***
С первого звонка прошло два часа. Два душных, полных ненависти часа, за которые Шлатт разбил себе об стену лоб и дважды выходил из дома, чтобы остановиться на полпути к магазу, немного потупить и пойти назад, вспомнив про время. «Мне очень жаль, после двенадцати это запрещено законом»… Открыв дверь в третий раз, Шлатт уже почти шагнул за порог, но всё же одумался и вернулся. Споткнулся о бросившегося под ноги кота, и, матерясь, растянулся прямо в прихожей. — Только попробуй заржать, и так хуёво, — сказал Шлатт подлому коту, который, не устыдившись содеянного, внаглую подошёл и уселся возле его головы. На слова хозяина Суп отреагировал своим привычным полумяуканьем-полумурлыканьем, которое Шлатт обычно переводил по ситуации. Чаще всего выходило что-то вроде «ну ты и ничтожество». Уилбур не ответил. Сперва попросил отъебаться, напряжённый, как он выразился, «преследованием» (чёрт, это и правда немного походило на сталкинг, но…) а потом не ответил. Скорее всего и номер дал фейковый. — Это всё, Суп? — Шлатт не торопился подниматься. — Как думаешь? На этот раз кот молча лизнул ему лоб. — Ладно, уговорил. Ещё один звонок. Если и сейчас не возьмёт — значит я слишком сильно его заебал своими проблемами, и всё что было на фесте он делал из-за зарплаты, как все нормальные люди. Шлатт перевернулся на спину, достал из кармана телефон и позвонил. Как только вызов пошёл, начал считать гудки. Один. Шлатт спросил себя, почему он это делает, звонит Уилбуру. Два. Это значило, что он нуждается в другом человеке? Это значило, что нужно себе признаться в странных вещах? В том, что твоя личность странная, деформированная, ошибочная? В том, что хочется сказать… Три. «Мне нужна помощь от этого человека». Четыре. «Я хочу умереть. И слышать его голос». Пять. «Мне нужен этот человек, чтобы быть нормой». Шесть. «И эта надобность — не норма сама по себе». Гудки прервались. — Да? Тихое, глухое, хриплое «да». Шлатт вздрогнул, у него на мгновение отказал язык. — Уилбур? Несколько секунд Шлатт слушал тишину, заливавшую его уши с того конца провода. — Джонатан? Это Вы? — Да. Снова пауза. — Хотите, чтобы я… приехал? Я сделаю кофе. Просто сделаю кофе, и мы обсудим всякую чепуху. Шлатт сел, удерживая трубку плечом, переглянулся с Супом. В доме был серьёзный срач. — Эм… Ты не занят? Может лучше мне приехать? Где ты сей- — Нет! — Уилбур почти вскрикнул, и Шлатт замолчал. — Я не… тут плохое место для разговоров, и кофе нет, и… тут… чёрт, я скоро ухожу, как можно скорее. Шлатт потёр щёку, немного озадаченный. — Слушай, если тебе не нравится место, в котором ты находишься, конечно уходи. Прям сейчас. Когда угодно. — Спасибо, Джонатан, — в голосе Уилла резко проступило такое тепло, будто раньше он уйти не имел права, и это ещё больше сбило Шлатта с толку. — Да не за что, — сказал он, борясь с сухостью во рту. — Как насчёт, эм… вломиться в какую-нибудь из точек? Возможно, ту что на восьмидесятой? — Отличная идея. Тогда, встретимся там? — Давай. Повисло очередное тяжёлое молчание, потому что оба вдруг забыли, как вешать трубку. — До встречи? — проговорил Уилбур, и на фоне послышался какой-то стук, после которого Сут вздохнул так судорожно, будто тонул. — До встречи, — ответил Шлатт, всё более и более сбитый с толку. — …Да. — Да… я нажму отбой? — Нажимайте. Шлатт нажал.***
Шлатт ненавидел то, что он был трезв. Из-за этого он взял машину, и добрался до четырнадцатой ДжейКомпани’з первым. Ожидание едва не свело его с ума, и когда Уилбур наконец ткнул ему в спину пальцем (совсем легонько, даже нежно), перепугавшийся Шлатт чуть ему не врезал, резко обернувшись. Уилл отпрянул, бледный как мука, и спрятал руки в карманы ветровки. Шлатт успел заметить, что они дрожали, особенно правая. Они извинились по очереди, потом поздоровались, немного помолчали. Какой-то бомж крикнул им через улицу что-то про мелочь. Залаяла собака. — Так… — Уилбур кивнул на дверь. — У Вас есть ключ? Шлатт подёргал ручку, которая, разумеется, не поддалась. — Взломы не подразумевают ключей, кудряшка. Ты случайно не умеешь ковырять замки? Уилбур поджал губы, и пока Шлатт жалел о своём вопросе, снял с плечей рюкзак. — Случайно — умею. Надеюсь, Вы придумали объяснение для копов, на случай, если нас спалят. Он нагнулся над замком, и сунул туда какой-то согнутый прутик. Ещё и с собой носит. — Лучшее объяснение — документы на владение магазином, — фыркнул Шлатт, делая вид, что вовлечён в разговор, а не наблюдает за каждым движением рук собеседника. Уилл глянул на него через плечо: — Но они на Вас. А взламываю я. Щёлкнуло, Сут сразу открыл дверь. Бомж на другой стороне улицы заголосил и даже немного похлопал. — Добро пожаловать, — сказал Уилбур, пропуская Шлатта внутрь. — Рады Вас видеть, сегодня у нас акция: если найдёте, где включается свет, получите кофе бесплатно. Разумеется, приготовленный из продуктов кафе, а значит — закупленных компанией, а значит — Вами. Почти бесплатно. Шлатт хмыкнул, включил на телефоне фонарик и пошёл в угол подавать электричество. — Да будет свет, — громко сказал он, как только нашёл нужный выключатель. Загорелась одна лампа прямо над стойкой, Уилбур улыбнулся, показав ему оттуда большой палец вверх. Шлатт улыбнулся тоже. Он… скучал по этому. Немного. Можно было подумать, как они будут закрывать дверь (можно ли запереть кафешку скрепкой?), или о том, что сказать Минкс, но Шлатт просто сел на барный стул напротив хозяйничающего у машин Сута и с удовольствием вдохнул запах зёрен. Новая тишина была уже куда более уютной, чем прежде. — Вам с собой или здесь? Товары по акции? Пакет? — Разумеется, здесь, кудряшка. А то уйду, а тебя повяжут за взлом. Уилбур хмыкнул, поставил перед Шлаттом чашку. — Не угрожайте мне, мистер. Нельзя грубить обслуживающему персоналу, это понижает вашу привлекательность. — И в мыслях не было. — А то плюну в вашу еду, а Вы даже не узнаете. — Так, — Шлатт подозрительно взглянул на кофе, — по-моему, это ты мне угрожаешь. Сут приложил к груди руку и вскинул брови, безмолвно вопрошая, как его могут подозревать в чём-то подобном. Они немного помолчали. Снаружи начался дождь, и Шлатт вспомнил, как стоял под козырьком этой кафешки и общался с подростком. — О, я говорил с твоим братом. Который второй, эм… Таббо. Он тут был вчера утром. Промокших посетителей ДжейКомпани’з обслуживает бесплатно, так что он тут какое-то время даже оценивал навыки Минкс. Уилбур посмотрел на него удивлённо, потом — встревоженно. — Я надеюсь, он не пил кофе? Вы же не давали ему кофе, правда? Шлатт ответил непонимающим взглядом. — Да нет… я не помню, вроде нет. Кажется, он попросил молоко или вроде того. А что, ему нельзя? Какая-то диета или сердечные трабблы? — Нельзя, — вздохнул Уилл. — Почему он вообще выходил лишний раз… Надо будет спросить. Шлатт кивнул, не зная, что сказать, глотнул привычный кофе. У него тоже должен был быть старший брат, но он умер во младенчестве. И Джон был единственным ребёнком в семье, родителей ненавидел, прочных отношений ни с кем никогда не имел, и плохо понимал этот механизм полноправного беспокойства. «Это мой человек, я за него переживаю». — А какого это, быть чьим-то братом? — неожиданно спросил Шлатт, уставившись в свою чашку. Дождь усиливался, под козырьком кафе устроился мокрый пёс. — Полагаю, когда у тебя есть два глупых ребёнка, которых ты любишь несмотря ни на что, и готов на всё ради их безопасности. Счастья. Спокойствия… Я работаю, Джонатан, чтобы Томми мог пойти в колледж, а Таббо был здоров. Они — самое дорогое, что у меня есть. Я… могу убить человека, который будет угрожать им, я… Он посмотрел на свои руки, которые снова задрожали. Шлатт молчал. Он хотел спросить, не убивал ли Сут людей взаправду, но почему-то боялся ответа. — Но есть ещё один аспект братства. Нас четверо, есть последний, самый старший. Когда-то он точно также мог разодрать кому-нибудь горло за нас, за меня. С ним я мог чувствовать себя в безопасности… Будто он сможет решить любую проблему, и она никогда не коснётся меня. От любого человека, даже от отца, он защитит меня. Хочу, чтобы мои младшие могли ощущать это чувство. Хотя вряд ли выходит очень хорошо, я… совсем не такой, как он, я в миллион раз слабее… Я просто люблю их, и всё. А они в ответ — меня, и этого достаточно. Вот, как-то так. Шлатт сделал ещё глоток, отчаянно завидуя Уилбуру, Томми, Таббо, всем им. У них было это загадочное чувство. Чувство, что тебя защитят, что ты не один. Есть за твоей спиной кто-то, кто сильнее, и он разберётся с проблемами, вступит в спор с тем, кто тебя обижает… У Шлатта были друзья, но никто, ни один из них не решался перечить его родителям. Абсолютно каждый человек, с кем общался Шлатт, был слабее родителей, слабее него самого, и был просто приятным в общении, но не более. Шлатт знал, что если опереться на плечо кого-то из таких людей — оно либо исчезнет, либо переломится. Слишком тяжелы его проблемы, слишком большие фигуры он сам да его родители, слишком много у него амбиций. ДжейКомпани’з он создал в одиночку. Искал нужных людей, привлекал инвесторов, нанимал помощников, договаривался, спорил, лично участвовал в стройке первых точек, экономил даже на собственной еде. И двигали его вперёд, придавали сил не любящие люди, а ненависть. Злость. Чистое своеволие, упрямство мысли «я это сделаю, и они заткнут пасти». «Я гожусь на что-то и сам по себе». «Мне никто и не нужен». Первое время было классно, но потом выяснилось, что и этого не достаточно. — Я уже давно так ни с кем не говорил, — Уилл поставил на стойку локти, переплёл пальцы и положил на них голову. — По большей части я либо где-нибудь в бегах, либо общаюсь с младшими о чём-то насущном, сериалах, комиксах… — А я вообще редко с кем-то говорю вне дел. — Почему? — Эм, — нахмурился Шлатт. — Просто не говорю, и всё. Всё, что я делаю, это работаю. Все люди, которых я встречаю — мои собственные сотрудники, либо деловые партнёры. Нам бы поскорее решить рабочие вопросы да разойтись. — Я ведь тоже был вашим сотрудником, — Уилбур прикрыл глаза, невесомо улыбаясь. — И мы разговаривали. — Ты — исключение, — тут же ляпнул Шлатт, не подумав. Уилбур усмехнулся. — Да ну. Это льстит конечно, но, по-вашему, я один способен поддерживать беседу из всей сети ДжейКомпани’з? Шлатт раздражённо цыкнул, переключившись на кофе. Дело было не в этом, не в беседах. В них тоже, но Шлатта привлекла не сама способность разговаривать, а то, как Уилл это делал. Какое у него было отношение к Шлатту. — Слушай, Уилбур, — сказал он, со стуком опуская чашку на стойку, — там ведь была не первая наша встреча. Не первый разговор. За четыре дня до феста я пытался купить бухло в круглосуточном тут рядом, на углу, а ты мне ничего не продал. Помнишь? Сут медленно покачал головой, удивлённый. — Я был груб, — добавил Шлатт. — И ты тоже. Совсем не так себя вёл, ну типа… без этого тепла… всей хуйни. Биполярка? Или искренности на фесте всё же особо не было? Уилбур моргнул пару раз, отлепился от стойки, посмотрел на собеседника сверху. Шлатт, раздосадованный и сам не знающий, нахрена это сказал, готов был уже попросить его забыть последние две минуты. — Я не помню этот день, о котором Вы говорите… — сказал Уилл медленно, — но на фестивале действительно старался быть искренним. Я говорил с девушкой из другой палатки, она была такой… светлой, тёплой, не знаю. Я хотел, чтобы уходящие от меня люди также улыбались, как её клиенты. Шлатт, собиравшийся допивать кофе, посмотрел на него поверх чашки. — Ты слишком хорош для этого дерьмового мира. Уилбур вздохнул и покачал головой. — Это так кажется. Просто привычка всем нравиться. Чтобы жилось легче. Если бы я выглядел, как себя чувствую, Вы бы уволили меня в первый же день. То же самое с поведением, всем этим… У Вас, наверное, такого нет, ведь Вы и сами по себе чего-то стоите. Чего-то стоите. Раньше Шлатт думал, что создал ДжейКомпани, потому что лучше и способнее других. Он покупал кофе в Старбаксе, и считал, что это очевидно, доступно всем, а те, кто не может себе такого позволить — ленивые, безынициативные, второсортные люди с хреновой ментальностью. Но потом был стартап. Со Старбакса и началась идея с кофейнями, только у ДжейКомпани была своя фишка — каждая точка была уникальным мирком с книгами, расписными стенами и настольными играми. Точки формировались людьми со вкусом, архитекторами без работы, уличными художниками и музыкантами, которых Шлатт просто встретил и предложил сотрудничество. Он тогда узнал многое. Например, что кто-то становится бездомным, просто потому что у него был портачный исходный материал. Бедная семья из алкоголиков, болезнь, инвалидность, неудачная местность. Что когда кто-то говорит «у меня нет денег на это», он имеет в виду, что у него в прямом смысле их нет, а не то, что они в данный момент куда-то инвестированы. Что если обычные люди оступаются, их не поддерживают. И они лежат в грязи до тех пор, пока не случится чудо. Шлатт ненавидел своих родителей, у него был этот детский протест, но… если бы с ним что-то случилось. Если бы он заболел, или не поступил в универ, или попал в критическую аварию… Его жизнь не была бы кончена благодаря их деньгам. А компания расширялась медленно — каждое новое кафе требовало очень многого. Нужных людей. Своей фишки. Шлатт не сразу заметил, что чем больше становилось точек, тем сильнее стиралась их индивидуальность. За всем уследить было невозможно. Всё покатилось по наклонной, когда он запил. Шлатт знал, что если бы не Квакити (тоже подобранный на улице) его компания могла бы погибнуть. Но вот — он сидел в четырнадцатой точке, автором которой была Минкс. Дерзкое, готическое место с розами и чёрным кружевом. И разговаривал с человеком, которому путь, для Шлатта ставший простым и даже ненавистным, наделал таких шрамов, которые кровили через одежду привычкой нравиться людям. — У Квакити есть такая же, — глухо сказал Шлатт, отвлекаясь от своих мыслей. Уилл поднял на него чуть затуманившийся взгляд: — Что? — Привычка. Такая же. Видел, как он смотрит на меня? Я тоже вижу. Будто любит меня больше всех в мире, и одновременно в кошмарах видит, как я его прогоняю. Уилбур не ответил.***
Когда они расходились, Шлатт услышал, как уже после прощания Уилл прошептал «Скажите ему, что не прогоните его. Что любите его». После этого он развернулся, дважды погладил по голове мокрую собаку у стенки, и пошёл в утренний туман.