***
Кли редко доводилось проводить время со своими сверстниками, чаще находясь в попечении таких разных взрослых, причем имеющих свои странности. Однако каждый раз замечая на улице, на встрече детей с родителями, стоящих вместе, внутри неё зарождалась мысль, что что-то явно в её семье идёт неправильно. Почему они не могут чаще проводить время вместе. Когда она напрямую задавала этот вопрос, никто не мог дать на него четкого и понятного для неё ответа. Больше всего из всей своей насыщенной жизни Кли обожала проводить время с обоими родителями вместе. Даже маленький вечер из всех трех дней пребывания на празднике в ЛиЮэ запомнился ей больше всего, потому что именно тогда они запускали фонари все вместе, даже смеясь и не испытывая невидимого дискомфорта, что вереницей тянулся между её близкими. Совместных дней, если не считать дни рождения, и таких ярких совместных воспоминаний можно было пересчитать по пальцам. Кли иногда сравнивала своих родителей с принцем и принцессой, нередко в конце рассказанных сказок Аделаиды спрашивая: — А после «долго и счастливо» у них тоже начинается работа, и они очень редко проводят время вместе? На это старшая горничная могла лишь отвечать, что жизнь «немного» сложнее, но чудеса случаются и в ней, оставляя задумчивую Кли скорее засыпать в обнимку с ее любимым Додоко.***
Когда Кли просыпается после дневного сна, она никак не ожидает потерять обоих родителей сразу. Едва она заснула на диване в гостиной, как Джинн покинула винокурню, передав её Дилюку, пожелав им хорошего времяпрепровождения. Первым, кто поймал выходящую из дверей Кли, был Эльзетер. Её большие и ещё сонные глаза встретились с явно потерянным дворецким, и она принялась бежать в другую сторону, осознавая свое проигрышное положение. После сна её в большинстве своём всегда ожидали уроки, которых она явно хотела избежать в столь приятный летний день. — Постой! — Эльзетер хватает её прежде, чем Кли спешит сбежать кубарем по высокой лестнице второго этажа. За такое упущение его явно не погладят по голове. Она разворачивается, явно не удовлетворенная проигрышем, и Эльзетер понимает, что девочка готова испустить свой жалобный вой. Упавшая от напряжения белая челка лишь сильнее выдает панику Эльзетера. Пускай она всё ещё была маленькой девочкой, дворецкий с самого её появления в доме ощущал видимую панику, когда оставался с ней наедине. Подобное хоть и происходило редко, но постоянно вводило бедного парня в ступор. Эльзетер едва ли справляется с ситуацией, уже признавая свое поражение. Пока в поле видимости не появляется Аделаида, усаживая себе обиженную Кли на руки. — Вижу, маленькая госпожа уже проснулась, — она мягко заправляет ей за ухо расплетенные после сна блондинистые волосы, когда девочка явно обиженно смотрит на взрослых, ожидая найти родителей раньше, чем найдут её — тебе нужно научиться не попадаться на её манипуляции. В столь юных глазах она словно находит отражение во времени, когда Аделаида только стала работницей дома Рагнвиндров. Ей навряд ли удастся забыть полный озорства и уверенности взгляд юного господина Дилюка, некогда так сильно мешавшего своими выходками её работе. И сейчас, смотря на Кли, она все чаще вспоминает себя на месте Эльзетера, только вместо испуга была мелкая злость. Едва увидев этот взгляд впервые у ещё только встающей на ноги, но с необычайной уверенностью в глазах Кли, Аделаиде не понадобилось иных доказательств, чтобы видеть наследницу рода, которому она уже служила несколько лет. Кли поворачивается к Аделаиде что-то говоря ей строго на ушко, пока она понимающе кивает ей в ответ. На все это Эльзетер смотрит с некой обидой, но успокаивается, понимая, что этот ребенок больше не его забота, и спешно удаляется под смеющийся взгляд старшей горничной. Меч Дилюка облокачивается на стол, когда он разминает явно растянутую мышцу. Аделаида ставит кувшин с водой, и Кли едва заметно подкрадывается к отцу. Он замечает юное создание сразу с приходом Аделаиды и опускается до уровня Кли, поправляя и так криво завязанный хвост. На все попытки обнять отца, Дилюк лишь в сотый раз повторяет Кли, что он грязный и потный от тренировки, и девочка лишь кривит нос, еще немного капризничая. Проснувшаяся немного раньше своего привычного режима дневного сна Кли кажется окружающим немного заспанной. Ещё не спавшая жара к середине дня только усугубляет её сонное состояние, но предложение поспать немного больше она категорически отвергает. Ответ Дилюка о том, что мама уехала по делам, Кли немного расстраивает, и Дилюк, ведомый желанием обрадовать свою дочь, обещает ей, что, когда Джинн приедет, они обязательно поговорят о семейном пикнике, который так давно хотела девочка. Радостно давая «пять» в ответ, Кли улыбается, обещая до того времени быть хорошей девочкой, и Дилюк почему-то ей верит. После тренировки на жаре сердце Дилюка усиленно пульсирует и вторит огню его глаза бога, подвешенном на поясе, на который бросает свой взгляд Кли. Такой красивый, похожий чем-то на карамельные яблоки из ЛиЮэ. Кли завороженно смотрит на пульсирующий предмет, пока Дилюк полностью осушает кувшин. Кли хватает глаз бога руками, натягивая пояс, на котором он закреплен. — Так, подожди, — говорит он, немного оттягивая предмет обратно, отчего Кли смотрит на него немного обиженно. Дилюк едва успевает поставить кувшин. Этот ребенок действительно избалован. Аделаида лишь прячет улыбку за ладонью, словно возвращаясь в прошлое. Держа в руках такой теплый глаз бога, Кли смотрит, как он резонирует с сердцебиением Дилюка. Внутри так красиво! Как в снежном шаре. Пока её отвлекает предмет, диалог между Дилюком и Аделаидой продолжается. Дилюк лишь говорит о своем желании провести время с Кли, после того как он смоет с себя всю усталость и пот. Благо озеро с ниспадающим водопадом с ледяного хребта поможет ему быстрее прийти и в себя, нежели просто прохладная ванна. Девочка едва ли обращает внимание на старшую горничную, которая говорит с её отцом, лишь наблюдая на летающих бабочек в округе. Прося Аделаиду ненадолго вновь присмотреть за Кли, он готовится забрать из цепких детских пальцев столь важный предмет с этими острыми крыльями символичными для Мондштадта, все же немного переживая за Кли. — Извини, Кли, но папе это очень нужно, — он подставляет ладонь, ожидая, что девочка сама отдаст ему этот предмет. Но Кли лишь ближе прижимает такой приятный и теплый глаз бога, не желая расставаться, подобно с любимой игрушкой, и надувает губы. Аделаида только молча наблюдает за ситуацией. Первоначально усталое лицо Дилюка приобретает некоторые грозные нотки. — Кли. Она возвращает предмет нехотя, бубня под нос что-то обидчивое, но Дилюк едва ли обращает на это внимание. В жаркую погоду стекаемый пот ручьем мешал и немного нервировал, отчего желание искупаться интересовало его немного больше. Пускай Кли и проснулась немного раньше привычного режима, он решил, что для начала смоет с себя всю усталость, прежде чем посвятит остаток дня Кли. На просьбу принести полотенца и позаботиться о Кли Аделаида учтиво кивает и только готовится подойти к девочке, как она подбегает к отцу под его неодобрительные возгласы. Только Аделаида хочет протянуть руки с ней, и Кли оборачивается, едва ли не закатывая истерику в ответ на уставший взгляд отца. — Не оставляй меня, — фраза проникает в сердце Дилюка быстрее, чем он ожидал, оставляя неприятный привкус. И Дилюк снова сдается на её жалостливый, но такой умилительный взгляд, обещая себе, что это было в последний раз. — Хочешь к воде? Кли яростно кивает, приближаясь к родителю, не желая оставаться в какой-то душной комнате неизвестное количество времени. Протянутая детская ладонь едва достает до мужской руки, и Дилюк наклоняется для того, чтобы взять её руку несколькими пальцами. Аделаида спешно удаляется, сообщая, что также найдет шляпу для Кли в столь солнечную погоду, оставляя господина и его юное создание наедине направляться медленными шагами к воде. Вода возле водопада у винокурни покрыта паром из-за ниспадающих холодных потоков. Несмотря на теплоту, вода здесь постоянно несильно прогревалась, тем самым облегчая задачу спасения от жары на сегодня. Одна из служанок становится с полотенцами возле Кли, когда, не снимая одежды, Дилюк заходит в озеро, практически сразу падая в него. Ловко шагая по песку босыми ногами по прогретому берегу, Кли завороженно смотрит себе под ноги, едва ли слушаясь служанку с тихим неловким голосом. Дилюку вода кажется теплой, когда он доплывает до другого берега, его волосы тяжелым грузом свисают с головы, и он проходится руками по мокрому телу, немного разминая уставшие мышцы. На другом берегу слышится детский смех, и он ради забавы окликает с мелкой улыбкой Кли, помахивая рукой. Кли машет в ответ, заходя ещё немного в воду, тем самым моча свой сарафан ещё сильнее, отчего служанке самой приходится попросить молодую госпожу вернуться ближе, поскольку она может простудиться. Он приплывает обратно также скоро. С мелкой усмешкой Дилюк выходит из воды, слегка обрызгивая Кли, несильно моча её повседневную одежду. Девочка лишь радостно вторит ему в ответ, обрызгивая наклонившегося отца, и получает его мягкую улыбку, смеясь своим ярким смехом. И, когда он легонько подходит к разыгравшемуся ребенку, Кли отбегает в воду, падая на ровном месте, тем самым полностью моча свой наряд вместе с плавающей теперь шляпой, едва не наглотавшись воды. И тогда Дилюк не сдерживает смеха, с умилением помогая девочке подняться. А затем заворачивает её в предназначенное ранее ему полотенце, направляясь в дом, где просит подать ей горячего супа, на что Кли только кривит нос и просит папу показать ей огонь, чтобы она согрелась. К вечеру веселый жаркий день сменяется довольно сильно холодной ночью. Кли отправили спать ещё час назад. Разгоряченная голова Дилюка от вечерней работы уже просто не выдерживает, вынуждая его переместиться на балкон, где он проводит остаток часа, прежде чем к нему забегает заспанная Кли с босыми ногами. Явно удивленный её появлению, Дилюк спокойно подходит к дочери. — Почему ты не спишь? — его вопрос достаточно прост, как и ответ Кли. — Ты обещал мне сказку, — всеми силами стараясь не заснуть, она щипает себя за ладонь, смотря на отца мутным взглядом, — и я ждала, когда ты придешь. Он приобнимает её хрупкое тело, поднимая Кли над полом. Прикосновение к её пяткам вызывают у Кли легкий смех, когда её ноги кажутся ему совсем холодными. — Где твои тапки? — Слишком жарко, — девочка лишь прижимается к мужскому плечу, явно едва держа себя в сознании. Дилюк обхватывает её поудобнее, направляясь в комнату Кли, которая некогда была его собственной. — Не выдумывай, — когда его ладонь случайно задевает её лоб, до Дилюка доходит, что что-то не так. Прикасаясь тыльной стороной ладони к её лбу повторно, он действительно замечает, что он чересчур горячий. Однако Дилюк отбрасывает эту мысль с возможным переутомлением девочки и на первой же странице её любимой истории замечает, что она уснула. Лишь на утро он узнает, что Кли заболела. Не то чтобы он ожидал проснуться и увидеть под боком юное дарование, но первый факт, что он проснулся не от детского шепота, его немного обрадовал. Для себя он отметил, что, возможно, она слишком переутомилась вчера. И, когда Дилюк полностью приводит себя в порядок, он заходит в отведенную для неё комнату, замечая свернувшееся калачиком детское тельце в слишком большой для ребёнка постели. От Аделаиды он узнает, что у Кли поднялась температура и доктор обещал быть в течение часа. Ещё с шести утра она лежала в лихорадке, просто не в состоянии заснуть, и только сейчас, благодаря травам, пришла в себя. Дилюк верит ей и просит оставить их наедине, когда Кли едва что-то говорит, услышав голос отца. Кли дышит трудно и громко, на имя реагирует слабо. Девочка едва ли находит силы посмотреть на отца, как он уже жалеет, что потревожил её в столь неприятном состоянии. Детская ладонь слабо сжимается в большой мужской, и Дилюк убирает её влажную челку со лба, предлагая ей еще поспать, на что Кли издает полустон, полусогласие. Легкие поглаживания руки Кли большим пальцем успокаивают Дилюка больше, чем саму девочку, засыпающую, изнуренную от болезни. В первый раз за этот едва ли год его знакомства со своей дочерью, он чувствует на себе возросший груз ответственности. Он сидит возле её постели достаточно долго, не зная, как повести себя в этой ситуации. В жизни Дилюк всего раз ухаживал за больными, искренне переживая. Были и моменты, когда рыцари помогали сестрам в уходе, едва он только поступил на службу. Дилюк и проходил обучение по первой помощи, и иногда оказывал её. Но всё это было не то. Сейчас возлагаемая на него ответственность за такое хрупкое создание, так сильно вклинившееся в его первоначальные планы, полностью меняя восприятие всего вокруг, наверное, настораживала. Кли сильнее сжимает во сне Додоко, вырывая Дилюка из потока мыслей, а её волосы рассыпаются по подушке из-за слабой резинки. Волосы такого же блондинистого цвета, как и у Джинн. Дилюк аккуратно убирает резинки с её волос, пряча пряди подальше от потной кожи. Его хрупкое создание. Безэмоционально он продолжает смотреть в упор на такую умиротворенную Кли. Это заставляет переживать его сильнее обычного. После осмотра доктор сообщает, что возможный перепад температур взыграл сильно на юный организм, и Дилюк спрашивает о вероятности заболеть из-за вчерашнего купания в прохладной воде, на что доктор кивает, не исключая данный вариант. Дилюк ничего не отвечает, цепляясь взглядом за Кли. Ощущение вины за ситуацию накрывает его совсем скоро. Именно он виноват в её нынешней болезни. Доктор немного теряется от пустоты во взгляде господина и после чего смеётся от осознания причины. Пододвигая ближе игрушку Додоко к Кли, Дилюк обращает свой взор на врача, сухо спрашивая его о лекарствах и принятии мер для восстановления, но в ответ получает не только наставления, но и искренний мягкий смех доктора, не понимая, что смешного. Когда сокол вздымается в небо, Дилюк надеется, что его сообщение быстро достигнет Джинн. Доктор покидает «летнюю резиденцию», как любил называть её семейный врач, и Дилюк долго склоняется над запиской, не зная, каким образом оповестить Джинн о болезни её… их дочери. Дилюк много размышляет, утопая в собственных мыслях. Среди всех извинений и раскаяний за то, что он позволил себе дать слабину и подвел Джинн, все, что выводит его рука на листке: «Кли заболела». На легкие позывы «мама» и «папа» Джинн самостоятельно сменяет ей повязку на голове, когда Дилюк наклоняет Кли немного для того, чтобы она могла выпить лекарство. Едва Джинн узнает о болезни дочери, она приезжает на лошади Кэйа с первым ветром, оставляя дела на него же, искренне благодаря за помощь и понимание. Желание оставить их наедине с Кли прозвучало достаточно отчетливо сразу же после ухода врача, и слуги поспешно покинули покои. Уезжая, доктор просил никого не паниковать, отмечая, что это только первые дни простуды кажутся такими критичным в данной ситуации. — Молодым родителям свойственно беспокоиться за своего первенца, — сообщает он присутствующим с неким подобием спокойной улыбки и покидает винодельню, обещая посетить их завтра в назначенное время. Дилюк ничего не отвечает на это, лишь прося Аделаиду заказать нужные лекарства с посыльным как можно быстрее. Открывая глаза после долго сна, Кли пока что нечетко видит родные лица. Сложить слова в предложения кажется пыткой, и жалобный взгляд почти пробивает Джинн на слезы и панику. — Когда ты выздоровеешь, обещаю, мы сходим с тобой на рыбалку, — говоря это скорее самой себе, Джинн всматривается в больной вид дочери, а затем ловит спокойный взгляд Дилюка, когда он отворачивается от окна. Переступая порог с тяжелой отдышкой, Джинн едва ли замечает свое потрепанное состояние после езды, когда её буквально ловит Дилюк на втором ярусе лестницы, призывая немного прийти в себя. Отчего-то его спокойствие вводит Джинн в легкую дрожь, но она соглашается. Прежде чем просыпается Кли, они разговаривают, Дилюк говорит о прописанных доктором лекарствах, о том, что виноват в том, что Кли болеет. Джинн не винит его, скорее больше коря себя, но вслух не говорит, оставляя всё при себе. Но это они снова обсудят позже. Кли едва ли хватает сил чтобы ответить короткими фразами. — Вместе? — сердце обоих сжимается, от понимания сложной для обсуждения темы. — Да. — И с папой? — Да, все вместе. И Кли засыпает. Оставляя легкий поцелуй на лбу Кли, Джинн выходит из комнаты тихо, прислушиваясь к каждому сиплому вздоху своего ребенка. Двери закрываются с легким скрипом, и Дилюк с Джинн соглашаются на предложение Аделаиды заварить им чай. Сидеть за столом в компании уютного аромата заваренных в чае валяшек становится легче, разговор заходит между ними двумя сам собой. Предложения выскальзывают неловко, и они, как и всегда, едва ли доводят свои истинные мысли до конца. Сжимая остывшую чашку в руках, Джинн редким взглядом обращается к Дилюку напрямую, избегая даже мимолетного зрительного контакта, как и сам хозяин винодельни. Решение оставить больную Кли на винокурне под опекой Дилюка далось Джинн с трудом. Впервые в жизни она находится так далеко от дочери, даже несмотря на поддержку Дилюка. Джинн сжимает кулаки, борясь с собой за выбор между долгом и заботой за близким человеком… — Мы же обещали доверять друг другу, верно? — эти слова направлены скорее к себе, нежели к Дилюку. Он кивает, заставляя её ладони разжаться мягкими поглаживаниями по её напряженным мышцам рук. И Джинн успокаивается, при согласии получать его ежедневные отчеты или мелкие послания о состоянии Кли. Дилюк кивает, все равно зная, что Джинн не выдержит и будет срываться каждый вечер, приезжая на лошади, как можно скорее. Даже несмотря на уже ставшие повседневностью поездки к Дилюку несколько раз в неделю, Джинн все равно подсознательно переживала за Кли, не ощущая её присутствие рядом. В такие моменты Джинн уходила в работу с головой. — Я кретин, — честно и искреннее произносит Дилюк в один из дней, одиноко бросая эти слова Кэйа, в ответ на вопрос о причинах болезни его дочери. Когда капитан прибывает на винокурню в ожидании навестить племянницу, общий траур несильно наводит на положительные эмоции, и, наверное, оно и к лучшему, что Кэйа внесет капельку раздора и радости, привозя с собой её любимые сладости для улучшения настроения. Обращая свое внимание на пустое состояние Дилюка, такое редкое для его нынешнего характера, Кэйа невольно понимает причины столь сильной замкнутости и печали. Но толченая в ступе вода не его дело. — Возможно, — чересчур спокойно и даже наигранно произносит Кэйа, то ли боясь обидеть, то ли рассмешить, — а возможно, не стоит делать из себя второй раз Гамлета, а стоит принять ситуацию такой, какая она есть, — он не выдерживает и испускает смешок, привычно шутя не в попах и уходя порой от темы, но все же заряжая атмосферу на спокойствие. — Простуда, к счастью, излечима, как и излечимы глубокие порезы… И Дилюк знает, о чём говорит Кэйа, но почему-то хочется зажать уши и не слушать, но он всего лишь кивает в ответ. Уже на следующий день Дилюк просит Аделаиду подготовить для госпожи Гуннхильдр комнату, в которой они проводят время вместе за неловкими разговорами между буквально сменами возле постели Кли. Отказываться не было смысла, как и неловко засыпать в кресле возле дочери в неудобной позе. Как и сейчас, почти за час до полуночи. Оба прекрасно понимают, что в постоянном нахождении возле спящей больной дочери нет никакой логики, только почему-то продолжают это делать. Может, оно было и к лучшему? Пускай и высохшие воспоминания оставались где-то на полках сознания, неловкость Джинн и отстранённость Дилюка — появившиеся у каждого по своим причинам — будто лишь насмехаются над их реальностью, от которой они снова пытаются сбежать. Входя в комнату Кли, застать спящую Джинн, которая сжалась в кресле, было уже ожидаемо для Дилюка, отчего он невольно испускает смешок. Дилюк подходит к ней медленно, почти на носочках, вглядываясь в этот умиротворённый образ, запечатляя для себя его в памяти. Упавшие локоны на глаза мешают ей, отчего желание убрать их появляется неожиданно. Дилюк мотает головой слишком резко, отстраняя свою руку от волос Джинн. Джинн медленно приходит в сознание, улыбаясь дружелюбно в ответ на мягкие, будящие слова Дилюка о выздоровлении их дочери, в ответ соглашаясь с ними. И в объятиях двух близких людей Кли постепенно становится легче.