— Знаешь, спасибо тебе за всё. Правда, спасибо, — горько выдал Антон, а его глаза всего на мгновение полыхнули ярко-синим. А может, Роме это просто показалось, но в сочетании с тоном и манерой держаться этот взгляд только дополнил сложившийся образ. Он слегка обомлел. Но Антон смотрел не на него. Он был в своём мире… который потревожили. Поэтому и продолжил говорить: — Я как вещь, которую достают, чтобы удивить гостей и повеселиться самим. Вещи, копии… на которой каждый стремится выместить свою ненависть к оригиналу. Но… у вещи нет ни души, ни гордости. А у меня, к сожалению, есть.
Он выдохнул и именно в этот момент, поймав ошарашенный взгляд Ромы, наконец, сообразил Что и Кому только что сказал. Он сам не понял, как такое произошло. Почему вообще начал говорить? Из-за чего разоткровенничался?
— Блять, извини, — он резко сжался, опустил голову ниже и попыталась встать. Вообще-то обычно он старается не материться, но тут случай особый. — Это походу из — за твоего виски. Я обычно пью только вино. Подсыпал что — то, и думаешь меня соблазнить? — перевел всё в шутку, по своему обыкновению.
И Рома будто бы очнулся от оцепенения. Видение исчезло, будто его и не было, и теперь на него снова смотрели тусклые усталые глаза Антона. Но… кто-то может объяснить ему, что с ним было минуту назад?
— Сядь, — хрипло приказал он, всё ещё пытаясь прийти в себя после услышанного. Странно, но он повиновался, но голову так и не поднял. — Расскажи всё, что сможешь. Не буду я тебя осуждать
Пришлось все рассказать, не упустив ничего.
Как ни странно, ему стало немного легче — скорее всего, не от банальных сентенций, а просто от того, что смог выговориться.
— И сейчас он опять появился... — Возникло ощущение, будто в сжатой ладони растаяла карамелька, и рука стала отвратительно липкой. Видимо от волнения. Ещё очень хотелось плакать, но слёз не было — «восковым фигурам» не нужны слёзы, поэтому их и нет. — Я менял много школ, круг общения, партнёров. И, казалось, что я смог от него избавиться, но... как видишь. Видимо это моя карма. — Антон горько усмехнулся.
Рома смотрел на него, оглушенный, не в силах пошевелиться. Ему хотелось утешить его, как-то поддержать, но он не знал, что сказать. Петров замолчал — так же внезапно, как начал говорить о пережитом ужасе.
— Тупо животное. Руки прямо зачесались как следует треснуть. Откуда у меня такое чувство сейчас? — на мгновение задумался Рома.
Возможно, он был предвзят к Антону, но сейчас за него тревожился. Он просто был слишком добр ко всем, благодушен.
* * *
Что ему нужно было сейчас, Бяша не знал, он просто хотел выпить и успокоиться. Так и получилось. Достав из бара бутылку коньяка, он уселся в кресло, закурил и отпил с горла. Он умел ни о чем не думать, это всегда помогало, в любой ситуации, да и делать — то было больше нечего. «Еще пару глотков и пару затяжек, — полегчает». — Подумал он, но нет.
— Зачем так загоняться из — за него? Он просто неблагодарная
шлюха, — выпалил Фил. — Когда мы только — только познакомились, он был такой хорошенький. А что сейчас? Эх — эх...
Фил был уверен, что его вины нет в случившемся, это только ответственность Антона.
Выглядел слишком мило.
— Бля, завали. — Бяша был в некой нирване, и шевелиться совсем не хотелось. Хотя и слышать такое о Петрове совсем не хотелось.
Фил не стал как — то реагировать на его слова, просто продолжил:
— Может хочешь ему как — нибудь отомстить?
— За что?
— За то, что он тебя кинул.
— Не-а, не хочу. — как-то безразлично ответил Бяша, занятый своими мыслями. — И ты к нему приближаться больше не смей. Начну всё с чистого.
— А это уже не твоё дело.
* * *
Антон так организовал свое расписание, что занятия у него были только по понедельникам, средам и пятницам с девяти утра до часа дня, а вторник и четверг оказались совершенно свободными. В теории это было отличной идеей, но он — сова, и на практике у него сложился странный 48-часовой график: тридцать два часа он бодрствовал, а потом шестнадцать часов подряд спал.
В дни, когда нужно было идти на занятия, в восемь утра звонил будильник, и этот звук был худшим звуком в мире. Он раз за разом нажимал на кнопку «отложить», а потом говорил себе, что мог бы пропустить первое занятие, а конспект переписать у кого — нибудь. Затем, спустя час, он убеждал себя, что раз эта логика так хорошо сработала для первого учебного часа, он мог бы использовать ее и для второго, так что его Петров тоже пропускал. К тому моменту, когда нужно было собираться на третье занятие, он знал, что на два уже не пошел, так что не пойти на еще одно большого труда не составляло. И, наконец, когда начинался последний учебный час, он говорил себе, что нет смысла идти на одно занятие, когда пропустил все остальные. Выгода от посещения одного занятия не стоила усилий, связанных с вылезанием из постели и походом в университет.
Короче, эти несколько недель он вообще не ходил на лекции. А поскольку он никогда не мог встать с постели сразу, ему было лень и принимать душ, и тащиться в столовую. В итоге днем он питался быстрозавариваемой лапшой.
Это время было потрачено в основном на тусовки с незнакомыми людьми, жившими в общежитии. А потом снова уходил в себя.
Что в итоге из этого вышло бы, если бы он не встретил сейчас Пятифана?
— Всё нормально, не бойся. Я защищу тебя, я буду твоей новой мамочкой. — Пятифан всегда проявлял необыкновенное хладнокровие, в отношениях держался с достоинством, но просто, любил пошутить в разговорах. Так и сейчас. Так сказать, разрядить обстановку
— Хах, забавно. Он говорил почти также. Но спасибо. — Может же всё испортить. Антон стал постепенно приходить в себя, осознавая, что Рома находится слишком близко, — Тогда может пора утешить меня как — то, «мамочка»?
И как только это у него выходит?
— Ой, блять, — шумно выдохнул воздух и, не вынимая рук из карманов, присел на ручку кресла. — Ложись здесь, а я к себе. Принесу постель тебе и бывай. До завтра.
Рома сам постелил ему постель и в изголовье поставил небольшой ночник, чтобы тот не чувствовал себя одиноко.
Антон ловко стянул кофту и улёгся поудобнее.
—
Если уснёшь сегодня ночью, конечно — пробормотал себе под нос.
Пятифан с кем — то общался в телефоне, потому не сразу расслышал и обернулся, переспросить :
— Что?
— Нет — нет, ничего. Сладких снов говорю.
