Ненастоящий Лавендер

— И того... две тысячи... месяцев... Шесть, лучше восемь. — Бормотал я про себя, думая об увеличении штата Полиции Балтимейра. Но это было не в тёплом и немного уже мрачном кабинете, а в холодном и сыроватом подвале на краю Балтимейрского города. Я покачивался на очень стареньком стуле, ожидая прихода знакомого гостя. В тоже время я старался держать своё чувство времени в норме, ведь здесь не было ни одного окна, а задерживаться на очень долгое время чревато последствиями. Я взял в копыта черновики "Первого Социализма". Всё больше и больше я начинал сомневаться в главной цели этой писанины. Изначально я её хотел написать как свои мысли о социалистическом строительстве, но насколько это целесообразно? Моя деятельность далека от этого, если только я не строю "полицейский социализм". Если мои ранние работы так или иначе, опирались на какой-никакой базис информации, изучаемый в течении длительного или не очень времени, то мои новые записки совершенно меня не удовлетворяли. Информационный голод по отношению к событиям Северянии становился очень чувствительным. Конечно, если бы я писал как Кемерскай, с его ловким и умелым писательством, что даже переводы, как будто по наитию, получаются хорошие (то ли мне переводчики попадались всегда толковые...) то, конечно, можно было бы попытаться. И всё же я не Александр и не Республиканец, и тем более из меня плохой агитатор. Так что я начинал думать о "Первом Социализме" иначе. Пока что я начал идти к идее, что "Первый Социализм" будет "комплексной" работой. Это не только должна быть программа Революционного Марксизма в отдельно взятой Северянии, но это должно быть сильно аналитической статьёй, что дало бы представление о тех процессах, что идут в Эквестрии. Идея Коллективизации и Индустриализации как основа строительства Эквестрийского, а не ограниченного и по ресурсам, и по "глубине" революционности, и по "Всеобъемлемости" пролетариата, Северянского Социализма, должно быть программой будущего, а не реального настоящего. А значит, в этой книге меняется структура, мотив, посыл. Основные вопросы, которые я перед собой поставил, и которые в той или иной мере посещали мою голову, стали следующие: 1. Развитие Эквестрии как капиталистического государства (Этот вопрос становится ключевым, ибо может дать самые разнообразные выводы. Но главное - я должен понять, почему Северяния смогла восстать, а остальная Эквестрия оказалась слишком слаба для этого. Более того, следует понять уровень развития Капитализма, ещё раз проанализировав уже сложившуюся ситуацию. И наконец-то дать чёткое видение политики Селестии за последние сто лет). 2. Революционное Движение (Нужно понять, в каком состоянии сейчас рабочее, крестьянское, революционно-организованное движение. Осознать его перспективы, направить в нужное русло. Более того, теперь надо поднять старый вопрос и идею Феликорна - Интернационал. Есть все предпосылки к созданию Единого, Всеэквестрийского, Марксистского. Северяния может и не погибнет без Эквестрии, но точно будет чувствовать себя не очень). 3. Вопрос Неоднородности (Сам факт поднятия восстания целого огромного региона, не повлекшего как домино всеобщий революционный захват власти, говорит о неравномерности развития этих сил. Надо подумать, что делать с отсталыми и слабыми сторонами целых районов и регионов Эквестрии в смысле организованности местных революционных сил. А это - вопрос тактики в достижении Эквестрийской Социалистической Революции). 4. Северяния как альтернатива (Сейчас главная задача Северянии - дать пример рабочим, крестьянам, коммунистам и радикалам Эквестрии пример успешного строительства социализма. А значит, Северяния должна стать авангардом, хотя бы с точки зрения пропаганды, рабочего класса Эквестрии. Но, сначала желательно узнать что там вообще творится...) 5. Видение будущего (Идеи Коллективизации и Индустриализации. Для реализации столь объёмной и амбициозной программы потребуется такая же ресурсная база. Как в виде рабочих и крестьян, как в виде металлов и минералов, так и в виде революционного духа, во всех смыслах этого словосочетания). Несмотря на более или менее идейную структуру, для ответа на каждый из этих вопросов потребуется множество источников информации. А информация мало того что бывает разной, так и не всегда объективной. Поэтому эта книга может стать "долгостроем"... Послышался тройной стук. Значит предупредили, хвоста нет, один. Отлично. — Войдите. — сказал я, тут же приняв более или менее приличный вид. Сейчас мне потребуется вся моя выучка "в тылу врага", поскольку пони (а точнее - св... туземец), что будет передо мной не меньше меня участвовал во всяких передрягах с собственными коллегами и работниками "по партийной линии". Дверь открылась, и гость зашёл с лёгким, хотя и несколько пренебрежительным видом осматривая подвал. — Уютно, ничего не скажешь. — ответил Крикет. Его голос был пропитан такой усталостью, что легко можно было спутать его с членом ОВБ, только что переживший предательство, суровые месяцы выживания и два часа сна в сутки. И эта усталость, скорее всего, объясняла несколько агрессивный, хотя и не такой жгуче-едкий как Блума, голос. — Здравствуйте, господин Полковник. — Для вас я уже господин, товарищ Председатель? — спросил я с лёгким упрёком в сторону. И я считаю, более чем заслуженно. — Ждётё от меня извинений? — резко ответил Чейфер, подходя к стулу напротив без всякой опаски. Похоже, мне придётся найти к нему способ подойти поближе. — Объяснений и разъяснений, товарищ Крикет. — ответил я, задавая волну смягчения моего, не менее острого слова. Мне нужно чтобы он не ощетинился, а расслабился и дал полную характеристику о прошедших событиях. — Хм!... — Сначала хмыкнул, а затем вздохнул с каким-то сильным облегчением Председатель КПБ, по крайне мере, до сентября прошлого года. — Действительно, я обязан прояснить ситуацию вам, что вы остались здесь в одиночестве. Но, насколько мне объяснил товарищ Болеар (Это кличка у Блума неформальная, или он тоже каверкает?), у нас времени не очень много. — Так точно. Тогда, прежде чем я вас спрошу, как вы добрались до Балтимейра? Сообщение от имени ячейки КПБ под председательством Блума было отправлено только второго апреля. В идеальном случае до Филлидельфии оно бы добралось не ранее чем через тридцать часов, плюс минус полчаса. Добавляем вечерний сон, и ознакомиться с этим сообщением вы могли только четвёртого, не раньше... Сейчас шестое апреля 13:17, вы прибыли три часа назад. Добраться.... — Остановись, Берри. Я помню как ты параноишь из-за времени! — почти с пренебрежением, но желая остановить меня, затормозил Крикет. — Письмо пришло четвёртого, утром. Как только я с ним ознакомился, я оставил заместителя председателя Спирита там. Добрался через морской путь, купив билет на курсирующий корабль в деревню "Шор-Дис", а затем на грузовике местного агента ЦРБ, благо вы и не меняли старые местоположения, да и тот наглый пони всё там же работает. — Диалектично неохотливо и скороговоркой ответил Крикет. К его версии нельзя было придраться. — Хорошо. Естественно, покинуть вы сможете Балтимейр только уже той дорогой, которое покажет вам ОВБ. — сказал я, уходя от этой темы и подходя к новой, и не забывая держать тон на смягчение. На слове "Балтимейр" он было уже готовился то ли спросить, то ли ответить, но последняя часть сбила его с толку. — ОВБ? — переспросил Чейфер, забавно хрюкая носом. Это привычка у него появлялась каждый раз, когда появлялась такая щекотливая ситуация. Правда, он обычно её держал в узде, не давая намёков другим оппонентам. — Орган Внутренней Безопасности. Центр Разведки и Борьбы был расформирован в начале осени, как организация которое когда-то подчинялась Компартии Балтимейра. Теперь мы будем как отдельная структура. — ответил я, не без удовольствия наблюдая за хмурящими бровями обычно крайне добродушного Крикета. —...А если ЦК партии выразит протест? — сказал несколько неопределённо председатель, давая моей параноидальной фантазии сыграть против меня. Но не в этот раз. — Вы не меньше меня знаете, каков будет ответ на ваш "протест", товарищ Чейфер. — остановив волну мягкости и "поймав нужную волну", контраргументировал также неопределённо я, давая понять мой ответ в этом вопросе. На самом деле, единственное что могли бы сделать КПБ, будь оно едино - это или отринуть нас, тех кто обеспечивал их деньгами и связями с другими левыми организациями, или сдать нас, что было невероятно опасно, поскольку все знали, каким невероятным шантажом я вошёл в КПБ. И никто не сомневался, что у меня ещё есть досье "со скелетами в шкафу" на каждого из них. —...Хорошо. Мне бы стоило этого ожидать. Тогда... — Я спрошу. Блум более или менее мне обрисовал ситуацию раскола. Я хочу знать две вещи: нынешнее состояние КПБ, то есть сколько фракций и недо-крыльев вы успели создать, и ваши дальнейшие, по крайне мере в бумагах картотеки ЦентроКомитета. — задал тему, волновавшую меня. Теперь мне следовало быть крайне осторожным в выводах, ведь видение Чейфера уж точно было искажено политической борьбой и возможным желанием переманить "оставшихся" на свою сторону. — ...Я знаю, что вы ожидаете от меня крайнего взгляда на фракционность, но на самом деле я уже и сам запутался. — почти самоуничижительно начал Крикет, неуклюже улыбаясь, — Мы дошли до таких пространных идей, как считать ли Северянскую Революцию Социалистической, или Скайнавия - это буржуазно-демократическая республика или анархистская... Возможно, мне кажется, но мы "устали". Под мы - я имею ввиду ЦК и убежавших. Думаю, или мне кажется, но у нас есть предпосылки к "объединению" обратно... Если вы хотите услышать про сами фракции, то это будьте конкретнее, вы об их названиях точно слышали со слов Болеара. —... — Я долго смотрел в глаза Чейферу, сложив передние копыта в крест, а затем... —...Крикет. Объясни мне, полицейскому офицеру, марксисту и писателю, партийцу - как вы умудрились поссориться? КПБ - маленькая организация, если брать только официальные структуры. На момент развала нас было 850-880 членов. Даже если взять "Коммунистические и про-коммунистические" профсоюзы, то это не больше 42-ух тысяч. Ну хорошо - пятьдесят тысяч. Это не коммунисты, а сочувствующие. Даже ячейка ЭСДП на момент развала имела тридцать две тысячи партийцев. А в составе CAN-TER в Балтимейре, хотя бы на бумаге, более шестисот тысяч... Я помню наш старый конфликт, который возникал каждый раз, когда я отчитывался - что ЦРБ по численности не уступает, а то имеет и больше кадров. Но по факту - коммунисты только из Центрального Совета. Нас не всего десяток, а кандидатов у нас из агентуры не больше двух десятков, и то если притянуть зебру за уши... Какого Дискорда вы поссорились? Нам делить нечего - мы живём только за счёт взносов партийцев, еле-еле окупаемой газеты да продажа моих информаций, которые я поберёг для Синдикалистов. — Стараясь держать голос на одном уровне, с грустью, несвойственной мне, спросил я тихо Чейфера. — Сейчас нас не больше трёхсот пятидесяти существ. Даже если вытащить те четыреста пони, которые от нас отреклись, судя по допросам... Ну хорошо, не спорю, данные Мада могли быть ошибочными, но даже так... — Вот поэтому ты и офицер, Берри. — неожиданно серьёзно ответил Председатель, сбивая меня "с почвы". — Для тебя всегда есть главный, есть подчинённые разных уровней и цель. Но у нас нет главного, нет подчинённых, да и способы достижения цели у нас не определены. У нас есть лишь голоса избранных на самый вверх, товарищи остающиеся в профсоюзах и собственное мнение... Буду откровенен, Берри. Как ты думаешь, почему мы "откомандировывали" толковых товарищей, по типу Мэри или Лайтхуф? Потому что они были упорны, радикальны, в какой бы то ни было области. И нам было трудно договориться. Твои... "ученики" были дисциплинированны и при этом могли проявлять гибкость. А с их полномочиями в той среде, в которой они работали, позволяли им приструнять. А как только они начали сдавать, мы вернули тебя обратно в строй... Я немного опешил от такого сурового и несколько меркантильного ответа, однако пришёл тут же в норму, пытаясь понять мысль, которую пытался донести Крикет. У меня нет времени на далёкие прострации! — Я не говорю, что мы ссылали всех недовольных или то что твои авторитарные - а они действительно авторитарные, стоит тебе увидеть цель которую надо достичь, - замашки нужны для всей партии. Нет конечно. Всё же, ты не работал партийцем полностью. Не ты набирал партийцев, не ты делал фальшивые имена и легенды, не ты выпускал газеты или писал статьи и не ты полемизировал с синдикалистами перед рабочими и не ты стоял на баррикадах во время забастовок. Твоя работа была иной. И твой стиль работы для этого был идеален. Но не для работы как партийца... Партия - это не "организация профессиональных революционеров", как ты любил это говорить, а опыт. Опыт этой самой организации. Мы ссоримся потому что искренне хотим сделать как можно лучше. И в этом споре мы иначе не умеем. Мы все юнцы и мечтатели, и воспринимаем друг друга также, кто-то в более оскорбительной, кто-то в менее уважительной форме... Я благодарен тебе куда больше, чем может показаться. Когда был второй съезд и от нас уходили пони - ты молчал, не мешая работать. Когда начались прения по профсоюзам - ты помогал информацией, будь то грязной или наводящей. Когда партия начала беспокоиться по поводу ОВБ - это ты заставил их подчиниться внутренней дисциплине. Поверь, после многих, очень личных и откровенных разговоров, твоя работа была глотком воздуха. Но всё же Партия - это не один пони, не десять членов в "высоком комитете", а Авангард Класса, где каждый член - это марксист и, если на то пошло, "Стил Сталлион"... Тут неожиданно хмыкнул мой разглагольствующий председатель, некоторым образом отделяя сказанное ранее. — Конечно, я это сказал, не чтобы покритиковать. Просто вы, Берри, должны понять, что расколы и конфликты в партии по пустякам и серьёзным тактическим вопросам - это норма, а не эксцесс. И вам придётся привыкнуть к этому, если вы хотите работать с нами или самому создать партию. — давая повод мне поострить, закончил Чейфер. Что ж... Похоже, он ещё раз подтвердил моё видение о нём, как о председателе. Прекрасный политик. Я вспоминал как он решал конфликты очень "марксистским языком", часто переубеждая и примиряя тех, кого было невозможно переделать. И меня он тоже (оказывается!) знает - он знал мой стиль, держащийся между серьёзными глубокими измышлениями, реальной работой и не очень походивший на "левый" словарь терминологии. Он почти меня убедил. Благо, мой опыт жизни совместно с паранойей твердил о недоверии почти на бессознательном уровне. Тогда что он мог сказать ценного?... Он не осознал причин раскола достаточно глубоко. Он в поиске. У него ещё нет достаточно комплексного мнения. И мне он доверяет об этом лишь постольку-поскольку. Именно поэтому он так ссылается в конце на "норму расколов". Любой дурак об этом знает! Значит, конфликт может повториться вновь, стоит партии объединиться... Но для этого надо поговорить лично с другими товарищами-раскольниками чтобы понять ситуацию полностью. Проблемы с дисциплиной. Очевидно. Он ссылается на мой "авторитаризм" не как на "авторитаризм", а как авторитет. Почему?... Причин может быть много, от нехватки опыта (менее значимый фактор), распределения бюджета (очень значимый фактор) до усталости из-за отсутствия крупных побед тактического значения (Рост партийцев в численном эквиваленте, переход части профсоюзов на сторону коммунистов и т.д.) Что-то связанное с профсоюзами. Но что?... Экономизм?... Он ничего о них не говорил. А ведь это главная кадровая база для КПБ. Важнейший источник. У нас нет практически интеллектуалов, что открыто говорили о Марксизме, а не о Синдикализме.... Интриги? Возможно. Ведь профсоюзы КПБ тут же перешли под контроль анархистов... Чёрт, никакого знания! Никакого информационного контроля!... Ладно, у меня ещё есть досье на руководителей союзов, добьюсь информации и от них!... —...Я понял вас. И пусть у меня несколько иное видение, я учту как "нас" видит ЦК КПБ. Тогда я сменю тему. Что вы хотите делать сейчас. Насколько я понял, есть мысли об объединении Партии? И на какой же платформе? В программном смысле этого слова? — спросил я следующий вопрос. — А этот вопрос ещё более щекотливый, товарищ Берри. У нас были мысли войти на "Фриссвильской конференции" в состав Восточно-Эквестрийской Рабочей Партии, но... — Но? — переспросил остановившегося Чейфера черноволосый единорог, предчувствуя козырь в копытах этого добрейшего туземца. —... — Чейфер не отвечая достал небольшой, уже давно вскрытый и несколько мятый, конверт. — ...Это секретное сообщение от Народного Комиссара Иностранных Дел, Синистера Серова. Перенапечатано для всех крупных коммунистических организаций Эквестрии. Услышав знакомое имя, я тут же схватил с жадностью обездоленного конверт. " Воззвание к нашим Эквестрийским Товарищам! Товарищи! Наши братья по оружию! Мировая Революция сделала свой первый малый шаг по нашей планете! И этот маленький шажок - Северянская Революция на территории бывшей Эквестрии! Царская власть Снежковых, подкреплённые безразличием "Принцессовской" Селестии, угнетали и народные массы крестьян и рабочих. Даже солдаты, которая в головах предателей-офицеров, были опорой Царя, начали понимать и осознавать свои собственные интересы, ведь они такие же трудящиеся, призванные по злой воле высоких князей! Сотня лет угнетения сопровождалось выступлениями одиноких революционеров, группами недовольных крестьян и стачками рабочих. Мы шли к этому дню годами, и тем не менее, он настал! Революция свершилась! Мы шлём пламенный привет нашим братьям, друзьям и товарищам, оставшиеся в Монархической Эквестрии! Это вы воевали вместе с нами на стачках и забастовках, митингах и бунтах в родных домах: горящий Мэйнхеттен, ледяной Ванхувер, кровавая Филлидельфия, опустошённый Балтимейр (!!!) и другие сёла да города! Мы обещаем, что до последней капли крови будем защищать нашу Революцию! Но чем мы клянёмся своими душами, истерзанными в холодных тюрьмах и шахтах Северяниии и согретые копытами, когтями наших братьев, что мы не остановимся! Мы продолжим бороться за дело рабочего мира, пока вся Эквестрия, пока вся Грифония не станет воспевать свой подвиг под красным знаменем свободы и равенства всех трудящихся! Мы призываем наших братьев, оставшихся дома, в молчаливой тюрьме народов, встать вновь! Мы протягиваем вам свои копыта и плавники, когти и лапы через трупы невинных, умерших по всей Эквестрии! Мы протягиваем вам наше оружие, наш опыт и нашу жизнь чтобы раз и навсегда освободиться из под оков Тирана-Аликорна и дворянских шавок! Мы призываем объединиться в единую Эквестрийскую Коммунистическую Партию рабочих и крестьян, всех интернациональных трудящихся, всего сознательно пролетариата! Да здравствует Эквестрийская Революция! Да здравствует Грифонья Революция! Да здравствует Мировой Коммунистический Интернационал! Пролетарий всех стран, соединяйтесь! " ...Это меняет дело. Совершенно. —...Товарищ Председатель, не хотите ли начать сотрудничество с ОВБ в рамках всеобщего рабочего движения в Эквестрии? — спросил я, взглянув, уверен, взволнованным взглядом. — Я бы и рад, — самодовольно хихикая, отвечал мне Чейфер, — но насколько мне известно, все политические организации в Балтимейре запрещены. — Можете не беспокоиться, — стараясь вернуть холодную голову на место, парировал я, — к завтрашнему дню этот запрет будет снят. Что касается тактики борьбы... Думаю, вам сейчас на фоне локального разгрома CAN-TER, лучше заняться агитацией. Впрочем, это лишь рекомендация... Все остальные вопросы нашего союза мы определим, когда вы уже приедете окончательно. Посмотрев друг на друга некоторое мгновение, мы встали и пожали друг другу копыта. Контакт установлен, и наше сотрудничество будет закреплено. В этом мы не сомневались... *** — Да я говорю тебе, они не хотят продавать хлеб! — восклицая, приговаривал Комиссару по Продовольствию другой Комиссар, Комиссар Финансов - Иван Николаевич Судинко. Он почти кричал на Василия, чьи мешки под глазами совершенно не сходились с горящими изумрудами в глазах. — Да и как они будут нам продавать хлеб, если у нас инфляция растёт чуть ли не по часам? — Это не я давал разрешение делать денежные суррогаты, Судинко! — стукнул по столу Василий, — Ты понимаешь, что если мы не восстановим товарооборот в стране, у нас голод начнётся?! — Понимаю, но это мне не даёт ответа как заставить их кооперироваться и сдавать свою продукцию в сбытовые органы вовремя! — более сдержанно, отвечал Судинко. — К тому же, урожай будет только в июле-августе. Им же просто нечего отдавать! — Финансишка дискордов!... Ладно, ты прав. Тут уже только изъятием. — успокоившись, ответил Панцушенко. Всё же, Судинко по финансам, а не по крестьянам. — Изъятие обострит наши отношения с крестьянами. — попытался сказать Судинко. — А голод заставит сожрать коммунистов с потрохами. — ни на секунду не останавливая быстрые копыта над бумагами, ответил Василий. — К тому же, не тебе ли знать, что раздача земли - дело буржуазной Революции? Они нас скоро пошлют такими темпами на все четыре стороны с нашей кооперацией. Так что до лета будем изымать, и если хочешь поспорить с этим - иди к Сталлиону, а не ко мне! — ставя точку, жестами стал гнать Василий Ивана Николаевича. Впрочем, кабинет никогда не был пуст - прогнав одного, тут появятся ещё пятеро. В кабинет Василия пришли ещё двое пони, новоявленных "Комиссаров фуража" (Фура́ж — корм для пони, предназначенный для общего питания). Новые бумаги будто росли сами, а не потому что их приносили. Панцушенко даже удивлялся, что после голода прошлых лет, остановки многих предприятий, включая и целлюлозные, бумага не была дефицитом, по крайне мере, для Совнаркома. Несмотря на растущую работу, Василий был благодарен декрету "о хлебном продовольствии". В противном случае, полномочия Василия сводились бы исключительно к пустословию. Декрет, который был принят без изменений, говорил: "...в связи с неурожайными годами прошлых лет, бездумной трате хлебных средств на потеху дворян и первым тяжёлым месяцам нашей славной Революции, Совнарком постановил, что: 1. С 30 марта по 30 июля, вводится режим "продовольственной экономии". 2. Вводятся продовольственные карточки с дифференциацией по классовому признаку. Рабочим, занимающиеся тяжёлым физическим трудом (Д. на железных дорогах, чёрной и цветной металлургии, угольной и нефтяной промышленности) В в сутки предполагается 500 гм хлеба, интеллигентам и советским служащим - 380 гм хлеба, женщинам, не занятым тяжёлым физическим трудом - 350 гм хлеба, детям - 170 гм хлеба. Иждивенцы, бывшие члены эксплуататорских классов (Д. Священникам, дворянам, банкирам, магнатам, капиталистам) не будут обеспечиваться пищевыми карточками, за исключением тех случаев, когда они переходят в иную группу (Д. Рабочих, советских служащих). 3. Вводится карточки будут по мере необходимости по всем городам Северянской ССР. Первые города - Принцессин и Санкт-Петерсхуф. 4. Народному Комиссариату продовольствия (Д.Наркомату Продовольствия) вменяются полномочия создания "продовольственных отрядов" (Д.Продотряд), готовые изымать хлеб, по мере необходимости, у богатых и зажиточных крестьян. 5. Наркомат Продовольствия, в составе ВСНХ, имеет право изымать имущество для раздачи беднейшему крестьянству. Особые предметы, как станки, картины, гравюры и т.д. (см.список имущества КомСнабРес) переходят в общенародную собственность. 6... 7... Председатель Совнаркома Стил Сталлион. " Работа, конечно, становилась огромной, но теперь КомПрод мог хоть что-то сделать для стабилизации ситуации. Впрочем, Василий не сомневался - это меры временные. "Критика Казарменного Социализма" была и его коньком. Как только кооперация приобретёт более или менее цельную форму, эти меры просто отпадут за ненадобностью. Но сейчас, в эти самые тяжёлые дни, нужно проявить невероятную волю и сознательность. И это касается не только Партии, а всего населения, всего Пролетариата и бедного крестьянства... Панцушенко вспомнил о своём друге детства, Синистере. Величайший оратор и пропагандист. Он был лучшим товарищем, даже по-своему лучше Стила. И зачем мы его отправили в Кантерлот?... — Было создано тридцать продотрядов в районе Принцессина... — Численность? — по двенадцать пони. Триста шестьдесят пони всего. — Увеличьте до пятисот, и немедленно сообщите... — начал было Василий. — Вася! — знакомый крик пронзил уши Василия. Это был председатель СКП, и он был чем-то очень недоволен. И точно, дверь была почти выбита, а сотрудники-комиссары аж немного потянулись за револьверами. Тем не менее... — Сообщите об этом позже. Свободны! — крикнул командно Василий. Комиссары тут же убрались из комнаты, подальше от разъярённого Сталлиона. — Василий! Что это?! — спросил Сталлион, подлетая к рабочему месту с бумажкой. Панцушенко инстинктивно встал с кресла. Но он вместо приказа от его Наркомата, он увидел "Постановление Наркомата Иностранных Дел". — Так этим же занимается Серов? — спросил растерянно Василий, подправляя свои слегка сбитые набекрень очки. — Нет! Ты посмотри! — указал Стил на другую часть постановления. — ..."Делегаты - Фёдор Боярин, Григорий Барабанин, Сергей Соколов..."... А что? — Мало того что им никакого разрешения не давали!... Они же всё испортят! Серов сам по себе остёр на язык, а с этими тремя... Василий, можешь с ними отправиться?! — От меня больше вреда будет и ты это знаешь Стил. Может Винга? Дарк вроде неплохо умеет ходить вокруг да около как дипломат. — стараясь успокоить Стила, предложил Василий. —...Можно. Но он на севере... — почти кусая подковы, бормотал про себя Стил. — ...У тебя есть печатная машинка? Запиши пожалуйста два письма. Василий, ничего не говоря, подошёл и сел за печатную машинку. Когда Сталлион в таком состоянии, лучше с ним не спорить. — И?... — "Товарищ Серов!" — начал главный пони Северянии, — "К вам едут Барабанин и Соколов, а кажись и Боярин." ... "Барабанин лоялен, но зарвался в ИнтерГлупизм. Соколов свихнулся опять. Боярин - мечущийся интеллигент, ляпала первосортный. Прошу, будьте архи-начеку и чтобы без вашего участия эти делегаты ничего не обещали"... Записал? — Ха!... Да. — Сдерживая смех, сказал Василий. Похоже, Боярину после приезда будет туго. Хотя, зная мягкость Стила к нему, когда он первые месяцы печатался в "Правде" от имени Сталлиона... До сих пор рыжеватый пони удивлялся, что он получил по башке только один раз. Ну, Боярин тот ещё товарищ... — Прекрати смеяться!!!... "Товарищ Винг! Прошу немедленно приехать в Принцессин. Если Кронский будет останавливать - сообщите мне или Револьцовой. Прихватите хороший костюм и котелок, чтобы выглядели как чёртик дворянский..." Всё. — Стил тут же схватил бумаги и быстро козырнув копытом, выбежал из кабинета. Василий где-то минуту просто сидел и думал: "Как мы вообще работаем?". Тем не менее, он встал и подошёл к окну. Скоро будет митинг рабочих. Там и Судинко будет. Василию надо будет выступить... Может, когда Серов вернётся, им обоим к Сановскому в отдел агитации перевестись? Впрочем, Панцушенко знал что ему ещё очень повезло - у него была одна должность! Поэтому, в отличии от Стила или Альтидии, он не бегал по всем городам и сёлам. Но как и все революционеры, он устал без выступлений. И именно поэтому он выполнял свою работу с полной отдачей сил - чем быстрее ему дадут возможность путешествовать по всей Северянии с работой, тем лучше! Народный комиссар открыл окно, наблюдая за площадью и тающим снегом. Пони ходили и гуляли, матросы речного флота и шинельные солдаты да офицеры. Зависть к свежему воздуху окончательно охватили очкастого пони и тот, закрыв окна, вышел из кабинета на хорошую, длинную прогулку...