***
Два часа назад Когда за Сэдэо захлопнулась калитка, она на миг онемела, воскрешая в памяти его последние слова и пытаясь осознать происходящее. В сумбуре мыслей громче остальных кричали две. Он бросил ее?! Но этого просто не могло быть: кто угодно, только не он и только не её! Чтобы тот, кто всю совместную жизнь с неё пылинки сдувал, баловал подарками и целовал руки ей — подарившей ему сына; чтобы он посмел так подло с ней поступить?! Отчаянно захотелось причинить ответную боль — это подстегнуло ее, Мегуми почти вбежала домой. Лицо загорелось местью и злой решимостью, она ощутила вернувшиеся силы. Он будет раскаиваться и бледнеть всякий раз, слыша осуждающий шёпот за спиной… Да! Ему будет всюду мерещиться людское порицание. Еще бы! Какой же он невообразимый супруг, если и его вторая жена… Она открыла дверь в рабочий кабинет советника и подошла к подставке с оружием — Сэдэо любил хорошие мечи и часто получал в подарок прекрасные дорогие катаны* и вакидзаси*. Приподняв короткий меч, прекрасная Мегуми поняла, что вряд ли справится — рукоятка была широкой, а сам меч тяжеловатым для ее холеной маленькой ладони. Красавица оставила вакидзаси и отправилась на кухню. Обычный кухонный нож. Она недобро усмехнулась — как же это будет пошло и неблагородно, совсем как крестьянка какая-то! Женщина проверила пальцем лезвие, вздрогнула, почувствовав пощипывание от неглубокого пореза о наточенную сталь. И поспешила приложить к губам выступившую каплю крови. Крепко сжимая нож, она замахнулась, как была — стоя посередине кухни, намереваясь быстро ударить в шею, толком не понимая, куда же бить? Ее не к этому готовили! Черноокая красавица сцепила застучавшие зубы и крепче сжала рукоятку, но быстро убить себя не получилось. Рука не слушалась. Мегуми представила, как будет выглядеть ее тело после смерти — с дырой в горле, с головы до ног обагренная кровью. О, нет! Нет, не может она остаться такой в памяти слуг и особенно Сэдэо. Она должна уйти прекрасной и безупречной! Отшвырнула кухонный нож, не заботясь, что шум на кухне разбудит прислугу. Мегуми направилась к себе, осененная тем, как красиво поставить точку. ***************************************************************************************** Середина марта. Коноха Утром под присмотром подруги Темари успела договориться с работником загородной плантации о поставке цветов на завтра, поменять воду в вазах, заучить цены и составить букет на заказ. После обеда, они с Ино провели ревизию подсобного помещения и, наконец, присели передохнуть за чашечкой чая. — Теперь я спокойна за магазин! — будущая мама оглядела свою лавочку. — Давай-ка повторим, о чем нам говорят жасмин и маргаритка на языке цветов? Темари уверенно ответила: — О женственности и чувственности расскажет жасмин, а маргаритки о чистой и верной любви. — Молодец! — Ино одобрительно кивнула, затем посмотрела на часы, было почти четыре часа, слабые схватки появились в полдень, но она ошибочно приняла их за ложные. Сейчас, перестав притворяться безмятежной, удостоверившись в компетентности подруги, менталистка тяжеловато поднялась, морщась и придерживая ноющую поясницу. — Кажется, мне пора домой. Жена советника распахнула глаза, догадавшись. — Зачем ты терпела до сих пор? О ками, Ино! — она заторопилась, выходя с подругой из магазина, по-хозяйски запирая дверь. — Ничего страшного, я не надеюсь родить за пять минут. А ложные схватки на таком сроке — обычное явление, — храбрясь, ответила белокурая цветочница, чуть побледнев, она наклонилась к стене и перевела дух, переживая вполне истинную схватку. — Темари, все отлично — Ко скоро подойдет, он обещал приглядывать за мной бьякуганом. *** Всё, действительно, прошло благополучно, ближе к полуночи на руках Ино спала маленькая светловолосая девочка. Глядя на новорожденную, Сакура прослезилась от умиления — так Аими напомнила ей маленькую подружку детства. Ко, действительно, приглядывал за ней с утра, заметив изменение активности чакры, он предупредил коллег и вышел из госпиталя. Догнав медленно идущих Ино и Темари, он поднял супругу на руки и поспешил домой. Оказавшись в родных стенах, блондинка успокоилась, как медик она знала, что вторые роды обычно протекают быстрее и легче. Менталистка постаралась расслабиться и набраться терпения. Ко собирался отправить Хироки за Сакурой, но жена остановила его: — Милый, дома твоя мама и два медика, зачем звать Сакуру раньше времени? Она обещала мне подойти вечером. Хьюга неохотно признал ее правоту и активировал бьякуган, проверяя, все ли хорошо с малышкой. Ино улыбнулась, вознося благодарность добрым ками: как же хорошо иметь мужа-ирьенина с волшебными глазами!***
Коджи возвращался с утренней тренировки. Настроение было прекрасным — весенний день заметно удлинился и пахло настоящей весной. У ворот он спешился и вернул коня на попечение Такаши. Войдя в дом, обоняние Накагавы уловило аппетитный аромат, доносящийся с кухни. Ханаби решила порадовать его раменом, следуя всем заветам госпожи Хару. Наблюдая за тем, как он ест, она не удержалась: — Что скажешь? — Очень вкусно! — искренне похвалил ее муж. Ханаби засмеялась, кивая — да, бабушка была бы ею довольна. — Вчера у Ино родилась дочка. Сегодня к нам заходил Ко, видел бы ты, как он горд и счастлив! Коджи отложил хаси. — Я уже счастлив и горд, а когда они родятся… — он замолчал, от невозможности подобрать подходящие слова. — Ханаби, я очень жду их. И прошу небесных ками о том, чтобы все прошло хорошо. — Глупый. Зачем смущаешь меня? Даже детки возмущаются. Он подсел к ней и склонился над животом супруги, тихонько поглаживая рукой. — Кто это, Ханаби? Жена включила бьякуган и определила того, кто постучался изнутри, «здороваясь» с отцом. — Твой сынок, — она любовно погладила волосы Коджи, когда он коснулся щекой живота. — Он весь в тебя, разбудил меня под утро и не давал заснуть до рассвета. Последнее звучало несколько двусмысленно и провокационно, напоминая ему о ночных ласках, из-за которых Ханаби во времена работы сенсеем, порой жаловалась на недосып, собираясь на занятия в клан. Распознав, что ее претензии, являются не более чем уловкой и поддразниванием, он подыгрывая супруге, пообещал: — Обещаю не будить тебя среди ночи. Но, любимая, ты же не против моих дневных домогательств? Оба рассмеялись: хикивакэ — ничья. Услышав стук в калитку, Ханаби подняла голову и вновь активировала Кеккей Генкай Хьюга, изумилась и пробормотала, не веря глазам. — Это Шикамару и… твой брат.***
Сэдэо вошел во двор и поклонился вышедшим к нему хозяевам. Шикамару поздоровался с удивленными супругами и, сославшись на неотложные дела, откланялся — по форме его обязанность была выполнена, пусть дальше разбираются сами.***
Ханаби накрыла стол и позвала мужчин. Сначала Сэдэо хотел вежливо отказаться от обеда, но уловив аромат рамена, не устоял. В конце трапезы он признал: — Настолько родной вкус, что я вспомнил детство! Коджи улыбнулся, да — так готовила их мама. Ей было приятно, но все равно этот нежданный визит до сих пор казался куноичи ненастоящим, непонятным и оттого, настораживающим. После обеда они перешли в просторный зал, где после чашки зеленого чая им, наконец-то, предстоит узнать причину его появления в Конохе. Сэдэо поздравил их со свадьбой, тактично умолчав, что не был гостем на ней, не получив приглашения. Накагава старший вынул свиток с подарком и оставил на столике. Пожелания счастья и долголетия прозвучали и наступило время серьезного разговора. Ханаби прочла это по морщинам, проступившим на лбу советника, по взгляду, ставшим очень серьезным, даже мрачным. Она собралась выйти, посчитав, что беседа близких родственников требует особой доверительности, но Коджи остановил жену, не желая иметь от неё никаких секретов. — Ханаби, если ты хорошо себя чувствуешь, останься с нами. Сэдэо кивнул и успокоил ее: — Я озвучу то же самое главе Хьюга. Он отправил запрос в Кумо, из которого я узнал, что произошло с вами в феврале. И сегодня я должен назвать ему того, кто хотел твоей смерти, брат. Ханаби склонила голову, было тяжело даже вспоминать тот день. Коджи обнял супругу, словно доказывая, что все давно закончилось. Старший Накагава четко и скупо пересказал основные действия Мегуми, объяснил ее мотивы. Лишь называя имя супруги в первый раз, он потерял самообладание: голос мудрого советника дрогнул. Но Сэдэо собрался и продолжил. — Простите, мне прекрасно известно, что вы могли пострадать от безумных поступков моей жены, — он склонился в виноватой позе перед ними. Коджи молчал, вспоминая темницу Хьюга и зал собраний клана, а Ханаби стало жаль почтенного господина, униженно сидящего перед ними, и она вопросительно посмотрела на мужа. Наконец, младший Накагава спросил: — И что ты решил? Может быть, тебе лучше простить её? В том доме остался твой сын. Советник покачал головой: — Когда я вернусь в Кумо, то заберу его в поместье отца. Не думаю, что она будет горевать. Ребенок ведь требует времени и заботы, а ей необходимо заниматься прическами, нарядами и светскими вечерами! — не удержавшись, горько съязвил он и разочарованно замолчал. Коджи подумал о судьбе малолетнего племянника: он родился в богатой и уважаемой семье, при этом самыми близкими людьми для него стали не мать с отцом, а воспитательница и слуги. Молодой человек покачал головой, Мегуми не являлась примером нежной заботы, но также он знал, что и Сэдэо, вечно занятый решением проблем деревни Облака, вряд ли сможет дать сыну больше внимания и душевной теплоты. Советник допил чай и поднялся. — Мне пора на прием к Хокаге. А в три часа у меня назначена беседа с главой Хьюга. Но я решил, что правильнее сначала открыть правду вам. Уже во дворе старший Накагава предупредил Коджи: — Займись постройкой дополнительных денников в своей конюшне — перед отъездом я распорядился отогнать часть наших лошадей в Коноху. По моим расчетам погонщики прибудут завтра к вечеру, нужно будет встретить их, а до тех пор я, с твоего разрешения, останусь у вас. — Сэдэо?! Их отец, так ревниво оберегал породу своих скакунов в Кумогакуре, что Коджи никогда не смел надеяться на подобное. — Чего же тут удивительного? — пожал плечами старший Накагава. — Ты носишь фамилию отца, поэтому, думаю, он бы не возражал. Лучше поторопись с конюшней — завтра прибудут два десятка голов. После встречи с Хьюга я помогу вам. С этим удивительным обещанием вечно занятой почтенный советник Райкаге вышел за калитку. Коджи остался во дворе, переваривая сказанное братом, когда к нему подошла Ханаби. — У нас все хорошо? — Не знаю… дорогая, боюсь, что не смогу много времени быть с тобой, по крайней мере, ближайшие два-три дня, — пробормотал ошеломленный Коджи. Она нахмурилась: — Что-то… Увидел ее озабоченность и поспешил ответить: — Все настолько хорошо, что я не верю. Пойдем к Масаши-сану и Такаши, обрадуем их! ********************************************************************************************** Начало марта. Кумогакуре. Дом Сэдэо. (Продолжение утра Мегуми) На кухне готовился завтрак: недавно закипела вода, на плите подпекались рисовые блинчики, Накаяма-сан удивленно замерла, когда вошла Мегуми. Госпожа редко просыпалась раньше десяти, да и выглядела она сейчас несколько небрежной и напряженной. — Госпожа, завтрак будет через десять минут, — почтительно начала помощница. Та отмахнулась. — Не торопитесь. Я не голодна. — Господин советник… — Он уже ушел, — буднично сказала Мегуми и медленно повторила. — Он ушел. Затем, вспомнив, она попросила. — У вас есть кипяток? Налейте мне чашку. Помощница поспешно налила Мегуми горячий чай и вернулась к плите. Красавица хотела накричать на глупую прислугу, но, почти сорвавшись, осеклась, какая разница — чай или вода? Все равно… — Спасибо, Накаяма-сан. *** Смешав весь порошок в чае, она смотрела, как меняется цвет напитка, меняя оттенок с зеленовато-золотистого на темно-болотный. Какая жалость, а она ведь так ценит красоту! Отставила зелье остывать и посмотрела на себя в зеркало. Мегуми умылась, расчесалась, нанесла пудру и подвела глаза. Вновь посмотрела в окно, не желая больше медлить, она сделала мелкий глоток и едва выносимая едкая горечь остывшего напитка заставила ее зажмурится. Нет, мелкими глотками такое не выпить. Она взяла чашечку и вошла в кабинет Сэдэо, в попытке за один глоток принять все, ее чуть не вырвало, но Мегуми справилась. И сразу же схватила кувшин с чистой водой и начала пить прямо из горлышка, желая избавиться от горького вкуса. Поставив кувшин на место, молодая женщина медленно села за рабочий стол мужа. Все кончено, как же хорошо, уже нечего бояться, некого винить, все закончилось, моя дорогая. *** Захотела вернуться в спальню, но почувствовала безволие и слабость — лень было двигаться. Известная всей деревне красавица закрыла глаза и вспомнила детство — как же было сладко засыпать рядом с мамой по вечерам, слушая длинные сказки о дальних неведомых странах, удивительных волшебных животных и прекрасных, отважных героях. Вспомнила голос папы, когда он хвалил ее за успехи в учебе и его взгляд полный гордости и восхищения. Невероятно роскошное расшитое свадебное кимоно, о котором досужие сплетницы завистливо судачили еще несколько недель после бракосочетания. И чувство удовлетворения от того, что все-таки стала хозяйкой большого богатого дома. Игры и разговоры с Отоми. Медленно из-под сомкнутых ресниц выступили слезы. Поцелуй Коджи и Отоми на пустом поле... Нет, Сэдэо не понял всего, а она уже и не скажет. Она просто завидовала им, не понимая этого тогда. Только сейчас Мегуми сумела постичь, чего хотела от нее часть души, что не давала ей покоя, норовя разлучить Коджи и Ханаби. Та ее часть, не могла успокоиться из-за неуверенности и страха своего главного заблуждения. Ведь если любовь настолько сильна и прекрасна, что ради нее люди рискуют всем: благополучием, репутацией, здоровьем и самой жизнью, стало быть она, Мегуми ошибалась всю жизнь, отвергая ее? И тогда получалось, что она, добившись своей цели — богатства и почитания, проиграла? Ведь она никого и никогда не любила. Да — на нее всегда с обожанием и даже вожделением смотрели мужчины, но внутри оставался холод, вернее, безжизненная пустота. Женщина вспоминала лицо Отоми — светящееся радостью и любовью, когда та смотрела на Коджи и просто говорила о нем, да, она завидовала сестре. Тому, что было недоступным ей. Она почувствовала себя нищенкой. Но теперь это уже не имело значения. Внезапно Мегуми вспомнила о сыне: как взяла его на руки в первый раз; как он улыбался и играл с ней; делал первые шаги и ласково называл ее мамой. С трудом разлепила тяжелые веки — какая же она бездарная и никчемная мать: не попрощалась с единственным ребенком! Мегуми хотела встать и оперлась на поверхность стола, подивилась, что почти не ощущает пальцев, не чувствуя деревянной столешницы под ними. Но ей надо увидеть его! Женщина призвала все свои силы, держась за стол, она покачнувшись, все же встала на ватные ноги. Резко закружилась голова, к горлу подкатила тошнота, она с трудом поднесла непослушную руку ко рту. В отчаянии попыталась сделать шаг, но не смогла и, падая в окружившую её темноту, увлекла на пол кувшин и чашку со стола. *** Примечание: Катана* — длинный самурайский меч Вакидзаси* — короткий самурайский меч.