Влюбиться в смерть

Ярд увидел все, что так старательно хотел похоронить в своей душе. И то, как пьяный отец постоянно избивал его вместе с братом, и ту самую жуткую ночь, в которую погибла их мать, а его самого чуть не изнасиловали. Ярд словно снова оказался в том времени – с диким ужасом он смотрел, как тело брата без чувств падает на пол в неестественной позе, как жуткий монстр направляется к нему с ножом и как с безумной ухмылкой прижимает его к полу, начиная избавлять от одежды. Такого ужаса, как тогда, Ярд никогда прежде не испытывал – понимание, что его любимого брата больше нет, что он не придет его спасти, что сейчас его собственный отец надругается над ним, а потом, наверное, убьет, и никто, никто ему не поможет, буквально ослепляли. Осознание собственной беспомощности перед этой ситуацией парализовало тело – Ярд стал задыхаться, все еще продолжая рыдать, сердце готово было разорваться от бешеного темпа, а сознание уже находилось где-то на грани. И вот, когда надежд и сил бороться уже не осталось, тяжесть чужого тела, насквозь провонявшего спиртным, исчезла. Ярд сначала решил, что это все ему только кажется – Эйри с ненавистью ломал кости их отцу, а потом, закончив, кинулся к брату, прижимая того к себе. Наверное, Ярд уже умер, а Эйри пришел за ним… но нет, вот он, живой и теплый, они все в том же покосившемся от старости доме, а на полу безжизненным телом лежит монстр, когда-то подаривший им жизнь… Эта картина сменяется чередой других: сначала Ярд впервые понимает, что означает полученное братом бессмертие. Понимает, что брат теперь никогда не изменится, а он сам начнет медленно и мучительно стареть. Страх, шок, горечь неизбежности и ненависть ко всему этому миру, который отнял у него Эйри, превратив того в бессмертного проводника и оставив его самого простым человеком, обрушились на него, словно лавина. А дальше истерики по поводу того, что Эйри пропадает на работе, по поводу собственных изменений и бесконечные, изводящие обоих сцены ревности. И чем дальше, тем хуже становилось – изменений было все больше, они уже перестали выглядеть, как близнецы, скорее, как старший и младший братья, еще и работа, которую Эйри не имел права игнорировать. Как же Ярд ненавидел все это! Вся его жизнь стала состоять из одной лишь ненависти к несправедливой жизни. Тьма – вот что постоянно ощущал Ярд на протяжении девяти последних лет. Страх. Боль. Обида. Досада. Горечь. Благодаря Брэндону эти эмоции достигли максимального предела – Ярд снова видел все, что причиняло ему страдания, видел всю свою жизнь и вновь испытывал каждое мучительное мгновение, наносившее еще больше ран на его и без того израненную душу. А причиной всему был Эйри – близнец, к которому он испытывал слепую братскую любовь, выражавшуюся отнюдь не братским способом… Ярд никогда не задумывался о том, почему он всегда требовал от Эйри причинения боли во время секса. Не задумывался, но подсознательно понимал, что она была ему необходима – Ярд жаждал заглушить все эти темные эмоции физическими страданиями. Но Эйри слишком сильно любил брата, чтобы исполнить его просьбы, а потому Ярд вдобавок к огромному списку страхов и переживаний чувствовал постоянное неудовлетворение. Как бы он хотел, чтоб Эйри хоть раз в жизни взял его грубо, до слез выбивая из него хрипы и стоны, с силой сжимая такие знакомые и любимые руки на беззащитной тонкой шее, а потом на члене, не давая кончить и заставляя в буквальном смысле умолять о разрядке... Ярд всегда мечтал увидеть другого Эйри – жестокого, грубого, обращающегося с ним, как с ничтожеством, потому что его мазохистская натура требовала садистского обращения. Но нет, Эйри совсем не такой – он нежный, заботливый, любящий брат, трясущийся над ним, как над тропическим хрупким цветком. Если бы он хоть раз сделал то, о чем просил его близнец, то Ярду стало бы намного легче и спокойнее, но он просто не мог, а потому все становилось только хуже. Ярд… чья жизнь была наполнена сплошным черным цветом, аномальным для человеческой натуры… Знал ли он вообще когда-нибудь счастье? Постоянные истерики, обиды, страхи, но в то же время дикая привязанность и чувство собственничества – вот на чем держались их отношения, приносящие лишь перманентное забвение, а после возвращающие их в непрекращающуюся пучину страданий. Да, Ярд любил его так, как никого другого, но была ли эта любовь истинной и имела ли в основании хоть что-нибудь, кроме братских чувств и страшного, несмываемого отпечатка той страшной ночи, после которой Ярд и стал таким? Эйри старался делать все, чтобы Ярду было хорошо, но делал это по-своему, так, как поступает любящий брат. И даже если секс при этом необходим, то Эйри даст ему секс и будет счастлив просто оттого, что смог доставить Ярду хоть какое-то удовольствие. После обретения вечной любви к нему, в основе все равно оставалась братская преданность, но Ярду-то нужно было совсем не это… И может, сложись их судьба иначе, они бы вообще не стали любовниками? После той ночи внутри Ярда что-то сломалось, и, чтобы хоть как-то справится с этим, Ярд соединил в единственном родном для него существе сразу две роли – и брата, с которым они были неразлучны с самого детства и без чьей поддержки он теперь просто не выживет, и любовника, наличие которого стало ему жизненно необходимо. Такой исход был неизбежен, но сколько ни пытайся, соединить эти две абсолютно противоположные функции просто невозможно, и если братом для Ярда у Эйри быть получалось, то любовником, которого Ярд желал, уже нет. Поэтому Ярд, снова и снова, отчаянно пытался это исправить, даже не отдавая себе отчета в своих действиях – своими истериками он подсознательно провоцировал Эйри на грубость, но тот лишь успокаивал, был нежным, бесконечно любящим… И Ярд без этого тоже не мог. Две потребности – получать тепло, ласку и нежность, и при этом испытывать физическую боль во время секса, тесно переплелись между собой, как терновые ветви, легли в основу его надломанной личности. Ярд отчаянно верил, что Эйри сможет дать ему и то, и другое, но это было невозможно, а потому их союз был изначально обречен, ведь никогда не принес бы им обоим абсолютное счастье, к которому они так стремились… Снова проигрывая все эти сцены, произошедшие и много лет назад, и совсем недавно, Ярд видел намного больше, чем раньше. Возможно, с его собственным мироощущением смешалось восприятие Брэндона, но факт остается фактом – он понял то, чего раньше не мог понять в силу того, что был слишком поглощен ситуацией. Понял, что их любовь была необходима им обоим, но в то же время она являлась неправильной, бессмысленной и ни к чему не ведущей. Однако та страшная ночь и ее последствия далеко не единственное, что составляло тьму внутри него – длинную цепочку эпизодов замыкал изнасиловавший его Шакс. И опять те же самые жуткие чувства и эмоции, которые он ощутил в день становления Эйри проводником – страх, осознание собственной беспомощности и невозможности повлиять на ситуацию. Если бы Ярд любил Шакса, то испытал бы истинное наслаждение от его действий, но он любил только Эйри, а потому мог чувствовать к своему насильнику лишь ненависть. А еще ненависть к самому себе. За то, что настолько жалок и не может защитить себя и свою честь… Брэндон проделал это путешествие вместе с ним. Вытащив из подсознания Ярда все самые негативные моменты его жизни, он тем самым полностью наполнил его тьмой, окрасив его душу и сердце в черный цвет. Он сам с превеликим удовольствием воочию увидел то, что сделало Ярда настолько привлекательным для него, и в который раз восхитился силой этого человека – история всей его жизни наполнена почти непроглядной затяжной тьмой, но он, избрав ложный смысл жизни, смог держаться на поверхности, не позволяя себе утонуть в этом черном омуте. Однако отвлекаться на созерцание картин его жизни было нельзя – Брэндон чувствовал, что они уже совсем приблизились к финалу, поэтому сейчас было необходимо максимальное сосредоточение. Тьма жизни Ярда кончалась ровно тогда, когда Шакс перестает его насиловать, и нужно было не пропустить этот момент – Ярда резко вернет обратно в сознание, и Брэндон должен быть уже наготове, ведь внутренняя тьма, которую он всколыхнул в его памяти, лишь почва, необходимо еще бросить в нее семена, чтоб они проросли. Брэндон не любил эту часть ритуала, но по-другому никак, поэтому он, вынырнув из его сознания, тем самым оставив Ярда в одиночестве досматривать картины вчерашнего происшествия, принялся за дело. Раздеть практически неподвижное тело достаточно просто, а вот дальше… Брэндон предпочел бы, чтобы их первый раз прошел как-то иначе, но ничего не поделаешь. Вздохнув, он раздвинул ему ноги и почти тут же погрузил в него сразу два пальца, предварительно смазав их обычным гелем для подобных целей. Неромантично и абсолютно никакого удовольствия – Брэндон никогда не увлекался некрофилией, но ритуал есть ритуал, и уж точно не ему на это жаловаться. Просто… когда ты испытываешь к кому-то симпатию, хочется, чтобы этот кто-то реагировал, отвечал на твои прикосновения, особенно когда между партнерами до этого еще ничего не было. А так, выходит, что в самые интимные моменты первой близости один из партнеров в отключке, а второй должен полностью контролировать ситуацию, отодвигая все свои собственные желания так далеко, как только можно, чтобы не мешали. В общем-то, когда Брэндон говорил, что это будет всего лишь одно из техничных неизбежных действий, он не врал – а как еще это все можно назвать? Механически растянуть партнера, постепенно доводя до трех пальцев, потом вызвать у себя эрекцию и начать не приносящие никакого удовольствия движения внутри него, ожидая лишь, когда Ярд, наконец, очнется. Зато потом, когда он станет бессмертным… Ярд ощущал, как Шакс снова и снова врывается в него, и как у него самого уже больше нет сил на сопротивление. Все, что произошло вчера, он отчетливо переживал вновь, и от этого было лишь больнее. Где-то на краю сознания он понимал, что это, пусть яркие, но воспоминания, и кошмар скоро закончится, но абстрагироваться от этого было невозможно. И вот наконец образ Шакса стал меркнуть. Ярд уже было хотел вздохнуть с облегчением, однако физическая боль от проникновений не прекратилась, а скорее наоборот, стала ощущаться лишь сильнее. Карие глаза Шакса окрасились в кроваво-красный оттенок, все погрузилось во тьму, и Ярд с ужасом понял, что реальность является лишь продолжением кошмара. Резко и грубо, причиняя неимоверную боль, в него врывались вновь и вновь, и Ярд закричал, предпринимая слабую попытку вырваться. – Не дергайся, – прошипел Брэндон, хватая его за запястья и снова фиксируя их у него над головой. – Нет, отпусти меня! – закричал Ярд, за что получил пощечину. – Я же сказал, не дергайся! – Брэндон особенно сильно толкнулся в него, и еще больнее сжал руки, отчего Ярд вскрикнул и снова зарыдал. Брэндон знал, что Ярд еще не делает различий между тем, что увидел только что, и реальностью, поэтому приходилось вести себя настолько грубо, насколько возможно – чем больнее Ярду будет сейчас, тем легче станет потом. Ярд должен ненавидеть – все равно, кого, главное, чтобы в момент превращения он испытывал жгучую ненависть, поэтому Брэндон ускорил темп, стараясь причинить ему как можно больше душевных и физических страданий. – Прекрати… Шакс… – шептал Ярд, не понимая, что перед ним Брэндон – воспоминания были настолько реальны, их было так много, что Ярд на время забыл, что он здесь делает и что на самом деле происходит. – Думаешь, я остановлюсь? – зло усмехнулся Брэндон. То, что Ярд сейчас спутал его с Шаксом, только на руку. – Ты поплатишься за все, что сделал! Я всегда любил тебя, а ты… тебе было насрать на мои чувства! Да лучше бы ты сдох вместе со своим братцем! Брэндон, одной рукой продолжая удерживать Ярда, вторую сжал на его шее и начал медленно, но верно душить. Ярд закашлялся и попытался вырваться, но захват был слишком сильным. Ощущая, как силы покидают его, он бросил последнюю, короткую, но пронизанную неимоверно сильными чувствами фразу: – Ненавижу тебя… Да, Брэндон чувствовал ненависть Ярда, его непреодолимую тягу уничтожить того, кто лишает его жизни, и при этом ощутил, как душа уже готова покинуть тело. Два действия, совершенные практически одновременно – Брэндон уже с помощью второй руки, сомкнувшейся на горле, закончил начатое, и, кончая в него, поцеловал будто бы навсегда замершие губы, вдыхая в это тело новую – вечную – жизнь… Сердце Ярда в прямом смысле остановилось, и Брэндон замер, не разрывая поцелуя и не покидая его тела. Несколько секунд… осталось пережить всего несколько мучительно-долгих секунд, за которые душа навсегда должна слиться с телом. Две, три, пять, десять – ничего. Но… почему? Почему Ярд не возвращается? А вдруг и правда ничего не вышло?! Вдруг Брэндон совершил огромную ошибку и действительно убил его?... Осознав нелепость собственного положения, Брэндону захотелось стукнуть себя по голове чем-нибудь тяжелым – из-за переживаний за конечный результат он вообще перестал ощущать окружающее его пространство, что было совсем на него не похоже. А Ярд жив, еще как жив – от него исходят те же волны, что излучают все подобные Брэндону. А это значит только одно – все прошло так, как он и задумывал с самого начала. Рассмеявшись, и вместе с тем облегченно расслабляясь, Брэндон вышел из Ярда и лег рядом с ним, ожидая, когда тот, наконец, откроет глаза. Интересно, какого оттенка они будут? Ярд понял, что умер. Вот только странная смерть какая-то – по всему телу бежали силы, наполняя каждую клетку его организма энергией. Физическая боль постепенно отступала, и, хоть Ярд чувствовал, что его сердце остановилось, он все еще ощущал окружающее пространство. Даже слишком хорошо ощущал. С ним что-то происходило, словно совершался апгрейд всего тела, и от этого было странно, однако совсем не страшно. Ярд не знал сам, сколько так пролежал, но вдруг сердце снова забилось, вернулся контроль над телом, а после пришло осознание – пора возвращаться. И, сделав свой первый, жадный, вдох, явившийся символом начала новой жизни, Ярд открыл глаза… Еще никогда Ярд не чувствовал себя так хорошо – никаких бессмысленных тревог, никаких волнений, а на первом месте лишь чистая ненависть, мягко обволакивающая все естество. Это было так ново, так странно – раньше все было пронизано мыслями о том, что он когда-нибудь умрет, а теперь главный страх всей его жизни стал не более чем неприятным воспоминанием. Больше не надо страдать, не надо бояться за то, что постареешь, не надо устраивать истерики – отныне Ярд бессмертен, и теперь вся жизнь изменится к лучшему. Ярд еще никогда не дышал так свободно, как сейчас, от понимания того, что тяжкий груз навеки сброшен с его плеч. Набрав полную грудь, он медленно с наслаждением выдохнул, не в силах сдержать улыбку. Ярд чувствовал, что он сам теперь другой, и ему до безумия нравилось ощущать нового себя – уверенного, сильного, спокойного. Тьма в сердце больше не причиняла боль, наоборот, именно из нее он черпал силы, и их было в разы больше, чем когда он был обычным человеком. И если раньше Ярд ощущал себя беспомощным перед огромным миром, то теперь появилось твердое понимание того, что не ты подчиняешься миру, а он тебе. Все это было настолько поразительно, что Ярд, ощутив все нарастающее чувство восторга, не смог сдержать смеха. Ему хотелось смеяться, потому что в жизнь воплотилось то, на что он не мог и надеяться. Благодаря Брэндону воплотилось… Брэндон чувствовал радость Ярда и сам был бесконечно рад – все прошло так, как он того и хотел. Несмотря на риск и определенную долю сомнений, в глубине души Брэндон все равно знал, что Ярд справится – такая сильная тьма и такая жгучая ненависть просто не могли отвергнуть бессмертие, в основе которого и лежит тьма в чистом ее проявлении. А Брэндон просто нашел ей разумной применение, облек в красивую совершенную форму, так что сейчас он с несвойственным ему восторгом и даже какой-то отеческой любовью взирал на свое творение, довольный абсолютно всем. Ярд и без того нравился ему даже человеком, но теперь, когда он стал бессмертным могущественным существом с невероятно красивым гранатовым оттенком глаз, Брэндон чувствовал восхищение и жажду обладать этим стройным телом, которую не испытывал уже очень давно. Но Ярда пугать нельзя. А он сам может и подождать. – Как ощущения? – Ярд повернулся на звук голоса и увидел лежащего рядом с собой Брэндона. Странно, раньше он не видел в темноте, а сейчас все так отчетливо… Ярд скользнул по его обнаженному, накаченному телу взглядом, и в голове промелькнула мысль – они же с ним переспали, да? Или нет? Ярд почти ничего не помнил из того, что между ними происходило, хотя, в общем-то, какая разница? Что бы ни было, оно того стоило. – Словно заново родился, – Ярд поднял руки вверх и потянулся, получая от каждого своего движения настоящее удовольствие. – Ты так прекрасен, Ярд… – Брэндон улыбнулся и, протянув руку, провел ей по его щеке. Ярд почти физически ощутил радость, исходящую от него, и с благодарностью улыбнулся. – Хочешь посмотреть на себя? Брэндон указал Ярду на стоящее в углу зеркало, и тот, медленно встав на ноги, так же медленно пошел оценивать свой облик – каждый шаг приносил странные ощущения, будто бы Ярд раньше и не ходил никогда. Но все мысли об этом отошли на второй план, когда Ярд себя увидел. Кроме цвета глаз ничего кардинально не изменилось, но сам облик… Ярду показалось, что в зеркале не он, а кто-то другой – сильный, уверенный, с живым огнем во взгляде. Ярд действительно стал другим, и ему это нравилось. – Выходит, это были не линзы, – заметил Ярд. – Ты бы испугался, если б я сказал тебе правду сразу, – ответил Брэндон и, подойдя к Ярду, встал за его спиной. – Бессмертие и правда тебе к лицу. – И что теперь? – тут же спросил Ярд, разворачиваясь к нему. Брэндон усмехнулся. Какой нетерпеливый… Да, именно таким он его себе и представлял. – Живи, Ярд. Живи так, как никогда прежде не жил. Велик был соблазн сейчас притянуть его к себе и поцеловать, но Брэндон понимал, что еще рано. Поэтому ограничился лишь поправлением пряди, спавшей ему на лицо. – Давай я отвезу тебя домой. Тебя же ждет брат, верно? Брат… Ярд изумленно распахнул глаза. Странно, ведь на все это он согласился только ради него… почему же тогда он о нем не вспомнил? Хотя, видимо, все дело в ритуале и в том, что Ярд был слишком поглощен произошедшими с ним переменами. – Да… Спасибо тебе. Брэндон в ответ только улыбнулся, неотрывно глядя в его глаза. – Не за что.