Зависимость

      Вчерашний день выдался действительно сложным и тяжелым. Алисия хотела бы взять передышку недельку-другую от таких выматывающих тренировок в кадетском училище, ведь инструктор Шадис безбожно гонял их из раза в раз, нисколько не жалея измученных кадетов. Алисия с ног валилась после каждой тренировки, особенно если они были с использованием УПМ. Вроде выглядит всё просто. Подумаешь, висеть на ремнях, лишь бы носом вниз не грохнуться. Но всё это было чертовски энергозатратным, что порой на ужине она едва ли была в силах поднимать ложку с какой-то пресной кашей. Кадетское училище, конечно, не самый легкий этап в жизни Алисии, но она надеялась попасть в десятку лучших выпускников, чтобы в будущем радостно жить во внутренних землях, имитируя активную защиту гражданского населения от всяческих невзгод. Алисия тихо посмеивалась над героями вроде Эрена, которые были готовы посвятить своё сердце человечеству, вступив в ряды Разведывательного корпуса. Она восхищалась такими ребятами, честно, просто… Зачем добровольно идти на смерть, если этого можно избежать? Печальная статистика говорила, что в разведкорпусе солдаты умирают ужасающе быстро, и, что главное, безрезультатно. За столько лет своего существования именитые разведчики так ничего существенного и не добились.       «До выпуска осталось чуть меньше года. Все эти кошмары на тренировках нужно пережить с гордо поднятой головой. Взять и сделать, не жалуясь. Только бы выспаться хорошенько», — думала Алисия, укладываясь на плоский матрац, через который чувствовались все неровности кроватных досок. Саша на верхней кровати, по ощущениям, сделала тройной кувырок, но Алисия была уверена, что подруга видит уже десятый сон. Глаза неумолимо закрывались, поэтому оставалось только уткнуться в подушку и крепко заснуть.       Как бы то не было печально, сон не шел. Алисия несколько раз поправляла одеяло, поворачивая его и так, и сяк, взбивала скомканную подушку и как минимум трижды меняла своё положение на кровати различными образами, единожды находясь вверх ногами. Все эти агрессивные телодвижения закончились, когда Микаса с кровати напротив посмотрела на неё убийственным взглядом и перевернулась на другой бок. За окном уже занимался рассвет, небо мягко отливало розовым на линии горизонта. Алисия отчаянно зажмурила глаза, надеясь, наверное, что тотчас провалится в столь долгожданное, но краткое небытие. Последние крупицы сонливости помахали ручкой на прощание и куда-то исчезли. Сон начал стучаться в сознание Алисии где-то за час до подъема, поэтому, собираясь на завтрак, она чувствовала себя абсолютно разбитой.       На завтраке всё было как обычно. Алисия угрюмо села между Жаном и Конни, напротив счастливой Саши, уже уплетающей хлеб за обе щеки. В столовой было шумно. Гомон лился со всех сторон, заставляя Алисию закрыть глаза и положить голову на сложенные перед собой руки. Клонило в сон, и она поддалась этому провокационному желанию, намереваясь остаться голодной в лучшем случае до обеда. Спалось на удивление мягко и тепло, и пахло чем-то сладким, поэтому в целом ощущения были приятные. Пока у Алисии на зачесался нос. Она спокойно поднесла руку к лицу, потерев переносицу. И внезапно её сознание завопило, что обе руки свободны, значит сейчас она спит на ком-то. Точнее говоря, на чьём-то предплечье.       «Жан или Конни? Конни или Жан? Не-е-ет, Конни не пахнет так приятно… — Алисия честно не помнит, кто с какой стороны от неё был, но, ориентируясь по своим внутренним инстинктам, она была уверена, что минуту назад сладко спала на Жане Кирштейне. На этом напыщенном, самодовольном болване. — Он наверняка не упустит возможность привлечь к себе внимание и начнет шутить об этом на каждом углу».       Мысленно давая себе сотый подзатыльник, Алисия открывает глаза и поднимает голову, принимая привычное сидячее положение. Взгляд её быстро пробегает по человеку, который только что исполнял роль импровизированной подушки.       «Черт! Это действительно Кирштейн. Это конец света, но… Но он так уютно пахнет».       — Бурная ночка, Алисия? — Конни по правую руку от неё дерзко ухмыляется, а сама Алисия нервно смеётся, тут же прикусывая язык.       — Да, — она неловко пожимает плечами, искоса поглядывая на молчащего Жана, — что-то вроде того. В комнате было душновато.       — Видимо, если бы не духота в девчачьей комнате, я бы мог уже позавтракать, — недовольно кривится Жан, словно не замечая непонимающего взгляда Алисии, — но ты заснула у меня на руке, и я не хотел тебя будить.       Алисия лишь пожимает плечами, принимаясь за завтрак в последние минуты перед тренировкой. Она не замечает ни заалевших щек Жана, ни того, как нервно он трясет ногой под столом. Саша напротив хитро улыбается, подмигивая подруге.       Вечереет. Солнце катится на запад, неумолимо падая за горизонт. В воздухе витает легкая прохлада. Очередной день и очередные невыносимые тренировки. Алисии кажется, что быть солдатом просто не её занятие. Ещё ведь не поздно передумать.       — Я клянусь, ты чертовски сильно нравишься Жану, — Саша хватает Алисию за плечи, поворачивая к себе. — Он на тебя всегда странно смотрел, но сегодня, когда ты заснула на нем, он чуть ли по столу не растекся и даже запретил Конни трогать тебя. Он в тебя влюблен, не могу поверить, Лис. Это же Жан! Он довольно-таки симпатичный и милый и…       — Ты слишком категорична, — перебивает её Алисия. — Всё проще: Кирштейн увидел, что я выгляжу и чувствую себя кошмарно, и решил меня не трогать. Никаких чувств, никаких драм, никакой романтики.       — Но он смотрит на тебя даже сейчас, — Саша машет рукой куда-то в сторону, и Алисия сопровождает этот жест взглядом, замечая, что палец Браус указывает ровно на Жана, стоящего в тени с Марко, Конни и Бертольдом. И Жан правда смотрел на неё и Сашу, а затем быстро отвел глаза, столкнувшись взглядом с Алисией. — Он делает это постоянно. Лисия, читай по губам: по-сто-я-нно. Почему ты этого не замечаешь?       — Потому что я не смотрю на Жана Кирштейна, — фраза выходит слишком громкой, из-за чего Марко оборачивается, останавливая свой рассказ посреди слова.       «Потому что я не хочу, чтобы ты знала, что я смотрю на Жана Кирштейна, — поправляет себя Алисия, — ведь он мне нравится».       Больше они об этом не говорят. Саша не спешит идти за подругой, лишь провожает её растерянным взглядом. Жан невольно поджимает губы.       Жизнь в Кадетском училище идет своим чередом. Каждый день происходит примерно одно и то же: подъем, завтрак, тренировка, обед, тренировка, ужин, отбой. Жан потерялся в этом бессмысленном круговороте. И, говоря честно, он просто чертовски устал. У него в кармане пара листов, небрежно вырванных из альбома, и крошечный кусочек простого карандаша, остро заточенный простым ножом. На одном из листов наспех сделанный сегодня набросок хохочущей за обедом Алисии, которая в тот момент на словах соревновалась с Эреном, кто кого победит в армрестлинге. На словах победила Алисия, на деле — Йегер. Жан смотрел на её хрупкую руку в ладони Эрена и думал, что точно услышит треск ломающейся кости, когда пальцы девушки начали белеть от напряжения.       Сидя на не истоптанной траве между мужским и женским общежитием, Жан снова думает о ней. Несносной чертовке, которой одним только чудом удается держаться среди лучших кадетов.       Жан часто на неё смотрел. Алисия умела приковывать к себе взгляд, не прилагая при этом никаких особых усилий. Абсолютной красоткой она уж точно не была, просто забавно шутила и дерзко агрилась на него временами. Возможно, чуть чаще, чем он бы хотел. Но она смеялась ему прямо в лицо, отвечала на все колкости и искрящимися жизнью глазами смотрела в упор. Жан не выносил этих бессмысленных гляделок, чувствуя иногда, что кончики ушей горят, а сердце в груди как-то неправильно ударяется о грудную клетку. За это он себя ненавидит. Он говорит себе каждый раз, когда видит Алисию: «отвернись, не смотри». Но продолжает смотреть, только смотреть.       Жан нащупывает в кармане набросок с её лицом, безжалостно сминает, вытаскивая на свет. Плевать. У него таких по крайней мере штук десять, и все нужно выбросить, сжечь, изорвать на мелкие кусочки. Рука только никак не поднимается, и Жан из раза в раз продолжает вглядываться в осточертелые черты. На губах застывает лживое «ненавижу».       Потому что я не смотрю на Жана Кирштейна, — он закрывает глаза, снова вспоминая её слова. С того момента прошла неделя, а может и больше, а он как глупый влюбленный мальчишка продолжает думать об этом.       Жан плотно сжимает в руке лист, окончательно комкая его, когда рядом с ним на землю кто-то садится. Кто-то достаточно легкий, чтобы подобраться так тихо, и слишком наглый, потому что прижимается головой к его плечу и зевает с тихим «ах» в конце, по которому и удается опознать нарушителя его одиночества. Жан поворачивает голову к Алисии, утыкаясь ей в макушку. Девушка фыркает ему в рукав, слегка отодвигаясь.       У него в глазах — печаль без дна и без края плещется, а в её — усталость застыла словно лед в озере лютой зимой.       Алисия пододвигается к нему так, чтобы лица были на одной высоте. Жан сжимает лист до скрипа бумаги под пальцами.       — Что ты тут делаешь? — в ответ она лишь неоднозначно пожимает плечами и подается вперед.       Её губы почти невесомо касаются губ смущенного Жана, затем опускаются ниже, на подбородок, таким же едва ощутимым прикосновением. Алисия отстраняется, смотрит на быстробегущие облака на небе. А Жан всё также продолжает смотреть на неё.       — Давай помолчим вдвоём, — предлагает Алисия, и Жан честно молчит, накрывая её ладонь своей и переплетая их пальцы.