то пронзительный крик, но боль оглушила её и она потеряла сознание.***
Когда девушка смогла открыть глаза, то рассчитывала увидеть одно из двух — белые небесные облака или же напротив — гору вулканического пепла. Однако, это был всего лишь потолок. Просто потолок того места, из которого её забрали совсем недавно. Сейчас она лежала на полу. Звук открывания замков заставил её насторожиться, но пошевелиться она всё так же не могла. За неимением лучшего Наташа так и продолжила смотреть в потолок. Твёрдые шаги прошествовали прямо к ней и над девушкой нависло лицо Людвига, презрительно скривившееся от лицезрения её внешнего вида. Интересно, какой у неё сейчас вид вообще? — Почему ты не умерла? — без прелюдий начал он. — Пуля прошла через сердце, но оно восстановилось, — посчитав, что увидел достаточно, он исчез из поля зрения. Рядом шаркнула ножками деревянная табуретка. — Это невозможно. В голове зароились мысли. И в самом деле, она и раньше не отличалась живучестью, была любимой целью множества захватчиков, а тут её убили, но она жива. Почему? — Отвечай! — носок сапога больно ткнул её в бок под рёбра. — Не хочу пропустить того, как ты сдохнешь первым, — губы едва шевелились, но Людвиг всё услышал. Наташа вспомнила вдруг, что перед тем, как отправиться на первое для себя заседание Лиги Наций, Иван приглашал каждого из их большой семьи на разговор, который сводился к просьбе подписаться под документом, говорившем о согласии на представление своих интересов Ваней как самым главным в Союзе. Может быть, случилось так, что с этим документом границы его самого расширились вплоть до внешних границ всех союзных республик? И получается, пока он жив, они тоже будут жить? А умрёт он — и любая страна сможет убить и их тоже? Безумие, чистое безумие. Неужели он предусмотрел и это тоже? — Другого ответа я и не ожидал, — немец поднялся на ноги и ненадолго снова склонился над ней. На его лице мелькнула заинтересованность. — В любом случае ты должна постараться и восстановить свои силы как можно скорее, потому как ты переезжаешь отсюда, — он взглядом обвёл стены, — в светлую и чистую лабораторию! Там ты и твоя живучесть будут куда полезнее для нас. Наташа не ответила, огорошенная совершённым открытием. — И кстати, — он криво усмехнулся. — Так как ты плохо себя вела, я отправил фотографии. Поздравляю, теперь он знает всё. Эти слова стали ушатом холодной воды, обрушившимся на неё. Сдерживать эмоции сил уже не было и совсем скоро слезы покатились из её глаз. Тем не менее она не позволяла себе сделать ни единого звука, пока Людвиг нависал над ней, зорко изучая её эмоции.***
— Как я потом узнала, он отправил к дому советов, где находились Ваня и остальные, бомбардировщик с одной-единственной агитационной бомбой на ней, — не удержавшись, она утёрла лицо краем пледа. — В ту ночь над нашим домом пролился дождь из моих фотографий. Девушка ненадолго замолчала, надеясь успокоиться. Когда она заговорила снова, её голос звучал тише и слабее, чем раньше. — С тех пор я не нашла ни одной фотографии, ни одной плёнки с тех съёмок. Я знаю, что тот фильм в итоге вышел, им хватило отснятого материала, но никогда не видела его. Хотя, я проверила, наверное, все доступные архивы. Это и к лучшему, — добавляет Наташа, замечая в дверях Ивана в фартуке, встревоженного состоянием девушки. — Надеюсь, что все плёнки стали трухой, а фотографии - пеплом, — она поднялась на ноги навстречу брату. — Думаю, не стоит пояснять, кто будет ответом на ваш вопрос, — твёрдо завершает она, оставляя в этих словах последние остатки самообладания. Сделав несколько шагов навстречу, Наташа потянулась к Ивану, ища объятий и обретая их. — Всё хорошо? — долетел негромкий голос. — Да, — она шмыгнула носом. — Всего лишь воспоминания. Не все же они должны быть приятными?