Цветение розовой сакуры

13.00 — 17.00 Камакура.       И все же она сменила гнев на милость, вернее, он сумел смягчить ее. Пребывая в эйфории от встречи, Накагава почти забыл о победе, и белый наряд был единственным напоминанием о выигранном состязании.       Пришло время обеда и они начали спуск с Журавлиного холма, мужчина был воодушевлен — сегодня у него все получалось! Потому он, осмелившись, предложил ей руку. Ханаби колебалась — конечно, для куноичи сойти с какого-то там холмишки не составляло никакого труда, но отчего-то не хотелось портить этот славный день, и светлоглазая приняла поддержку Коджи. — Что ты любишь? — спросила Ханаби, снова незаметно переходя к обращению на «ты», когда они дошли до палатки с уличной едой. — Мне нравится рамен с жареной свининой, — он поднял на нее глаза, удивленный ее неожиданно озорным хмыканьем. — Нет-нет, ничего, — извинилась Ханаби, отчего-то стесняясь рассказывать, что муж ее сестры тоже без ума от этого блюда!       Она заказала себе гречневую лапшу с курицей, и оба шиноби принялись ожидать обед. Взгляд серебристо-белых глаз упал на его изящную лошадь. — Какая красивая, — прошептала Ханаби, разглядывая ту. — Её зовут Узу, — ласково глядя на вороную красавицу, ответил Коджи. — После обеда вы сможете покататься на ней.       Беседа прервалась, поскольку веселый продавец провозгласил, что их блюда готовы. *** — Где вы остановились? — он только сейчас обратил внимание на дорожную сумку, которую Ханаби почему-то носила с собой. — Я? М-м-м, я не собиралась оставаться здесь долго, мне нужно скорее возвращаться домой, — Хьюга на ходу формулировала ответ. — Прошу, останьтесь еще хотя бы на день, — Коджи смотрел на нее с надеждой, но Ханаби отрицательно мотнула головой и пояснила. — Я обещала сестре вернуться к утру восемнадцатого, не позже, да и невозможно в эти дни найти свободную комнату в Камакуре, — светлоглазая улыбнулась, стараясь подбодрить расстроенного молодого человека. — Можно погулять по праздничному городу до вечера, а потом я найму извозчика.       Накагава озвучил свой план: — Ханаби, выслушайте меня и, пожалуйста, не перебивайте. Вы можете переночевать здесь, а завтра вечером вы сядете на Узу и вернетесь в Коноху. Эта лошадь намного быстрее обычных, уверен — вы будете дома, как и обещали к восемнадцатому дню. Оставьте у сестры Узу, позже я приеду за ней на извозчике.       Девушка слабо улыбнулась, слушая его несколько снисходительно, как слушают фантазии ребенка, затем покачала головой: — Во-первых, я не хочу загонять вашу прекрасную лошадь, хоть я и не специализируюсь на них, но вижу как она великолепна, а во-вторых, все гостиницы в этом городе заполнены, потому давайте просто проведем это время весело, не переживая по пустякам.       Пришла очередь шиноби Облака улыбнуться: — Если дело в свободных комнатах, то не стоит беспокоиться! Сегодня мой помощник выехал домой в Кумо. Я перенесу свои вещи в комнату господина Масаши, а вы сможете занять мою! Прошу вас, хотя бы завтрашнее утро и полдень побудьте со мной, а после обеда спокойно вы отправитесь домой на Узу. Ханаби? — он взял ее ладони и посмотрел в прекрасные глаза, видя ее нерешительность, Коджи добавил. — Я скучал…       От столь близкого контакта, девушке стало томительно жарко, краснея, она чуть отстранилась и, глядя под ноги, кивнула. ***       Ханаби настояла на том, чтобы остаться в комнате Масаши-сана, не тратя время на перенос вещей Коджи. Тот повиновался и отправился в конюшню при гостинице кормить лошадь.       Оставшись в одиночестве, девушка первым делом переоделась, сменив кимоно на удобное кэйкоги — куноичи всегда брала с собой комплект тренировочной одежды, куда бы ни отправлялась. Затем, сев у открытого окна, залюбовалась голубыми водами залива. Сентябрьское солнце отдавало прощальное тепло, но ветерок уже доносил слабый аромат — неповторимый и неизъяснимый запах наступающей осени.              Девушка расслабилась, закрыла глаза и полной грудью вдыхала сладковатый запах еще не желтеющих, но уже начинающих подсыхать листьев, смешанный с влажным морским воздухом; опьяненная встречей с Коджи, ее чакра успокаивалась. Текли минуты, Ханаби восстанавливала силы.       В дверь постучали, прерывая медитацию, она включила бьякуган и до тех пор мерно бившееся сердце, совершило лишний удар, который был списан ею на неожиданный звук.       Следующие часы пролетели как минута, молодые шиноби прогуливаясь, оказались на окраине Камакуры, вдали от заполоненных людьми улиц города и, пока Узу свободно паслась поблизости, они тихо беседовали о разном: детстве, работе, тренировках и их общих знакомых: — Как ты познакомился с госпожой Ино?       Слушая его историю, девушка улыбалась, безусловно, она уже знала это от блондинки, но смущенное лицо и, особенно, интонации, когда Коджи рассказывал о своих зимних странствиях в Конохе и Чичибу, доставляли ей удовольствие.       А когда Накагава рассказал о сцене в подсобке цветочного магазина, Ханаби добродушно усмехнулась: — Еще бы! Ино — самая близкая подруга моей снохи. Когда Сакуру похитили, она была той, кто помог изобличить предателя, поэтому тебе очень не повезло: при слове Кумогакуре у нее не могло быть другой реакции!       В свою очередь мужчина спросил: — Вы сказали, что должны вернуться в дом сестры. Почему?       Тут сама Ханаби была вынуждена сознаться, что ей пришлось солгать отцу, бабушке и поставить сестру в щекотливое положение. Она понимала, как подведет Хинату в случае разоблачения обмана. — Теперь ты знаешь, почему мне нельзя опоздать в Коноху, — и, чтобы немного переключить его внимание, она с надеждой спросила: — Вы с братом также близки как мы с Хинатой?       Он немного подумал и ответил: — У нас иначе: Сэдэо намного старше и мудрее, я уважаю его ум и заслуги перед деревней, но мы не очень близки по духу. Особенно после…       Накагава не хотел говорить сегодня о печальном, поэтому прервался. Ханаби почувствовала, что отношения братьев непросты и не стала любопытствовать. Тем более, что нагулявшись, умная вороная лошадка соскучилась и сама подошла к хозяину.       Коджи любовно погладил кобылку и предложил Ханаби покататься верхом. Сначала Узу вела себя нервно — до этого ее единственным всадником был Коджи, затем попривыкла и стала слушаться, в конце концов, обе его любимицы поладили. Накагава не мог оторваться от вида Ханаби с длинными распущенными волосами, ее разгоряченного быстрой ездой лица, движений тела: то покачивающегося в такт мерным шагам лошади, то прижимающегося к корпусу прекрасной Узу, когда та начинала набирать скорость. *** 17.00 Чайная церемония. Камакура       Облачка то и дело закрывали солнце и сейчас, когда оно уже начало клониться к ярко-розовеющему закату, они вернулись в город. Коджи шёл пешком, ведя лошадь, на которой сидела Ханаби, давая им больше времени, чтобы они лучше ладили в предстоящей дороге.       Увидев чайный дом, мужчина остановился. Спускаясь с Узу, куноичи снова позволила ему помочь. Вообще, весь сегодняшний день она была непривычно покорна, возможно, потому что никто здесь не ждал от нее демонстрации независимости и силы, достойных главы Хьюга?       Коджи отвел кобылку к охраняемой коновязи чайного дома и надежно привязал ее; затем их провели по каменной дорожке вглубь сада в чайный домик. Воздух был насыщен хвойным запахом: растущие кипарисы, сосны и кусты можжевельника щедро одаривали гостей прохладной свежестью.       Войдя в тясицу они присели за низкий столик и огляделись — в его центральной части — токонома стояла вазочка с букетом, курильница в виде затейливо извивающегося водопада с ароматическими палочками и свиток с изображением цветка лотоса на ровной глади озера.       Ожидая хозяина чайной церемонии — тядзина, зная, что при нём придется изображать тонкую натуру, владеющую искусством ведения беседы на возвышенные, эстетические темы, Ханаби вздохнула.       Коджи спросил улыбаясь: — Вы не любите чай? — А вы? — Мне нравится зеленый чай.       Она улыбнулась про себя — вот и ответ на ее утренние сомнения!       Шиноби успели вовремя замолчать, уловив приближающиеся шаги тядзина. Когда тот вошел, молодые люди сидели с задумчивым видом. Глубокомысленно разглядывая изображение священного лотоса, они готовили про себя изящные фразы о красоте и неповторимом совершенстве цветка и безмятежности озера с чистейшей как их помыслы, водой. Именно этими прекрасными по форме и содержанию мыслями они обязательно обменяются после угощения чаем — такова уж традиция чайной церемонии. *** 18.00 Гостиница. Камакура.       В гостинице их встретил коридорный и передал письмо Коджи, тот пробежал глазами по свитку и пробормотал: — Завтра утром приедет мой брат, — мужчина чуть озадаченно нахмурился. — Пишет, что по случайности находится недалеко от Камакуры и уже прознал про результаты ябусамэ, — Накагава подивился тому, насколько быстро Сэдэо умудряется получать информацию, ведь Масаши отправлял письмо в Кумо, а советник писал из Восточной столицы.       Заметив, что Ханаби стала снова замыкаться, вероятно, стесняясь его родни, он быстро добавил: — Это ненадолго, Сэдэо не имеет привычки вести длительные беседы в кругу семьи, я удивлен, что он вообще решил приехать сюда. В любом случае, я отлучусь на очень короткое время.       Они пошли по этажу, Коджи, на всякий случай, показал ей свою дверь в конце коридора, предупреждая: — Если вам что-нибудь понадобится, то я буду здесь, — и, уловив ее насмешливый взгляд, он покачал головой, сетуя на забывчивость. — Я снова забыл про ваши глаза.       Она спохватилась: — Нет, все правильно, спасибо — я не слежу за людьми в их комнатах.       Оба подумали о таких деликатных местах как купальня и постель и неловко замолчали.       Бывшая комната Масаши-сана была через несколько номеров по другую сторону, Ханаби отперла дверь и оглянулась — он стоял в коридоре, молчал, но не отпускал ее глазами. — Я забыла поблагодарить вас за гостиницу. Спасибо.       Он покачал головой, не принимая благодарности за такие пустяки. — Рад, что она пригодилась, надеюсь, вам здесь понравится.       Ханаби от души улыбнулась: — Еще бы! Из окна замечательный вид на гавань!       Мужчина пожал плечами. — Мои окна выходят на горы. — Хотите посмотреть? — Что? — он думал, что ослышался, но девушка всерьёз переспросила: — Хотите полюбоваться морем?       Она пропустила его в комнату.       Вечернее небо начинало темнеть, но все же вид прекрасного залива очаровывал и умиротворял — они стояли рядом у открытого окна, вдыхая вечерний бриз. — Жаль, что близ Конохи нет моря, — тихо сказала куноичи. — Завтра перед отъездом я обязательно туда схожу… Сходим? — Да.       Мужчина принял решение — они поговорят серьезно, сейчас же.       Развернувшись к ней и, ловя ее вопросительный взгляд, он произнес, стараясь звучать твердо: — Давайте всю жизнь будем вместе? Вы станете моей невестой, Ханаби?       Светлоглазая растерялась, что происходит? Ему же известны ее обстоятельства! — Коджи, — Хьюга постаралась успокоить его, но вместо этого ее собственный голос дрогнул. — Зачем вы?       Мужчина решил идти до конца, не желая откладывать и изводить себя терзаниями, уподобляясь неуверенному юнцу. — Вы же давным-давно всё поняли про меня, неужели я еще что-то должен вам объяснять, Ханаби?       Она задрожала, этот взволнованный мужской голос будоражил ее. — Зачем обманывать себя? Разве вы не чувствуете того же? Вы, правда, не понимаете, что творится с нами все эти месяцы? — Я давно уже ничего не понимаю… — снова ее голос прозвучал слабо, она кляла себя за то, что не в силах дать ему привычную строгую отповедь. — Я давно люблю тебя. — Это невозможно. — Я это чувствую, значит, возможно. Он взял ее руку и потянул к себе, но девушка осталась на месте, Коджи прошептал: — Ты здесь, значит, и ты…       Ее лицо исказилось гримасой страдания, он прав.       Мужчина бережно обнял ее и прошептал: — Не бойся, я никогда не сделаю тебе больно.       Его слова были для нее как шорох листьев или песка — успокаивающим, почему-то не стало сил сопротивляться ему, он снова заговорил: — У нас все сложно с самого начала, но я не могу уйти от тебя. Не могу.       Такой горький шёпот, почти обречённый… — Пока мир снова не разлучил нас, выслушай меня. Ханаби, я люблю тебя. Я хочу чтобы мы с тобой не расставались… никогда.       Не найдя подходящих слов для ответа, Ханаби опустила взор, но ей это не помогло — он медленно приподнял ее подбородок и поцеловал.       Она впервые целовалась с мужчиной, это было так мягко, влажно и приятно, совсем не похоже на поцелуи сестры или подруг. Ханаби закрыла глаза, не представляя, что будет дальше, позволяя мягко ласкать ее губы, а потом скользнуть глубже, ей казалось, что между ними не осталось ничего. Ощущения поцелуя были столь непривычными, что она перестала отслеживать мысли, отдаваясь его нежности, трепету, расслаблению.       Закружилась голова — Ханаби перестала дышать, и только когда Коджи дал ей секунду для вдоха, она осознала, отчего произошло это головокружение.       И вот он снова припадает к нежным устам возлюбленной и вновь её молодое сильное тело становится мягким и покорным, кроме того места, где они соединяются губами — оно живет, горит, тонет в сладости.       Еще недавно, случайно видя целующихся, Хьюга могла высокомерно поднять бровь, словно говоря, что ее эти глупости не волнуют, обычно больше всего ее раздражало глупое, блаженное выражение лиц влюблённых. Сейчас она не сомневалась, что выглядит не лучше.       Коджи обнял ее крепче: впечатывая ее в себя, руками лаская талию, плечи, спину. Его прикосновения были страстными, но не грубыми, он оторвался от ее губ, девушка освобождено вздохнула, но Коджи тут же вырвал новый стон, припадая к белой шее жарко, прикусывая кожу и оставляя розоватый след, а Ханаби даже не подумала его остановить. Да и что она, не целованная раньше, знала о следах страсти?!       Каждый ее вздох — этот томный сладкий звук, порождал в нем уверенность, что Ханаби позволяет ему быть с собой, стать, наконец, его возлюбленной навсегда. Коджи спускался к груди — пальцы торопливо развязали пояс её кэйкоги, и он распахнул тренировочную рубашку, желая увидеть ее, скорее прикоснуться к обнаженной, шелковистой коже.       Ее грудь оказалось такой, как он и представлял себе: аккуратной, округлой, на белой коже выделялись небольшие розовые соски, которые он ласкал языком поочередно каждый, сменяя быстрые удары долгим чувственным всасыванием.       Когда его рот впервые вобрал в себя нежный сосок, Ханаби ощутила, словно ее окатили горячей водой, это было так интенсивно, что она уперлась в его плечи, отодвигая его. — Подожди, Коджи, нельзя…       Она видела его лицо — возбужденное, глаза, обычно такие умные и добрые — сейчас они были застланы пеленой вожделения. Накагава будто не слышал ее, сильные руки крепко держали ее в объятиях, он снова и снова целовал ее шею, прикусывая кожу. Она задыхалась, казалось, руки Коджи были повсюду, он гладил уже не только спину Ханаби, под его ладонями согревались ее грудь, ягодицы, бедра…       Будучи не в состоянии сопротивляться, Хьюга охватило незнакомое доселе чувство — стало очень тепло и тяжело внизу живота, ей казалось, что внутри нее что-то происходило, какая-то пульсация, желание, чтобы и там он коснулся ее.       Светлоглазая поняла, что если не прекратить это сейчас, то дороги назад у нее уже не будет. Что она делает с собой и своей жизнью?! Ханаби представила лицо отца и Неджи в момент, когда они узнают о ее любовной связи с шиноби из Облака!       Девушка попыталась оттолкнуть Коджи, хотела прокричать, но сил к сопротивлению не было: собственное тело предавало ее, из горла вышло только жалкое, сиплое: — Коджи, ты обещал! Отпусти меня! — с ресниц на щеки капнули слезинки бессилия.       Сквозь марево желания, он осознал, что странные жалобные звуки — ее всхлипы, и Накагава остановился, отдернул руки и сел на пол, опустив голову. — Прости…       Ханаби быстро запахнула верх кэйкоги и закрылась в душевой. Девушка стояла под струями, шум которых заглушал плач, может быть, она только что спаслась, но также, возможно, совершила большую ошибку, оттолкнув свою настоящую любовь.       Когда она вышла, её комната была пуста. *** * Восточная столица — старое название Токио **Давай всю жизнь будем вместе? Станешь моей невестой, Ханаби? — японские варианты предложения руки и сердца.