***
Прошли два часа столичной пьесы, оставалось еще примерно столько же, Ханаби изо всех сил старалась не заснуть, и в этом ей помогали барабаны и трещотки, а вот другие инструменты иногда здорово подводили, к примеру, флейты и, особенно, сямисэны***, под их мерное треньканье глаза лидера Хьюга то и дело закрывались. Радовало Ханаби только вдохновенное лицо сестры, которая замирая, впитывала каждую фразу героев. В конце концов — это и было целью младшей Хьюга — отвлечь старшую от ежедневной рутины. Хината прекрасно разбиралась в театральном искусстве, даже в таких мелочах, как особенности гримов женских и мужских персонажей, выразительность жестов, интонации голосов, громкости звучания музыкальных инструментов и даже направление взгляда — все это она понимала и наслаждалась представлением. Она искренне сопереживала проблеме главного героя — небогатого парня и его несчастной возлюбленной, попавших в безвыходную ситуацию, в особенно драматических сценах Хината, вместе с остальной публикой не могла сдержать возмущенный возглас или сочувственный вздох. В конце пьесы, когда влюбленные предпочли умереть вместо того, чтобы прожить несчастными всю жизнь, отказавшись друг от друга, Хината не удержала слёз. Ханаби под конец тоже немного прониклась печальным сюжетом, особенно ей запомнилась финальная сцена, когда двое несчастных идут в поиске последнего пристанища на земле — места их общей смерти. На минуту ей даже стало жаль их, но потом она подумала, как глупо умирать парню из-за того, что ему придется жениться на нелюбимой, а девушке выбирать смерть из-за несчастной любви. Тут она чуть было не фыркнула презрительно, но вовремя остановилась — пощадила возвышенные культурные чувства сестры и других зрителей. Младшая Хьюга поймала себя на мысли, что если сильная любовь может довести физически здоровых молодых людей до двойного самоубийства, то ей — Ханаби этой страсти и даром не нужно! Она не удержалась и передернула плечами, как бы протестуя против излишней сентиментальности героев. Народ постепенно расходился — представление закончилось, а Хината всё ещё находилась под сильным впечатлением, грустно вздыхая. — Если бы я знала, что ты расстроишься из-за этого — сроду бы не согласилась прийти сюда, — виновато пробормотала Ханаби, пытаясь успокоить старшую сестру. — Ну что ты, дорогая, — ласково отозвалась Хината. — Я лишь жалею, что в Конохе очень редко проводятся такие представления. Тот, кто прислал тебе эти билеты и ты очень порадовали меня. Я очень благодарна! Ханаби улыбнулась — она не собиралась портить сестре вечер правдой о том, по чьей милости они здесь. При любом упоминании шиноби Облака, Хината обычно бледнела, ей было неприятно даже думать о них. Ещё бы, ведь ее жизнь дважды была под угрозой из-за этих подлецов! — Ладно, пойдем, я провожу тебя до дома, — она заботливо взяла Хинату под локоть и они вышли на улицу. На месте, которое занимала глава Хьюга, остался лежать темно-розовый веер. Чуть погодя молодой человек, державшийся до этого в тени, подошел и поднял его. *** Утром во время тренировки она получила через посыльного свиток, в нём был забытый веер и короткая записка: «Мне прислали веер, вероятно, он ваш. Места были записаны за мной, потому я получил его вчера ночью. Надеюсь, вам понравилась постановка. Н.К.» Ханаби прочитала и впервые улыбнулась на его письмо. Ей показалось забавным, как изменилась манера его писем: первое из Кумогакуре было таким заурядным и многословным, второе на пригласительном билете было заметно лаконичнее и не таким официальным, а сегодняшняя записка и вовсе порадовала — он даже свои фамилию и имя сократил. Ханаби невольно улыбнулась и решила ответить, ведь посыльный еще ждал. — Пожалуйста, подождите минуту, мне нужно передать ответ. Девушка зашла в кабинет и, написав всего две строчки, запечатала записку: «Спасибо за веер. Жаль, что вас потревожили из-за него, приношу вам извинения за беспокойство. Х.Х.» Выйдя на улицу к посыльному, она передала конверт, вместе с монетой за труд. Тот отказался от денег: — Благодарю вас, госпожа Хьюга, но мне уже оплатили ответ. Ханаби надеялась, что сумела скрыть свое удивление — как он мог знать, что она ему напишет? Ведь она сама только минуту назад решилась ответить кому-то из врагов их семьи. Посыльный кивнул и ушел, а она немного погодя вернулась к своему упражнению.***
А он и вправду понял какие письма ей понравятся, догадываясь об этом и раньше, мужчина окончательно утвердился в своих выводах вчера вечером. Коджи купил ещё один билет с другой стороны сцены, и когда Ханаби пришла в сопровождении молодой красивой женщины Хьюга, вероятно, родственницы, он облегчённо выдохнул — опасался, что она придёт с молодым человеком. Это стало первым ответом на вопрос: Накагава знал, что она ещё не замужем, но его мучила неизвестность: есть ли у нее возлюбленный? А затем он наблюдал, как девушка реагирует на происходившее на сцене: и ему было на что посмотреть особенно на контрасте с ее спутницей. Там где одна грустила от долгих печальных распевных монологов, вторая засыпала. Слушая красноречивые жалобы главного героя из-за жестокости и подлого вероломства его врагов одна в ужасе замирала, а другая хмурилась и делала строгое осуждающее лицо. Ну и в момент трагической сцены было заметно, что он ей не по душе, Коджи видел как Хьюга слегка двинула плечами, словно отгоняя от себя опустившееся на зрителей тяжелое чувство горечи и сопереживания участи несчастных влюблённых. Сопоставляя это поведение с тем какой она была на трибуне во время соревнований, хоть он и не видел тогда ее лица, сидя чуть позади, но по отдельным признакам: напряженной позе — поданному чуть вперед корпусу, задержке дыхания в особенно волнительные моменты, невольным движениям, выдающим ее отношение к происходившему на арене, он готов был поклясться, что Ханаби не просто очень заинтересована — она переживает бой вместе с участниками. Ему захотелось спросить самого себя: «Накагава, разве не забавно, что тебя пленил «мужчина в юбке», а вовсе не скромная нежная лилия, какой положено быть девушке?» Он невесело улыбнулся одними губами — глаза его остались серьезными, даже грустными, он сознавался снова: все равно, она ему нравилась больше остальных — даже с этими манерами, выдававшими ее натуру: нисколько не сентиментальную, зато решительную и независимую. Иными словами, далёкая от образа томной и романтической красавицы — идеала большинства мужчин, она влекла его. Сердце начинало биться иначе, когда он поднимал на нее взор. И одновременно с этим Накагава отлично знал, что шансов на успех у него почти нет. Ни он как мужчина, ни она как женщина не брались в расчет: события прошлого всё решили за них; и ни за что она не взглянет на него по-другому: на нём всегда останется клеймо врага. В таком случае зачем он делает всё это? Шиноби из Облака совершил над собой волевое усилие, отгоняя упаднические мысли — шансы победить есть всегда: вот допустим, что важного он получил сегодня? Коджи не зря был родственником советника — в его семье не было глупцов и, решая головоломки, Накагава привык анализировать: трезво и расчетливо. Так, по прошествии нескольких часов, наблюдая за ней, он узнал, что девушка предпочитает получать ясные, деловые послания по существу вопроса, такую не заманишь красивыми поэтическими словами и не запутаешь пространными рассуждениями. Что же, он подстроится под ее стиль, если это сможет немного сблизить их. В завершении вечера объект его внимания неожиданно сделал ему подарок: говоря со спутницей, она забыла про свой веер. Когда девушки вышли, не обращая внимания ни на кого вокруг, Коджи подобрал сэнсу и почувствовал легкий аромат пионов и фрезий. Слегка удивился — этот сладкий запах не вязался с образом Ханаби, слишком уж он был женским и сладким. Он улыбнулся, понимая, что теперь у него появился хороший повод пригласить ее на свидание. *** Было шесть часов вечера, он сидел за столиком в беседке сада чайного дома на центральной улице деревни Скрытого Листа и ждал ее прихода. Коджи был уверен, что юная Хьюга придет. Утром он таким образом составил записку, исходя из своих умозаключений, что предугадав ее поведение, не беспокоился — она должна появиться, и они поговорят. Он сидел за чашкой чая и смотрел на пустую дорожку в саду — Ханаби не шла.***
Днём глава Хьюга получила короткую записку: «Добрый день, госпожа Ханаби. Завтра я возвращаюсь домой. Мне хотелось бы поговорить с вами перед отъездом, ведь кроме вас у меня нет знакомых в Конохе. Обращаясь с просьбой о встрече, я обещаю, что не причиню вам никакого зла. Буду в чайном доме «Ивовая ветвь» в шесть часов. Н. К.» Текст его записки заставил Ханаби нахмуриться, с одной стороны идти на встречу не хотелось. Было неясно — о чем он там хочет поговорить с ней? И с чего вдруг она должна общаться с ним? С другой стороны, она помнила радостную и благодарную сестру вчера после спектакля, а в-третьих ее задело, что он воспринимает ее как трусиху, опасающуюся его. Хьюга с вызовом вскинула голову, с чего он это взял? Она ненавидела шиноби Облака — да, но не боялась их. Светлоглазая посмотрела на часы и хмыкнула — что же, если он так этого желает — они поговорят. Юная куноичи решила не давать тому спуску — пусть не воображает, что глава Хьюга избегает его!***
Он прождал ее полчаса и понял, что ошибся, выйдя на улицу, шиноби Облака с мрачным видом шёл по направлению к своей гостинице не особо торопясь и глядя себе под ноги. Подходя к зданию, он увидел Ханаби — та уже какое-то время наблюдала за ним. Коджи растерялся, как это произошло? Она мимолетным движением сделала знак — следуй за мной. Сначала она шла по центральной улице, а он старательно делал вид, что любуется окрестностью, а вовсе не идет за ней следом. Коджи шёл и медленно приходил в себя. Ханаби, двигаясь впереди, была довольна, ее губы растянулись в улыбке, в этой мелочи она его переиграла, а его несчастный вид, когда он вышёл из чайного домика, почему-то ее позабавил. Хьюга, совершенно чуждая любовных игр и флирта, не отдавала себе отчета, что сейчас ей понравилось свидетельство своей власти: какого-то необъяснимого в двух словах превосходства. Постепенно широкая дорога сузившись, перешла в небольшую дорожку, ведущую в зеленую рощу Конохи — туда, где было меньше людей и гуще росли деревья. Продвигаясь в глубь рощи, он заметил, что встречных людей стало намного меньше, но Накагава еще держался в отдалении на случай появления редких прохожих. Он угадал, что Ханаби не хочет, чтобы их видели вместе. И вот она села на скамейку под раскидистым зеленым деревом — место было красивым, вдобавок, закатное солнце затейливо высвечивало небо розовыми, золотистыми и местами лиловыми оттенками. Он подошёл и остановился. Ханаби подвинулась, хотя на скамейке было достаточно места. Коджи сел, чувствуя себя несколько скованно, подобно мальчишке на первом свидании. Девушка повернулась вполоборота, и они взглянули друг на друга, впервые оказавшись так близко и наедине. — Вы хотели поговорить? — она задала вопрос спокойно, но без особого интереса — так говорят о чем-то малозначительном. — Почему вы не зашли в чайный дом? — он не стал идти у нее на поводу. — Если нас заметят вместе, то нескольких старейшин Хьюга хватит удар по моей вине, — Ханаби усмехнулась. — А если бы я пошёл в другое место? И мы бы разминулись? Ханаби негромко рассмеялась — все-таки он наивен! Коджи внимательно посмотрел на нее и понял. — Ваши глаза… Вы видели куда я шёл. Она довольно кивнула, ну хоть не безнадежный болван. Коджи стало полегче, и он спросил: — Вам понравилась пьеса? Ханаби отрицательно покачала головой — она не собиралась быть деликатной с ним и решила говорить начистоту. Но уловив невеселый взгляд, добавила: — Моей сестре очень понравилось представление, она сказала, что пьеса и актеры великолепны. — У вас есть сестрёнка? Она поправила, уточнив: — Сестра. Она старше меня и любит театр, как и любое другое искусство. Это стало неожиданностью, и Коджи спросил: — Я думал, что в вашей семье главой может быть только старший ребенок. Светлоглазая кивнула. — Обычно, да. Но это не ее случай. — Почему? Ханаби чуть поколебавшись — не говорить же чужаку, что Хинату не выбрал отец, сказала. — Она вышла замуж и стала частью другой семьи. Глава не может себе этого позволить. Накагава понял что имела в виду юная глава Хьюга; на душе стало еще сквернее, стараясь скрыть разочарование, он спросил: — Значит, вы… — и осознал, что не хочет слышать ответ. Коджи увидел, что на тонкое девичье лицо набежала тень, она дернула плечом, но голос остался ровным: — Да, когда мне исполнится двадцать лет. — А сколько вам сейчас? — В декабре будет девятнадцать****. Он чуть заметно выдохнул и спросил: — Значит, у вас уже есть жених? Ханаби сжала челюсти, взгляд необычайных светлых глаз стал отрешенным, пустым, будто внутри нее погас свет. — Давайте, сменим тему, — тон стал почти жестким, как и лицо. — Вы хотели поговорить со мной о чём-то. Коджи догадался, что передавил и перешел грань дозволенного. — Прошу прощения, госпожа Ханаби — мое любопытство неприлично. Хьюга кивнула, но ее лицо осталось застывшим. — Так о чём вы хотели поговорить? — светским тоном спросила она. — Это мой последний вечер в Конохе и я хотел пригласить вас на чайную церемонию, но вы объяснили мне почему это невозможно, — молодой человек понимал, что все его усилия оказались тщетны. Делать хорошую мину при такой игре не было ни сил, ни желания, он почувствовал себя дураком, переигравшего самого себя — сам придумал, сам сыграл и сам же проиграл. Внезапно, Коджи захотел честно высказать всё, о чем он думал. Так или иначе — терять было нечего. — Еще я очень хотел узнать, могли бы мы с вами продолжить общение не как враги, а просто — как обычные люди. Голос дрогнул, но переживание несправедливой обиды и разочарование от того, что все попытки сблизиться с ней пошли прахом, подстегивали его говорить дальше. Пусть знает всё и плевать каким идиотом, она его посчитает, молчать он не хотел. Надо же, его — взрослого мужчину давили эмоции — обиды, досады, злости, Коджи сам себе удивлялся, почему он не замолчит, не уйдет гордо, сохранив лицо как подобает человеку его возраста и положения? Но он продолжал говорить, перешагивая через гордыню. — Можете не верить, но вы мне очень сильно нравитесь, и я хотел быть в этот вечер с вами. Но из-за того что свершилось, когда я был еще ребенком, вы считаете всех нас без исключения, подонками. Сегодня я, наконец, понял, что это нельзя изменить… Он остановился и замолчал. Ханаби смотрела и слушала и будто не узнавала в нем прежнего знакомца. Прозвучавшие слова по-новому открыли ей этого человека — она разглядывала его — сильного, взрослого, с серьезным лицом и живыми внимательными глазами. Светлоглазая чувствовала, что лишь сейчас он искренен — не лукавит, не ставит какие-то хитрые и одновременно глупые ловушки. Накагава, находясь под властью захлестнувших чувств, не сразу заметил, что она смотрит на него иначе: сочувственно, с интересом — не как на врага. Она задала на первый взгляд странный вопрос. — Сколько вам лет? — Двадцать шесть, — он не понял зачем ей это. Девушка кивнула головой и задумчиво, как будто самой себе, проговорила: — Мою сестру Хинату пытались похитить почти двадцать лет назад, ей тогда было около пяти… Коджи подумал что это всё, но она внезапно продолжила: — Тогда за убийство вашего шинобигашира несправедливо был казнен невиновный человек — мой дядя. Его супруга вскоре умерла от горя, а мой двоюродный брат остался сиротой… Каждое слово словно тяжелым молотом вбивало клин между ними. Ханаби негромко говорила, ее лицо тонкое и благородное было скорее грустным, а не злым или раздраженным как обычно с ним — она делилась своими мыслями. — Двенадцать лет назад шиноби Облака снова попытались похитить Хинату и вырезать бьякуган во время нападения на Коноху заговорщиков Скрытого Песка и Звука… Ну, а последнюю попытку ты знаешь… — светлоглазая незаметно перешла на «ты». Он видел каким горьким стало ее лицо, когда она вспоминала. — Ваши люди с помощью предателя похитили и намеревались убить беременную сноху, ради глаз ребенка. А когда брат убил вашего шиноби… — Ханаби знала, что то дело закрыто, поэтому сказала правду. — Ваш Каге потребовал выдать его… После паузы она закончила. — И что я могу чувствовать к шиноби Облака? — вопрос не требовал ответа, всё было очевидным. Накагава слушал, не сводя с нее глаз и с каждым произнесенным ею словом, его надежда — если она вообще когда-то была! Его надежда угасала. Он опустил взгляд, собираясь прощаться. Девушка глубоко вдохнула и медленно выдохнула. — Но вы правы — если вы действительно не имели отношения к этим историям, то я прошу прощения за свое грубое обращение. И еще, я благодарю вас от имени сестры, она была очень признательна за пригласительные билеты. Он не верил ушам, не ждал уже, что юная куноичи благородно даст ему возможность расстаться достойно без упреков и обид! — Это пустяки, не стоит благодарности, госпожа Ханаби. И вам незачем извиняться. Я должен был понять всё раньше. Простите моё назойливое поведение. Она кивнула и произнесла миролюбиво. — Все в порядке, будем считать это делом прошлого. Вы лично ни в чём не виноваты передо мной, — она вспомнила и вновь вежливо поблагодарила. — Спасибо за сэнсу. Ханаби впервые искренне улыбнулась от души. Он любовался ею в этот миг. — Вам так дорог этот веер? — Конечно, за него я рисковала получить выговор от сестры, ведь вчера она одолжила мне свой сэнсу, а я сразу же потеряла его, как обычно, — говоря о Хинате, светлоглазая продолжала мягко улыбаться, переводя свой взгляд на закат. Стал понятен сладкий аромат пионов и фрезий — веер принадлежал ее сестре, шиноби Облака вспомнил чувствительную и женственную Хинату, да, ей подходили те духи. — Вы часто теряете свои сэнсу? Она пожала плечами, словно признавая и покоряясь — да, у нее никогда не было привязанности к красивым женским безделушкам вроде вееров, зонтиков или канзаши, что же тут поделаешь? Коджи удивил ее, задав на первый взгляд странный вопрос: — Когда у вас день рождения? Девушка удивлённо посмотрела на него. — Хочу прислать вам в подарок веер на всякий случай. Куноичи едва не прыснула от неожиданности, но вовремя подавила смешок. — Третьего декабря. Если забудете — я не обижусь, но если действительно пришлете, то подарю сестре. Ведь к тому времени я точно успею потерять еще парочку. Мужчина и девушка немного грустно улыбнулись друг другу, понимая, что их беседа исчерпала себя, их улыбки были лишены всякого вызова или враждебности — никто не выиграл, но никто и не проиграл. Им просто не суждено было стать кем-то значимым друг для друга — не в этой жизни. Оба приняли этот факт. Ханаби встала первой и, слегка поклонившись, проговорила: — Останьтесь здесь еще минут на пять, — кивнув на прощание, она ушла, ни разу не обернувшись. Коджи вспомнил, как семь лет назад он в последний раз видел Отоми — в тот вечер они спокойно попрощались, тогда оба были уверены, что на следующий день они встретятся вновь…