Опиа

Хенджин с любовью точит свою "бабочку". Этот процесс можно называть терапией, потому что каждый раз в голове проносятся воспоминания. В этой маленькой железке, можно сказать, почти вся его жизнь. По чему только не проходилось тонкое острое лезвие в свое время. Сейчас он использует нож заметно реже, по крайней мере в драках — очень нечасто, но сегодня у его любимой вещицы будет звездный час. Хан рядом со знанием дела подбирает себе оружие, взвешивая в руках разного вида биты и металлические ломы. Он улыбается сам себе, замахиваясь очередным оружием, чтобы оценить, насколько оно будет сподручным. Чан разрешил делать все, что угодно, и уж будьте уверены, Хан оторвется. Хенджин берет лом и оглядывает его, надеясь отделаться малой кровью. Убирать это все потом еще... Хенджин думает, что Сынмин догадывается, куда он ушел. Неодобрительный взгляд был достаточно красноречив, однако объясняться Хенджин не стал. Сынмину совершенно незачем знать, куда и зачем он пошел. Сынмину совершенно незачем знать, что вообще происходит в его грязном и душном мире. Он должен в это время идти с дополнительных домой, а потом лечь спать в свою удобную мягкую постель, отзвонившись перед этим родителям. Невольно вырывается вздох, Хан обращает внимание. Как же хочется к Сынмину. Чанбин сказал, что присоединится позже, потому что тоже хочет поучаствовать в разборках. Хенджин с Джисоном курят, стоя на месте встречи. — Ну скоро он там, — канючит Хан, вертя в руках биту. — У меня уже руки чешутся. — Есть такое, — усмехается Хенджин. — Откуда ты узнал, где у них база? Джисон довольно хмыкает. — Посмотри на этот нос, — он тыкает в свой. — Я вынюхаю все, что угодно, если захочу. И поверь, мне было жутко интересно знать, где сидят эти хмыри. Ничего особенного, на самом деле, какой-то бомжатник. Хенджин кривится. Мэр, должно быть, совсем рехнулся, если решил воспользоваться их защитой. Чанбин подходит быстрым шагом, выкидывая в сторону окурок. Они здороваются кивками и похлопываниями по плечам, Со недобро усмехается. Хенджин знает, что настроение у того боевое, а значит жертв будет много. Чанбин, на самом деле, хороший — относительно, конечно — парень, адекватный, умеет поддержать и легко смеется, но вот злить его лучше не стоит. Хан дерется так, словно пришел повеселиться; Хенджин — словно хочет быстрее разобраться и уйти, а вот Чанбин — разозлившись, он дерется так, что исходы чаще летальные. Хенджин бы никогда не хотел выйти с ним один на один, но при этом иметь Со в команде означало значительный перевес в свою пользу. Хан сует за щеку чупа-чупс, весело улыбаясь и подмигивая Хенджину и Чанбину. Хван же чувствует неоднозначность. Одна его сторона жаждет крови и возмездия, хочет в очередной раз доказать, что значит связываться с командой Чана, хочет загнать в угол того парня в кепке и наслаждаться его страхом, а другая — другая хочет, чтобы это все закончилось, даже не начавшись, другая сторона не хочет снова ввязываться в эту черноту, потому что — как потом быть с Сынмином? Как обнимать его этими руками? Как смотреть ему в глаза, когда он спросит, что Хенджин делал? Чанбин хлопает его по плечу, заметив, что Хенджин о чем-то задумался, и, встряхнув головой, Хенджин принимает решение, сжимая холодное железо в руках крепче и криво усмехаясь. О Сынмине сейчас лучше вообще не думать. Джисон поправляет на голове черные солнечные очки, надетые непонятно зачем. Улыбаясь, он сносит битой по пути какие-то бутылки. Те падают, разбиваясь, разлетаясь осколками по бетону, и, конечно, привлекая внимание. Чупа-чупс во рту сладкий, такой же, как чувство предстоящей битвы. Джисон звучно вытаскивает конфету изо рта и машет им, приветствуя тех, кого планирует сегодня стереть. — Добрейший вечерочек, — задорно говорит он. — Че за туса? Бомжатник — это именно то, что Хан имел в виду. Какая-то бетонная недостройка, где источником света являются разведенные прямо на полу костры. Хенджин оглядывает помещение с громким мысленным м-да. Действительно ли мэр сам принял это решение? Парней здесь несколько больше, чем было, когда избили Хвана. Пробежавшись по глазами, можно насчитать около двенадцати. Они встают нестройной толпой, хватаясь за любое оружие, что есть. В центр выходит парень, которого Хенджин сразу узнает и усмехается в предвкушении. — Неужто шавки Бана? — насмехаясь, говорит он. Хенджин хочет стереть с его лица эту усмешку и крепче сжимает лом в руке. Сегодня он это сделает. — Пришли с ответным визитом? А что вас так мало? — А много на вас и не надо, — улыбается Джисон, закидывая биту на плечо. — Ну тогда, — парень в кепке скалится, склонив голову, и разводит руки в приветственном жесте, — добро пожаловать. Сынмин просто ужасно недоволен, если не сказать, что зол. Он ворчит и фыркает, выкидывая ватки, когда Хенджин просто молча улыбается, не сводя с него глаз. Было бы из-за чего так злиться, в прошлый раз, например, ему досталось намного больше. А сейчас просто бровь разбили и нос немного. Ну, скулы еще, может. Ерунда. Хенджин специально не дался Хвиюну, только умылся и немного обработал ссадины сам. Хотелось к Сынмину под руки, чтобы только он ворчал рядом и убирал мешающиеся волосы со лба. Хотелось, чтобы он был близко-близко, хотелось ловить его смущенные от такой близости взгляды. — Сам говорил, что я не медик, — бубнит он. — Чего теперь заставляешь лицо твое побитое лечить. — Если продолжишь ворчать, я тебя зацелую, — улыбается Хенджин. Сынмин закатывает глаза. — Не веришь? Хенджин приближается с очевидным намерением, когда Сынмин скрещивает на груди руки. Он не отстраняется, поэтому Хенджин останавливается у самых губ, проверяя реакцию. — Что такое? — усмехается Сынмин, руки все еще скрещены на груди. — Разве не ты говорил, что твои уроки платные? — А это не уроки, — тихо отвечает Хван, улыбаясь и срываясь взглядом на губы, — это практика. И касается губ Сынмина своими, тут же прижимаясь ближе. Ким улыбается в поцелуй и обнимает старшего за шею, позволяя тому углубить поцелуй. И когда его жизнь успела превратиться вот в это? Еще некоторое время назад он был просто хорошим сыном и студентом, а теперь целуется на съемной квартире с каким-то наглым бандитом. Очаровательно наглым, признается сам себе Ким, когда Хенджин прижимает его за талию ближе и прикусывает нижнюю губу, нахально улыбаясь. План Чана действовал идеально. Все знали свои роли и время выступления, а потому у мэра медленно но верно опускались руки. Бан Чан не любил мстить и прибегал к этому очень редко, однако если доводилось — получалось мучительно и со вкусом. Мало занять трон, важно его удержать — этот урок Чан усвоил очень хорошо, а потому сделал все, чтобы ни один человек не рискнул переходить ему дорогу. Хан уже давно не был таким довольным, хотя тут можно поспорить, чему именно стоило быть обязанным за его настроение: удачной разборке, где он отвел душу, или тому, что он практически не отлипал от Минхо все это время. Хенджин и сам последнее время в приподнятом настроении, потому что Сынмин. Чего он, пожалуй, не учел, так это того, что Сынмина знает не только он. И что Сынмин — внезапно — мог оказаться рычагом давления. Хочешь уничтожить врага — ищи его слабое место, верно? У Хенджина оно было одно. — Хенджин, — осторожно зовет знакомый голос, когда он, копаясь в телефоне, идет по коридору к Хану. Хенджин оборачивается, и его сердце обрывается. — Что ты здесь делаешь?? — он подлетает к Сынмину, хватая его за плечи. Рефлекторно оглядывает с ног до головы, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. — Как ты здесь оказался? — Н-но ты... Младший поднимает телефон, где на экране с чьего-то номера смска. Кто-то скинул Сынмину адрес, еще и подписал, мол, буду ждать тебя сегодня здесь. Хенджин. Хван пробегается по короткому тексту снова и снова. — Я не писал этого... — растерянно бормочет, а затем переводит взгляд на Сынмина. — Я бы никогда не написал так, Сынмин! — Откуда мне знать? — возмущается Ким. — У меня нет твоего номера, это же "небезопасно", — передразнивает он Хенджина. Где-то неподалеку слышатся шаги. Хенджин разворачивает Сынмина спиной к себе и толкает в первую же дверь. Что-то похожее на склад, где стеллажи заставлены какими-то коробками. Сынмина слегка потряхивает, потому что он первый раз увидел страх в глазах Хенджина. Тот продолжает подталкивать его внутрь комнаты. — Стой, пожалуйста, здесь, и никуда не уходи, — быстро говорит он вполголоса и заглядывает в глаза. — Слышишь меня? Никуда не уходи. И ничего здесь не трогай. — Да слышу, слышу, — немного раздраженно бросает Сынмин. Он никогда не видел Хенджина таким взволнованным. — Я скоро вернусь. Хенджин выходит, аккуратно прикрывая за собой дверь, а через какое-то время Сынмин слышит его и чей-то еще голос, равномерно удаляющийся. Хенджин сказал ничего не трогать, но смотреть не запрещал. Сынмин аккуратно обходит стеллажи, не заходя особо далеко. Кто-то намеренно привел его сюда. Кто-то, кто не Хенджин. Но зачем? И почему Хенджин так испугался? Что в этих коробках? Очень хочется заглянуть, но Сынмин борется с соблазном. Меньше знаешь — крепче спишь. И что-то подсказывает ему, что соваться в дела Хенджина ему абсолютно точно не следует. Он только успевает услышать, как открывается дверь, и в следующую секунду оказывается за ближайшим стеллажом. Кто-то зашел. У него тяжелая поступь, и это точно не Хенджин. — Ты, видимо, плохо меня понял, — говорит голос, от которого Сынмин покрывается мурашками. Вот сейчас становится действительно страшно. Кажется, мужчина говорит по телефону. — Я не спрашивал, хочешь ли ты это делать, я сказал, это нужно сделать. Сынмин тяжело сглатывает и боится дышать. Он сам не понимает, почему, но голос заставляет все внутри холодеть. Сынмин, почему-то, только сейчас действительно осознает, с чем связан Хенджин, и насколько он — и все его окружение — опасен. Сердце гулко стучит где-то в ушах, Сынмину кажется, что слышно на всю комнату. Скорее бы Хенджин вернулся. Феликс умрет от ужаса, если узнает, во что его друг оказался втянут. Ким старается глубоко дышать, чтобы успокоиться, и случайно дергает головой, ударяясь затылком о коробку. Одна из них с грохотом падает. Сынмин только успевает ойкнуть, когда Чан молниеносно выкидывает руку с пистолетом в его сторону, заставляя того застыть и медленно согнуть руки в локтях, подняв их вверх. Правда, Чана с пистолетом Ким видит лишь несколько мгновений, прежде чем перед ним вырастает Хенджин, загораживая своей спиной. Сынмин, кажется, даже не дышал все это время. — Ким Сынмин, надо полагать, — хмыкает Чан. Его лицо становится мягче, но оружие он не опускает, направляя его — теперь — ровно в грудь Хенджину. — Не думал, что Хенджин приведет тебя сюда. — Не трогай его, — голос Хвана спокойный, он стоит, не двигаясь и словно не боясь направленного на него оружия. — Его больше здесь не будет. — Да, но это не стопроцентная гарантия, — кивает Бан. — А я должен быть уверен. Хенджин прекрасно понимает намек, но с места не двигается. Бан изгибает бровь, видя такое поведение подчиненного. Он усмехается каким-то своим мыслям и опускает пистолет. — Еще раз увижу его здесь — пристрелю. Даже если для этого сначала придется пристрелить тебя. Хенджин думает, что Чан действительно Чонина любит. И со всей этой влюбленностью сам стал мягче. Чан кидает на него предупреждающий взгляд и уходит. Хенджин прекрасно знает этот взгляд: Чан дал слабину, и теперь Хван будет первым, если ему придется кого-то убрать. Парень незаметно выдыхает. Черт, это было действительно страшно. Если бы он задержался у Хана хоть на секунду дольше, Сынмина могло бы уже не быть. Хенджин хмурится, хватая молчаливого мальчишку за запястье и выводя за собой на улицу. Кто-то хотел подставить его, и у него бы это отлично получилось, если бы он не встретил Сынмина раньше. Этот кто-то очевидно копает под Хенджина, раз знает о Сынмине, и этот кто-то также прекрасно осведомлен, что Чан не терпит чужаков на своей территории. Все было рассчитано ровно так, чтобы Чан лично пристрелил Сынмина сегодня. В груди начинает закипать ярость, Хенджин сжимает челюсти: кто бы это ни был — ему не жить. Сынмин слишком тихий. Хенджин мельком кидает на него взгляды, чтобы удостовериться, что все в порядке, но очевидно, все не так. Сынмин не в порядке. Он смотрит перед собой отсутствующим взглядом, не задает вопросов, только послушно идет следом, и думает, думает, думает. Наверное, мысленно мрачно хмыкает Хенджин. Не каждый день на него направляют чертов пистолет, и уж не каждый день он оказывается в логове преступников. Хенджин бесконечно виноват перед ним. Надо срочно его отвлечь. — Ладно, золотко, расслабься, — Хенджин треплет его по плечу. — Он бы не убил тебя- — А тебя? — перебивает Сынмин и останавливается. И смотрит прямо в глаза, очень серьезно. — А тебя он мог убить? Хенджин жмет плечами, словно это ничего не значит. — В чем дело, детка? — он хмурится. Сынмин грубо пихает его в грудь и сжимает кулаки. Потом пихает еще раз, и еще, пока Хван не перехватывает его запястья. Сынмин снова сжимает ладони в кулаки и тяжело смотрит исподлобья. — Да что с тобой? — Ты сказал, — выплевывает Сынмин, — что ни за что в жизни не встанешь под пулю. Ты сказал! — он вырывает руки и снова пихает его. — Эй, Ким Сынмин, — предупреждающе рычит Хван, но Сынмин пихает его особенно сильно, а потом разворачивается и уходит. Хенджин смотрит ему вслед, прикусив изнутри щеку, а потом вдруг понимает. Он стоит, засунув руки в карманы, и смеется. — Эй, Ким Сынмин! — весело кричит он вслед, а потом догоняет его и хватает за руку. Хенджин разворачивает его к себе и ловко перехватывает летящий в свою сторону кулак. Он глухо смеется, прижимая мальчишку к себе. Сынмин упирается ладонями и отпихивает его от себя, а потом сдается и просто зло сопит в черную футболку. — Забавно, как ты агрессивно проявляешь заботу, душа моя. Он чувствует несильный, но ощутимый удар в живот и охает, но все еще крепко держит парня, а потом утыкается ему в макушку. — Прости меня, — шепчет и касается волос губами. Он просит у Сынмина прощения, прекрасно понимая, что сам себя никогда не простит. Это по его вине Сынмин оказался там, по его вине его чуть не убили. Он втянул Сынмина туда, куда он никогда не должен был попасть. Хенджин чувствует тупую злость, нарастающую где-то внутри, только не может понять, на кого злится больше — на того, кто привел туда Сынмина, или на себя. Мальчишка нигде не светился до этого, Хенджин даже никогда не писал и не звонил ему. У него нет его номера, и у Сынмина тоже нет номера Хенджина. С тех пор, как они начали общаться, Хенджин никогда не крутился возле его дома. Найти Сынмина, безусловно, было возможно, но только при условии, что нужен был именно он. Кто-то точил зуб не на Бана, и не на его команду — это была какая-то месть Хенджину лично. Кто-то следил за ним, а значит, видел их с Сынмином встречи. Видел, как Хенджин приводил его к себе. Хенджин останавливается посреди улицы, когда вдруг понимает — а затем разворачивается в сторону штаба. — Это был ты?! — Хенджин влетает в комнату, распахивая дверь так, что она ударяется о стену. Хан от неожиданности чуть не валится с кресла. Хенджин подходит к Чанбину и хватает его за грудки. — Я спрашиваю, сука, это был ты?! — Эй, — рычит Чанбин, хватаясь за его запястье. — Это ты притащил его сюда?! Отвечай! Чанбин отшвыривает Хенджина от себя, и тот молниеносно выкидывает перед собой руку с ножом, ставя его ребром. — Эй, эй, пацаны, — растерянно бегает глазами Хан. — Че такое-то... — Я знаю, что это ты рассказал о нем Бану, — выплевывает Хенджин. — Ты притащил его сюда, признавайся, ублюдок, — злость застилает ему глаза, Хван крепче сжимает "бабочку" в руке. — Я даже не знаю, о чем ты, — цедит Чанбин, закипая. В трезвом уме Хенджин бы понял, что пора остановиться. Благо, это быстро понимает Джисон, который подлетает к Хенджину, выставляя перед собой руки. — Че случилось, ты можешь объяснить? Опусти нож. — Ты обо всем знаешь, — продолжает Хенджин, глядя Чанбину в глаза и абсолютно не обращая внимания на Хана перед собой. Чанбин взрывается и подходит. Он отталкивает Джисона, быстрым и отточенным движением выворачивает Хвану запястье, так, что нож падает, звякая о пол — и прижимает к стене. — Следи за базаром, щенок, — рычит он. Хенджин горит ненавистью, прожигает взглядом черные глаза Со. — Я действительно в курсе того, что ты путаешься с каким-то студентом. И да, это от меня Бан узнал об этом, — Хенджин дергается, чтобы ударить, но Чанбин тут же блокирует все попытки. — Но кто и куда его тебе привел, я не имею ни малейшего понятия. А ты, придурок, прежде чем заявляться сюда и угрожать мне своей зубочисткой металлической, мог бы сначала навести справки. Чанбин резко отстраняется и уходит на свое место. Джисон хлопает глазами, с опаской поглядывая то на одного, то на второго, а Хенджин тяжело дышит, испепеляя Чабнина взглядом. Медленно, но до него доходит смысл слов, сказанных ему ранее. — Я проверю, — шипит он, направляясь к выходу. — Но если это был ты, хен... Чанбин только хмыкает в ответ. Ли Минхо. Один из немногих людей, которых Чан лично звал к себе. Откуда он взялся — никто не знает. С Чаном они пересеклись через какие-то общие сомнительные компании, где Минхо, как человек, разговаривающий с компьютером на ты, сыграл не последнюю роль. Чан не задавал вопросов о бэкграунде Минхо, а сам Ли не особо любил рассказывать о себе и своей жизни. В том, чтобы пойти за Чаном, интерес был абсолютно меркантильный, чего Минхо никогда не скрывал. Бан пообещал хороший компьютер и защиту, если Минхо будет работать на него. Откладывающий на тот момент деньги Ли помощью брезговать не стал, да и защита в их мире была вовсе не лишней. В конце концов, работать на одного человека всегда спокойнее, чем искать чем бы перебиться от заказа к заказу. Минхо, хитро усмехаясь, любил называть себя фрилансером преступного мира, что, по сути своей, было недалеко от правды. Он не обладал несокрушимыми принципами, для него не было границ правил и чести, и потому не было ничего удивительного в том, что первый свой ноутбук Минхо получил, выкрав его у кого-то. Старенький "асус" работал из рук вон плохо и постоянно лагал, а потому, недолго думая, Минхо решил просто собрать его заново. Хочешь — не хочешь, умеешь — не умеешь, а когда всю жизнь перебиваешься с копейки на копейку, приходится учиться тому, чего никогда не умел. Благо, Минхо никогда не видел в этом проблемы. Первое железо встало криво, конечно, и ноут пришлось все-таки выкинуть. Зато со вторым все уже было гораздо лучше. Работать с хорошего ноутбука, который бы не пришлось разбирать по несколько раз, было заманчиво, и Минхо не собирался ломаться. Дают — бери, бьют — беги. Когда Минхо пришел к Чану, он удивился, как мало было людей. Всего трое, если говорить точнее, включая самого Ли. Чана это, кажется, заботило мало, а потому Минхо тоже не стал заморачиваться. Какая ему была разница, если Чан исполнял свою часть договора. От Чана исходило что-то такое, чему можно было доверять. Минхо чувствовал это, хоть и объяснить не мог — а чуйка подводила его редко. Он навидался за свою жизнь всякого, и людей встречал разных — Бан был другим. Как напарник он был честным, надежным, открытым; как преступник — жестким, справедливым и безжалостным. Чан Минхо не просто нравился, он был им восхищен. Уже после того, как он пробыл в команде Чана несколько месяцев, Ли понял, что дело было вовсе не в ноутбуке. И скорее всего, если бы Чан не позвал его, они все равно бы пересеклись, и Минхо бы пришел к нему сам. Когда наглый детдомовский мальчишка сунул руку в его карман, Минхо работал на Чана уже около года. Круглые глаза, казалось, стали еще круглее, когда Ли его поймал. Забавно, подумал тогда Минхо. Жизнь сводила его со всякого рода разными людьми. Бедными, богатыми, бездомными, счастливыми, несчастными, сумасшедшими, наркоманами, убийцами — и все равно Хан Джисон был не таким. Похожий на всех них, он был совершенно другой. Упертый, смешливый, наглый и смелый — абсолютно без царя в голове. Минхо понравилось. У Джисона, так же, как и у него, не было абсолютно никаких границ. Он был ненормальный, в самом прекрасном смысле этого слова. Не будь Чана, Минхо знает, вдвоем они натворили бы абсолютно диких дел, а потом их очень быстро бы убили. Бан Чан, к счастью, умел пользоваться достоинствами своей команды и сдерживать их недостатки. — Минхо, найди мне его, — Хенджин кладет бумажку с номером на стол. — Отсоси, потом проси, — тут же отвечает Хо, не отрываясь от компьютера. — Запишешь на счет Хана, — хмыкает Хван. — Я серьезно. Минхо лениво вздыхает и кидает на бумажку абсолютно незаинтересованный взгляд. Пробить номер — сущий пустяк, дело нескольких минут. И стоило его дергать ради такой ерунды. На экране высвечивается ряд букв. Минхо пробегается взглядом. Имя незнакомое и вряд ли кому-нибудь нужное. Хенджин в экран смотрит, нахмурившись. — Кто это? — Не е-бу, — чеканит Минхо, параллельно пролистывая сообщения в телефоне. — Зачем он тебе вообще нужен, а? — Надо. Вопрос жизни и смерти. Хотя, — Хенджин на секунду задумывается, — скорее, смерти. Минхо хмыкает. — А вот это уже поинтереснее будет. Хенджин ждет Сынмина недалеко от его университета. Пепел с сигареты падает на ветровку, он кривится и отряхивает ткань. Юн Хванджэ. Так зовут парня, отправившего ему смс. Хенджин сломал всю голову, но не вспомнил, кто это. Какого хрена? Что за обиды такие, что человек, которого он даже не помнит, решил таким образом ему отомстить? Хенджин оглаживает нож в кармане и жует фильтр уже давно скуренной сигареты, а потом отшвыривает окурок подальше. Сынмин проходит мимо, когда Хенджин хватает его за рукав и затягивает за угол. — Ты меня своими выходками когда-нибудь до приступа доведешь, — вместо приветствия шипит Сынмин, оглядываясь по сторонам. — Я знаю, что ты попрощался с Феликсом еще на прошлом перекрестке, — улыбается Хенджин. — И я тоже рад тебя видеть. — Я не могу сегодня к тебе, — предупреждает Ким. — Я знаю, — повторяет Хенджин. — У меня сегодня тоже есть одно дело. — Мне не спрашивать, какое, да? — уточняет мальчишка. — Не надо, — кивает он. — Просто хотел тебя увидеть сегодня. Когда вернусь, подаришь мне свой лучший поцелуй, — Хенджин подмигивает. — Посмотрим, как ты усвоил материал. Юн Хванджэ. Хенджин почти не навел о нем справок, только попросил Минхо отследить его геолокацию. Да и, честно говоря, ему глубоко плевать, что это за парень. Чан строго-настрого запретил убивать кого-то из горожан, но даже если по какому-то стечению обстоятельств этот псих окажется мирным, Хенджин готов нарушить правила. Минхо смской кидает адрес, который Хенджин плохо понимает. Что за район такой вообще? Впрочем, без разницы. Хван Хенджин никогда не был сторонником убийств и всегда предпочитал решать конфликты словами, не прибегая к оружию и крови, однако сейчас — чем ближе он к месту назначения, тем больше в нем закипает злость. Черт, он ведь даже не знает, кто это! Какой-то неизвестный урод посмел перейти ему дорогу — нет, не в этом дело, поправляет Хенджин сам себя. Какой-то неизвестный урод посмел рисковать жизнью Сынмина. Он посмел посягнуть на Сынмина! Хенджин со злости бьет ладонью о стену, мимо которой проходит. Место, к которому он приходит, — всего лишь еще один неблагополучный район. Почти такой же, в каком живет сам Хенджин, только, может, еще хуже. На секунду мелькает мысль, что все это — возможно, еще одна засада, о которой он не подумал вовремя, но Хенджин мотает головой. Уже неважно, потому что он уже здесь и не собирается уходить. Даже если это ловушка, и он не уйдет отсюда живым — он сделает все возможное, чтобы Юн Хванджэ не ушел живым тоже. Минхо снова скидывает координаты, Хенджин читает и тормозит. Где-то здесь. Просит прислать Минхо собственные координаты — уверяется, что он буквально в двух шагах. Хенджин внимательно прислушивается, но не слышит ничего, кроме городского шума. Рядом вдруг слышится копошение и тихие ругательства. За углом. — Юн Хванджэ. Парень оборачивается, застигнутый врасплох, а затем, видимо, узнает Хвана и выпрямляется. Хенджин внимательно смотрит — и все еще не понимает. Парень усмехается и надевает кепку. Юн Хванджэ! Парень в ебаной кепке! Ярость моментально застилает Хенджину глаза. — Хван Хенджин, — тянет он. — Как неожиданно и п- Раздается выстрел, а в следующую секунду Хванджэ с криком падает на землю. Хенджин криво усмехается, опуская пистолет и подходя ближе. — Закрой рот, — шипит он. — Говорить буду я. Парень держится за колено, его ладони окрасились в красный, и он только задушено мычит, стараясь не кричать от боли. Хенджин вздыхает и опускается на корточки рядом, а потом резко хватает его за волосы, заставляя смотреть в глаза. — Копать под меня было глупо, думаю, ты это понял. Но я бы простил тебе это, позволив тебе поиграть в мафиози, однако, — он снова дергает его за волосы, когда Хванджэ начинает опускать голову. Лицо парня покраснело и покрылось испариной, а по щекам текут слезы от, вероятно, адской боли в простреленной ноге. — Однако, что было еще глупее — это трогать Сынмина. Как ты вообще додумался до этого, а? — Хенджин кривится в отвращении. — Т-твой... Сынмин... — хрипит он, но Хенджин тут же прикладывает его головой об асфальт. — Думаешь, можешь называть его имя так просто? — шипит Хван и приставляет к его щеке пистолет. Парень испуганно хватается за его руки, пытаясь убрать оружие. — Последнее слово? — П-п-про...с..прост-и, — хрипит Хванджэ, в его глазах только страх. Очевидно, он не ожидал, что его раскроют. Как глупо. Хенджин брезгливо усмехается и жмет на курок. Выстрел рикошетит от стен подворотни, распугивает птиц вокруг. Хенджин встает, надменно осматривая остывающий труп. — Бог простит, — цедит он, убирая пистолет. Хенджин долго стоит в душе, пытаясь смыть с себя грязь и кровь. Горячая вода бежит по коже, красной от мочалки — он хочет отмыть себя с хлоркой. Сожалений о сделанном нет — не такое уж большое дело, убивать приходилось не раз; а вот как идти к Сынмину после такого — вопрос. В голове постоянно крутятся слова Бана о том, чтобы Хенджин принял правильное решение, вот только должен ли его принимать Хван? Затащить чистого Сынмина в его болото — ничего не стоит, а захочет ли идти сам Сынмин? А если захочет? Боже, а если он вдруг захочет? Хенджин ни за что в жизни не хочет посвящать его в детали своей "работы". Сынмину не нужно знать, что руками, которыми Хенджин обнимает его, он так же бьет лица, выворачивает руки, и еще по-разному калечит. Нет-нет, Сынмину точно не нужно об этом знать. И все же, если он примет решение остаться — это подразумевает, что Хенджин не должен от него что-то скрывать. Хван глухо скулит, подставляя лицо под горячую воду. Сам себе устроил капкан, еще и Сынмина туда затащил. Ким Сынмин для него — билет в нормальную жизнь, или Хван Хенджин для Сынмина — билет на самое дно? Первое маловероятно, а второе для Хвана недопустимо. Оставить Сынмина не представляется возможным. Не сейчас, когда он, наконец, пошел навстречу. Не сейчас, когда Хенджин знает, каково это — целовать его губы, чувствовать тепло его рук. Не сейчас, когда он вдруг понял, каким, оказывается, голодным до ласки был все эти годы. Не сейчас, когда, спустя пару дней, Сынмин целует его, аккуратно касаясь губами и размещая ладони на его шее. — Ну что? — улыбается Сынмин. — Ждешь моего одобрения, кошечка? — щурится Хенджин, а потом широко улыбается. — Ты мой лучший ученик, — он мягко целует его в губы, а потом в шею под линией челюсти, отчего Сынмин вздрагивает. — И поэтому я покажу тебе еще кое-что. Хенджин в темноте похож на большого дикого кота, вроде пантеры или гепарда — так думается Сынмину, когда у него хватает сил только затравленно смотреть Хвану в глаза. Он вот-вот прыгнет, а перед этим — ужасно долгие секунды ожидания, когда жертва понимает, что это конец, и уйти ей не представится возможным. Внутри все замирает, готовое вот-вот оборваться, только сердце бьется так быстро, словно хочет наработаться вдоволь перед остановкой. Он чувствует мягкие горячие губы на своей шее и покрывается мурашками, а после едва ощутимой усмешки кажется, что всё. Хенджин наступает медленно и вместе с тем бесповоротно, скользит рукой под белую рубашку, касается горячей кожи. Он неспеша опускается поцелуями по шее, чувствуя, как бьется под кожей пульс. Хочется растянуть все происходящее на целую жизнь, и Хван изо всех сил сдерживается, аккуратно проверяя реакцию младшего на каждое свое прикосновение — и остается доволен. В сумраке комнаты не очень хорошо видно, но Хенджин знает, что его щеки покрылись румянцем, и очень хорошо это себе представляет. Сынмин крепко сжимает пальцами его плечо и волосы на затылке — Хенджин хочет попросить никогда не отпускать. Он дышит прерывисто и загнанно, закусывает губу, когда Хван переходит к ключицам и расстегивает несколько пуговиц на его рубашке. Хенджин не может сдержать улыбку, когда забирается рукой под одежду и ведет носом по шее. Все эти люди, описывающие любовь, такие глупые. Ни одно их жалкое сравнение даже близко не похоже на то, что чувствует Хенджин. Сынмин обнимает его обеими руками за шею и тянет выше, старший с готовностью накрывает его губы своими. Любить Сынмина до невозможного приятно, но те редкие моменты, когда он идет навстречу, когда дает себя целовать и тянется за поцелуем сам — это приятно в степени. Десятой, тысячной, миллионной — Хенджин вот-вот взорвется чувством к нему, так его много. Он ни за что, никому не даст дотронуться до него. Никто из его грязного мира не должен даже думать о том, что может подойти к нему. Сам Хенджин, конечно, тоже не должен. Он — в первую очередь. Он прикусывает мочку уха Сынмина, и тот опаляет его дыханием. По шее беспорядочным узором раскиданы маленькие красные пятна, Хенджин снова возвращается к губам, перемещая ладонь на джинсы. Сынмин дергается, когда ладонь ложится на белье, и прерывает поцелуй, Хенджин тут же продолжает по шее. — Х-хенджин, — тихо шепчет он, сжимая на его плечах пальцы, когда Хван оглаживает его возбуждение через белье. Он поднимает тяжелый взгляд на Сынмина и приближается к его уху, чтобы прошептать: — Именно это я хочу слышать, когда ты будешь кончать, кошечка, — усмешка и рука под. — Только громче. Хван Хенджин — грязный, и все его слова — тоже грязные. Он не церемонится и говорит все прямо, настолько в лоб, что некуда деться, стоишь как под прицелом, а ответом может быть только да или нет — не увильнешь, Хван не промахивается. Сынмин, по его мнению, заслуживает так, чтобы искренне, чтобы чисто и от всей души, чтобы слова были мягкие, чтобы его окутывало как теплым одеялом, чтобы щеки зацелованы, как у "хороших" детей — вот так с ним надо. Хенджин старается, но не умеет. Только Сынмина от такого грязного Хенджина так кроет, что он хрипло стонет ему в губы и сжимает до белого пальцы, пока Хван умело мучает его, ведя ладонью вверх и вниз. На балконе немного холодно, но Хенджин все равно стоит в безрукавке. Пускает полные легкие дыма и немного щурится, осматривая ночной город под. Вид у него не самый лучший, учитывая район, но все это так неважно — господи, как же это все неважно. Он все еще ощущает под пальцами горячее тело Сынмина — теперь, кажется, никогда не забудет. Перед глазами его сломанные брови и раскрытые губы, он, кажется, все еще слышит, как Ким зовет его срывающимся голосом. Хван снова затягивается. Из Сынмина, кажется, выхода нет. Хенджин в нем с головой, спасать его не нужно. Он замечает, что сигарета какая-то долгая, поэтому старается быстрее докурить, потому что там, в комнате, под одеялом лежит теплый Сынмин. Хенджин думает только о том, как ляжет к нему и обнимет, прижимая к себе и утыкаясь носом в его шею. Так вот, оказывается, как ощущается жизнь, хмыкает он сам себе, выкидывая окурок вниз. Сынмин не спит. Забирающийся под одеяло Хенджин тут же тянет к нему руки, забирает к себе, Сынмин только успевает упереться ладонями ему в грудь. — Ну почему? — хнычет Хван, дуя губы, а потом на его лице снова появляется знакомая ухмылка. — Теперь мы оба знаем, что в моих руках тебе хорошо. Сынмин закатывает глаза, но не может сдержать улыбку. Его руки расслабляются, и Хенджин тут же пользуется этим, чтобы прижать его к себе. — Зачем ты занимаешься этим? — немного погодя, Сынмин снова отстраняется, заглядывает в глаза. Хенджин вздыхает. — Нет, я серьезно. Ты же можешь... — он образно машет рукой, — пойти в универ? Устроиться на нормальную работу? В конце концов, не жить так, словно сегодняшний день — последний. Губы Хенджина трогает улыбка, он почти сдерживает смешок. — Нормальная работа? Нормальная жизнь? — он вздыхает так, словно Сынмин маленький ребенок, задающий вопросы вроде "почему нельзя просто взять и напечатать больше денег?". — Душа моя, я так вырос. Я не знаю другой жизни. Не знаю, каково это — ходить на учебу, сдавать экзамены. Мутить с преподами, — Сынмин пихает его в плечо, Хенджин смеется. — Я серьезно, кошечка. Я уже просто не приживусь в твоем мире, понимаешь? — Нет, — честно отвечает Сынмин. Хенджин ласково проводит ладонью по его волосам. — Тебя же могут посадить когда-нибудь. Или убить. — Посадить? — Хенджин смеется, переворачиваясь на спину. — Кто меня посадит, солнышко? — Полиция, — серьезно отвечает Сынмин. Хенджину хочется поцеловать его в лоб и дать конфетку. Ким Сынмин очарователен в своем видении мира. — Как меня может посадить тот, кто с нами сотрудничает? — Полиция сотрудничает с бандитами? — сомневающимся тоном тянет Сынмин, а потом понимает, что сказал, и ойкает. — Извини, я не... — Да ладно, — Хенджин ведет плечом, поднимает уголок губ. — Все верно ты сказал. Я бандит и есть. Все немного... сложнее устроено, чем ты думаешь. Не могу, к сожалению, тебе всего рассказать. — Ладно, — сдается Сынмин, но в его голосе сквозит недовольство. — Но тебя все еще могут убить. — Знаешь, после сегодняшней ночи я и умереть не против, — улыбается Хван. Сынмин вспыхивает и пихает его в плечо. Опять. Хенджин хрипло смеется и все-таки целует его в лоб. — Не волнуйся, кошечка. Я слишком удачливый для этого ублюдок.