С кухни послышался грохот разбитой посуды и глухой удар какой-то из больших кастрюль о кафельную плитку.
— Ты явно пока не знаешь сколькими интересными способами на кухне можно умереть.
Повара почти всегда начинали свою речь так, когда хотел припугнуть новичка, слишком мнительного, неуклюжего или просто туповатого. Смотреть на испуганные большие и наивные глаза зелёных работников на испытательном сроке, над которым нависал один из тучных поваров с ножом для разделки рыбы в одной руке и кухонным полотенцем перекинутым через плечо всегда было по-настоящему весело.
Софи переодевалась, проверяя содержимое рюкзака, и слушала новую страшилку за тонкой стенкой раздевалки. Кое-как стянула с себя пояс юкаты, узел которого всё никак не хотел развязываться, и с облечением потёрла перебинтованное плечо с ощущением того, что провела целый день разнося не обеды, а целых животных, которые ещё и сопротивлялись в процессе. Короткие волосы пропахли специями и рыбой, а в кончики пальцев въелись чернила от бланков с заказами.
В воспоминаниях пронёсся образ белоснежных рук Маргарет. Бесцветные, аккуратные и ловкие несмотря на жёсткий бинт и сбитую кожу костяшек.
Она неловко попыталась стереть маленькую капельку засохшей грязи с широкой лямки рюкзака, разглядывая собственные пальцы с потемневшим от какого-то неловкого удара ногтем на мизинце. Вздохнула, начала натягивать футболку и спортивные штаны, шипя от неприятной тупой боли в плече. В двери раздевалки постучали, когда она застёгивала на запястье ремешок дедовских часов.
— Софи, ты ещё тут? — спросил Палм или Грен. По голосу их было ещё тяжелее различить, чем по внешнему виду.
— Ага. Ща выйду, — отозвалась Софи, накидывая на плечи потёртую куртку камуфляжной расцветки и взяв рюкзак здоровой рукой. — Что-то нужно? — спросила она резким движением открыв дверь раздевалки и едва этим не сбив с ног побледневшего после разговора с поварами новичка.
— У нас тут на кухне дополнительные дела появились из-за кое-коего, — произнёс повар с нажимом, метнув взгляд маленьких глазок в сторону накосячевшего юнца.
— Убираться за него я не буду, — сразу ответила Софи, брезгливо скривив полные губы.
— Он сам разгребать всё это будет, — махнул рукой Грен. — Хотел попросить тебя немного задержаться и отнести нашей Леди и её бабуле чай? Сами мы пока не можем, нужно за этим шкетом присмотреть, не то пол кухни разнесёт.
— Но я уже переоделась, — задерживаться в планы девочки не входило. И уж тем более проводить это время со строгой до невозможности хозяйкой ресторана.
— Форма только для посетителей. Она не будет тебя за это ругать, — Грен выслушал протяжный недовольный вздох девочки и прежде чем она успела открыть рот мягким тоном добавил, — Пожалуйста. Очень выручишь.
— Ладно, — буркнула Софи недовольно, бросив рюкзак на пол. Тяжёлый медный брелок с кроличьей лапкой на одной из молний рюкзака звонко ударился о пол. — Показывай, что нести?
Поднос был относительно лёгким, но маленькие фарфоровые чашки всё равно громыхали на своих блюдцах, когда Софи медленно и осторожно поднималась, стараясь не оступиться на деревянной лестнице. Заварка в прозрачном чайнике опасно плескалась, грозясь вылиться из носика при следующем неудачном шаге. В бледно-зелёной прозрачной жидкости плавал причудливый цветок, занимая собой почти всё пространство чайника и напоминавший Софи осьминога. От напряжения и вынужденной осторожности раненая рука начала подрагивать на последних ступенях и из носика чайника всё же вытекла небольшая капля, быстро скатившись по круглому боку на белую салфетку, которая покрывала поднос.
Девочка неловко повела плечом и постаралась неспешно перенести весь вес подноса на здоровую руку. Мадам Ли всегда была и останется в её глазах маленьким кошмаром, как и строгая школьная учительница. В ней не было ничего особо дурного, но от внимательного взгляда её узких глаз хотелось побыстрее сбежать. Хозяйка порой не давала продыху никому, пока не видела тот результат, какой ей хотелось. Придиралась к чистоте униформы и не до конца выглаженному фартуку. Делала замечания по поводу внешнего вида, осанки и голоса.
«Софи, держи спину прямо».
«Софи, где улыбка».
«Софи, почему ты опять пришла растрёпанной».
«Софи, тебя что опять нужно учить держать поднос?»
На салфетке вдоль донышка чайника виднелся желтоватый след от чая. «Ну и плевать», — фыркнула про себя девочка, здоровым плечом открывая дверь в комнату Хозяйки.
Приглушённое желтоватое освещение, тёмная мебель и стены создавали впечатление того, что покои женщины были наглухо закрытой коробкой, внутри которой всё всегда так, как ей нужно. Сморщенная старушка сидела в глубоком подвесном кресле, укутанная в несколько тонких пледов и смотрела куда-то перед собой не видящим взглядом. Бабушка представляла из себя зрелище пугающее и жалкое одновременно. В тихом свете ламп морщины на лице казались особенно глубокими, словно нарисованными грязной тёмно-серой краской.
— Софи, это ты? — голос хозяйки, раздавшийся из-за ширмы стал для подростка неожиданностью. Поднос снова дрогнул в её руках звякнув фарфоровыми чашками. — Извини, не хотела пугать, — женщина плавно скользнула в комнату передвигаясь в длинном свободном платье мелкими шажками так быстро и бесшумно, что казалось, будто она парит над полом.
— Мне было велено чай принести, — Софи с облегчением подумала о том, что пролитый напиток и испачканную белую салфетку можно сделать виной самой Леди, но наивная мысль не задержалась в голове на долго.
— Спасибо, — женщина плавно взяла поднос из её рук и поставила на небольшой столик рядом с креслом Бабули. Закутанная во множество слоёв ткани, она походила на мумию в середине процесса бальзамами и, казалось, даже ни разу не моргнула с тех пор как Софи зашла в комнату.
Девочка чувствовала себя не в своей тарелке, неловко переступая с ноги на ногу на пороге комнаты, украшенной позолотой и шелками. Полусознательным жестом она потёрла застарелый след от травы на кармане своих спортивных штанов, глядя на то, как Леди разливает чай по чашкам и осторожным жестом вкладывает крохотную белую посуду без ручки в сухие и морщенные пальцы старушки. Всё-таки эта мумия оказалась живой, раз держала чашку самостоятельно.
— Жаль, что Свена нет, — вдруг сказала Леди, усаживаясь напротив Бабушки. — И поднимать поднос пришлось тебе, да ещё и в нерабочее время.
Софи примерно понимала о ком речь, но лично с этим парнем общалась редко. Любимчик начальства — такому компания не нужна по определению. Леди сделала первый глоток чая.
— Я могу идти? — девочка сделала небольшой шаг назад, поближе к двери. Последний поезд уходит со станции через час и на него нельзя было опоздать.
— Только если обещаешь, как следует лечить руку на выходных, а не строить из себя неуязвимую как ты сегодня делала весь день, — Леди посмотрела на неё внимательно. Не окидывала взглядом её старую одежду и растрёпанные волосы, а смотрела прямо в глаза. — Почему ты пришла на работу с травмой? — голос тихий, но сильный. Хозяйка всегда говорила с нажимом, как делают обычно все люди старой закалки.
— Не так уж всё и плохо, — Софи сунула руку в карман, чтобы скрыть дрожь в кончиках пальцев.
— Тебе ведь было разрешено остаться дома. Больной человек не может работать эффективно в лучшем случае, а в худшем ещё и будет мешать работать всем остальным, — женщина говорила с укором, отчитывала её как маленького ребёнка который сорвал засохшую кровь с не до конца зажившей ранки. — Если за выходные тебе не станет существенно лучше, но ты всё равно выйдешь на смену, я отправлю тебя домой, понятно?
— Да, — Софи не смотрела в глаза Хозяйке.
— Можешь идти, — леди вновь сделал глоток. — Не забудь заглянуть к менеджеру. Он выдаст тебе зарплату и больничный.
Денег в выданной щуплым управляющим сумме было почти на три смены вперёд, за вычетом выходных. Хозяйка не шутила, когда велела ей сидеть дома. Жаль только послушаться её она не может в полной мере.
На улицы города опустилась ночь. Уходя из ресторана девушка пересчитала мятые купюры, поспешно спрятала их по внутренний карман куртки и наглухо застегнула её, накинув рюкзак на здоровое плечо. Его вес давил слишком сильно, а пакет с униформой, который тоже приходилось нести в здоровой руке, усугублял положение.
— Многовато у тебя вещей сегодня, — Палм курил у двери для персонала, выпуская в воздух колечки дыма от скуки.
— Я просто к деду собралась на выходные, — Софи повернулась всем телом к поварам, пользуясь небольшой передышкой, чтобы поправить жёсткую лямку старого рюкзака.
— Мать в курсе? — Грем шарил по карманам в поисках коробка спичек. Сигарета торчавшая в уголке его полных губ казалась крошечной на фоне огромного лица. Они могли курить по пятнадцать минут, хотя казалось, что с такими пропорциями сигарету можно было бы прикончить за одну затяжку.
— Конечно, — ответила девушка вытаскивая из кармана штанов коробок. — Держи, — протянула она спички Грему.
— Точно? — Палм выглядел так, словно подозревал в её действиях попытку подкупа.
— Зачем мне о таком врать? — обиженно фыркнула Софи, сдув со лба засаленную прядь густой чёлки. Короткий хвостик из волос, который она обычно делала после работы, сегодня получился особенно растрёпанным.
Повара молча посмотрели на неё. Переглянулись, сделав по очередной короткой затяжке.
— Ладно иди, — Грем почесал короткими пальцами жирную щёку с крупкой коричневой родинкой. — Но если твоя мать позвонит и спросит где ты…
—Мы покрывать тебя не станем… — закончил Палм, выпустив сигаретный дым через широкие ноздри слегка приплюснутого носа.
— Не позвонит, — слова зацепились за кончик языка Софи лёгкой горечью, но она всё ещё криво улыбалась, махнув поварам на прощание. — Хороших выходных!
Город быстро засыпал. Фонарные столбы зажглись ещё несколько часов назад и, как и всегда, горели неровным жёлтым светом. Идя на станцию быстрыми широкими шагами Софи поглядывала на старенькие дедовские часы, болтавшиеся на запястье. Последний поезд уходит в десять вечера и ей никак нельзя на него опоздать, чтобы не застрять в городе на ночь. Не то чтобы ей некуда было идти, но и возвращаться в квартиру от которой у неё есть ключи, с полным холодильником еды, ванной с горячей водой и с тёпой кроватью не было желания. Софи шмыгнула носом, после очередного порыва холодного ветра, забравшегося под её куртку. Поправила рюкзак на уставшем плече и болезненно вздохнула после неудачной попытки надеть его вторую лямку. Пнула попавшуюся на пути крышку пивной бутылки так сильно, что она с оглушительным звоном влетела в бок какой-то припаркованный у дороги машины, оставив на ней тонкую белёсую царапину. После смены она чувствовала себя уставшей, замученной и слишком злой.
Из одного из многочисленных тёмных переулков города показался пёс. Густая шерсть ещё не успела сваляться в подобие дред, а тихий и жалостливый скулёж при виде человека был слишком явными признаком того, что из дома эту псину выкинули не так уж и давно.
— Что ты тоже накосячил? — Софи остановилось перед круглым меховым комком, с облегчением скинув с плеча тяжёлый рюкзак. Последний поезд уходит через сорок минут, у неё ещё есть немного времени в запасе.
— И я тоже, — она опустилась на корточки рядом с рюкзаком, раскрывая неподатливую молнию. Выудила из сумки завёрнутую в вощёную бумагу лепёшку с сыром, такую официантам позволяли забрать после рабочего дня домой вместо ужина, и оторвала от неё небольшой кусок, протягивая по-щенячьи скулящему псу. Животное съело угощение прямо с её рук, слизывая горячим шершавым языком остатки масла с пальцев и радостно виляя коротким пушистым хвостом.
— Пошли, — бросила она собаке, размяв затёкшую руку и вновь вешая тяжёлую сумку на плечо. — Проводишь меня до станции.
Пёс семенил за ней крохотными шажками, цокая коготками по тротуару. Забегая вперёд и заглядывая в глаза. Дед много раз ей говорил о том, что нельзя гладить бездомных собак. Не потому что они блохастые и грязные, а потому что пойдут за тобой потом куда угодно, питая слабую надежду на то, что ты приласкаешь их ещё разок. Покормишь, уделишь внимание, призреешь. Ради этой мелочи они будут готовы на всё, даже есть яд из твоих рук.
Некоторые её знакомые, товарищи по «банде», часто пользовались раболепием уличных животных. Её бывший даже однажды скормил псу кусок стекла, спрятанный в дешёвую сосиску, просто чтобы посмотреть, что пёс будет делать. Тогда все посмеялись над глупостью голодной собаки, с хрустом уплетающей угощение вместе с острой шрапнелью.
И она посмеялась.
Гудок автомобиля на безлюдной улице был оглушающим и заставил Софи по инерции потянуться к ножу-бабочке в кармане рукава. Пёс пискляво гавкнул выскочив между ней и вышедшими из отполированного форда подростками. Золотая молодёжь из частной школы во главе с её бывшим: смазливым высоким и подкаченным парнем, который изначально привлёк её широкой улыбкой и тонким шрамом пересекающим бровь. А она всегда была падкой на плохишей, да ещё и со шрамами на лице.
— Привет куколка, — парень отпихнул тявкающую псину кончиком ботинка. — Что за вид? Почему моя девочка такая потрёпанная?
— У меня сегодня десятичасовая смена была, — Софи грубым жестом отпихнула от себя руку парня которой он настойчиво хотел приобнять её за шею. — И я не твоя девочка. Мы уже об этом говорили.
За спиной парня раздался тихий смешок. Их громкая ссора с матами и рукоприкладством стала достоянием общественности просто потому, что произошла посреди улицы. Софи была уверена в том, что с рёбер её бывшего до сих пор не сошли синяки. Крупный щенок снова беззубо и пискляво тявкнул на него, встав перед девушкой.
— С чего вдруг ты стала такой недотрогой? — парень вновь отпихнул назойливое животное, в этот раз с такой силой, что из пасти вместе с остатками воздуха выбился рваный скулёж. Он пытался сохранить лицо перед друзьями. Делал вид будто ничего особого не произошло и это лишь часть их с ним отношений. Пикантных. С перчинкой, как в сериалах.
Пёс, поскуливая, поднялся и снова встал между ним и Софи. Тихо фыркал и пытался рычать, хотя явно был ещё слишком мал. Не научился ещё быть грозным живя на улице от силы пару недель. Домашний комок шерсти видимо не приглянулся своим хозяевам назойливостью. А может быть просто родился и остался в числе тех, кого не смогли продать или пристроить «в добрые руки» и был выкинут как лишний рот не приносивший ни денег, ни пользы.
— Какой была такой и осталась, — Софи поправила рюкзак. На кончиках пальцев до сих про ощущался шершавый язык пса и остатки жирной лепёшки, как бы старательно она не обтирала руку о затасканные штаны с растянутыми коленками. — Просто узнала, что ты хренова тряпка.
— Не начинай, — с нажимом произнёс парень, скрипнув зубами.
— Не начинать что? — Софи смахнула со лба прядь чёлки выбившуюся из-под заколки с дурацкой розовой кошкой. — Это ты ко мне липнешь с тех пор как нас отстранили от занятий. Хотя постой! Это тебя отстранили, а меня исключили, потому что ты свалил всё на меня. Сказал, что это я первой полезла к тому богатею, а ты пошёл за мной, просто чтобы я «не натворила дел»! Знала бы что ты такой жополиз раньше, послала бы в задницу ещё при встрече.
Пёс вцепился зубами в край штанины парня, оттягивая его от Софи. Меховой комок выглядел скорее комично и назойливо чем грозно. Порвал щегольские штаны парня короткими молочными клыками, чем только сильнее его разозлил.
— Не неси херни! — парень отпихнул от себя собаку с такой силой, что она врезалась в бок его машины. — Тупая псина.
Софи бросила рюкзак и пакет с формой на землю, только для того чтобы как следует ударить мажора в живот. Не ожидавший такого парень охнул, согнувшись пополам и получил ещё один удар коленом в пах. Рухнув на тротуар под хохот «друзей» он злобно зыкнул на Софи через пелену невольно брызнувших из глаз слёз.
— Пошёл ты, Трулз! — Софи нависала над лежащим на земле парнем как коршун над добычей. — И ты, и твои друзья, и Дженифер, которой ты уже успел присунуть, пока я валялась в больнице!
Девочка собрала вещи, взяла на руки скулящего пса, не обращая внимание на трясущиеся пальцы и боль в ключице. Быстрым шагом поспешила к железнодорожной станции, бросив хулигану напоследок едкое:
— Педик.
Оплатить проезд с животным было дороже, но бросать тёплый комок меха на перроне вокзала девочка не захотела. Весь путь она тряслась в холодном вагоне с открытыми окнами, бросив вещи на соседнее сидение и покрепче прижав задремавшего пса, свернувшегося калачиком на её руках. Через плотную и жёсткую шерсть можно было ощутить мерное биение большого сердца, а сквозь стук колёс услышать сопение мокрого носа, накрытого широкой лапой.
Собака, которую они когда-то накормили стеклом быстро начала хрипеть, отплёвываться комками полупереваренной пищи и алой крови. Наверное она сдохла в тот же день, но Софи не видела её труп. Они ушли чтобы повеселиться, выкурить пару сигарет и выпить пива, купленного у знакомого лояльного продавца.
Софи шмыгнула носом, плотнее укутавшись в куртку и поджав под себя ноги. Резкий поток ветра из открытого окна забирался под одежду и трепал грязные волосы, воруя тепло тела. Но это компенсировал пёс, задремавший на коленях. Кажется его жара хватило бы на двоих.
Хромой старик открыл дверь только спустя несколько минут после первого стука. Он всегда ложился рано и ему требовалось больше времени для того чтобы пристегнуть протез ноги, прежде чем спуститься вниз и встретить гостей. Увидев на пороге растрёпанную внучку, пропахшую за день специями и рыбой он устало вздохнул.
— Опять поссорилась с матерью? — старик пропустил её в небольшую прихожую, позволив опустить сонного пса на выгоревший коврик для обуви.
Софи кивнула утерев нос потрёпанной манжетой куртки. В тёплом помещении у неё потекли сопли, но высморкаться было не во что.
— Разувайся и проходи, что уж, — махнул рукой дед, — Вода ещё должна быть тёплой. Ступай, а я постель заправлю.
В ванной она отогрела замёрзшие после поездки в холодном вагоне ступни. Долго слушала как охает дед, осматривая её «боевую рану» и старательно вникая в путаный рассказ о том, как её исключили из школы.
Она утопала в старой скрипучей кровати на нескольких матрасах, и под шерстяным одеялом пропахшим дешёвым стиральным порошком и земляничным мылом, которое дед, по заветам бабки, хранил в бельевом шкафу между простынями. На коврике у кровати вертелся щенок пытаясь поудобнее устроиться на старой тряпке, выделенной ему вместо лежанки. Такой же вымытый и сытый как и она сейчас.
Брюхатая луна светила в окно сквозь ветви деревьев. Ночные птицы то и дело хлопали крыльями за окном срываясь с места чтобы впиться когтями в замешкавшегося на траве грызуна. Засыпая Софи прижала колени к груди и натянула одеяло до самого носа, слушая мерное похрапывание собаки и надеясь, что ей ничего не будет сниться.
***
Тусклые лучи проезжающих мимо машин изредка освещали маленькую комнатку невысокого дома, заставляя цветочные горшки на подоконниках отбрасывать длинные чёткие тени на стены. Пустая тарелка и нетронутые столовые приборы остались лежать на полу у приоткрытой двери в самую маленькую и тёмную комнату. Девочка оказалась настолько голодна что не побрезговала даже овощами оставленными на тарелке, хоть их натура сделала душу тяжёлой и пустой, как картофельное поле в жаркий летний день. И даже куриное яйцо разбитое в пюре не улучшило ситуацию.
Овощи смиренны. Они просто растут и не борются за свою жизнь, во всём полагаясь на волю случая, погоду и человека, который их выращивает. Отсутствие мыслей в головах овощей пугало. Невозможно быть настолько безразличным к собственной жизни и не бояться бесконечной пустоты, которая обязательно наступит после смерти. Но овощи не боялись бездонного желудка Шестой, и для неё это, пожалуй, было самым страшным.
За окном проехал очередной автомобиль. Лучи фар выхватили из мрака тощую фигуру девочки, натягивающей старенький жёлтый дождевик, особенно яркий в практически чёрно-белом интерьере комнаты. Тонкая ткань повисла на её тощих плечах как на вешалке, а глубокий капюшон скрыл грязные волосы и голодные глаза, сверкавшие в темноте подобно крысиным.
Пузатый телевизор с покосившейся антенной включился слишком резко, на мгновение ослепив Рей и заставив тени детей в испуге заметаться по комнате в поисках места потемнее.
— Я знаю, что ты ещё здесь, — раздался знакомый голос сквозь пелену помех. — У тебя ничего не выйдет, забудь о Хозяйке.
Рей ступила в яркий луч голубоватого света от мерцающего экрана, чтобы увидеть гигантский глаз на выпуклом стекле. Наблюдать за тем как медленно сужается и расширяется зрачок, в попытке сфокусироваться на ней.
— Его там нет, — Глаз не моргал, не хотел терять её из виду ни на мгновение и из-за этого начал быстро покрываться красной сеточкой лопнувших капилляров. — Некому подсказать тебе, слабое место Хозяйки.
Рей бросила короткий взгляд на пульт и он тут же задымился, выпустив из кнопки выключения яркую искру. Глаз всё видел, каждое её движение. Эта властолюбивая каланча даже сейчас хвасталась перед ней.
— Оставь Хозяйку в покое. Её сила переварит тебя, ты с ней не справишься.
Шестая ненавидела слушать его нравоучения. С самой первой их встречи этот огузок пытался строить из себя своего. Быть таким же как и другие дети, упрямо не понимая, что этим только больше подчёркивал собственную силу. Свою исключительность. Невозможно скрыть свою сущность от того, кто может унюхать её за километр. Ему не нужно было особо стараться, чтобы выживать в их кошмарном мире, но он всё равно строил из себя хорошего парня в попытке казаться её другом.
«Двуличная мерзость».
— Послушай меня хоть раз, у тебя свой путь. Если ты поглотишь силу не предназначенную тебе, то ты…
— Я стану сильнее чем могла бы быть! — Голубой свет экрана утопал в её тёмных глазах не отражаясь. Очерчивал острые скулы и тонкие, потрескавшиеся губы, искусанные заострёнными зубами до крови.
Телевизор молчал глядя на неё своим огромным глазом, всё так же не моргая. Зрачок сузился до размеров острия шампура, пронзая душу Рей насквозь.
— Тебе не понять, что значит быть обычным ребёнком в это кошмаре, — Рей выдержала долгий взгляд с экрана. — У тебя всё было изначально, а мне нужно было выживать. Стараться. Стоило мне только добраться до источника твоей силы, как ты тут же забрал его у меня!
— Эта сила сделала из тебя монстра, — голос из динамиков был до тошноты спокоен. — Твоё тело исказилось, но на этом процесс не остановился бы. Эфир перемолол бы тебя и растворил в себе, сделав частью небытия, завершив твоё существование. Как ты не поймёшь, нельзя взять чужое без последствий, как нельзя съесть шестерёнку и стать частью механизма. Это так не работает.
— Я заберу себе то, что захочу сделать своим, — Рей двинулась к телевизору, прикрывая глаза от яркого света рукой. — Я стану силой с которой и тебе и твоему папаше придётся считаться, — она схватилась за провод питания раскалившийся на столько, что изоляция стекала на её руки горячими густыми каплями. — Я выживу в этом кошмаре, а вы нет.
Рей с силой вырвала штепсель из стены вместе с розеткой. Экран резко погас вновь погрузив комнату в темноту. Глазам крысы потребовалось какое-то время чтобы привыкнуть к смене освещения. Проморгаться как следует. На ладонях застывал охлаждающийся пластик, стягивая кожу жёсткой корочкой.
— Ублюдок, — процедила Шестая сквозь зубы, сдирая почти остывающую пластмассу с ладоней.
***
На мокром асфальте в луже собственной крови и кишок нелепо барахтала лапами блохастая кошка. Свесив разбухший язык из пасти с выбитыми зубами она безумно вращала слепнущими глазами и пыталась поднять голову в попытке хотя бы осмотреться.
Последняя агония как сладкий десерт на который можно смотреть, но нельзя попробовать. Похожая суть у пластиковых тортов в витринах кондитерских и трупов, которых приодели как следует для церемонии последнего прощания. Быть идеальными и не настоящими. Радовать глаз и успокаивать эмоции. Казалось, что по схожим причинам церковные иконы так любили тему предсмертных страданий Христа и всех великих мучеников. Смакование чужой боли свято как и сама эта боль.
Но кошка не могла усмирить сегодня его душу. Её страданий было мало.
День не задался с самого начала. Сначала какой-то щуплый заднеприводный увёл симпатичную девицу из-под носа, а потом ещё и бывшая унизила его перед друзьями. В такие моменты хотелось отыграться на ком-нибудь покрупнее.
***
— Моно, ты опять забыл моргать, — тяжёлая отцовская рука легла на плечо, возвращая его на тихую безлюдную набережную перед магазином электроники. Экран новенького телевизора медленно гас прямо за стеклянной витриной.
— Ты так зрение себе испортишь, — женщина ласково потрепала волосы сына успокаивающим жестом. Её тонкое платье слегка развевалось на ветру, а бледное тело, казалось, совершенно не ощущает холода, но отец всё равно накинул ей на плечи свой шерстяной пиджак пока они его ждали.
— Я просто ничего не хотел пропустить, — Моно активно тёр уставший глаз, стараясь не выдавать собственного разочарования.
Женщина молча приобняла его за худые плечи и маленькая семья побрела дальше по безлюдной набережной, освещённой тусклыми жёлтыми фонарями и круглой луной.
— Давно мы так не гуляли, — женщина проводила взглядом маленькую стайку мотыльков, круживших вокруг одного из фонарей. — Я уже забыла, как тут тихо, она осторожным жестом отняла руку сына от лица, не дав больше тереть покрасневший глаз.
Моно молча прижался к ней ближе, позволяя себя обнимать. Эфир тихо шептал ему на ухо старую сказку в попытке успокоить. Слов было не разобрать, но он был почти наверняка уверен, что в этом замешаны родители. Шёпот был похож на звук падающего в зимней тишине листочка: едва уловимый шорох от сопротивления воздуха. Нечто на грани слышимости и осязания.
Рей в экране походила на лоскутное одеяло. Невразумительное нечто похуже монстра Франкенштейна. Жестокое и одержимое целями столь же туманными, как и её собственный рассудок. Прошла ли она уже точку невозврата или для неё ещё не всё потеряно? Моно уже сомневался в том, что знает ответ на это вопрос.
Резкий жест отца, отыскивающего его и маму от края дороги вернул его в сознание во второй раз. Рёв мотора у самого уха и ощущение того, что холодный металл корпуса автомобиля пронёсся в паре миллиметров от его тела был полной неожиданностью. Машина развернулась в конце набережной под светом фонаря и у Моно получилось разглядеть в лице водителя знакомые черты мажора, с которым он столкнулся днём у антикварной лавки.
— Ты его знаешь? — отец не выпускал его и мать из своих больших рук, продолжая крепко прижимать к груди. Его сердце билось на удивление спокойно.
— Неудачно пошутил при нём на тему отношений между парнями сегодня, — спокойствие родителя было заразительным и Моно повторял его тон голоса, покрепче сжимая в ладони тонкие пальцы матери.
— Я говорила, что тебе нужно внимательнее следить за языком. — женщина устало вздохнула поправив причёску свободной рукой. Вид её был скучающим и равнодушным.
Чёрный отполированный форд газовал, набирая разгон для резкого рывка на коротком расстоянии. На улице никого кроме них. Алый свет башни выхватил из мрака очертания машины, но остался незамеченным водителем.
— Что же ты ему такого сказал, — поинтересовался мужчина бесцветным голосом, прерываемым короткими помехами, похожими на хруст сминаемого листа бумаги.
— Что он не в моём вкусе, —Моно следил за тем как тени сгущаются под их ногами словно клубок озлобленных змей.
— Только и всего?
Машина сорвалась с места прямо на них. Водитель и не думал сворачивать, целясь на мальчишку и врезался в невидимую стену в метре от семьи, бесстрастно наблюдающей за тем, как, словно в замедленной сьёмке, кузов автомобиля сминается в гармошку от удара а нос водителя вдавливается в череп во время удара о деформированный руль.
Подушка безопасности не раскрылась, но подросток за рулём выжил. Глотая собственную кровь и тяжело дыша он поднял взгляд на семью, замечая сквозь дикий звон в черепе, как в машине включилось радио.
— Добрый вечер, с вами Мэй Хойвер с экстренными новостями к этому часу, — жизнерадостный голос дикторши совпадал с беззвучным движением губ мужчины чьё лицо оставалось таким же безучастным как и прежде. — Сегодня вечером в десять сорок пять автомобиль Форд с неопознанными номерами сорвался в реку на Тисовой набережной, неподалёку от городского парка развлечений «Волна».
Разбитая в хлам машина завелась вновь. Ограда отделяющая набережную от бурного речного потока разлетелась так, словно в неё въехал невидимый автомобиль. Густая кровавая слюна скатилась по подбородку юного водителя, а перебитый позвоночник не позволял ему шевельнуть ни одной своей конечностью. Наблюдать с немым ужасом как машина сама по себе медленно подъезжает к реке — всё что ему оставалось.
— Предполагается, что причиной трагедии стало то, что водитель не заметил пешеходов и не успел адекватно отреагировать на дорожную ситуацию, — голос дикторши насмешлив и излишне активен. Люди которые так быстро говорят после десяти либо ведут исключительно ночной образ жизни, либо плотно сидят на веществах.
— Мы искренне соболезнуем родственникам пострадавшего и надеемся, что если он выживет, то будет внимательнее смотреть кого собирается сбить.
Ведущие колёса уже полностью зависли над чёрными водами реки. Машина уже не ехала, а медленно балансировала на краю уступа, настойчиво подталкиваемая неведомой силой в объятия холодных волн.
— Будьте внимательны на дорогах. С вами была Мэй Хойвер, с эксклюзивными новостями к этому часу!
Река поглотила машину очень быстро. Её разбитый кузов ещё пару раз мелькнул в свете луны, относимый быстрым течением в сторону океана, прежде чем полностью исчезнуть в чёрной воде.
