***
Женщина устало провела рукой по лицу, стараясь смахнуть с ресниц остатки дневной дрёмы. За двухстворчатым окном, занавешенным тонкими алыми тюлевыми шторами, судя по звукам кипела городская жизнь: сигналили машины в привычной пробке на перегруженной центральной улице, смеялись дети, бегущие на холодный песчаный пляж после последнего экзамена в школе. С нижних этажей раздавалась лёгкая музыка: джаз с примесью восточных инструментов. В самый раз для чопорных северян, со скрипом вникающих в тонкости чужой культуры. Она глубоко вдохнула. Прислушалась. Гул электрических ламп и тока в проводах между стен немного отвлекал, перетягивая внимание на себя. Однако сквозь него она всё же услышала как снуют по залу официанты и официантки, обслуживая комфорт немногочисленных в это время дня гостей. Одна из них сегодня была явно менее расторопна чем обычно, это показалось странным. Леди с усилием заставила себя подняться с плетёного бамбукового кресла, заваленного пышными подушками. Подвешенное под потолок на железную цепь, сплетённое на манер гнезда, кресло неловко пошатнулось и скрипнуло, прежде чем женщине удалось побороть слабость и встать на ноги. По её телу прошёл легкий озноб и ноги едва не подкосились от слабости. Женщина вновь глубоко вдохнула. Выпрямила спину и зажмурила глаза, преодолевая недомогание. Сердце стучало слишком часто, словно у запыхавшейся птички. Мягкие подушки кресла манили остаться. Отдохнуть ещё немного в объятиях сладкой дрёмы. Женщина нехотя сняла с плеч манекена изысканное кимоно и накинула поверх нижнего белоснежного халата, в котором так небрежно уснула. Оборачивая себя слоями тонкой ткани она продолжала прислушиваться. Повара на кухне стучали ножами и гремели кастрюлями. Разделывали местную рыбу, более костлявую и жирную, чем на её родине. Более привыкшую к суровым северным водам и быстрым течениям. Более серую и невзрачную. Раньше Леди ни за что не смогла бы представить, что станет восхищаться этими блёклыми жителями северных морей. Их духом, а не формой. Правильно приготовленные, они могли поделиться своей выносливостью с теми, кто их поедал, а не просто утолить голод. "Ты — то что ты ешь", — никогда не было для женщины пустыми словами. Хозяйка прислушалась вновь. Днём гостей было мало. Этот город больше любил ночную жизнь, тёплый свет уличных фонарей, и мосты через каналы с чугунными перилами, переправа через реку, которая разводилась до утра, отсекая жителей старого и нового города друг от друга. Ей и самой нравилось когда в её заведении загорались десятки бумажных фонариков, а за столики садилось множество гостей. Офисные рабочие, желающие скрасить серые будни. Компании друзей, шумно отмечающих чей-то день рождения. И тихие романтичные влюблённые, выбиравшие для себя столики в самых дальних и укромных уголках. Ощущение чужого довольства и сытости наполняло её собственный желудок. Некоторые коллеги и ресторанные критики из числа тонких ценителей азиатской кухни, периодически ругали её за популизм. За то, что она слишком сильно прогибается под северян, угождая их не привыкшему к острым специям вкусу. Не забывая в своих работах между строк намекать на то, что её попытки апроприации выглядят жалко. Последняя из подобных статей, попавшаяся ей на глаза сегодня утром теперь лежала в мусорной корзине в её комнате. Едкий текст не оставил ничего кроме чувства горькой обиды. «Что дурного в том, чтобы нравиться большинству?» — думала женщина, складывая на коленях оби. — «Что плохого в том, чтобы адаптироваться? Чтобы учиться и создавать что-то новое, непохожее на то, что уже все и так знают?» Обматывая пояс вокруг талии и закрепляя его шнуром из золотых нитей, она продолжала прислушиваться к тихому дыханию ресторана, стараясь не смотреть в зеркало на свои опухшие глаза. На нижних этажах разбилась чашка. Резкий звук смешался с тихим плачем и плеском горячего чая, вылитого на ковёр. Мышиный писк. Женщина сорвалась с места. Забыв про деревянные сандалии и белоснежные таби она, шлёпая босыми ногами по деревянной лестнице, побежала вниз. Минуя залы и игнорируя удивлённые взгляды работников, в первые за долгое время заставших свою работодательницу в таком непотребном виде. В нижней полуподвальной комнате женщина застала старушку в хлопковом свободном платье, забившуюся в дальний угол комнаты, между старым сундуком и кушеткой с брошенным на ней вязаньем. Поджав под себя сухие ноги и закрыв лицо руками она причитала: — Гадкий ребёнок. Гадкий ребёнок. Посреди комнаты, в луже ещё дымящегося горячего чая лежала серая мышь, нелепо подгребавшая крохотными когтистыми лапками густой и влажный ворс ковра. Из спины зверька торчал крупный осколок фарфоровой чашки — очевидная причина его скорой смерти. — Тише-тише, бабушка, — успокаивала старушку женщина, заключив её тщедушное тело в объятия. — Это не ребёнок, а случайный вредитель. Я сегодня же вызову специалистов и они обработают всё здание. Паразитам тут не место. — Маленький паразит пришёл меня сожрать, Микко, — сквозь всхлипы причитала бабушка. — Она пришла сюда чтобы сожрать хозяйку Чрева. Ей только этого и надо! Женщина вздохнула, покрепче обняв бабушку. Старушке было уже далеко за девяносто. Она успела воспитать не только её мать, но и её саму. Воспоминаний в её голове накопилось слишком много и они часто подводили её смешивая реальность и сны. Женщина гладила тонкие седые волосы несчастной старушки, заблудившейся в собственных кошмарах и напевала тихую колыбельную, которую бабушка когда-то пела ей. — Тебе не угрожают, — прошептала Микко, — Не здесь. Не в этом городе. — Я застряла на нижней палубе и не могу выбраться, — причитала женщина, — Я гнию тут заживо. — Вовсе нет, — отвечала Микко, отнимая от морщинистого лица руки и показывая комнату. — Видишь? Это вовсе не палуба. Ты просто немного запуталась, вот и всё, — Она указала на окно под самым потолком из которого лился приглушённый матовым стеклом дневной свет. — Смотри. Вон за тем окном город. Там светит солнце и мы можем выйти погулять сегодня на центральную площадь. — Через этот дождевой сток мою комнату затапливает, — бесцветные глаза женщины смотрели на окно, но в них не было ни капли понимания того, что они видят. Потоки слёз стекали по ложбинкам глубоких морщин к подбородку. — Через него льётся свет, а не вода, — терпеливо объясняла Микко. Она взяла сухую ладонь своей бабушки и подставила под поток тёплых солнечных лучей, надеясь, что тактильные ощущения помогут вернуть женщину в реальность. — Ты заблудилась, бабушка. Лицо старушки оставалось всё таким же недоумевающим и испуганным. Кончики пальцев в лучах солнца подрагивали так, словно на них и в самом деле лился поток ледяной воды. — Это не я заблудилась, — пролепетала она, слизывая солёные слёзы с сухих и потрескавшихся губ. — Это ты ушла за Сигналом. Микко не стала спорить. Просто ещё раз крепче обняла бабушку и продолжила напевать колыбельную, надеясь на то, что старушка вскоре устанет и уснёт, либо придёт в себя. Хотя второй вариант изо дня в день начинал ей казаться всё более маловероятным.***
Маргарет несколько удивилась, заметив, как у самой дальней стены ресторана, за дверь ведущую на лестницу в подвальные помещения скользнула тонкая женская фигура. Босые пятки мелькали в складках подола красочного кимоно, на столько сильно непохожего на стилизованную одежду официанток, снующих от столика к столику. — Здесь очень мало людей, — тихо заметил Август, сжав в руке перебинтованную ладонь кузины вместе с кружевным манжетом. Похоже, что суетливую фигуру леди он даже не заметил. — Для завтрака слишком поздно, для обеда слишком рано. Ничего удивительного, — Маргарет раздражённо одёрнула руку, расправляя складки кружева. — Займи какой-нибудь столик у окна, а я пока пойду вымою руки, — небрежно бросила девочка взглядом выискивая дверь в туалет. Найти, деликатно спрятанную за ширмой из тонкой рисовой бумаги с изображением журавлей на фоне зимнего водопада, дверь оказалось несколько более проблематично. Открывая раздвижную створку Маргарет расстёгивала пуговицы манжет и подворачивала рукава, морально готовясь к тому, что гигиенические процедуры с повязкой займут чуть больше времени. Заметив у дальней раковины по пояс раздетую девушку она в недоумении застыла, с трудом анализируя то, что видела перед собой. Рабочая стилизованная юката держалась на одном поясе, а её длинные рукава-карманы волочились по полу. На вид официантке было примерно столько же, сколько и ей самой. Грудь туго стягивал тканевый лифчик без лямок, уже давно не подходивший по размеру её пышным формам. С правого плеча, которое девочка осторожно промывала мокрым полотенцем в раковину падали красноватые капли крови. На бортиках раковины лежали заранее подготовленные перевязочные материалы. В отражении зеркала Маргарет успела мельком заметить свежую рану, пересекающую плечо и заканчивающуюся примерно на середине ключицы. Поспешные швы, наложенные чёрной медицинской нитью выглядели слишком грубо даже для государственной клиники. Стянутая швами кожа окрашенная йодом казалась перетянутой и иссушенной. — Извините, — пробормотала девочка, поспешно отворачивая раненое плечо так, чтобы его не было видно даже в отражении. Маргарет заперла за собой дверь и открыла кран с горячей водой, стараясь не нервировать девушку своим взглядом. От незнакомого заведения она ожидала чего угодно: крыс, тараканов, поваров курящих прямо на кухне. Но не этого. — Кто это вас так? — осторожно спросила она, прислушиваясь к тому как осторожно девочка проводит мокрым полотенцем по плечу в последний раз и резким жестом выбрасывает его в мусорную корзину. Официантка махнула в ответ здоровой рукой и потянулась за бумажными салфетками, чтобы насухо вытереть рану. — Наехала не на того с дуру, сама виновата. Простая речь и говор характерный скорее южанам немного резанул слух. В голосе слышалась лёгкая хрипотца, свойственная заядлым курильщикам, однако запаха табака Маргарет не уловила. Короткие волосы были небрежно собраны на затылке в комично торчащий хвостик. С виду девочка не была худышкой, да и если присмотреться к количеству застарелых шрамов, получать ранения ей явно было не впервой. Самым заметным оказался белый клочок кожи с недостающими волосами у виска. Как будто когда-то с этой пацанки пытались снять скальп. Грубые костяшки пальцев и развитая мускулатура — постоять за себя она явно умела, но в этот раз что-то пошло не так. — Помочь — спросила Маргарет, глядя на то, как девочка с шипением накладывает на рану пелёнку, закрепляя её на теле кусочками пластыря, которые отрывала из рулона зубами. — Сама справлюсь, — ответила она, зацепившись взглядом за повязку на руке Маргарет. — Тебе б своей заняться. — И то верно, — пробормотала Маргарет. Края повязки заметно обтрепались и покрылись серой городской пылью. На поверхность проступили желтовато-бурые разводы сукровицы едва не запачкав белую манжету. Нервная хватка Августа определённо потревожила сбитую кисть и Маргарет осторожно начала сматывать со своего запястья бинты, под потоком тёплой воды отрывая от раны присохшую ткань. — Никогда бы не подумала, что мажорка вроде тебя умеет драться, — буркнула девочка на грани слышимости, открыв новую упаковку бинтов. — Вроде меня? — переспросила Маргарет, отдирая от костяшки последний кусочек насквозь пропитавшейся сукровицей ваты. — Как это понимать? — В школе ты всегда ведёшь себя как принцесса. Одна из тех кто посылает драться за себя какого-нибудь влюблённого лоха, — она отмотала кусок бинта подлиннее и, придерживая его зубами, начала одной рукой накладывать повязку на плечо, чтобы пелёнка не сползала с раны как можно дольше. — Ты не могла видеть меня на столько часто, чтобы сделать какие-то выводы, — процедила Маргарет сквозь зубы, промакивая разбитые костяшки бумажной салфеткой. Она и не заметила, как в диалоге перешла на «ты» с хамоватой официанткой. В школе она бы её и не заметила. Не обратила внимания как и на любого другого школьника, которые во время экзаменов превращались для неё в один бесконечный поток белых рубашек. — Все мажоры одинаковые, — ответила девочка, не выпуская из зубов свободный конец бинта. — Я так думала. Маргарет молча смотрела на то, как привычно и ловко случайная собеседница накладывает на своё тело повязку. То, что подобное умение стало для кого-то привычной нормой должно было вызвать жалость, но она не чувствовала ничего, кроме отстранённого спокойствия, какое обычно приходило к ней в походах с отцом, если кому-то из них всё же требовалась медпомощь. Она потянулась целой рукой в карман, нашарив остаток бинта между зеркальцем и тюбиком губной помады, который она прихватила из ванной комнаты утром, без задней мыли. — Ножницы есть? — спросила Маргарет, поняв, что наматывать на руку весь остаток ткани будет решением непрактичным. Вместо ответа девочка вытащила из-за пояса складной нож-бабочку и протянула его. Осторожно раскрыв лезвие Маргарет отрезала нужную часть повязки, разделила кончик надвое и, вновь аккуратно закрыв нож, закрепила бинт на запястье. — Не умеешь пользоваться? — спросила девочка, пряча оружие в складках оби. — Нет, — ответила Маргарет, заканчивая аккуратный узелок на запястье. — Предпочитаю инструменты более созидательные. — Эт чо значит? — спросила девочка, закрепив концы повязки она начала, тихо матерясь сквозь стиснутые зубы, натягивая верхнюю часть рабочей формы обратно на тело. — Что-то чем можно создавать что-то новое, а не увечить, — Маргарет отвернула рукава и начала неспешно застёгивать пуговицы на манжетах. Свежая повязка без ваты непривычно ощущалась на участке без кожи и быстро пропитывалась сукровицей. — Например леска для глины или ножницы для кроя ткани. Ими тоже можно покалечить, при желании, но это скорее дополнительная опция, а не основная. Девочка одёрнула свою униформу и распустила нелепый хвостик, пряча шрам на виске под волосами, подстриженными до плеч. Обернувшись ещё раз к своей случайной знакомой она протянула ей здоровую руку: — Софи, — представилась она с лёгкой улыбкой. — Маргарет, — ответила на рукопожатие девочка, краем сознания замечая, что у них обоих для этого подходят целые конечности. Ладонь оказалась мозолистой и горячей, а это знакомство на удивление приятным. Август ожидал её за дальним столиком. Из окна виднелась часть вездесущей башни, запылённые зелёные насаждения у дороги, забитой машинами, и суетливые прихожие, снующие по тротуару. В каком-то смысле вид можно было назвать хорошим для любителя городской жизни, но Маргарет предпочла бы более безлюдный пейзаж, пусть и городской. Скорее всего ранним утром, когда ресторан только открывается, а прохожие ещё толком не проснулись этот вид можно было бы назвать умиротворяющим. Кузен поспешил спрятать своё лицо за меню, когда Маргарет подошла к столику в сопровождении официантки. Девочка едва заметно прихрамывала, следуя за ней, но всё ещё двигалась довольно быстро. — Помочь определиться? — спросила Софи, извлекая из широкого рукава юкаты блокнот и карандаш. Если не знать, то по её осанке и общему виду невозможно было определить, что с ней что-то не так. — Да, пожалуй, — Маргарет опустилась на мягкую обивку стула, расправляя под собой складки пышной юбки. Вникать в новое меню особого желания не было, но пустой желудок недовольно заурчал. Со стороны кухни доносились приятные ароматы жареного рыбного филе и многочисленных специй. — Суп, желательно не острый, и салат на ваше усмотрение. Август, ты уже выбрал себе что-нибудь? Кузен неловко замялся, пробубнив что-то невнятное за меню в красной тканевой обложке с позолоченным тиснением. Подняв наконец взгляд на паренька Маргарет заметила, как сильно побелели его пальцы, сжимающие корочку с названием и логотипом заведения. Он и до этого отличался крайней нервозностью, но то, что она видела сейчас переходило известные ей границы. — Август, — позвала Маргарет, внимательно следя за тем, как пухлые пальцы нервно скребли ногтями корешок меню. — Хорош шкериться, пацан, — буркнула, официантка, не отрывая взгляда от своего блокнота и старательно делая вид, что что-то в нём записывает. — Не буду я на тебя наезжать. Маргарет в недоумении перевела взгляд с кузена на Софи и обратно. Август осторожно опустил меню. Его лицо покраснело до самых кончиков ушей, а на висках выступили крошечные капельки пота. Он до крови закусил нижнюю губу и, старательно избегая смотреть кому либо в глаза, севшим голосом произнёс. — Мне жаль, что так вышло. Прости. — Херня, не бери в голову, — отмахнулась Софи. Она побелела, как будто ей вдруг стало плохо. — Я тоже тогда перегнула. Чуть бок тебе не пропорола. — Не «пропорола» ведь, — Август чуть осмелел, отложив раскрытое меню на стол. — Для этого тебе потребовалось бы лезвие подлиннее, чтобы через жир достать органы. — Дебил, — усмехнулась Софи. Странно, но она не выглядела по настоящему обиженной, несмотря то, что находилось под её повязкой. Её усмешка отдавала горечью, но какой-то странной. Подобные эмоции Маргарет видела у посторонних людей слишком редко чтобы как-то их охарактеризовать. Внутренний мир этих двоих казавшийся ещё мгновение назад простым, если не сказать примитивным, внезапно расширился до пропасти, у которой не было видно дна. Пугливый простачок Август, твёрдый отличник, сынок богатых родителей, которого Маргарет знала никогда бы не осмелился так по-чёрному шутить в присутствии мало знакомого человека. Хотя, возможно произошедшая между этими двумя потасовка оказалась куда информативнее долгих лет делового общения. — Мир? — спросил Август, осторожно протягивая Софи слегка подрагивающую руку. — Мир, — ответила Софи, панибратски грубо тряхнув пухлую ладонь Августа здоровой рукой. — Будешь что-нибудь? Пока их заказ готовился и работники в яркой униформе суетились вокруг других посетителей, Маргарет не переставала бесцеремонно пялиться на Артура. Осматривая его тучную фигуру на предмет следов произошедшей потасовки. Хоть чего-нибудь, что могло бы пролить свет на произошедшее между ним и Софи. Но ничего не находила. Лицо цело. На руках и всех открытых участках тела ни царапины. Он не хромал, не показывал в течении всех их поездок никаких признаков дискомфорта. Был как обычно робок и слишком сильно сутулил свои и без того покатые плечи. — Перестань на меня так смотреть, пожалуйста, — попросил Август, когда неловкое молчание между ними слишком затянулось. — И не подумаю, — отрезала Маргарет, смотря на то как краснеют кончики ушей Августа. Он выглядел как ребёнок, которого поймали на воровстве печенья до обеда, а не как человек, который ввязался в драку накануне и покалечил человека. — Ты ничего не хочешь рассказать? — Нет, — буркнул Август отводя взгляд. — Это слишком долгая история и тебе не понравиться. — Мне уже не нравиться то что я видела, Август, — Маргарет вздохнула, нервно помассировав виски. От попытки уложить всю полученную за короткое время информацию в одно целое начинала болеть голова. — Я с этой девушкой столкнулась в уборной. У неё пол плеча разворочено. А то что я услышала заставляет меня думать исключительно о криминале, а не о потасовке за школой. — Потасовки за школой начинают отдавать криминалом, особенно когда все участники уже закончили девять классов, — Август опустил взгляд, и нервно теребил в руках кончик накрахмаленной салфетки. — Я не особо хорошо лажу с окружающими. Да и «статусом» козырять не умею, чтобы меня не трогали. Ты и сама знаешь, что я никуда не вписываюсь, иначе бы не возилась со мной на всех мероприятиях, пытаясь познакомить с нужными людьми. Это ты умеешь или располагать к себе или смотреть на людей так, что к тебе и подходить становилось страшно, а я нет. Заработал себе в школе репутацию «терпилы» и сорвался на того, кто под руку подвернулся неудачно, — Август ненадолго замолчал, глядя в окно на толпы прохожих. — Уже давно стоило попросить родителей перевести меня на домашнее обучение как и тебя. — Ну, начнём с того что телка на которую ты сорвался пыталась тебя гопнуть после школы вместе со своими корешами, — Софи почти неслышно подкатила небольшую сервировочную тележку с их заказом и начала выставлять блюда на столик. — Медик обошёлся в круглую сумму, да и пока сидишь дома после отчисления успеваешь подумать о том, что пошло не так. Густая чёлка упала Софи на лицо, закрывая глаза. На сухих и потрескавшихся губах играла отстранённая улыбка. Раненая рука слегка дрогнула, едва не пролив на чистую бежевую скатерть суп Маргарет. — Может кому-то из тех, кого я обшманала и правда уже давно пора было мне врезать как следует, — Софи небрежно провела рукавом юкаты по носу и откинула с лица густую чёлку. Она не плакала и явно не собиралась. Скорее нервничала. Щёки были красными, а губы наоборот, белее утреннего тумана. — Ещё что-нибудь будете? — спросила она, переводя разговор в более привычное для себя русло. — Нет, спасибо, — ответила за всех Маргарет. — Только счёт. Нераздельный. Я заплачу. Обед прошёл в тишине. Голова девушки изрядно закружилась, укладывая в себе всю ту новую информацию, которую удалось узнать. Солидное на первый взгляд учебное заведение прятало в себе множество скелетов. Администрация наверняка позаботилась о том, чтобы всех участников потасовки отстранили от занятий, чтобы не портить репутацию гимназии ещё сильнее. В какой-то степени произошедшее казалось ей выдумкой, слишком жёсткой реальностью для того, что является частью её мира, подчиняющегося закону и здравому смыслу. «А что же происходит в государственных школах?» Она никогда не считала себя идеалисткой, живущей в мире манной каши. И каждый день запираясь от общества прекрасно понимала от чего пытается убежать. Но если уж даже маленький мирок престижа и относительно хорошего образования скрывает таких демонов, уж об остальном и думать не стоило. Информационный вакуум, в котором ей было так комфортно жить заполнялся слишком стремительно.