Опиа

Чанбин знает Чана без малого всю жизнь. Выросли в одном детдоме, в подростковом возрасте тоже попали вместе. Чан Чанбину нравился. Добрый и дружелюбный хен, не умеющий и не желающий закрывать глаза на несправедливость. Он был негласной поддержкой всех младших, для сверстников был желанным другом, а для старших учтивым тонсэном. Чанбин решил для себя, что хочет держаться рядом. Дружить с Чаном было легко, потому что он располагал к себе и никогда не отказывал в общении, которого Чанбину нужно было немного. Вместе они наводили порядок и заботились о том, чтобы младших никто не обижал. Роль Чана в жизни Чанбина была, пожалуй, неоднозначная, и объяснить это не смог бы даже сам Со. Он не набивался к нему в друзья, и все же — всегда был рядом, почему-то. Он подсаживался к Чану на обеде, и они могли о чем-то поговорить, а могли просто сидеть молча, как два абсолютно чужих друг другу человека. Чанбин запросто мог подойти к нему, чтобы о чем-то спросить, ровно как и Чан мог подойти к Чанбину, и послушать разговоры этих двоих — казалось, что они знают друг друга сто лет и не разлей вода. Однако. Чан был тем, за кем хотелось идти, даже если сам Бан никого за собой не звал. Поэтому когда Чан нашел себе заработок в том, чтобы помогать другим за отдельную плату устранять неприятности, Чанбин пошел за ним, не раздумывая. Приходилось делать всякое — таскать ночами ящики, какой-то металлолом, разгружать вагоны, наведываться к неприятелям "заказчика" с предупреждениями, а иногда и с расплатой. У Чана была цель, очевидно. Какая — Чанбин не спрашивал. Вдвоем они зарабатывали репутацию, деньги — красили руки в красный, переписывали правила морали. А потом Чан начал приглядывать людей. Сначала одного, затем второго. Благодаря нажившимся связям, Чан сам находил людей, которым могла бы понадобиться их маргинальная помощь — Чанбин шел за ним. Пришлось пройти через многое — люди уходили, предавали, кого-то убирали, кто-то попадался. Своя команда собиралась со скрипом, но все же собралась. Был ли Чанбин правой рукой Чана? Пожалуй. Был ли Чанбин лучшим другом Чана? Навряд ли. Впрочем, не то чтобы Со это хоть сколько-нибудь волновало. Они с Чаном сильно замарались, прокладывая путь к тому, где они находятся сейчас, поэтому оба дали себе негласное обещание сделать все, чтобы это место не потерять. Чанбин чиркает зажигалкой, прислонившись к холодной кирпичной стене в ожидании. Люди выходят и выходят, но все не те. Он стоит здесь уже около пары часов, но никого не видел. Неужто ошибся? Вряд ли. Чему Чанбина научило время — так это терпению. Порой даже у Чана не было его в таком количестве, в каком оно было у Со Чанбина. Ожидание — не всегда плохо, если уметь ждать. И правда, спустя еще полчаса среди общей толпы выходят два парня, на которых Чанбин сначала не обращает особого внимания. Они прощаются, и после — вот это уже интересно — один из них спешит к воротам, чтобы потом шмыгнуть за угол. Чанбин усмехается, когда видит за углом Хенджина. Значит, он и впрямь играется с каким-то студентом. Чанбин делает еще пару затяжек и уходит — все, что нужно было, он уже увидел. Хенджин зажимает в зубах сигарету и хлопает по карманам в поисках зажигалки. Рядом щелкает чужая, заставляя Хвана дернуться. И как он не заметил, что к нему кто-то подошел? С таким уровнем внимательности он долго не проживет. Парень в черной кепке слегка вздернул голову, так что свет от фонаря попал прямо на его усмешку. Хенджин чувствует, как тело само по себе инстинктивно напрягается, но виду не подает. Кивает и затягивается. — Сигареткой в ответ не угостите? — издевательски тянет он. Хенджин скалится. — Последняя. Парень в кепке задушено смеется, а Хенджин слышит сзади осторожные шаги. Два, три, пять.. их не меньше семи человек. Он оборачивается, чтобы увидеть толпу темных силуэтов. В руках у кого-то импровизированное оружие в виде лома, каких-то еще металлических балок. Дело дрянь. — Невоспитанные псины у вашего хозяина. — Проблемы? — глухо рычит Хван, зажав сигарету зубами. Уйти бы сегодня живым. — Послание для Бана есть, — тянет парень, поправляя кепку. — Открытка, так сказать. Он смеется, и по толпе разносится недобрый гогот. Хенджин думает, что даже если удастся вырубить троих, выбежать из этой подворотни он все равно не успеет. План прост, как шалаш из веток в детстве. За ним следили. Пальцы в кармане оглаживают успевшие нагреться металлические бока "бабочки". — Так передай, — хмыкает Хенджин, выкидывая окурок в лужу. Он шипит и тут же гаснет. Хван думает, очень похоже на него. — Обязательно, — скалится парень. "Бабочка" так и не успевает раскрыться, когда по затылку прилетает чем-то тяжелым. Хенджин давится воздухом, в глазах темнеет, а в следующую секунду его пинают в живот. Сердце будто выключается, а Хенджин только обрывками думает о ноже в кармане, который он не успел вытащить, в то время, как его бьют чем-то по спине и прикладывают головой о стену. Кажется, он успевает выплюнуть кровь, прежде чем теряет суть происходящего, а перед глазами все закрывает черным. Хвиюн истерично прикладывает ватки, тут же окрашивающиеся в красный, к лицу Хенджина. Пахнет медикаментами и тревожностью горе-врача, от первого и от второго мутит одинаково. Хвиюн еще что-то слезливо приговаривает, щедро поливая ватку перекисью, а потом прикладывая к брови, носу, губам — все это безобразие тут же шипит и покрывается пеной. Хенджин бессильно закрывает глаза, позволяя парню продолжать работу, которую он сам на себя взвалил. Нет сил даже послать его, хотя очень хочется. Голова раскалывается, Хенджин еще несколько раз заторможено моргает, оглядывая кабинет шефа. Тут собрались все, видимо, что-то важное. Чан появляется спустя несколько минут, заходит, первым делом оглядывая Хенджина. Тот натянуто улыбается, отчего едва затянувшиеся ссадины тут же трескаются, и показывает большой палец вверх. Чан хмыкает. — Собственно, это то, о чем я хотел с вами поговорить, — начинает он, опускаясь в свое кресло и показательно указывая на Хенджина. Тот хрипло смеется. — О том, что около семи уродов отмудохали меня в подворотне? Какая честь, — Хенджин снова закрывает глаза и немного откидывает голову. Как же мутит. Бан Чан усмехается. — Почти. Наш старый друг, мэр этого сраного города, решил, что дружбе конец, — по комнате проносятся недобрые усмешки и присвистывание. Чан, несмотря на плохие новости, кажется, сегодня в добродушном настроении. В его голосе мелькает насмешка. — Он, видимо, как-то подзабыл, чьими руками расчистил себе путь до места, которое сейчас занимает. — Старый ублюдок, — усмехается Минхо. — Более того, — Чана ситуация странно забавляет. — Более того, он решил, что дружить с кем-то другим ему будет более выгодно, поэтому решил нас поменять. Забавно, верно? Хенджин хмыкает, слушая Бана. Хвиюн все никак не угомонится со своими вонючими лекарствами, словно назойливая муха в жаркий день. Хенджин хочет его прихлопнуть точно так же. — Он реально думает, кто-то будет делать за него всю грязь, кроме нас? — Чанбина это тоже веселит, но вместе с этим он взбешен. — Прибьем его и дело с концом. — Могли бы! — Чан кивает несколько раз для правдоподобности. — Я бы мог простить, если бы нашему другу вдруг захотелось пойти честным путем, заработать репутацию хорошими делами, — он все накручивает и накручивает эпитетов, и Хенджин, как и все остальные, смеется, уже не сдерживаясь. Он отпихивает руки Хвиюна, тот обиженно фыркает и отворачивается. Наконец-то. — Но что я, к сожалению, не могу простить — это измену, — он хищно скалится, откидываясь в кресле. — Убить его, как ты, Чанбин, предлагаешь, было бы слишком просто, и подошло бы для первого варианта, однако он меня очень сильно раздосадовал. Эта шайка подзаборных воришек, которых он нанял, объявила нам негласную войну. Хенджин их рук дело. Хван фыркает и тут же шипит от неприятных ощущений. Ребра ноют, и он хочет просто лечь. — Ну, давайте убьем их? — предлагает Хан, пожав плечами. — Я хочу, чтобы этот урок был усвоен, — Чан понижает голос. — Договор не должен нарушаться, а за его нарушение должны быть штрафные санкции, друзья мои. Минхо, — Ли тут же переводит взгляд, показывая, что он во внимании. — Ни одна банковская операция с его карточек не должна пройти мимо тебя. — Принято, шеф. — Минки, — продолжает Чан, парень чуть выходит вперед. — Ты и Чанбин займетесь личной охраной мэра. Чонин, — его голос нескрываемо теплеет, когда он зовет Яна. — Убедись, что его семья в безопасности, мы же должны негласно за ними приглядывать, верно? — Чан усмехается, а по лицу Чонина расплывается хищная улыбка. — Хан, разрешаю сделать что угодно с нашими соперниками, — Чан издевательски выделяет последнее слово, а Хан весь расцветает. — Есть, хен! — в его ненормальных глазах загорается дикий огонь. — Эй, шеф, — подает голос Хенджин, немного поднимая руку для привлечения внимания. — Я пойду с Ханом. Хочу нанести ответный визит, — криво усмехается. Чан кивает под восторженный возглас Хана. — Разрешаю жечь, громить, крушить, наводить хаос — посмотрим, как он выступит против нас, — Чан щурит глаза, кривит губы. По толпе проносится одобрительный гомон. Вдруг его лицо становится серьезным, — это касается только личной территории самого мэра и его приспешников. Никто из простых жителей не должен пострадать. Мои слова понятны? — он обводит взглядом всех в кабинете, ловит редкие кивки. — Если будет хоть одна случайная жертва, я выпотрошу того, кто это сделал, лично. Это ясно? — чеканит он. — Это месть одному человеку, а не всему городу. То же касается и тебя, Чонин, — обращается он к младшему. — Делай, что хочешь, но ни один волос не должен упасть с головы жены и ребенка мэра. Они здесь ни при чем, это просто рычаг давления. И еще, — Чан выпрямляется, скрестив руки на груди. — Убедитесь, что весь этот хаос будет принимать масштабы постепенно. В конце я сам наведаюсь к мэру в гости. По лицам присутствующих проходятся усмешки. Почти полная свобода действий от Чана — редкий для них подарок. Остается только догадываться, насколько старший взбешен сложившейся ситуацией. Да и остальные, быть честным, злятся не меньше. Мало кто здесь не знает, каково было заниматься всей грязью, поступавшей с верхов, и что теперь? Подсылает каких-то дилетантов, чтобы напасть со спины. Весьма непродуманно, мысленно хмыкает Хенджин. Впрочем, мэр никогда не отличался изысканностью мысли и склонностью к анализу последствий, и, очевидно, недооценил сдержанный характер Чана, приняв это за слабость и безукоризненное подчинение. — Хенджин, — окликает Чан, когда все начинают выходить. Взглядом дает понять, чтобы остался. Хенджин чувствует, как что-то внутри неприятно шевелится, а ссадины на лице будто начинают жечь больше. Он не боится Чана и его слов, никогда не боялся, но сейчас почему-то предчувствие бежит тревожностью по венам, а люди из комнаты выходят слишком медленно. Хван предпочитает, чтобы били сразу — жестко и без прелюдий, поэтому ожидание, даже в несколько секунд, его убивает. Чан все так же стоит, опираясь на свой стол. Руки скрещены на груди, а голова опущена так, что любой взгляд — исподлобья. — Хен? — Хенджин хмурится. Чан молчит, медленно окидывая его тяжелым взглядом, и прикусывает щеку изнутри. — Ты бы... поаккуратнее, Хенджин, — наконец, задумчиво выдает он. — Ты неплохой парень, нравишься мне, — он отрывается от стола и проходит за него. Садится, достает сигарету, закуривает. Хенджин напряженно считает секунды. — Дружеский совет, — Чан выдыхает дым и немного щурится, — найди себе кого-то по уровню. Хенджин беззвучно хмыкает. Вот оно что. Он выпрямляется, сует руки в карманы ветровки и вскидывает подбородок, смотря на Чана сверху вниз. — Ну-ну, — Бан глухо смеется. — Подумай как-нибудь на досуге, мечтает ли кто-то об отбросе вроде тебя, — Хенджин чувствует, как кривятся в усмешке собственные губы. Чан снова затягивается, глубоко, с наслаждением выдыхает. — В жизни нужно уметь делать правильный выбор, Хенджин. Особенно в такой, как у тебя, — он переводит взгляд на подчиненного и усмехается. — Надеюсь, ты не ошибешься. Джисон лежит на небольшом потертом диванчике, копаясь в телефоне. Забирает очками волосы назад, чтобы не мешались, и прикусывает щеку изнутри, читая какую-то очередную мангу. Голова почти неудобно лежит на подлокотнике, но впрочем терпимо, а ноги свисают с другого конца. Пойдет, это любимая поза для чтения манги. Минхо сосредоточенно клацает по клавишам старенького, но все еще мощного ноута, перекатывая чупа-чупс во рту с одной стороны на другую. Он почти незаметно, одним уголком, усмехается, продолжая что-то набирать; Джисон нет-нет да кидает на него косые взгляды из-за телефона. — Что делаешь? — не выдержав, интересуется он, подойдя к столу и заглядывая старшему через плечо. — Исполняю приказ, — хмыкает Минхо. На экране одни цифры и иногда буквы, Джисон понимает из этого примерно ничего. — Блокируешь карты? — скучающе спрашивает Хан. Он по привычке запускает пальцы в волосы Ли и перебирает их. — Не-е-е, — довольно тянет Минхо, ластясь под руку. — Чан же дал свободу действий. Блокировать карты слишком скучно, потом их разблокируют, и все деньги останутся у него же. Я подумал, может, наш доблестный мэр хоть раз действительно кому-то поможет, — он хмыкает. — Каждая пятая покупка или перевод денег с карты магическим образом будет улетать на счета детских домов. — Почему пятая? — хмурится Джисон. — Не сразу поймут. — Блять. Сколько тебе еще нужно времени? — Еще где-то полчаса, а что? Джисон наклоняется и тянет за палочку. Минхо послушно отпускает чупа-чупс, заторможенно переводя взгляд с экрана на Джисона. Тот медленно погружает конфету в рот, не отрывая от Хо взгляда, а потом усмехается. Толкает чупа-чупс за щеку, щурит глаза, затем вытаскивает конфету с громким чпоком. Минхо сглатывает. — Как же меня кроет с того, какой ты умный, хен, — выдает Джисон и опускается на колени. Нисколько не смущаясь положения, он забирается под стол и устраивается между ног Минхо. — Ты доделывай, хен, дела, — мурчит он, поглаживая ткань джинсов. — А я пока начну настраивать тебя на нужный лад. Надеюсь, потом ты возьмешь меня прямо на этом столе. — Ненормальный, — смеется Минхо, опуская ладонь ему на голову. Сынмина Хенджин видит только спустя долгую неделю. Самую долгую в его жизни, пожалуй. Ким только ошарашено смотрит первые несколько минут, и Хенджин мысленно хвалит себя за то, что не заявился к нему раньше. Сейчас он, пожалуй, выглядит намного лучше, чем неделю назад. Стараниями Хвиюна, конечно. Возвращаться к Сынмину очень странно, словно попадать в абсолютно другой мир; тот, в котором Хван никогда не приживется. У него по мальчишке ломка. Хочется привычно взять его за руку, притянуть к себе, поцеловать — только это не привычно. На деле Сынмин только иногда улыбается и может несильно ударить ладонью по спине или плечу, когда Хенджин борщит с лексиконом. Хвану хочется хотя бы так. Он дома сдавленно просит Сынмина помочь ему обработать ссадины, хотя, честно сказать, ему это совершенно не нужно. Хочется — ну, пожалуйста! — только чтобы Сынмин коснулся его, чтобы утолил хоть глоток этой ужасной жажды тепла. Ким вызывает столько чувств, Хенджин даже не знал, что у него все это есть. Хочется поймать его руку и поцеловать ладонь, прижать к щеке, а потом и всего Сынмина забрать целиком, а его только дразнят, едва касаясь по-настоящему, а не через ватку. Я так сильно люблю тебя, вертится на языке, но Хенджин, конечно, не скажет. Потому что рано, потому что глупо, потому что он, на самом деле, совершенно не знает, что такое любовь, и как она ощущается. Он берет себя в руки и снова натягивает расслабленную усмешку. — А поцеловать, чтобы не болело? — улыбается он, приоткрывая один глаз. — Обойдешься, — ожидаемый ответ. — Не умеешь, так и скажи. — Все я умею, не целовать же мне всех подряд. — Еще недавно ты готов был отсосать мне, а теперь я в категории "все подряд"? — Хенджин не видит, но чувствует, что мальчишка сейчас взорвется. Он кидает ватку и сурово смотрит, встав в позу. Хенджин уже было хочет сказать что-то еще, когда Ким молча тянет его за футболку к себе. Сынмин клюет его в губы и отстраняется под хохот Хвана. Мальчишка горит щеками, но смотрит все так же с вызовом и нескольким недовольством. — Н-да, — весело тянет Хенджин, наклоняя голову. — Целоваться, я так понимаю, тебя жизнь не учила, умница. — А сам-то, — фыркает Ким, пытаясь скрыть смущение. — Ну, никто не жаловался, — беззлобно улыбается Хван. — Устроишь мастер-класс, сонсэнним? — язвит младший без задней мысли. — Устрою, — кивает Хенджин, с удовольствием отмечая, как тушуется Сынмин. — Ну? Идешь? Сегодня, так и быть, за даром, а после уроки будут платные. Ким отводит взгляд и фыркает, пряча алеющие щеки. — Да иди ты. Тоже мне, мастер поцелуев. — Не все тебе выигрывать, кошечка, — смеется Хенджин, а в следующую минуту Сынмин вспыхивает и подходит вплотную к Хенджину, смотря на него снизу вверх. Лицо Хенджина никак не меняется, он продолжает улыбаться и с интересом смотреть на Сынмина, изогнув бровь в недоверии. Но Ким берет его лицо в ладони и совсем чуть-чуть привстает на носочки, снова прижимаясь губами к чужим. Мило, думает Хенджин, а в следующую секунду опускает ладони на талию и тянет к себе, получая, наконец, возможность, держать Сынмина не только за запястье. Хван, не церемонясь, перехватывает инициативу. Он мысленно благодарит всех богов за такую внезапную вспыльчивость характера младшего, когда прижимает его ближе. Хенджин готов поклясться, что физически чувствует, как скучал по прикосновениям к нему. Жизнь его, кажется, все-таки любит, если сейчас он получил джекпот — обнимать и целовать Сынмина одновременно. Хенджин чувствует под пальцами тепло его тела, ткань его клетчатой рубашки — уже сейчас знает, что запомнит это чувство до следующего раза. Если, конечно, он будет. — Не спеши, — шепчет он, чуть отстранившись. Хенджин смотрит прямо в глаза, срываясь на покрасневшие губы. — Повторяй за мной. Сынмин хмурится и пытается понять, что делает Хенджин, когда тот мягко обхватывает нижнюю губу, легко целует, переходит на верхнюю, касается языком — и пытается повторять. Это умиляет Хенджина, и он еле сдерживает улыбку, хотя уголки губ все равно дергаются вверх. Сынмин борется с ним — неумело, пытается вести, но Хван расслабленно держит контроль. Он чувствует, как напрягается Сынмин, его пальцы сжимаются на плечах старшего, и он очень, очень старается. — Расслабься, золотко, — Хван издаёт тихий смешок. — Это просто поцелуй, а не экзамен. И снова целует, крепче сжимая пальцы на чужой талии. Сынмин честно пытается расслабиться и перестать думать о поцелуе — и вдруг все становится простым и понятным. Он расслабляет пальцы, сжимающие до того чужие плечи, и поднимает их до затылка, вплетая в отросшие волосы и прижимаясь ближе. Хенджин скользит языком внутрь, у Сынмина сердце пропускает удар, он замирает на мгновение, но потом снова расслабляется, позволяя Хвану вести. Целовать Сынмина нереально. Хенджин ставит руки на подоконник позади него, тем самым прижимая мальчика и прижимаясь к нему сам. Хорошо аж до дрожи в коленях, до сбитого ритмом сердца дыхания, до покалывания на кончиках пальцев. Старший не углубляет поцелуй, наоборот, возвращаясь обратно к губам. Сынмину кажется, что он задыхается, когда широкая сухая ладонь скользит под футболку и остается там на талии. Большой палец водит круги по горячей коже. Хенджин мягко прикусывает нижнюю губу и касается языком, Сынмин в ответ цепляет верхнюю, а потом немного отстраняется, чтобы снова прижаться и поцеловать нижнюю. Хенджин усмехается в поцелуй. — Быстро учишься, кошечка, м? — шепот прямо в губы и поднятая бровь. Сынмин ничего не отвечает на фразу, но отвечает на поцелуй, в который его тут же втягивает Хван. Он крепко держит Сынмина — и скользит под футболку второй ладонью тоже. Целует Сынмина в уголок губ, чувствует, как чужие пальцы сжимаются на затылке. Хван Хенджин может улыбаться и усмехаться сколько угодно, думая, что ведет ситуацию, ведь Сынмин резко все прекращает, разрывая очередной поцелуй и упираясь ладонями в его грудь, когда чувствует, что ладони под одеждой скользят выше. Он как-то даже по-приятельски хлопает Хенджина по груди и отстраняет его. Теперь очередь Сынмина усмехаться. — Кажется, ты должен был научить целоваться, а не домогаться меня, мастер-ним. Хенджин усмехается в ответ, закусывая губу, и закатывает глаза. Подумать только, этот Ким Сынмин, хоть и вро-де-бы идет на поводу у Хенджина, на самом деле сам держит поводок. Сынмин, несмотря на напускное безразличие к ситуации, все равно выдает себя горящими щеками и блестящими глазами. Его сердце бьется быстро-быстро, о чем говорит его учащенное дыхание. Хенджин знает — ему не все равно, и от этого хочется смеяться. Улыбаться широко, как умалишенный, потому что Сынмин — и правда — сводит его с ума. Если вся его жизнь складывалась таким дерьмовейшим образом только для того, чтобы этот момент сейчас случился — Хенджин никогда не будет жаловаться. Его жизнь, в таком случае, прекрасна, и он бы ни за что не хотел проживать ее каким-то другим образом. Сынмин держит ладонь на его шее, и это тепло его рук не сравнится ни с чьим другим. Хенджин не хочет, чтобы его трогал кто-то, кто не Сынмин. Кажется, он начинает понимать эту дикую одержимость шефа своей малолеткой.