Влюбиться в смерть

Родной дом, как всегда, встретил меня буйством красок, ведь моя комната не единственная, что пострадала от лап моих родителей. Длинный коридор был поделен ровно на две части: выбор матери и выбор отца. Левая половина была выкрашена в черный цвет, стену украшали подсвечники и нарисованные летучие мыши, и она, в общем, неумело изображала из себя стену из замка графа Дракулы. Правая же стена была завершена крашеными шкурами животных: зеленым леопардом, полосатыми овцами из Икеи, которые мать красила сама. И это надо было видеть, как она гуашью пыталась все это раскрасить, а папаша прыгал рядом и блеял, упрашивая покрасить ему пузико. Сама стена под шкурами была белой, в противоположность черному цвету. Хоть оба моих родителя были одинаково странные, они постоянно пытались противостоять друг другу. И если же отец выбирал черный цвет, то мать обязательно брала белый. Поэтому у нас вся квартира была поделена на две половины, кроме, разве что, моей комнаты, но и там они не могли прийти к обоюдному согласию и выбрали для меня хер знает что. Вот в это хер знает что я как раз и направился, попутно снимая с себя обувь и кидая ее куда-то в сторону. А вот и моя комнатка! У меня иногда складывается такое впечатление, что ее обставляли дальтоники, вот она и получилась такой странной. Стащив с себя майку, я улегся на кровать. Все-таки, как же жарко летом…Хорошо хоть у нас квартира на первом этаже и здесь не так душно. Только мне стоило лечь и закрыть глаза, как перед глазами встал Клим. И снова стало обидно. Он же мог объясниться. Ну, правильно, сначала целует, а потом убегает, лучше и не придумаешь! И я во всей этой истории главный идиот. Обидно… А вообще, если все, что мне рассказывал Клим, правда, то, значит, я знаю то, что никто еще не знает! И делиться я ни с кем не буду. Все равно в это никто не поверит. Люди у нас вообще недоверчивые, им все надо обосновывать, и это еще одна причина, почему я не очень люблю с ними общаться. Отрицание чего-либо – признак скудоумия. Если человек не желает даже попытаться вникнуть во что-то, что я могу на это ответить? Это дело каждого, но, пожалуй, уже без меня. Я верю практически во все, во всех духов и сущностей, просто потому, что знаю: они существуют. И Клим тому весомое доказательство. Если существуют такие проводники, то почему бы не существовать еще чему-нибудь? Мы просто не обо всем знаем. А многие, даже не пытаясь узнать, уже утверждают, что этого нет. И то, что я познакомился со смертью – большая удача. Несмотря на то, что я на него обиделся, я все равно счастлив, ведь он смог показать мне что-то, о чем я и помыслить не мог. А это дорогого стоит. От жары и усталости меня снова начало клонить в сон. Может быть, я его еще увижу? В конце концов, он рассказал мне не все… А я еще не утолил свою жажду до конца. *** Когда я проснулся, у меня было такое впечатление, что в комнате я не один. Быстро открыв глаза, я чуть не закричал от того, что увидел. На моей кровати преспокойно сидел Клим, закинув одну ногу на другую, смотрел на меня и улыбался. – Ты…ты что здесь делаешь?! – воскликнул я, оправившись от шока. Потом вспомнил, что я лежу в одних трусах, и, непонятно зачем, накрылся одеялом. Клим на это только рассмеялся. – Стесняешься? – усмехнулся он, – Да ладно, я уже все видел. С этими словами он резко дернул одеяло на себя, и я, не удержав его, остался сидеть практически голым. Что он там у меня видел, я понятия не имею, но на всякий случай отполз от него подальше. – Ты что, пугливый? – его бровь удивленно поползла вверх. После чего он заливисто рассмеялся. – Давай, смейся, – процедил я, скрещивая руки на груди, с досадой отмечая, что его смех рассеял все мое негодование, – Ты, вообще, как сюда попал? – Через окно, оно открыто было, – кивнул он в сторону занавесок с красными розами, – Потом увидел, что ты спишь и не удержался от незаконного проникновения в твой дом. – Отлично! Сначала бросаешь меня одного, а потом являешься, вот он, здрасте вам! – сказал я, зло сверкая глазами. Он на меня посмотрел этим своим внимательным взглядом, а потом приблизился, – И нечего ко мне… – Прости, – прошептал он мне на ухо, обнимая за талию и притягивая к себе, – Просто не было времени что-либо объяснять, а в тот момент чуть не погибла девочка. – Ты спас ее? – спросил я, тоже обнимая его после недолгих раздумий. – Да, – лаконично ответил Клим, – Это моя работа, и спасать от смерти, и делать так, чтобы эта смерть наступила. – Ясно, – вздохнул я, – Больше не исчезай…так. – Понимаешь, я должен… – начал он, но посмотрев в мои полыхающие гневом синие глаза, сказал: – К черту. Обещаю. Почему мне так спокойно рядом с ним? Даже несмотря на то, что я испытываю страх. Странно… ни с одним человеком такого не испытывал. Но и он ведь не человек вовсе, хоть и говорил, что когда-то был им. И это еще одна из загадок, которую мне предстоит разгадать. Можно даже прямо сейчас. – Скажи, а как ты все-таки стал смертью? Он замотал головой. – Не скажу. Пока не скажу. Только, пожалуйста, не обижайся. Когда-нибудь ты все узнаешь…только не сейчас. Ну да, размечтался, все тебе и сразу подавай! Радуйся, что хоть что-то знаешь. – А ничего у тебя комнатка. Веселенькая. – Начинается! – фыркнул я. Клим уже встал с кровати и осматривался. – Никогда не видел, чтобы комнату обставляли так…дебильно. – О, ты с моими родителями еще не познакомился! Это, кстати, они мне интерьерчик обставляли. Единственное, что удалось спасти, так это кровать. – И какие же у тебя родители? – со странным блеском в глазах спросил он. – Ну… Отец у меня лама, а мама русалка. Он недоуменно на меня посмотрел. – Подожди… Так ты, значит, козерог? Нет, ты ламарог! И он заржал. Да уж. Хотя, это, действительно, смешно. А я не знал, что являюсь ламарогом. – А я б хотел с твоими родителями познакомиться, – заявил он, плюхаясь со мной рядом, – Мне кажется, они забавные. – О да! Забавные – это не то слово! Я живу в дурдоме – вот это самое веселое! – И при этом ты считаешь себя обычным, потому что твои родители, мягко говоря, странные! – в его глазах читался азарт. – Ну да. А к чему ты клонишь? – Ни к чему, – усмехнулся он, одним быстрым движением притягивая меня к себе за шею и впиваясь в мои губы. Как же это классно! Опять мне стало очень тепло и спокойно, словно я, наконец, получил то, чего мне так не хватало. И вообще, с ним мне впервые захотелось на кого-то тратить свои чувства. Да, пожалуй, что так. Теперь я понял причину своего обычного пофигизма. Мне не хотелось растрачиваться по мелочам на какую-то шушеру, как бы высокомерно это ни звучало. Да, мне не хотелось ни эмоционально реагировать на других, ни разговаривать с ними, а все потому, что я не ощущал от них должной отдачи. А Клим совсем другой…Я впервые встречаю равного себе. Равного…точно! На самом деле мои чувства находятся слишком глубоко, я спрятал их ото всех. А Клим может их расшевелить и увидеть. В голову пришла сказка про спящую красавицу, которая тоже спала, пока прекрасный принц ее не поцеловал. Я, оказывается, еще и спящая красавица, отлично! Принцесса-ламарог! – И все-таки, дурацкие у тебя обои, ненавижу полоски, – сказал он, разрывая наш поцелуй. А мне показалось, что меня лишили чего-то важного. Я хотел его губы и не успел насытиться ими. – Пофиг, – сказал я, уже сам притягивая его за воротник к себе и проникая в его рот языком. В его глазах я прочел легкое удивление. Да я сам сейчас словно заново с собой знакомлюсь, а точнее, с той своей частью, которая отвечает за отношения. У меня ведь их вообще никогда не было. Интересно, какая реакция будет у родоков, когда они узнают, что я гей? Наверное, подарят мне диск с гейской порнухой. Не прекращая играть с его языком своим, я стал смеяться. Наверное, Клим тоже удивится такому подарку, хотя, по-моему, его невозмутимость вряд ли чем-то проймешь. Уж смущаться он точно не будет. Он попытался что-то сказать, но я лишь крепче в него вцепился, не желая отпускать. Он мой, и эти губы тоже мои… – Ммм…Илья! – ему, наконец-то, удалось от меня оторваться, – Присосался, как пиявка. Экий ты ненасытный. Он говорил это со смехом в глазах и со свойственной ему улыбкой. Черт, какой же он красивый… – Кстати, ты, наверное, думал о том, что все развивается слишком быстро? – спросил он, продолжая улыбаться. – М-м-м…думал, – ответил я. – И что надумал? – Я решил на все забить и делать то, что хочу, – ответил я, обнимая его за талию. У него, кстати, должно быть, красивое и сильное тело. – И что же ты хочешь? – спросил он, с озорным блеском в глазах. – Хочу, чтоб ты снял рубашку, – усмехнулся я. – Стриптиз тебе состряпать, да? – улыбнулся Клим. – Можно просто снять рубашку. Хотя нет, дай я сам. Я начал расстегивать пуговицы. Медленно, под его внимательным изучающим взглядом. – Ты же вроде не гей, – протянул он, когда я справился уже с половиной. – Не гей. И не натурал. Я не знал, кто я, у меня ни того, ни другого никогда не было. – А почему? – на лице его читалась откровенная радость. – Они все казались мне слишком простыми…пресными. Ни рыба, ни мясо. Вот я и не интересовался. – А я, значит, тебя заинтересовал? – спросил он. – Я закончил, – проигнорировав его вопрос, сказал я. Клим мотнул головой, встряхивая волосами, и скинул с себя рубашку. Действительно, у него было очень красивое тело. Были видны кубики пресса, на руках рельефно выделялись мышцы, но при этом он особо крепким не выглядел. Он был просто безумно красивым. – Нравится? – спросил он, иронично относясь к моему завороженному взгляду. Я не успел что-либо ответить, так как он схватил меня за руку, переплетая наши пальцы, и дернул на себя, сам же откинулся назад, и я оказался лежащим на нём. Я никогда не задумывался над тем, что соприкосновение с чужим обнаженным телом вызовет во мне столько эмоций. Да, я продолжал испытывать рядом с ним страх, который иногда зашкаливал до перехода в паническую боязнь, но я уже привык к нему. Даже не то, чтобы привык, скорее, уже воспринимал это чувство как должное и перестал заострять на нем свое внимание. И для меня все было настолько новым, что я с радостью воспринимал любые эмоции, которые испытываю рядом с Климом. – Ты пахнешь вкусно, – прошептал он, зарываясь носом в мои волосы. У меня они не такие длинные, как у него, но короткими их тоже назвать нельзя. Да и вообще, волосы как волосы, ничего особенного. Вот у него они красивые, да. Такие светлые… – Рад это слышать, – усмехнулся я, – Надеюсь, ты не станешь меня есть? – Ну, мы это еще посмотрим… – игриво протянул Клим, несильно кусая меня за плечо. Странно. Странно быть рядом с человеком, который ведет себя, словно мы с ним давно знакомы, и, причем, состоим не просто в дружеских отношениях. Наверное, мне стоило бы удивиться. Но почему-то это не кажется странным. Словно так и надо. Опять сказывается моя привычка ничему не удивляться? Я ведь, действительно, все принимаю, как должное. Семнадцать лет мне вообще никто не нравился, и вот теперь я встречаю того, кто, и впрямь, выделяется среди остальных, так почему я должен изображать из себя кого-то? Мне нравится так себя вести, мне нравится, как он себя ведет, да и он мне просто нравится. Прежде всего, как человек, хотя он им и не является. – У тебя волосы красивые, – сказал я, дотрагиваясь до мягких светлых прядей. – Тебе, правда, нравится? – обрадовался он, – Спасибо. Мне еще никто такого не говорил. – Ну, мне тоже не говорили, что я пахну вкусно. Он рассмеялся. – Просто все, кто ни попадя, советуют мне сменить прическу. То длина им не нравится, то цвет! Это, вообще-то, мои волосы, что хочу, то с ними и делаю. Мне, может, нравится чувствовать их прикосновение, а с короткими хрен ты это прочувствуешь! – Да, хорошие волосы, красивые. Мне короткие тоже не очень нравятся, – ответил я. – А это ты сам себя покрасил? – спросил он, рассматривая эту несчастную синюю прядь. – Нет, конечно. В лагере постарались, – фыркнул я. – Вообще, тебе идет. Только корни уже отросли, и смотрится не очень красиво. Если хочешь, я могу хоть сейчас тебя покрасить. – Чем? У меня краски-то нет. – Ладно…Тогда в другой раз, – улыбнулся он, – Но с волосами тебе точно нужно что-то делать. – Да мне как-то все равно… – А мне нет, – Клим усмехнулся, – Если тебе все равно, то об этом уже буду заботиться Я. Заботливый какой. А впрочем, если ему так хочется, то пусть делает, что пожелает. В этот момент в дверь позвонили. – Кажется, кто-то пришел, – его губы расплылись в коварной ухмылке. Черт, только не это. После звонка послышались громкие удары ногами в дверь. Только одни люди могли ломиться в квартиру подобным образом. Мои чокнутые родители.