Цветение розовой сакуры

Ноябрь–январь       Как прошли первые недели их испытания, Ханаби помнила смутно: будто во сне она ступила на порог своего будущего дома, сопровождая строгого отца. Первые часы мирного и безмятежного проживания под одной крышей с женихом оборвались внезапно. Светлоглазая вздрогнула, услышав за первым приготовленным ею обедом язвительные слова: — Прости, Коджи. Но я должен предупредить тебя как мужчина мужчину: среди талантов моей дочери кулинарный, определенно, отсутствует.       И это стало частым явлением: почти каждый день ее безупречный отец позволял себе оскорбительные замечания в адрес бывшей любимицы. Ранее Ханаби ни за что не могла бы вообразить, что он способен на подобное. Его придирки — порой мелочные, порой справедливые, а иногда настолько унизительные, что куноичи краснела, будучи не в состоянии перенести их спокойно. В такие моменты она боялась посмотреть на Коджи — им было запрещено общаться, но больше всего её страшило прочесть на его лице согласие с отцом.       Шёл двадцать пятый день их испытательного срока. После обеда у нее появилось свободное время — она закончила свои ставшие повседневными дела: уборку, приготовление пищи и мытье посуды. Но вместо того, чтобы довольствоваться возможностью передохнуть в тишине девушка мысленно перебирала наиболее частые отцовские выпады против нее: — Ужасный вкус — ты не находишь, Коджи? — и отложенные в сторону хаси.       Тогда ей пришлось заново готовить ему ужин. *** — Как недопустимо грязен пол, мои носки черны от пыли, — и сокрушённое покачивание головой над ее нерадивостью. *** — Вода в купальне недостаточно согрета. Разве такой должна быть фуро? Удивляюсь, как я еще не превратился в лёд? — вода, действительно не успела нагреться как следует, хотя она и старалась.       Отношения с печью до сих пор не складывались: Ханаби не привыкла к такой работе и поэтому пропустила момент, когда нужно было подбросить дрова, из-за чего пришлось разжигать ту снова. *** — Если просыпаться так поздно, то стоит ли удивляться, что мы с Коджи не получаем свой завтрак вовремя, — с порицанием глянул отец на торопящуюся на кухню дочь.       И это происходило почти каждый день. ***       3 декабря       В её двадцатый день рождения, Ханаби впервые в жизни не радовалась поздравлениям и подаркам. Хиаши с утра ясно дал понять молодым, что они не заслужили праздника, а сидя за обедом, удручённо заметил: — Следовало бы поругать госпожу Хару — за столько лет ей не удалось приучить тебя класть меньше соли и красивее нарезать овощи, — и обратился к Накагаве, словно нуждаясь в подтверждении. — Этот суп невозможно есть, правда, Коджи?       И лишь поздней ночью, готовя спальное место, она расстелила футон и ахнула, заметив на нём перламутровое ожерелье! Сердце подпрыгнуло — сначала от неожиданной радости, а потом тревожно, Ханаби поспешно спрятала подарок подальше в шкаф, страшась гнева отца. ***       Время медленно тянулось — зимние дни были похожими один на другой. Примерно в середине декабря Ханаби так устала от издевательств, что была готова сдаться. Девушка уже сама не верила, что сможет стать рачительной хозяйкой дома и хорошей женой. Быть может, отец добился своего, и Коджи сам скоро прогонит ее — криворукую неумеху и грязнулю. Только природное упорство и гордость удерживали ее от жалкой капитуляции и слёз.       Занятая горькими мыслями она закончила уборку, когда мужчины вернулись с улицы. Хиаши демонстративно: на глазах Ханаби и Коджи, достал белоснежный платок и усердно протер им циновку на полу, увидев слегка посеревшую ткань, он покачал головой и отвернулся, без слов пройдя в свою комнату. Она бессильно опустила руки… ***       Как-то раз ближе к новому году Хиаши нарочито громко, чтобы его услышала дочь, спросил: — Коджи, твои родители ещё живы? — Нет, господин Хиаши, — ответил молодой человек, гадая, к чему клонит будущий тесть.       Хиаши сочувственно покачал головой и добавил: — Соболезную тебе, хотя, знаешь, иногда я рад, что у меня нет сына. Я бы очень расстроился, получив такую небрежную к своим обязанностям сноху, — он бросил перед Ханаби юкату, на которой осталось крошечное не до конца отстиранное пятнышко и, не удостоив ее даже взгляда, привычно отправился к себе.       Девушка, прикусила губу, а затем глубоко вдохнула, стараясь удержать чувство горькой обиды — она так старалась накануне, но отец снова позорит её! Подняв глаза, она невольно встретилась взглядом с Коджи. Ханаби с ужасом увидела его залившиеся гневным румянцем щеки и горевшие возмущением обычно такие добрые глаза, она замотала головой: нет, нельзя.       Но было поздно — он решительно двинулся в комнату господина Хиаши.       Ханаби почти догнала его, но он успел задвинуть дверь перед ее лицом.       Через секунду дверь приоткрылась, и на девушку строго глянуло рассерженное лицо отца: — Ханаби, выйди на улицу и не подглядывай! — злобно рявкнул Хьюга. — Папа… — Ты меня слышала.       Она склонила голову и вышла. ***       Подходя к комнате будущего тестя, он кипел, но, к счастью, ещё мог себя контролировать.       В молчании Накагава поклонился — низко, чтобы не показаться дерзким, ожидая, когда к нему обратятся. Но включивший бьякуган Хиаши прошел мимо него и отослал прочь Ханаби.       Дождавшись, когда она, не смея ослушаться, подчинилась, Хьюга, наконец, небрежно обратился к нему: — Ты хотел что-то обсудить? — Господин Хиаши, вы ненавидите меня — я это понимаю и не прошу снисхождения. Вы отец и вы — правы. Я прошу о другом. — И о чем же мы говорим? — Хиаши был оскорбительно пренебрежителен, казалось, ни одно искреннее слово Коджи не тронуло его.       Хьюга сел за столик боком к вошедшему мужчине, раскрыл какой-то свиток, даже не обернувшись к, возможно, будущему зятю.       Несмотря на то, что он являлся хозяином дома, молодой человек ощущал себя песчинкой, ничтожной букашкой, недостойной даже взгляда, стоя перед этим строгим, уверенным в себе пожилым господином. — Я прошу выражать свои чувства ко мне напрямую. Не через Ханаби. Она ни в чем не виновата. Я намного старше, и я — мужчина. Она не завлекала меня — это мне пришлось долго добиваться её. Если кто-то из нас и заслуживает наказания — то точно не она.       Хиаши сказал обыденным голосом, будто и не замечая, как взволнован молодой шиноби. — Хорошо, Коджи, как скажешь. *** Тем же вечером — К сожалению, моя милая, я готовил тебя к жизни госпожи, а ты променяла ее на жизнь крестьянки, — покачав головой, словно жалея её произнес Хиаши.       Ханаби вздрогнула — отец ласково обратился к ней и изменил тон — неужели он не ругает ее? Она подняла глаза на Хиаши, и тот продолжил, нисколько не стесняясь присутствующего поблизости Коджи: — С господином Хидео, ты ходила бы всю жизнь в прекрасных шелках. Впрочем, зачем шёлковое кимоно жене конюха? Радуйся теперь обычной юкате.       Ханаби разочарованно осознала — теперь он бьет их обоих. Искоса кинула тревожный взгляд на Коджи, но тот, заметив ее расстроенное лицо, принял нарочито бодрый и отчего-то довольный вид. ***       С тех пор так и повелось: временами слова господина Хиаши были просто обидными, иногда до неприличия нелепыми и абсурдными, но всегда столь язвительными! Не повышая голоса, даже в несколько благожелательной манере, господин Хьюга источал яд, прицельно нанося выверенные удары. — Выйди ты за Хидео или Дэйчи, пришлось бы ежедневно купаться в фуро, ведь Хьюга любят чистоту. Хотя ты права, облегчая себе жизнь — тебе будет достаточно пахнуть лошадиным потом, и все будут довольны, — произнес он, совершенно не обращая внимания ни на Ханаби, поперхнувшуюся в этот момент чаем, ни на возмущенно покрасневшего Накагаву. ***       Однажды Хиаши не делал им никаких замечаний в течение целого дня, но ближе к вечеру сокрушенно произнес, сетуя: — Дорогая дочь, какими умными могли бы вырасти ваши дети с Хидео! Ведь люди рода Хьюга много читают и с удовольствием учатся. К моему прискорбию, я никогда не слышал об образованных пастухах. — Отец… — она не удержалась от укора в голосе.       На это Хиаши резко обернулся и спросил её: — Ты хотела что-то мне сказать, госпожа Ханаби?       Она поняла, что их сделка сейчас под угрозой и покачала головой. — Нет. Простите, я забылась.       Хьюга холодно кивнул и направился в свою комнату.       В немом бессилии девушка закрыла глаза — прошли два месяца с момента их договора с отцом, но ей они казались бесконечными, особенно в последнюю неделю: не проходило ни единого дня, чтобы он не мучил их, изводя придирками Коджи. Любимый отец — ее герой, куноичи никогда не думала, что он может быть так изощренно жесток, его едкие замечания были ещё обиднее, поскольку хотя и преувеличено, искаженно, но отражали действительность — да, она никчемная хозяйка, а брак с Коджи лишал ее поста главы клана, переводя в разряд простой куноичи.       По левой щеке поползла слезинка, она сильнее зажмурилась, но почувствовав, как ее стерла теплая ладонь, испуганно отшатнулась — отец настрого запретил им общаться наедине. Вдруг он увидел это бьякуганом, а значит, уговору конец?!       На секунду Ханаби встретилась взглядом с Коджи и он, перед тем как выйти из комнаты вслед за Хиаши, беззвучно произнес, чтобы она могла прочитать по его губам: — Потерпи. ***       Наступила середина января, до конца их срока оставалось немногим больше десяти дней. После обеда Хиаши принял лекарство, принесенное накануне Сакурой. Ханаби недавно закончила стирку и вышла на улицу повесить белье на просушку.       Войдя в дом, она остановилась у очага, чтобы согреть руки и услышала: — … знаешь, Коджи, я всегда был уверен, что моя старшая дочь — столь обычная куноичи без выдающихся способностей выйдет замуж за такого же обычного парня. А от Ханаби я ожидал достойной партии. Забавно, что в жизни вышло всё наоборот. Мой зять Наруто скоро станет Хокаге, в этом уже никто не сомневается, — он вздохнул, давая собеседнику самому додумать продолжение.       Светлоглазая крепко стиснула зубы, сегодня ее изобретательному родителю удалось превзойти самого себя в искусстве унижения. *** Следующий день       Девушка проснулась рано. В комнате уже было тепло и она мысленно поблагодарила Коджи за это — зная, что любимая долго возится с очагом, он просыпался под утро и тихо, незаметно для Хиаши быстро растапливал печь, чтобы утром Ханаби могла готовить на уже горячей плите. А потом вновь ложился и спал до рассвета.       Она оделась и прошла в комнату, где хранились перевезенные из Кумо вещи Коджи. Ханаби складывала его выглаженную чистую одежду и думала над вчерашними словами отца. Как мог он считать ее избранника бездарным и пустым?! Если бы он видел его триумф в Камакуре! Если бы услышал поздравительные слова судей ябусамэ и аплодисменты восхищенных зрителей!       Ее дыхание радостно перехватило — она поняла, что нужно сделать!       Хиаши зашевелился и открыл глаза, сел и понял, что его разбудило — будущий зять, стараясь не производить шума, одевался.       Господин Хьюга поднялся и милостиво позволил жениху дочери убрать за собой постель, не соизволив даже кивком поблагодарить его за это, направившись в дома*, чтобы умыться и привести себя в порядок.       Проходя мимо большой зальной комнаты, он заглянул, заметив там дочь, которая разбирала какие-то свитки. Ханаби поклонилась отцу и привычно поспешила на кухню, чтобы подать завтрак.       Утренний прием пищи прошел в тишине — молодые напряженно ждали подвоха, но после вчерашнего морального нападения Хиаши не спешил, возможно, продумывая новую атаку. Когда Коджи отправился к своим лошадям, Ханаби вернулась к делам в зале.       Хиаши включил бьякуган — перед этим дочка успела повесить на стену несколько свитков и сейчас заносила с улицы деревянный манекен, на котором Хьюга в отсутствие партнера по тренировкам отрабатывают удары в различные точки каналов чакры. Стало интересно, что она задумала?       После обеда он вошел в зал, желая посидеть в тишине и обдумать хитрую комбинацию в сёги, и удивленно остановился — на видном месте почти как в токонома стоял манекен, облаченный в белоснежный костюм самурая, рядом с одеждой победителя стояли большой лук и колчан стрел. Хиаши стало любопытно и он подошёл ближе, разглядывая свитки на стене.       Так, свиток из Камакуры победителю турнира ябусаме, включающий поздравительную речь и означенную крупную денежную премию. Несколько благодарственных писем на гербовой бумаге от аристократических фамилий страны знаменитой семье коннозаводчиков Накагава. Знак отличия от Райкаге за вклад в победу союзных сил шиноби во время войны.       Изначально скептически настроенный бывший глава Хьюга, внимательно вчитывался в слова Райкаге, иронизировать расхотелось, он вспоминал те тревожные военные дни… ***       Коджи был за пределами Конохи — Хокаге разрешил ему обустроить там тренировочное стрельбище. Сегодня он взял с собой и Узу и Каэна — хотел дать им возможность погулять на раздолье. Вчерашние слова господина Хьюга, как бы он не старался невозмутимо держаться, задели за живое. Конечно, в главном будущий тесть был прав — как он собирается обеспечить жизнь своей семьи? Сейчас у него достаточно средств, накопленных еще в Кумо — но все понимают, что они небезграничны. Один из возможных выходов был ему известен, но мужчина сомневался, согласится ли Хокаге?       Грустным было его возвращение сегодня — хотя обычно даже присутствие господина Хиаши не мешало Накагаве всем сердцем стремиться к Ханаби. Да, она избегала его, не позволяя себе подарить ему ни единого ласкового взгляда, но в ее голосе, движениях, аромате было то, что заставляло его внутренне радостно трепетать, просто находясь поблизости.       Войдя в жилище, он сразу же прошел в дома*, чтобы умыться и сменить рабочую одежду. Заметил, что Ханаби приготовила ему кадушку с теплой водой, нагретое у очага полотенце и домашнюю юкату. «Милая» — промелькнуло в его голове. Она догадалась делать это во вторую неделю их испытания, когда заметила его покрасневшую от холодной воды кожу.       Переодевшись, он вышел в коридор. Странно, проходя мимо столовой, он заметил, что Ханаби ещё не накрыла стол — она давно наловчилась вовремя готовить всё к его приходу с тренировок. Чуя неладное, он поискал невесту, заглянув на кухню.       — А вот и ты, — равнодушный голос Хиаши заставил его развернуться. — Пройди в зал.       Коджи вошел в комнату и, узнав свои трофеи, смущенно покраснел. Хотел укоризненно посмотреть на Ханаби, но не посмел в присутствии ее отца.       Девушка уже сидела перед Хиаши в смиренной позе. Молодой человек сел рядом, не ожидая ничего хорошего. Что там еще придумал их искушённый мучитель? — Во-первых, Коджи, спасибо тебе за гостеприимство, — неожиданно учтиво начал господин Хьюга.       Накагава еще ниже склонился в поклоне. Понятнее не стало, и эта показная вежливость почтенного Хьюга, вероятно, не сулила им ничего хорошего — наученный горьким опытом общения с будущим тестем, он старался настроить себя на сохранение спокойствия, чтобы не случилось. Мужчина слышал неровное дыхание возлюбленной, казалось, они оба не имели понятия, что их ждет, и это тревожило. Захотелось поддержать её: пожать руку или хотя бы улыбнуться, но… нельзя. — Далее, Коджи, ты пойдешь к госпиталю и по дороге передашь эту записку госпоже Сакуре — через четверть часа она будет возвращаться домой, — он сунул запечатанный свиток в руки Накагавы. — Нужно оповестить господина Неджи, что завтра мы с Ханаби возвращаемся в квартал Хьюга. А тебе, Ханаби, следует собрать наши вещи.       Молодые люди пораженно ахнули — почему? Разве они не следовали смиренно всем его требованиям и условиям, так почему же он в одностороннем порядке расторгает их соглашение, когда им осталось совсем чуть-чуть?!       Пожилой мужчина смотрел им в глаза: в его ярко-карие и её такие родные — светлые, в них читались одинаковые эмоции — непонимания, беспокойства, хотя во взгляде Коджи он видел ещё и откровенный протест.       Хиаши отмахнулся и, вставая, сказал. — Не хочу командовать в доме, в котором есть свой хозяин, — он покосился на белоснежный наряд самурая. — Я даю вам возможность попрощаться. Но предупреждаю, что включу бьякуган через две минуты и хочу, чтобы к тому времени вы находились в разных местах.       Произнося последние слова, он уже выходил из комнаты.       Коджи обнял разбитую этой вестью Ханаби, ему хотелось придушить водным дзюцу бессердечного подлеца. — Отец, в чем мы провинились? — в голосе девушки слышалось отчаяние.       Хиаши фыркнул, чуть нервно дернув плечом. — Я думал, что вы жаждете скорее пожениться. А вы, оказывается, желаете еще полмесяца испытаний?       Оба замерли, боясь поверить в смысл столь язвительно сформулированного ответа господина Хьюга. Тот довольно равнодушно бросил: — Думаю, двух-трех месяцев будет достаточно, чтобы подготовить здесь всё к торжеству, ведь по традиции свадьба должна проходить в доме жениха. Если у тебя получится, то можно будет провести ваше бракосочетание в апреле или мае. Или, возможно, вы все-таки передумали жениться? — последнее Хиаши умудрился произнести с неподражаемой интонацией — смеси фальшивой надежды и уже беззлобной насмешки. — В таком случае, я буду очень счастлив за всех нас.       Но последние слова уже никто не слушал — Коджи поддерживал Ханаби, которая с облегчением прильнула к нему. Два с половиной месяца они жили в одном доме, но не могли сделать даже этой малости — прикоснуться, прошептать о любви, наглядеться друг на друга… А сегодня Хьюга Хиаши досрочно закончил свое испытание!       Уже заходя в свою спальню, господин Хьюга вновь предупредил: — Через две минуты я включу бьякуган. И лучше не злите меня.       Коджи усмехнулся, глядя на порозовевшую в его объятиях возлюбленную, чьи ресницы и губы дрогнули — она думает о том же? Накагава осторожно, всё еще не веря, прикоснулся к нежной щеке и провел пальцами до розовой кромки ее рта. — Твой папа разрешил мне поцеловать тебя. Но у нас мало времени.       Светлоглазая крепче обняла его и сама потянулась к губам своего жениха… *** Примечания Дома* — часть японского дома, где находится умывальник. Фуро* — японская ванна.