Цветение розовой сакуры

17 сентября. Камакура. Воспоминания Мегуми Ей казалось, что первым услышанным в жизни словом было — «красивая» или «красавица». Маловероятно, что это обстояло так, но в ее детстве было столько упоминаний слов «красота» и «прекрасная», что и впрямь это предположение стало казаться ей правдивым. Тогда значение этих слов не волновало ее, главным для маленькой девочки было обожание отца и нежная забота матери. Гораздо позже она открыла, что ее появление сопровождается восхищенными возгласами малознакомых и даже вовсе чужих людей: «ах, какая красивая девочка», потеплевшими глазами и добрыми улыбками. Она отчетливо помнила один эпизод из детства, хотя ни мама, ни папа так и не смогли по прошествии многих лет, уточнить, когда именно это произошло. Мегуми запомнила, как прогуливаясь с родителями по рынку, они остановились у лавки торговца всякой всячиной — тут было море прекрасных на взгляд пяти или шестилетней девочки вещиц: зеркальца, заколки, гребни, веера — разных цветов и форм. Оказавшись в лавке, девочка восхищенно замерла. — О, ками, эта девочка совершенна как цветок лотоса! — послышался нисколько не удививший их возглас продавца, но его следующая фраза, привлекла ее внимание. — Посмотрите, как они похожи! Пожилой торговец указал родителям, явно польщенным сравнением, на очаровательную шкатулку, украшенную цветной гравюрой бидзинга. С деревянной крышки на них глядела молодая девушка с высокой прической, облаченная в нарядное кимоно в розоватых и персиковых тонах. — Это необычайная счастливица сумела расположить к себе самого императора! И не мудрено, взгляните, как она прекрасна! — с восхищенным придыханием почти пропел лавочник. Мегуми уже тянула ручки к деревянному ларчику, так ей понравилась эта картинка! Но шкатулка оказалась слишком дорогой и папа купил ей только заколку — канзаши в виде веточки цветущей сакуры. Девочка надула губки, но веселый продавец, дабы не настраивать против себя ее родителей, примирительно сказал: — Конечно, эта милая заколка в твоих волосах гораздо лучше, чем какая-то шкатулка, спрятанная в шкафу. А ты обязательно вырастешь и, как она, своей красотой покоришь сердце императора! Именно эта фраза лавочника засела маленькой Мегуми в голову. Она вырастет и будет жить во дворце, и сам император покорится ее красоте! В их семье было еще двое детей — ее старших брата, которые воспитывались в строгости — им предназначалась судьба шиноби, поэтому родители старались не баловать их. А любимица родителей стала настоящей правительницей дома, ей было достаточно нахмурить свой чистый лобик, как слышался голос мамы или отца: «Все ли хорошо, моя радость?». Получая преклонение в своей семье, Мегуми почти не имела близких друзей и подруг, за исключением Отоми. Хотя, не будь они дальними родственницами — их отцы были двоюродными братьями, то возможно, никакой дружбы и не было бы? Иногда она задавалась этим вопросом. Отоми… Так странно: за эти почти восемь лет, она редко вспоминала о ней. Но сейчас — в Камакуре после разговора с Коджи, образ погибшей подруги всколыхнул ее. Он посмел намекнуть ей на то письмо. — Болван, жалкий дурак! Он пожалеет о своих словах. Не переживай, Отоми, они не будут вместе… 30 сентября. Кумогакуре Коджи вернулся от Райкаге и прошел в свою комнату, нужно было привести мысли в порядок, после обеда к нему в комнату постучался помощник с запиской от Сэдэо. Мужчина нисколько не удивился: разумеется, брат уже в курсе дела. Он не спеша прошел на кухню и выпил полную чашку воды, поправил свое кимоно и отправился в дом брата. Накагава старший жил на центральной улице в большом доме, соответствующем его высокому рангу приближенного к Райкаге шиноби. Много лет назад Коджи с удовольствием ходил в гости к Сэдэо. Ему нравилась атмосфера тихого благополучия, столь уютного, что порой не хотелось уходить. Коджи с детства привык к госпоже Мияко — скромной и милой женщине, он никогда не видел ее обиженной или сердитой, всегда приветливо улыбающаяся женщина держала себя с достоинством, но одновременно очень тепло. Для него она была больше доброй тетушкой, нежели старшей сестрой и Мияко словно чувствовала это, проявляя к нему материнскую ласку, относясь с одинаковой любовью к нему и к их с Сэдэо единственной дочери Шинджу. В подростковые и юношеские годы Коджи искренне считал семью брата идеальной, а потом произошла та история с Отоми и на несколько месяцев выбила его из внешней жизни. Тогда он не уловил момента, когда же всё переменилось в доме советника Райкаге. После потери любимой девушки он реже бывал у них, чаще проводя время на миссиях, тренировках или за работой в поместье тогда еще живого отца. Картина семейного неблагополучия Сэдэо и Мияко открылась ему примерно через два года после гибели Отоми. *** Воспоминания Коджи Близилось семнадцатилетие Шинджу, и семья Сэдэо готовилась к свадьбе. Когда она была ещё совсем маленькой, родители выбрали ей жениха. Безусловно, этот брак был выгоден обеим семьям, к счастью, Шинджу и ее будущий муж знали друг друга с детства и хорошо ладили. Повзрослев, они приняли будущий брак с пониманием, что успокаивало и радовало Мияко. В тридцать шестой день рождения снохи Коджи пришел поздравить ее как обычно, помощница встретила его и предложила подождать госпожу за столом, полным всевозможных яств. Мимоходом он подумал: как странно оказаться за пустым столом в день рождения хозяйки дома. Жена брата вышла к нему, по обыкновению, радушно встречая его, но Накагаве показалось, что она скрывает свои чувства. Он был почти уверен, что эти покрасневшие глаза недавно проливали слезы. — Что с вами, тетушка? — привычка, оставшаяся с детства именовать ее так, заставила Мияко грустно улыбнуться и покачать головой. — Все хорошо. Просто… печально. Не представляю, что будет, когда Шинджу уйдет в дом мужа. — Не о чем беспокоиться, милая тетушка. Дом ее жениха в двух кварталах отсюда — вы можете навещать друг друга хоть каждый день. — Да — ты прав, Коджи. Спасибо, мне и вправду не о чем горевать, — произнесла она с неизменной улыбкой, но мягкий голос ее оставался безрадостным. — А где все? — спросил без задней мысли молодой человек. — Шинджу еще не вернулась с занятий, а господин советник, — тут женский голос задрожал, как хрусталь на ветру. Хватило меньше секунды, чтобы женщина справилась с голосом и закончила уже беззаботно: — А у Сэдэо, как обычно, много дел, — она улыбнулась и пожала плечами. Раньше парень ничего бы не понял или даже не уловил, но беда, случившаяся с ним, изменила его, теперь он — сам познавший настоящую боль, научился острее чувствовать других. Проведя в приятной беседе пару часов, молодой человек так и не избавился от ощущения чего-то нехорошего. По дороге в свое обширное поместье, расположенное на краю деревни, он шёл мимо квартала с увеселительными заведениями и, совершенно неожиданно увидел брата — тот, как раз в этот момент, выходил из отяя*. *** 30 сентября. Кумо — Ты в своем уме? Скажи, что всё это чепуха! — Сэдэо, всегда дипломатичный и взвешенный, рвал и метал сейчас. — Коджи, я требую, чтобы ты отказался от этого безумия! Иначе я прикажу связать тебя и отвезти к ирьенинам! Молодой человек молчал. Говорить было бесполезно, Сэдэо был не в состоянии слышать сейчас ничего, кроме того что Коджи не собирался произносить. Брат стукнул по столу: — Своим решением ты опозоришь не только себя или меня, но и память наших покойных родителей. Я этого не позволю, — он уже не кричал, наоборот, последние слова его мудрый брат сказал бесстрастно, не терпящим возражения тоном. Двери кабинета разъехались, и в него вошла красавица Мегуми. Она и не подумала извиняться за прерывание беседы, напротив, словно главный зритель, без которого не начнется представление, жена советника уселась на кресло и елейным тоном посоветовала: — Дорогой, если ты хочешь, чтобы весь квартал знал подробности вашей беседы, открой окно. А то тебя слышат только слуги в доме. Подумай и о наших милых соседях. Старший Накагава посмотрел на жену и покачал головой: — Ты не понимаешь… — он смерил брата тяжелым взглядом. — Коджи официально просил Райкаге отпустить его из Кумо. *** Воспоминания Мегуми. Детство и юность Почти ровесницы — Отоми была на год старше, они, живущие по соседству, были разными и внешне, и по нраву. Никто из посторонних не смог бы даже предположить, что эти девушки — родственницы, да и сами они считали себя больше подругами, чем троюродными сестрами. Мегуми покоряла окружающих красотой и, если в детстве это происходило естественно и невольно — люди сами попадали в добровольное преклонение перед ее кукольной внешностью, то с возрастом, осознание своей необычной власти изменило ее. Чем старше становилась яркая брюнетка с прекрасными, пронзительно-черными, миндалевидными глазами, тем больше она привыкала к этому, принимая чужое внимание как должное. К пятнадцати годам она всерьез считала, что ее расположение нужно заслужить, не замечая, что друзья и приятели детства постепенно отдалились. Ей было все равно — на их месте появлялись поклонники, а, потом, ничего не добившись, они сменялись новыми воздыхателями, ожидающими ее признания, улыбки или хотя бы взгляда. Но они были для нее никем — красавица ждала персону другого ранга. Мегуми помнила, что будет жить во дворце и служить ее красоте будет прекрасный принц. А из друзей детства оставалась только одна подружка. Отоми… Мегуми закрыла глаза и вспомнила единственную и, как оказалось, последнюю подругу. Легкость. Не ветреность, не простоватая наивность. Ее воздушная легкость — то, что приходило на ум в самый первый миг при воспоминании об Отоми. Она проявлялась во всем... В ее темно-каштановых вьющихся волосах, которые она напрасно приглаживала — ветерок все равно будет играть с ними! В ее мгновенно загоравшейся улыбке; в лучащихся светло-серых глазах, в которых плясали яркие смешинки; в быстрых фразах, слетавших с розовых губ: не в пустой болтовне, а в добрых, подбадривающих и веселых словах. Сама Мегуми не разбрасывалась ни словами, ни улыбками — их еще нужно было заслужить! А Отоми дарила легкость и теплоту людям просто так. Эта же воздушность проявлялась в движениях стройного и ловкого тела, что немало помогало ей в учебе и службе. В отличие от Мегуми, родители которой решили обучать девочку изящным наукам: живописи, игре на музыкальных инструментах, умению легко вести беседы на возвышенные темы, Отоми отдали в академию шиноби, и она вполне преуспевала в овладении тайдзюцу. На миссиях куноичи преображалась, оставляя легкость и непосредственность, становясь сосредоточенной и разумной, она часто помогала команде избирать наиболее взвешенное решение для выполнения заданий. С пятнадцати лет Отоми ходила на серьезные миссии. Никогда не жаловалась на свою долю даже ей, всеми балованной Мегуми. Во время их прогулок по улицам Кумо, казалось, что она живет столь же беззаботно, как и ее троюродная сестренка, а вовсе не ведет полную опасностей нелегкую жизнь шиноби. Брюнетка поморщилась, вспоминая про Коджи. П-ф-ф, она не считала его каким-то особенным. Так, один из ровесников, однокурсник Отоми в академии. Ничего особенного — не принц, определенно, но разве эту глупышку вразумить? Вместо того чтобы найти себе богатого жениха и бросить службу нинздя, она влюбилась в этого совсем еще мальчишку! Впервые Мегуми заметила неладное, когда прогуливаясь, увидела их. Оба шли по дороге, но их лица были какими-то… другими. Словно никого вокруг не было — их изредка встречающиеся глаза были одинаковыми — мечтательными, а лица… казалось, что они светятся. При этом парень и девушка молчали и держались на расстоянии, но красавице почудилось, что даже молча они ведут неслышный никому диалог. Им было почти восемнадцать лет. Тогда ее первой искренней реакцией были непонимание и желание вразумить подружку. Таких, как этот юнец Коджи за Мегуми ходило с десяток еще с тех времен, как ей исполнилось пятнадцать лет, а с шестнадцати не проходило и месяца без того, чтобы к ее родителям не заявлялись свахи — посредники с предложением посватать ее. И все они были отвергнуты ею и ее отцом, также лелеющим надежды на более выгодный брак. Что удивительно — некоторые поклонники приходили снова спустя недели и даже месяцы. Брюнетка горделиво приосанилась и коснулась своих блестящих волос, вспоминая о своем успехе в те времена. Они никогда не ссорились, Отоми умела свести почти все недоразумения в шутку, да и не было у них особых причин для споров и ссор. Но в тот вечер Мегуми впервые открыла, что ее подруга тоже может быть упрямой. — Ты во всем права, — озорно глянув на Мегуми, Отоми продолжила. — Но я люблю его и уже сказала ему об этом. Она быстро встала и обняла подругу и, счастливо засмеявшись, прошептала: — Я так счастлива, оказывается, он уже давно любит меня. Мегуми, я очень хочу, чтобы и у тебя это обязательно случилось! Мегуми оторопело посмотрела на Отоми. Она серьезно говорит это ей? Выбрала себе обычного парня, ну, пусть, что чунина, а столько счастья, словно ее взял в наложницы даймё при императорском дворе! Да, и пусть внешность Отоми не столь яркая, как у нее. Но всё равно сестрица очень красива и обаятельна для этого юнца Коджи, который ничего еще не добился в жизни! И какое будущее их ждет? Гибель кого-то из них на опасной миссии? А может быть и хуже — жизнь в прозябании в одном и том же положении рядовых шиноби до самой смерти — без красивых нарядов, дорогих украшений, выездов в столицу, богато убранного дома, прислуги, в конце концов?! Юная красавица представила какой некрасивой и рано состарившейся от ежедневных трудов может стать Отоми лет через пятнадцать-двадцать и покачала головой. Безумная, и она говорит, что желает ей того же?! Прошло несколько месяцев, девушка забыла и думать о них, пока не увидела их поцелуй. Возвращаясь с примерки кимоно, стоившему ее родителям немалых денег, Мегуми решила заглянуть к подруге по дороге домой, та жила в соседнем от портнихи доме, заодно рассказать о своем новом наряде. Они стояли у ворот и парень, быстро оглядевшись по сторонам, поцеловал ее в губы — поцелуй был недолгим, но семнадцатилетнюю Мегуми это взволновало, почему Отоми позволяет так обращаться с собой? Да, этот Коджи должен в ногах поваляться, чтобы такая девушка разрешила бы ему поцеловать хоть край своего кимоно! Но секунду спустя, когда юноша отпустил девушку, Мегуми увидела лицо подруги — оно сияло нежностью и чистой радостью, преданностью и какой-то неземной красотой, что Мегуми снова взяла оторопь. Что это с Отоми? На секунду она показалась брюнетке столь прекрасной, что та, запнувшись, остановилась посреди дороги. Дождавшись, когда парочка простится и Коджи уйдет, она, постучавшись, вошла во двор. *** Отоми покраснела, но не опустила глаз, через миг улыбнулась и снисходительно произнесла: — Пожалуйста, не волнуйся за меня, со мной все в порядке, — потом добавила с озорным видом. — Конечно, я передам Коджи, чтобы он не целовал меня у дома. — Ты так спокойно говоришь об этом, словно уже решила все, — пробормотала Мегуми. — Но ты же не забыла, что у тебя есть жених? На глазах красавицы цветущее лицо шатенки посмурнело, она села и вдохнула поглубже: — Пообещай мне, что никому не скажешь, — серые глаза внимательно всматривались в лицо Мегуми. Дождавшись кивка брюнетки, девушка сказала: — Мы и вправду всё решили, — серые глаза заискрились счастьем. — Мы уже совершеннолетние и скоро поженимся. — Ты уверена, что тебя просто не выдадут замуж за Изао-сана? — О нет, не говори так! — Отоми впервые потеряла самообладание. — Не хочу даже представлять себе это. Мы с Изао виделись лишь дважды, когда нам было по лет пять или шесть! Надеюсь, что у него тоже все хорошо, и он не горит желанием жениться на мне! Но ты права, нужно сделать так, чтобы он сам не захотел взять меня в жены… Мегуми стало любопытно: — А как этого добиться? Отоми, уже несколько успокоившись, махнула рукой и ласково улыбнулась: — Нет, ничего особенного. Я еще не придумала. Эти последние фразы заставили ее задуматься, кажется, Отоми что-то скрывает от нее. Спустя пару недель Мегуми зашла к Отоми и позвала ее с собой. — Пойдем со мной на последнюю примерку? А потом прогуляемся вдоль набережной. — Я с удовольствием! Отпроси меня у отца. Уже выйдя из дома, она сказала: — Как хорошо, что ты позвала меня из дому, а то я никак не могла придумать повода! Мегуми, я схожу с тобой на примерку кимоно, но потом мне нужно будет отлучиться. Меня ждет Коджи… Дура! Променять всё на этого недотепу Коджи. В том, что тот не особо умный, Мегуми поняла сразу, взять хотя бы то, что он в присутствии Отоми никого не видит. Даже её! Пару раз она ради интереса даже пыталась применить на нем приемы, которые других парней и даже мужчин сражали наповал. А этот продолжал, как ни в чем не бывало нести какую-то чепуху о своих водных дзюцу, кюдо и, конечно же, лошадях. Фу-у-у, пастух, как он и есть. Это что же получается, Отоми прикрылась ею как ширмой перед родителями, а сама собралась побежать к своему дурачку? Мегуми не находила слов — не привыкла она, чтобы ею пользовались! Сквозь эти эмоции, она натянула улыбку и сказала: — Понятно. Что же, иди, раз он ждет тебя. — Нет, я посижу с тобой на примерке у госпожи Сато, — Отоми пыталась немного успокоить уязвленную подружку. — Не стоит, все равно вся извертишься и мне покоя не дашь, — все еще досадливо, но, уже смягчаясь, произнесла восемнадцатилетняя Мегуми. — Спасибо, моя дорогая! Вечер 30 сентября. Кумогакуре Мегуми вздрогнула и вышла из воспоминаний: эти слова ударили ее — такие радостные, искренние и легкие, как сама Отоми. «Спасибо, моя дорогая!» — это последнее, что она слышала от подруги. Красавица огляделась — уже темнело, она была одна в пустом кабинете — видимо, слуги не решались заходить сюда, страшась ее гнева. Мегуми почувствовала холод, ее лицо было почти ледяным — она прикоснулась к щекам, те были мокрыми от слез. Странно, она забыла когда плакала, наверное, в детстве. Даже на поминках Отоми ее глаза оставались сухими. *** Последние воспоминания Мегуми об Отоми Она смотрела вслед уходящей подруге. Выйдя из дома госпожи Сато, Мегуми направилась к окраине Кумо — где-то там находилось большое поместье со стрельбищем и конюшнями Накагава, о которых иногда вскользь упоминала Отоми. Она любила кататься с Коджи. Мегуми сама не понимала зачем ей это надо, но шла, вернее, словно что-то вело ее туда. Она хотела понять, что это? Что толкает нечужого ей человека совершать глупости — идти против воли родителей? Красавица спряталась за деревом и наблюдала за ними. Они ехали рядом на красивых лошадях. Он держал ее за руку, что-то говорил — слов было не разобрать, но Мегуми видела светящиеся радостью глаза Отоми и обрывки ее заливистого смеха. На секунду она подумала про себя — а блестели ли ее собственные прекрасные глаза также хоть единожды? Но времени на размышления не было, эти двое остановили лошадей: он спешился сам и помог девушке. Ну, наверное, сейчас они попрощаются, и Отоми пойдет домой, Мегуми спокойно выдохнула, главное, чтобы ее — шпионку не увидели. Девушка, уже собравшаяся восвояси, на миг обернулась и остановилась — Коджи крепко обнимал Отоми, а та отнюдь не пыталась отстраниться, прильнув всем телом к нему! Ей казалось, они бесконечно долго целовались, держа друг друга в объятиях посреди, к счастью, пустого поля, но в любой момент их могли увидеть, а может быть, уже видели посторонние люди. У Мегуми часто заколотилось сердце, захотелось выскочить и закричать: — Опомнись, что ты творишь? Ты же опозоришь себя! Кому ты такая потом будешь нужна! Из горла не мог вырваться ни один звук, но кровь продолжала бешено стучать в висках. *** Последующие несколько дней она не видела Отоми — та была на миссии. За день до возвращения подруги, терзаемая сомнениями, Мегуми оправилась в дом подруги и имела непродолжительный, но весьма нелегкий разговор с двоюродным дядей… Она вышла оттуда с тяжелым сердцем, в голове билась одна мысль: «Потом ты поблагодаришь меня, Отоми — я сделала это для тебя». *** Вечер в Кумо. 30 сентября Мегуми уронила голову на руки — слезы снова покатились из глаз. Ей было неизвестно, сказал ли дядя дочери, кто ее предал. Тогда, как она позже узнала, отец запер Отоми в комнате и в течение недели никуда не выпускал. Чтобы срочно пошить ей приданное, в их дом имела доступ госпожа Сато. Именно через нее на четвертый день после разговора с дядей Мегуми получила записку. Она перечитывала ее каждый день, а ночью прочитанное не давало ей заснуть — там была такая надежда, такая твердая вера в него. В этого никчемного, глупого и слабого щенка! Через неделю, наскоро собрав приданное, безлунной ночью они увезли Отоми в родственникам матери в соседнюю деревню, спрятав ее там до самой свадьбы. Первые дни она верила, что они сделали все верно, но шли недели и однажды вопрос матери заставил ее задуматься: — Ты не приболела? Выглядишь уставшей. — Нет, мама, я здорова. На самом деле Мегуми знала причину. То проклятое письмо мешало ей забыться сном ни днем, ни ночью. Всякий раз, когда она порывалась сжечь или разорвать его, ее останавливала суеверная мысль, а вдруг, не дошедшее до адресата письмо, будет мучить ее всю жизнь? Так, оно жгло ее виной перед Отоми и Коджи. *** Почти три месяца минуло с тех пор, как он в последний раз видел любимую, хотя ее сокомандники утверждали, что благополучно вернулись с миссии в полном составе. Осунувшийся, Коджи сидел возле дома Отоми в надежде увидеть в окне хоть тень своей девушки. Никто из её родственников не желал говорить с ним. Она подошла и покашляла, привлекая к себе его внимание. Когда юноша поднял на нее свои потухшие карие глаза, Мегуми сделала ему знак и пошла дальше по улице, свернув за угол, она дождалась Коджи. — Вчера я перебирала вещи и нашла в тамото записку Отоми для тебя. Это кимоно мне пошила госпожа Сато, как раз в то время, когда исчезла Отоми, но я еще ни разу не надевала его, — ложь, заготовленная заранее, вышла легко, тем более, что слушатель жадно выхватив записку, казалось не слушал ее. — Госпожа Сато подтвердила, что Отоми просила тайно передать мне эту записку. Он несколько раз перечитывал дрожащие в его руках строчки, прежде чем развернуться и помчаться бегом, так и не поблагодарив её. «Дикарь» — подумала Мегуми. Примечания * Отяя — в старой Японии увеселительное заведение с девушками легкого поведения * Тамото — карман в рукаве кимоно.