***
Как оказалось, лучшее средство от переживаний — работа. Усердная и монотонная. Числа отлично скрадывали время. Может быть, поэтому Чимину всегда нравилось считать. — Ты не ходил на обед? — спросил подошедший к нему Тэхён. Чимин отрицательно покачал головой. Ему не хотелось больше просить у отца денег, а та сумма которой он располагал, могла покрыть лишь затраты на проезд. Брать же с собой что-то из дома он не смел. — Не было времени, — пожал плечом Чимин. — Я тоже не обедал. Не хочешь пойти перекусить со мной? Если я привезу свою еду обратно домой, моя мама прибьёт меня, — покачал головой Тэхён. — Давай, идём, — он улыбнулся, видя смятение Пака, и хлопнул его легонько по предплечью. — Сделай перерыв, ты работаешь как терминатор. Донсок вообще в шоке. Он, кстати, хочет отправить тебя учиться. Чимин где-то слышал, что человек не может быть абсолютно несчастен. В тюрьме он не особо в это верил, но сейчас, смотря на добрую улыбку Тэхёна, он подумал, что, быть может, так и есть. И что, быть может, он всё же заслужил у этого мира право на амнистию. Время не остановить, прошлое не вернуть, сделанные ошибки не исправить. Но жизнь впервые дала ему шанс начать всё сначала. Прежде ему выпадал только один шанс — стать козлом отпущения. — Не грусти так, всё потихоньку наладится, — подмигнул ему Тэхён. Чимин улыбнулся ему в ответ. Он и не подозревал, что у него такой печальный вид, и что другие это замечают. — Спасибо, — прошептал Чимин. Тэхён хотел сказать что-то ещё, но вдруг резко передумал и, склонив голову набок, посмотрел с недоумением ему за плечо. Он обернулся, чтобы проследить за его взглядом, и сердце мгновенно ухнуло куда-то в пятки. Ринсок вошёл на склад, грубо оттолкнув от себя охранника. — Ах, ты, ёбаный урод! — прокричал он, указывая пальцем на Чимина и решительно ринулся к нему навстречу. Чимин интуитивно сделал полшага назад. Жизнь странная штука. Секунду назад он думал, что движется в нужном направлении, что он на пути к этому призрачному счастью, о котором так много думал и мечтал, как вдруг дорожка его резко свернула, ветра поменялись, перепутались полюса. Юг стал Севером, Север Югом, а вместо твёрдой почвы под ногами, растянулся зыбкий деревянный мостик, качающийся над чёрной бездной. Оказалось это очень просто — сбиться с пути. Бей первым, — пронеслось в голове красной строкой. Он сжал кулаки, но остался неподвижным. Рин сходу ударил его по скуле. Пак не устоял и упал на грязный бетонный пол. Лицо мгновенно вспыхнуло, острая боль пронзила челюсть. Он задрожал, руки его затряслись, дыхание стало частым и отрывистым. Голос Тэхёна звучал слишком глухо и неразборчиво, кажется, он пытался что-то донести до Рина, но единственный звук, который Пак мог четко слышать — было биение собственного сердца. — Я сказал тебе не появляться больше в моей жизни! И что? А? Меня вызывают в прокуратуру! — голос Рина прорезался к нему в сознание, и мир вновь возник перед ним — резко, но как-то неясно, будто он только что вынырнул из мутной воды. Ему хватило секунды, чтобы поднять с пола железный ломик, оставленный водителем грузовика, и вскочить на ноги. Кто-то одёрнул его, но он без труда высвободился, ударив наотмашь того, кто был сзади. Пелена ярости затмила разум. Оглушила, ослепила, превратила в животное, движимое одними лишь инстинктами. Чимин подкинул ломик и, перехватив его за другой конец, с размаху ударил им Рина в живот, тот согнулся пополам, хватая ртом воздух. Пак отбросил железку, схватил его за загривок и ударил в лицо коленом, затем повалил на пол, усаживаясь сверху. Всё произошло в считанные секунды. Крепкие руки вновь уцепились за него, пытаясь оттащить в сторону. Чимин дёрнулся, зарычав, и изловчившись всё же смог ещё раз ударить бывшего друга в лицо. На этот раз плотно сжатым кулаком. — Ублюдок! Ах, ты ублюдок! — выкрикнул Пак, сопротивляясь парням, пытающимся стащить его с Рина. — Какого хера ты ещё хочешь? Что ещё тебе нужно? Что ещё?! Ну?! Что ещё? Я отсидел за тебя! За тебя, за себя, за нас обоих! Что ещё? Что?! Чимин сделал глубокий хриплый вдох, и из него вырвался пронзительный вопль — так обычно кричит раненное животное. Он снова попытался вырваться, но сильные руки одного из грузчиков крепче обхватили его под живот, удерживая насильно в своих объятиях. Рин перекатился на бок, сплёвывая вязкую кровь, и встал, опираясь руками на свои колени. — Я прибью тебя, клянусь, я прибью тебя, если ты не исчезнешь! — выкрикнул в ответ Рин и снова сплюнул в сторону, шагнув навстречу к Чимину, но путь ему преградил Донсок. — Уведите его отсюда! — обернулся мужчина, указав пальцем на Чимина. — Я размажу тебя, разобью твою никчемную башку! — продолжал Рин. — Давай! Попробуй, ну! — прорычал в ответ Пак и резко дёрнулся, но снова безуспешно. — Ты ведь давно об этом мечтаешь?! Ты же мог помочь мне тогда, мог же ведь? Но ты стоял и смотрел. Я тонул вместе с девчонкой, а ты стоял и смотрел, ебливый ты козёл! Стоял и смотрел! — Да уведите же вы его отсюда! — приказал Донсок, отталкивая Рина, рвущегося навстречу к Чимину. — Пусть будет проклят день, когда я с тобой связался! — надрывно прокричал парень и, стерев большим пальцем с губ кровь, вновь бросился вперёд, но наткнулся на грудь Донсока. — Ты сам во всём виноват! Так что заткнись и исчезни, Пак Чимин! Исчезни из моей жизни! Не смей даже имени моего произносить! Слышишь меня, Пак Чимин? Исчезни! — Не оборачивайся, — прошептал один из грузчиков и крепче взял Пака под руку, ведя за собой. Но он всё равно обернулся. Они встретились взглядом всего на секунду, но окровавленное лицо Рина и его безумные от злости глаза ещё долго стояли перед ним яркой картинкой.***
— Где? — взволнованно спросил Юнги. — В кабинете, — ответил Донсок. Мин, не останавливаясь, прошёл быстро мимо него, и буквально влетел в кабинет с документацией. Чимин сидел на полу, подобрав колени к груди. Увидев его на пороге, он поднялся, но продолжал прижиматься спиной к стене. Его печаль чувствовалась через весь кабинет. Это сбило Юнги с толку, и он на мгновение замер. Потом закрыл за собой дверь и сделал несколько решительных шагов к нему навстречу, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. Чимин совсем вжался в стену. Ранка в уголке губ ещё не зажила, на скуле виднелась большая ссадина, за которой шлейфом тянулся бордовый кровоподтёк едва ли не до самого виска. Мин поднял руку, чтобы коснуться его лица, но тот вдруг отвернулся в сторону и зажмурился, словно ожидал удара. Он осторожно дотронулся пальцами до его подбородка, чуть его приподнимая. Ресницы Чимина дрогнули, он открыл глаза, посмотрев на него молчаливо. В его взгляде не было больше былой кротости, только недоверие и злое разочарование. Он смотрел враждебно и напоминал собой загнанную в угол собаку, в целом не агрессивную, но, казалось, одно резкое движение, и она зарычит, обнажая острые клыки. — Рин сказал, вы вызвали его в прокуратуру, — произнёс он, не отводя глаз. — Зачем вы делаете это? Зачем ворошите прошлое? — Я не прокуратура и никуда его не вызывал. У меня нет таких полномочий. Полагаю, вопросы к нему возникли в следственном отделе. — Смею предположить, с вашей подачи, куратор Мин? А кто просил вас, собственно говоря? — Прекрати… — покачал он головой, чувствуя, как нарастает в горле ком от его раздражённого тона. — Что прекратить?! Говорить? Сегодня все просят меня заткнуться! — поморщился Пак. — Не повышай на меня голос, Чимин. Я здесь, потому что ты облажался. Устроил драку с Ринсоком, ударил Тэхёна. Ты нарушил дисциплину и продолжаешь пререкаться. Если Рин напишет заявление, ты сядешь. Ты опять сядешь, Чимин! Ты этого хочешь?! Хочешь вернуться в колонию? И кому, чего ты докажешь? — Я не нужен никому и нигде, так куда же мне деться?! Господи… Я просто хочу, чтобы вы все перестали давить на меня! — Я не давлю на тебя. — Давите! Вы давите на меня. Боже мой, это никогда не закончится… — Чимин схватился за голову руками. — Психологи, адвокаты, следователи, обвинение, судьи, мои родители, родители Инюль, Рин… теперь ещё и вы! С меня хватит, надоело! Мне плевать на последние шансы и новую жизнь! Пусть только все от меня отстанут! Я прошу вас… я вас умоляю, оставьте меня в покое! — Почему ты так реагируешь? Почему не даёшь помочь? — проговорил Мин, всё больше теряя надежду достучаться до Пака, и впервые подумал, что лучше бы тот плакал. Слёзы обнажали сердце, делали его чувствительным и восприимчивым. В слезах он не защищался от него, а искал защиты. Сейчас же всё было наоборот, Юнги как никогда готов был его защищать, но он его отталкивал. Вся их былая близость бесследно исчезла и теперь казалась обманом. Потому что Чимин продолжал оставаться чужаком. Он был похож на того кроткого паренька, с застенчивой улыбкой признавшегося ему в своей глубокой симпатии, но при всём при этом будто бы больше им не был. Юнги не смог сдержать тяжёлого вздоха. Он вдруг пришёл к осознанию одной ужасающей на первый взгляд мысли — Чимин в этой жизни пассажир абсолютно одинокий. У него своя история и пункт назначения тоже свой. И как бы сильно Пак в нём не нуждался, как бы сильно не искал тепла, он никогда не подпустит его к себе ближе, не откроет того, что скрыто в тёмных, потайных уголках его израненного сердца. — Вы хотите спасти меня? — неожиданно тихо заговорил Пак, становясь к нему вплотную. Глаза его блестели, дыхание было глубоким, но мерным, в это мгновение он был скорее ужасно печален, чем зол. — Вернитесь в то время когда мне было шесть, и мой отец хлестал меня со всей дури по лицу и избивал до синяков и ссадин. Вернитесь в то время, когда меня травили в школе за то, что я не выиграл генетической лотереи и родился таким щуплым уродцем. Вернитесь в тот момент, когда я проснулся в кровати с мёртвой матерью, убившей себя, а заодно и всё то, что ещё хоть как-то держало меня на плаву. Уже тогда меня было не спасти! Я уже был разбит настолько, что просто не мог больше заставить себя быть нормальным. Я сбегал из дома, курил, пил и принимал наркотики, потому что единственным способом суметь выдержать это — было лишить себя сознания! И что же в итоге, куратор Мин? Я признаю свои ошибки, признаю свою вину. Я отсидел положенный срок, только чтобы вернуться и вновь испытать всё то же самое? Те же страдания? Вновь быть арестованным и вернуться в тюрьму, чтобы провести ещё часть своей жизни в клетке? И вот появляетесь вы и хотите спасти меня. Вы думаете, это, черт возьми, всё ещё имеет смысл? Чимин замолчал и, оттолкнув от себя Юнги, вышел из кабинета. Он пожалел об этом мгновенно, но не вернулся. Лишь посмотрел на дверь с болью в сердце и ушёл, оставляя при себе переполняющие его чувства. Он вернулся домой, всё продолжая думать о том, что случилось, и вспоминать то, как толкнул Юнги в грудь… Дома никого не было, но Пак всё равно запер дверь в ванную. Он долго смотрел на себя в зеркало, потом провёл пальцем по свежей ссадине и простонал. От разочарования. Он открыл шкафчик и принялся судорожно перебирать содержимое аптечки. В руки ему попалось одноразовое лезвие для скальпеля, завернутое в плотную бумагу. Чимин не знал, зачем и для чего Сумин хранила его. Может быть, берегла для себя, подумал он, рассматривая острую грань. Пак закатал рукав футболки, обнажая внутреннюю часть предплечья, и зажмурился, тяжело задышав. Чимин выронил лезвие, и оно упало, звякнув, в раковину. Он отступил от зеркала и сполз по стене на пол. Во рту появился неприятный кислый привкус. Пак прижался затылком к холодной плитке и стёр ладонью бегущую по руке каплю крови. Он ничего не чувствовал, облегчение не наступало.