***
— А-Юань! — выскочил вдруг Вэй Усянь из-за угла, и его голос эхом разлетелся по пустой аудитории. — Ах! — вздрогнул от неожиданности подросток и резко обернулся, не поверив собственным ушам. «Не может быть..!» — Вэ..! — распахнулись у парня глаза. — Да-да, — улыбаясь, как истинный дьяволëнок, хихикнул Вэй Усянь. — Сюрпри-и-из! — показался из-за его спины Не Хуайсан. — Здравствуйте, учитель Не! — Привет-привет. Можешь оставить все эти формальности и, как обычный человеческий ребëнок, броситься на шею своему любимому опекуну. Сычжую не нужно было повторять дважды, и он, неуклюже поставив свой стаканчик с грязной акварельной водой на подставку и чудом не опрокинув его содержимое, действительно ринулся в уже ждавшие его объятия. — Я так рад, что ты приехал… пап, — с придыханием прошептал Сычжуй в родительскую шею. — Как будто я мог не приехать, — посмеиваясь, потрепал тот мальчишескую макушку. — Как у тебя с учëбой? — Хорошо, только… — Сычжуй нехотя отлип от Вэй Усяня и пристыженно опустил глаза, — только по скульптуре у меня в этом семестре будет четвëрка… — Да не будет у тебя четвëрки, — пробухтел из другого конца аудитории Не Хуайсан. Он рылся в ящике стола и перебирал какие-то папки. — Мы с педсоветом решили, что с учëтом твоей последней конкурсной работы, четвëрку можно и закрыть. Не Хуайсан вытащил наконец какую-то бумагу и подошëл к Вэй Усяню: — Вот, держи, — протянул он лист. — Твоë чадо лучшее на курсе, что б ты знал. Вэй Усянь взглянул на пестревший одними только пятëрками годовой аттестат и гордо улыбнулся. — Умница, — наклонился он к Сычжую и поцеловал его в лоб. — Отличная работа, А-Юань. — Спасибо, — раскраснелся юноша, убирая прядь волос за ухо. — И вам тоже, учитель Не, спасибо! — Пожалуйста, — довольно хмыкнул Не Хуайсан. — В следующий раз только не забывай при выщелачивании⁷ оставлять глину проветриться на пару дней, а то снова выйдет, как в прошлый раз. — Да, учитель Не… — потупился парень. — А, вот ещë что, — вспомнил вдруг Не Хуайсан. — Раз уж ты здесь, подпиши заранее договор на следующий учебный год, — кивнул он головой Вэй Усяню, приглашая того заполнить документ. Вэй Усянь плюхнулся на ученическую табуретку и стал, бормоча себе под нос, вписывать данные. — …Вэнь Юань… Шестнадцать… Полных… Лет… Гос. номер… — Вэй Усянь уставился на строку и почесал ручкой в затылке. — А! — Сычжуй полез за телефоном. — У меня есть фо… — Не надо, — остановил его Вэй Усянь. — Я и так всë помню… Сто десять… Пятьдесят четыре… Тринадцать, — записывал он в графу цифры. В итоге Не Хуайсан пошëл относить бумаги в ректорский кабинет и, вернувшись, оповестил, что Не Миндзюэ, к сожалению, на кампусе уже не было, поэтому они втроëм сразу же направились в своë любимое кафе в сердце Навильи⁸. Светлая неоклассическая архитектура, каналы между узкими улочками, итальянский говор местных. «Как же я люблю это место», — без обиняков признался себе Вэй Усянь. — Вэй-сюн, смотри, твои любимые булочки завезли, — указал пальцем Не Хуайсан в прилавок с выпечкой, стоило им только зайти в излюбленное «Estate»⁹. — Buon pomeriggio, signori! — выскочила из-за стойки загорелая официантка. — Salve, c'e ' un tavolo libero? — вышел вперëд Не Хуайсан, дружелюбно пожав ей руку. — Certo!** Девушка провела их вглубь небольшого зала и всучила каждому по меню из выжженного со временем пергамента. Мужчины заказали то, что обычно в этом месте всегда и заказывали, и, откинувшись на спинки плетёных кресел, завели самую обычную беседу о работе и домашних хлопотах. — …О, точно! Раз уж мы заговорили о живописи, — Вэй Усянь щëлкнул пальцами. — А-Юань, у меня для тебя кое-что есть, — подмигнул он пареньку и стал копаться в своей беспросветно захламлëнной сумке. — Да где же? — Учитель Не, а вы пойдëте сегодня на выступление? — поинтересовался тем временем Сычжуй. — Нет, я буду смотреть из дома, — довольно ухмыльнулся Не Хуайсан. — По прямой трансляции, я имею в виду. — Ого… — Сычжуй озадаченно на него посмотрел. — А я думал, что там всë строго. — Ну, — усмехнулся тот, — строго-то строго, но и у меня есть свои связи… — О-о… — Слушай, Сычжуй, если хочешь, можешь прийти ко мне вечером и вместе посмотрим. — А можно? — Ну конечно можно! — Вот! Наконец-то! — Вэй Усянь выпрямил спину и прокашлялся. Сычжуй и Не Хуайсан молча к нему повернулись. — В общем… Помнишь, когда мы последний раз созванивались, ты рассказывал про то, что у Лео есть почти весь размерный ряд кистей и даже нулëвка? — Вэй Усянь заглянул в огромные, всë ещë немного детские глаза напротив. — И мне показалось тогда, что говорил ты об этом с огромным восхищением… Вэй Усянь поднял наконец руки, положил на стол плоскую вытянутую коробку и, накрыв еë сверху ладонями, перекрыв, тем самым, надписи и логотип, сказал: — Надеюсь, и о тебе впредь будут говорить не с меньшим. Он убрал руки обратно на колени и позволил Сычжую сначала, замерев, весьма забавно попялиться в одну точку, потом очень шумно втянуть воздух, а затем и накрыть ладонями открывшийся рот, из которого чуть было не вырвался очень шумный «Ах!». Не Хуайсан только присвистнул. На столе лежал набор кистей «Winsor&Newtone»¹⁰ всех существующих размеров. — Это… — у парня задрожал голос, и он почти одичало перевëл на Вэй Усяня глаза, полные неподдельного, отчаянного неверия. — Да, это правда тебе, — Вэй Усянь спокойно кивнул головой. — Да, ты их действительно заслужил, — отвечал он на один немой вопрос за другим. — Да, я их купил не только потому, что ты усердно трудишься, но и просто потому, что мне хотелось сделать тебе приятно. А ещë… — он нагнулся к уху Сычжуя, — …потому что я тебя люблю. Подростка пробила крупная дрожь на последних его словах, и он вцепился в опекуна, ставшего ему, на самом деле, настоящим незаменимым родителем. — Спасибо… — прошептал он и уткнулся лицом в плечо Вэй Усяня, смазывая набежавшие слезинки. В тот момент Не Хуайсан, подперев щëку ладонью, с тëплой ностальгией вспомнил, как Вэй Усянь три года назад прилетел к нему в Милан не для того, чтобы, как обычно, хорошенько потусить, а вместе с тринадцатилетним зашуганным мальчуганом и документами на опеку у себя в чемодане; как просил устроить его в академию, несмотря на столь юный возраст; как метался по городу, подыскивая ему лучшее жильë, как хлопотал над мальчишкой, как курица-наседка. Сам же Сычжуй вспомнил, как лëд в его жизни вмиг растаял, растëкшись озорным ручьëм, стоило только в ней появиться Вэй Усяню. Как его привели в хорошо обставленную, сухую квартиру, как с ним впервые в жизни разговаривали, как со взрослым, предлагая очень серьëзные вещи. Как толкучка Шанхая сменилась улыбками миланцев. Как самый важный для него во всëм мире человек на свой страх и риск устроил его в чужой стране на попечительстве лучшего друга, позволив заниматься любимым делом. Как тот звонил ему поначалу очень часто, а потом уже пореже, убедившись, наконец, в том, что у него действительно всë было хорошо. А Вэй Усянь вспомнил, как три года тому назад стал по пути на тренировку замечать зажатого паренька на бульваре, продававшего свои наброски в углу. Как спустя пару месяцев под холоднющим октябрьским ливнем встретил его одного на всей улице, без зонта, сгорбившегося на мокрой скамейке, с хрустальными слезами, скатывавшимися по дрожавшему подбородку. Как привëл его к себе домой и отпаивал какао, как сушил парнишке отросшие волосы, как говорил с ним, тщательно подбирая слова. Как хотел позвонить в отдел социальных работников и сообщить о пропаже ребëнка и как увидел его огроменные, блестевшие неприкрытой мольбой глаза. Как обдумывал своë решение на протяжение нескольких дней, как привязался к мальчишке, с трудом назвавшемуся Вэнь Юанем, за ещë меньший срок. Как кричал на Вэй Усяня Джу Гэ, когда позвонил ему, интересуясь причиной пропуска занятия, и узнал, что он, Вэй Усянь, вот прямо в тот самый момент был занят подписанием документов на опекунство «какого-то оборванца с улицы» в свои двадцать лет и как его возмущение полностью поддержала тëтушка Юй. Как игнорировал озадаченный взгляд Не Хуайсана во время той их поездки в Милан, как долго разговаривал с Не Минцзюэ, как долго, крепко и трепетно обнимал его на прощание Сычжуй. Голуби о чëм-то увлечëнно ворковали на веранде, вдоль кафе проехала парочка велосипедистов, весело позванивая звоночками, мужчина за соседним столиком чмокнул в щëку свою жену. Этот момент был очень личным для всех троих, и ни один бы не позволил его разрушить.***
— А-Фэн, присаживайся скорей! Сейчас же всë начнëтся! Свет ламп мягко погас и погрузил зал Ла Скалы¹¹ в возбуждëнную ожиданиями темноту. Тихий шорох, сосредоточение бледных лучей прожекторов на сцене, дружный зрительский вздох. Сегодня Милан улицезрел самого Дьявола. Тëмное, многослойное одеяние ниспадало с его плеч до самого пола, собираясь складками на деревянных досках. Опущенное вниз лицо было перекрыто тонкой вуалью. Из головы манифестом о превосходстве грозно тянулись кверху витые, местами скрюченные, властно раскинувшиеся в стороны рога. «The harlot should die…» — протянул высокий, поистине ангельский девичий голос, и капелла подвела его верхние ноты ещë выше. Шевельнулась одна рука, вторая. «The Huldra herself understood…» — вокал, приятный каждому, мягко тянул гласные. Фигура на сцене шелохнулась, будто бы невольно припадая к земле. «…Earth she stepped upon…» — взяла вокалистка ниже, как бы готовясь к чему-то большему. «…It crashed and sank», — мягко протянул еë тонкий голос. Существо на сцене подалось вперëд и рухнуло на колени. «And Heimdal was walking his time!» — нетерпеливые, торопившиеся клавишные как будто хотели о чëм-то предупредить, и вскрик накатил на зал бурной волной. «The harlot she lured him», — хор тягуче медленно, плавно, растягивая будто бы само время, доносился вместе со звонким голосом таинственной рассказчицы. «Away from a maiden's bosom», — успокаивала она, как мать колыбелью. «Told the maiden that the harlot had to die!» — взвыла она сиреной на последней, такой натянутой ноте, что, казалось, вот-вот и голос оборвëтся, рухнет грудой камней прямо на зрительские головы. Тяжëлые клавишные застучали по сцене, и Дьявол встал. Грузный, устрашающий ритм окружил его тучную фигуру, и он, скованный своей наружностью, с трудом сделал несколько шагов. Вся эта музыка, болезненность движений… Зрители поняли, куда пришëл Дьявол. Этим местом была исповедальня небес. Величественный, светлый храм безгрешности, обитель добра и понимания: сияние мира, несокрушимость веры, прохлада чистоты, и среди всего этого света — огромное чëрное существо с рогами, длинными острыми когтями, в плотных тëмных одеждах — олицетворение всех существующих пороков, грешный владыка. «Но к чему это Дьяволу? — щурился, выискивая подвох, уже наученный опытом зал. — Где это видано, чтобы повелитель тьмы добровольно уступал свету?» Ноты вбивали сам воздух в пол, и Вэй Усянь, стеснëнный неуместной дородностью своего тела, рвано, тревожно передвигался. Пробитый дрожью пируэт — и на пол спáла ткань. Высокий, порывистый аттитюд — и с его тела соскользнул ещë один слой. Он метался, горбясь и тяжело дыша от того, что, видимо, в священном храме ему приходилось отнюдь не сладко, как будто действительно пытался оправдаться, отмыться от всех своих грехов. Он каялся перед ангелами, перед Богом, перед простыми людьми. Уже более плавное ассамбле, свидетельствовавшее о том, что он всë больше привыкал к обстановке — и с него упал последний лоскут. Дьявол стоял с прямой спиной, с голыми руками и ногами, но лицо его всë ещë было скрыто за тонкой вуалью. Ритм сменился, стал менее мрачным и более торопливым, более искренним. Его приняли. Его словам поверили. Клавишные, вышагивая аллегретто, целомудренно бегали по залу, как юные девственные девы по весеннему лугу, и Вэй Усянь от них не отставал. Он кружил, открываясь зрителям на осмотрение со всех сторон, как бы демонстрируя, что никакого подвоха не было, что он был чист, что он встал на пусть истинный. Он показывал ладони и ступни, ничем не прикрытую кожу, и на них в самом деле ничего не было. Но людям было тяжело поверить в такой исход. «Как может существо с чудовищными рогами и уродливыми шрамами по всему телу ступать по священным тропам наравне с остальными? Как этот монстр может прижиться, стать частью самих небес? — силились понять наблюдавшие. — Как это нечто вообще можно принять?» Нежный, тонкий голос вернулся и успокаивающе затянулся мягкой нотой. Он обволакивал, как шëлк, как тëплый ветер, как родительские руки. Вэй Усянь пушинкой парил по сцене, доказывая свою незапятнанность, он, духовно перерождëнный в новом теле, облегчëнно, будто освобождëнный от многовекового груза, порхал над полом в лëгких, воздушных глиссадах и женственных фуэте. Тонкий голос разносился по сцене и залу, вскоре к нему добавился хор, и вокалистка взяла высокое: «You brought the night before Satan!» Вэй Усянь воодушевлëнно взмыл в гранд жете над сценой и приземлился на самые носки. Музыка смолкла, и он смиренно опустил перед зрителями свою рогатую голову. В этот раз аплодисменты не посыпались сразу. Люди хмурились, пытаясь оценить обстановку: можно ли было ему верить? Ведь, несмотря на наготу, искренность и открытость залу… …Никто так и не увидел его глаз. Один хлопóк, два. И зал взорвался аплодисментами. Может, Вэй Усянь и обманул всех, но именно ради этой пикантной ноты люди и жаждали его выступлений.***
«Вот так-то». Вэй Усянь слушал оглушавшую, как рëв водопада, благодарность зрителей. Он плавно поднял на них глаза из-за вуали, преимущество которой заключалось в том, что то, что было за ней, всегда оставалось скрытым, а сам же он замечательно мог видеть весь зал. Вэй Усянь медленно, с хорошо скрытым упоением проходился пожирающим взглядом по просторам зала, всматриваясь в лица людей. Да, именно такими и должны были быть их выражения. Наконец, он дошëл и до бесстрастного мужчины во втором ряду бельэтажа. Лань Ванцзи смотрел на него тяжëлым, свинцовым взглядом, и Вэй Усянь, тут же почувствовав, как у него пересохло во рту, сглотнул. Но стоило ему только после этого взгляда понадеяться на то, что Лань Ванцзи по обычаю спустится к нему вниз, как тот вдруг поднялся с кресла и, к совершенному неверию Вэй Усяня, одним из самых первых покинул зал.***
Вэй Усянь натянул поверх водолазки толстовку с капюшоном и, захлопнув за спиной дверь, вышел из гримëрной. — Вот ты где, — подошëл к нему явно нервный Джу Гэ. — Что такое? — Вэй Усянь покрепче вцепился в лямку своей сумки. — Там на входе три десятка журналистов, — вздохнул Джу Гэ, — и разогнать их — вообще не вариант. Пробовали, пока тебя не было, — пояснил он. — Им что об стенку горох. — То есть плевать они хотели на мои личные границы, и без боя я отсюда не выйду? — Ну, типа того, — усмехнулся менеджер. — Тогда будем драться, — хмыкнул Вэй Усянь. Они с Джу Гэ вышли с заднего входа, куда уже заранее была подогнана машина, и окунулись, как в прорубь, в водоворот корреспондентских воплей, микрофонов и маячивших прямо перед носом лиц. — Он здесь! — Здравствуйте, господин Вэй, пожалуйста, ответьте на пару вопросов! — речитативом выдали сразу трое. — Скажите, в зале был Лань Ванцзи? Вы сейчас идëте на встречу к нему? — Дорогу, молодые люди! — без всяких церемоний танком попëр прорубать дорогу подопëчному Джу Гэ. — Господин Вэй, пару слов о вашем номере! Мне уже известно, о чëм было ваше выступление, так что перейду сразу к делу: «искупление» было фальшивым, так ведь? Тем самым вы хотели высмеять концепцию религии? В этом была провокация? — без остановки выдавал один вопрос за другим особо прыткий журналюга. — Или в том, что, по сравнению с другими вашими «мрачными» номерами, этот выделяется, как белая ворона? Как единственное хорошее, что вы сделали? Вэй Усянь, поражëнный наглостью последнего высказывания, обернулся назад, чтобы посмотреть в лицо тому человеку, что не постеснялся так просто судить о пользе его поступков, и зыркнул своим фирменным звериным прищуром. Журналист на пару секунд замер, как в оцепенении, но затем с новой силой подался вперëд, тыча Вэй Усяню в плечо микрофоном. — Тогда, что насчëт мистера Ланя? — всë продолжал он преследование, впрочем, как и все остальные. — Скажите, вы в самом деле любовники? — Немедленно уберите от него руки, или я вызову полицию! — рявкнул на него Джу Гэ. — …Господин Вэй, а какой вы сегодня салат? — раздался из толпы насмешливый женский голосок. Вэй Усянь невольно прыснул и даже не стал оборачивать голову, чтобы убедиться в том, что этот вопрос принадлежал именно той, о ком он подумал. «О господи, Линда, ты действительно пересекла три страны, чтобы поговорить со мной?» Он не сдержался и всë-таки обернулся. Блондинистая макушка выглядывала где-то из-за ещë пятнадцати человек, но Вэй Усяню уже этого было достаточно. Он ускорил шаг и отгородился сразу от семи микрофонов. — Вэй Усянь! Признайтесь, наконец: вы водитесь с Лань Ванцзи только потому что он чертовски богат! — Господин Вэй, а вы в курсе, что среди общественности бытует мнение, что вы шантажируете Лань Ванцзи?! «Ого, даже так», — ухмыльнулся тот. — Господин Вэ..! — Пошли вон! — гаркнул, распахивая дверь авто, Джу Гэ и затолкнул Вэй Усяня в салон. — Езжай в отель, — наклонился он к нему. — И никаких глупостей! — Ладно-ладно, — отмахнулся Вэй Усянь. — В отель — так в отель… — Хорошо, тогда я пошëл! — Ага, пока, — помахал Вэй Усянь и после хлопкá дверцей с тяжëлым вздохом откинулся на заднем сидении. Теперь можно было снять маску напускной безмятежности и что-то сделать со своей собачьей усталостью и откровенной злостью, вызванной одним весьма дурацким директором одной весьма дурацкой компании. И Вэй Усянь тут же решил, что выпить для него стало вопросом жизни и смерти. «Прости, Джу Гэ. Может, я и сказал, что закроюсь в номере, но я ведь не уточнял, когда именно это сделаю?» — Дядя, в бар меня, — устало вздохнул Вэй Усянь. — «Enigma»¹² подойдëт? — отозвался водитель. — Годится.Примечания 0.5:
*«Hold Me Down» by Mansionair. Эта песня также есть в плейлисте. ** — Добрый день, господа! — Здравствуйте, у вас есть свободный столик? — Разумеется! ¹Аэропорт в Италии, расположившийся к западу от Палермо, административного центра одноимённой провинции. ²Ещë один итальянский, а точнее — миланский, аэропорт. В нëм на момент звонка и находился Вэй Усянь, в него же, соответственно, должен был прибыть позже Джу Гэ. ³Думаю, название говорит само за себя, но если у вас нет опыта в путешествиях, вот вам картинка: https://bit.ly/3l05H1D ⁴Bentley Continental GT Convertible. Как выглядит эта модель: https://bit.ly/39ZwF39 ⁵Ректор — руководитель в институтах или университетах; проректор — его прямой заместитель. ⁶Что-то похожее действительно существует в Милане, только не академия, а институт. ⁷Процесс размягчения глины для лепки; чаще используется тогда, когда человек в силу тех или иных обстоятельств отказывается от приобретения новой, качественной глины и решает самостоятельно разобраться со своим «задубевшим» куском ;) ⁸Оживлëнный район, застроенный барами и кафе. ⁹Estate — «лето» (итал.); название придуманное. ¹⁰Бренд, специализирующийся на художественных продуктах для профессионалов; ценники такие, что профессионалы не хотят быть профессионалами. ¹¹Миланский оперный театр. ¹²Enigma — «тайна» (итал.); название придуманное.